Человек способный сопереживать другому: 5 фактов об эмпатии — все самое интересное на ПостНауке

Ничего личного — только эмпатия

Есть слова и понятия, которые когда-то были перенесены из научной сферы в сферу морально-этическую и личную в целях их более или менее явной регламентации.

Таково, например, слово «эмпатия». Буквально означает «благая страсть» или «благое чувствование» (от греческого греч. ἐν («ев») — «в» + греч. πάθος «патос» — «страсть», «страдание», «чувство»). Определение этому понятию даётся такое: «Осознанное сопереживание текущему эмоциональному состоянию другого человека без потери ощущения внешнего происхождения этого переживания». Или такое: «Умение поставить себя на место другого человека и понять его мысли и чувства. Эмпат — это человек, который обладает способностью резонировать на разных уровнях с другими людьми».

Есть ещё и много других определений. Все они претендуют на научную истинность, хотя в своих базовых понятиях и категориях нередко расходятся. В одном случае мы получаем синоним давно известного термина «сочувствие», с которым связан огромный опыт взаимоотношений людей в нашей культуре, причём как светский, так и религиозный.

В других случаях, напротив, «эмпатия» понимается предельно широко — как способность эмоционального «отзеркаливания», умения посмотреть глазами другого, овладеть оптикой его взгляда и чувства. Например, один психолог утверждает: Говорят: «Эмпатия — умение почувствовать то, что чувствует другой. А сочувствие ближе к жалости, для него необязательна полная эмпатия».

Назовем два эти типа определения условно «теплым» и «холодным». В обоих случаях возникают вопросы. «Тёплое» определение просто повторяет значение слова «сочувствие», и тогда непонятно, зачем требуется удвоение термина, если вся концептосфера и культурное содержание понятия связаны именно со словом «сочувствие». Во втором случае удивляет некая безразмерность — рамки «холодного» определения эмпатии настолько широки, что применение термина становится бесконтрольным. В него можно «запихнуть» что угодно. Кстати, обратим внимание на то, что «эмпатия» крайне редко употребляется в одном ряду с чем-то похожим термином «симпатия», очень хорошо прижившимся в нашей культуре и являющимся прямым аналогом «сочувствия» даже на уровне этимологии (сим- = «со-», чувство = «патос»).

Если одно толкование термина избыточно, а другое безразмерно, зачем нужен сам термин? Почему ряд психологов предпочитают работать именно в такой «проблемной» понятийной парадигме.

У меня возникает следующая догадка. А не потому ли так происходит, что «эмпатия» в её расхожем понимании, в отличие от сочувствия, не требует деятельного подхода, не требует подтверждения поступками, отменяет проверку теории практикой. А заодно и ту самую евангельскую мысль, согласно которой «вера наша мертва без дел наших».

Что если настаивание на этом термине — попытка придания психологии гностического характера, характера чисто описательной дисциплины, в которую нужно только верить и с её помощью изъясняться, но которая не должна ничего формировать.

В этой ситуации сочувствие всё больше перестаёт быть искренним порывом и превращается в правило хорошего тона. В эту самую — «эмпатию». Лёгкая печальная улыбка, брови домиком… Сочувствие-лайт.

То есть некто способен встать на место другого, посмотреть его глазами… Хорошо. Но ведь часто это умение используется совсем не в альтруистических целях. Например, мошенники зачастую тоже являются очень сильными эмпатами. Они должны досконально просчитать реакции жертвы, чтобы осуществить свой замысел. Посмотреть на вещи её глазами. Разве это не эмпатия? Эмпатия, конечно. Но разве это сочувствие? Разумеется, нет.

Или возьмём такую вещь, как экономические санкции. Они учитывают реакцию больших групп населения, их настрой и реакции. Эмпатия? Ещё какая. Сочувствие? Да нет, нечто прямо противоположное.

Эмпатия, оказывается, явление не хорошее и не плохое. Его можно направить к любой цели — это «дышло, как повернёшь, так и вышло». Вы скажете: да, в этом разница, и что же?

А то, что слова «эмпатия», «эмпат» маркированы в современном употреблении однозначно позитивно. Эмпатия — это даже почётно. О ней говорят именно в контексте помощи разным людям. Но оправданно ли в этом контексте именно это слово?

А вот сочувствие «обратным концом» не повернёшь.

И мне трудно представить, когда сочувствием хвастаются, когда его рекламируют. Это же какой-то этический нонсенс получается. Эмпатия же, как мы видим, сама по себе ни к чему не обязывает. А поводом набрать очки, попиариться, становится очень часто. Как объяснить этот казус.

Или вот такой пассаж: эмпатия может быть ниже среднего (ниже нормы), средней (недостаточной до развитой), достаточно развитой (в норме) и излишней (сверх нормы). А вы можете представить подобное измерение сочувствия? Разумеется, нет. Сочувствие всегда хорошо, но его всегда мало. Совсем другой системы оценок оно требует, согласитесь.

А вот ещё выдержка из статьи автора, который рекомендован в качестве психолога: «Есть два простых и эффективных упражнения, выделяющихся из множества, способных развить эмпатию в короткие сроки: «Телефон». Суть данного метода заключается в том, что вы при помощи мимики и жестов изображаете какой-то предмет или тему разговора, а окружающие должны отгадать, о чём идёт речь. «Зеркало и мартышка».

Одна из излюбленных детских игр, но также она способствует раскрытию эмоционального состояния взрослого человека и попаданию в комфортную зону. Для данного упражнения обзаведитесь компаньоном, встаньте напротив партнёра и с помощью жестикуляции показывайте различные чувства, затем поменяйтесь с товарищем местами и повторите такие же действия. Это поспособствует тому, что вы научитесь понимать эмоциональное состояние и чувства окружающих людей».

Теперь сравним с сочувствием или даже симпатией. И почувствуем разницу.

Похоже, эмпатия в расхожем смысле слова — понятие внеморальное и чисто умозрительное. Судя по всему, это такая радикализация плюрализма, гражданский ритуал. Не вместе, а вместо сочувствия. И мы приучаемся довольствоваться именно этим. В Новом году я бы пожелал моим соотечественникам обратного. Подлинного сочувствия друг к другу. А эмпатией лучше заниматься с платным психологом, если есть на это средства.

Сопереживание и сотворчество (диалектика и взаимообусловленность)

Блок В. Б.

Социальная эффективность художественного творчества, воздействие искусства и литературы на формирование характера человека, на его мировоззрение, жизненные установки, сущностные особенности художественного восприятия — проблема как искусствоведческая, так и психологическая. На протяжении длительного времени научная мысль не без успеха вела наблюдения над человеческим восприятием вообще и художественным в частности, находила некоторые важные их закономерности. Нередко делались верные прогнозы даже о характере воздействия того или иного художественного произведения, его месте в культурной и шире — общественной жизни. Одна из опасностей на этом тернистом пути — соблазнительная доверчивость к результатам модных ныне социологического и культурологического анкетирования, весьма уязвимого зачастую с позиций искусствознания и психологии. Как показывает историческая практика, сама по себе широкая распространенность тех или иных художественных (и квазихудожественных) запросов не отражает подлинного уровня влияния произведений литературы и искусства на общественное сознание.

Опубликование в 1965 г. «Психологии искусства» Л.С. Выготского потому более всего стало сенсацией в образованных кругах нашего общества, что показало великолепную возможность находить закономерности, общие для воздействия художественных произведений, непосредственно в их структуре. Но этого мало. Ученый обосновал художественно-психологическую реакцию как процесс сложносоставной и непременно внутренне противоречивый на всем протяжении восприятия произведения, а не только в завершающем взрыве, известном под аристотелевским наименованием «катарсис». Открытие это, сделанное в середине двадцатых годов, не находило последовательного развития в литературоведческих и искусствоведческих трудах, не нашло, думается, надлежащей оценки и у многих психологов.

Почему?

Потому, очевидно, что найди тогда и в дальнейшем открытие Выготского свое развитие и развернутую аргументацию, оно неминуемо вступило бы в конфликт с крепнущими в ту пору догмами, исходными для методологии художественно-критических приговоров.

Они требовали в соответствии с тезисом о перманентном обострении классовой борьбы в социалистической стране и в мире понимания противоположностей как сил, жаждущих кровавого уничтожения друг друга. Затушевывалась, а то на практике и вовсе игнорировалась борьба противоположностей как непреложное условие развития, как органика естественного существования. Противоречие как непременное свойство художественных воздействия и восприятия в этих условиях могло предстать лишь в изрядно деформированном и вульгаризованном виде.

Противоречивость как живую характеристику художественного восприятия Выготский зафиксировал в процессе «противочувствования» («противочувствия»). Оно вызывается во всех литературных произведениях, начиная с простейшей басни и заканчивая сложнейшим «Гамлетом», по Выготскому, борьбой, противоречием между фабулой и сюжетом. Оно дразнит, тормошит и направляет чувство читателя, побуждает его с нарастающим душевным напряжением усваивать прочитанное (или увиденное в театре) одновременно в двух противоположных планах — поверхностном и глубинном, причем источник эмоционального напряжения редко осознается. Ясно видно лишь волнение, вызываемое явными стычками героев, тем, что ученый с легким пренебрежением называл «обыкновенной драматической борьбой», которая в театре затемняет суть содержания пьесы, того самого, что унесет с собой в жизнь эмоциональная память зрителя. Заметим, что неосознанность или неполная осознанность первопричины драматических впечатлений читателя и зрителя — один из основных постулатов концепции Выготского. Нетрудно догадаться, что столь же плохо поддается фиксации подлинное, а не пригодное для стереотипных умозаключений последействие художественного восприятия. Все эти выводы могли бы, будь они опубликованы в свое время, чинить изрядные неудобства для той простейшей методологии художественного анализа, который начинался и кончался вопросом «Кто кого?».

Между тем, Выготский дал ключ к эстетико-психологическому исследованию, раскрыв понимание художественной гармонии не как ласкающей взор и слух идиллической гладкописи и не как живописного изображения поединков положительного с отрицательным согласно тем или иным идеальным представлениям. По Выготскому, достойная художественная структура насквозь конфликтна и тем замечательна, что соответствует человеческим потребностям в искусстве как сильном и властном возбудителе глубоких, эмоционально окрашенных творческих процессов.

Важнейшее вдохновляющее противоречие, общее для всех искусств, вызывает животворную раздвоенность впечатлений: мы видим в художественном произведении отраженную и выраженную в нем жизнь и в то же самое время отлично понимаем (хотя бы на отдаленном плане сознания), что перед нами произведение искусства, оцениваемое согласно его собственным критериям. Пусть эти критерии историчны, изменчивы, корректируются личными и групповыми пристрастиями и вкусами, но они относительно устойчивы в данный момент, в данном сообществе, обладающем определенной степенью культуры.

Парадокс целостности художественного впечатления непременно предусматривает его динамичную противоречивость: необходимо доверительное эмоциональное соотнесение прочитанного, увиденного, услышанного со своим жизненным опытом, со своим сегодняшним душевным состоянием и вместе с тем необходима увлекательная отстраненность от прочитанного, увиденного, услышанного как отображения жизни, приподнятое настроение от встречи с искусством как таковым. В комплексе художественного впечатления одна его противоположность стимулирует другую. Восхищаясь мастерством художника, читатель, зритель, слушатель интенсивнее ассоциирует созданные образы со своими жизненными наблюдениями, идеальными устремлениями, потребностями. Этот процесс, в свою очередь, поддерживает эстетический интерес к воспринимаемому.

Различные направления в искусстве, каждое по-своему, эмпирически или согласно продуманной программе используют диалектику художественного восприятия, усиливая то одну, то другую его противоположность. Впрочем, как мы попытаемся доказать, и каждая из них, в свою очередь, должна анализироваться диалектически, так как содержит свои неминуемые противоречия, приобретающие наибольшую очевидность, когда рассматривается в единой системе с духовными потребностями реципиентов. Понятно, что при таком анализе неизбежна некоторая схематизация взаимосвязей, обычно сопровождающая попытки выделить какие-либо закономерности функционирования искусства, нелегко поддающиеся объективации из-за своей изменчивости.

Уже кажется общепринятым в рассуждения о художественном восприятии включать такие известные понятия, как «сопереживание» и «сотворчество». Нередко они употребляются почти как синонимы или одно вслед за другим без расшифровки, что, собственно говоря, имеется в виду, дополняют ли они друг друга бесконфликтно или находятся в противоречии между собой? Когда эти термины встречаются в статьях или рецензиях, читатели, наверно, не вдумываются в смысл примелькавшихся понятий, их собственные свойства как бы стираются.

Между тем «сопереживание» и «сотворчество», на наш взгляд, входят в художественное восприятие как его ведущие компоненты, они вызываются произведениями искусства как стимуляторы активности сложных психических процессов. Сопереживание и сотворчество практически неразъединимы, нередко они взаимно проникают друг в друга, и все же это разные процессы, представляющие собой противоположные динамичные образования.

Можно не сомневаться, что степень активности сопереживания и сотворчества — это и есть мера эффективности воздействия художественного произведения. Однако это утверждение требует разъяснений.

Сопереживание выражает специфически эмоциональное отношение к героям романа, повести, рассказа, стихов, драматического, оперного, балетного спектакля, кино- и телефильма, произведений изобразительного искусства и т.п. и подразумевает разные градации сочувствия их героям, сопряженного часто с взволнованным со-раздумьем. Сопереживание обусловлено личностным восприятием героев художественных произведений и характеризуется, в частности, опережающим изображенные события собственным стремлением предугадать принимаемые героями ответственные решения, совершаемые поступки.

Необходимым условием доподлинности сопереживания должна быть вера читателя* в правду им воспринимаемого, по крайней мере — в правду возможного. (* Здесь и в дальнейшем автор позволяет себе объяснить понятия «читатель», «зритель», «слушатель» в едином — «читатель», подразумевая, что в любом произведении искусства имеется «художественный текст», признанный многими учеными в качестве объединительного термина. ) Конечно, искусство по-своему «обманывает», оно умеет выдавать за жизненную правду правду художественную, т.е. преобразованную, условно говоря, «по законам красоты», которые помогают внушению этой веры, но читатель и сам обманываться рад, он по-своему распознает жизненную реальность в образах искусства.

Говоря о сопереживании, нельзя не вспомнить о так называемом «вчувствовании» и близкой этому понятию «эмпатии». И то, и другое зиждется на давно замеченном человеческом свойстве намеренно или непроизвольно ставить себя как бы на место другого (особенно если к нему испытывается симпатия или, наоборот, заинтересованная антипатия), мысленно перевоплощаться в этого другого с помощью воображения.

Видный американский психолог К. Роджерс, характеризуя «эмпатический способ общения с другой личностью», пишет, что «он подразумевает вхождение в личный мир другого и пребывание в нем «как дома». Он включает постоянную чувствительность к меняющимся переживаниям другого — к страху, или гневу, или растроганности, или стеснению, одним словом, ко всему, что испытывает он или она. Это означает временную жизнь другой жизнью, деликатное пребывание в ней без оценивания и осуждения… Это включает сообщение ваших впечатлений о внутреннем мире другого, когда вы смотрите свежим и спокойным взглядом на те его элементы, которые волнуют или пугают вашего собеседника…».

Значит, полного слияния не происходит? Вы сохраняете полное присутствие духа, когда ваш собеседник его теряет?

Нет, К. Роджерс так не думает и… противоречит сам себе. Он пишет далее: «Быть с другим таким способом означает на некоторое время оставить в стороне свои точки зрения и ценности, чтобы войти в мир другого без предвзятости. В некотором смысле это означает, что вы оставляете в стороне свое «я». (Это «в некотором смысле» отчасти снимает противоречие. — В.Б.). Это могут осуществить только люди, чувствующие себя достаточно безопасно в определенном смысле: они знают, что не потеряют себя порой в странном и причудливом мире другого и что смогут успешно вернуться в свой мир, когда захотят. .. Быть эмпатичным трудно. Это означает быть ответственным, активным, сильным и в то же время — тонким и чутким».

Искусство, привлекая к себе возможностью увлекательно пережить аналогичный процесс, снимает с читателя ответственность за того или за тех, в чьи личные миры он бесстрашно входит, помогает ему талантом художника быть и тонким, и чутким. Безопасное эстетизированное сопереживание придает читателю активность и силу, которыми он в жизни, быть может, не обладает, а сотворчество — стимулирует конструктивное воображение и уже тем самым держит читателя на позиции отстранения, не дает покинуть самого себя.

Литература и искусство, даруя человеку радость эмпатии без ее обременительности, обогащает его собственный внутренний мир открытостью доверительного общения с личностями, наделенными драматическими судьбами. Спровоцированная искусством необходимая эмпатии активность из-за невозможности влиять на исход изображаемого (в рассказе, спектакле, фильме, на картине, по-своему в музыке) обращается как бы внутрь самого читателя. Бездеятельность, вынужденная и по-своему драматичная, усиливает ощущение эстетизированности героя, придает ему как бы надбытовые черты, сближая испытываемое при этом чувство в некоторых случаях с религиозным.

Тут нужно существенно дополнить наблюдения К. Роджерса. Как доказано К.С. Станиславским и вслед за ним некоторыми учеными, человек не может перевоплотиться в образ другого, полностью отказавшись от самого себя, от своих свойств и качеств.

Хотя человеку органически свойственно повседневное мысленное перевоплощение как в образы действительности, так и в образы, возникающие в личной фантазии каждого, он не свободен в этих процессах. Они зависят от социально обусловленных жизненных установок субъекта, т.е. от его неосознанных потребностей, определяющих предуготованность к действию (в данном случае к эмпатии), и от его отношения к объекту перевоплощения, подсказывающего избирательное, часто интуитивное постижение его характера, его индивидуальности. Такое отношение само по себе придает эмоциональную окраску эмпатии, вводит в нее субъективную оценку и самого объекта, и характера проходимой мысленной, воображаемой акции.

Эмоциональная насыщенность эмпатии в процессе сопереживания героям художественных произведений специфична. Польский психолог Я. Рейковский, отмечая большое воздействие эмоций на познавательные процессы, на восприятие, память и т.д., отмечает, что «особенно отчетливое влияние оказывают эмоции на ассоциативные процессы, воображение и фантазии».

Вызванное художественным образом стремление к эмпатии (всегда свойственное человеку и по его коммуникативной потребности) стимулирует эмоциональную напряженность дальнейшего восприятия, а через него необходимое для всех разновидностей вчувствования воображение, а также ассоциации с возникающими в эмоциональной памяти прошлыми жизненными впечатлениями, с событиями внутренней психической жизни, как осознанными, так и неосознаваемыми. Все это, в свою очередь, повышает эмоциональный накал сопереживания, придает ему дополнительные стимулы.

Активность сопереживания еще и потому приносит при встречах с искусством удовлетворение, что потребность в эмпатии естественна у каждого, причем ее реализация за счет общения, хотя бы иллюзорного, с людьми особенно интересными, переживающими особые судьбы, найденные искусством, приобретает для реципиентов значение по-своему исключительное.

Ф.В. Бассин, В.С. Ротенберг и И.Н. Смирнов пишут, что «эмпатически ориентированные воздействия отвечают какой-то глубокой потребности индивида, способствуют удовлетворению этой потребности, которая может индивидом сознаваться ясно, осознаваться смутно и даже, отнюдь не теряя из-за этого своей остроты и настоятельности, не осознаваться вовсе».

Между тем, по мнению ученых, научное исследование этой психологической, культурно-исторической и социальной проблемы вряд ли можно считать хотя бы только начатым. Они спрашивают, в частности: «Хорошо ли мы … понимаем причины, порождающие эту неудержимую потребность в эмпатии, в сочувственном сопереживании с другим человеком того, что нас тяготит и тревожит?». И отвечают, что долгое время нераспознанное академической психологией отражено великими мастерами художественного слова «в образах, творимых ими на основе интуитивного постижения правды окружающего их мира», приводят примеры из «Преступления и наказания» Ф.М. Достоевского, «Анны Карениной» Л. Н. Толстого.

Но отраженное в искусстве объясняет и один из главных стимулов всеобщего тяготения к самому искусству, возможности его воздействия, зависимого, впрочем, не только от стремления к эмпатии. Специфика художественного восприятия многопланова.

Степень постижения художественного образа детерминирована способностью читателя вникнуть в «подтекст» произведения, т.е. во внутренние слои, глубинные уровни художественного содержания.

«Художественное произведение, — пишет психолог А.Р. Лурия, — допускает различной степени глубины прочтения; можно прочитать художественное произведение поверхностно, выделяя из него лишь слова, фразы или повествование об определенном внешнем событии; а можно выделить скрытый подтекст и понять, какой внутренний смысл таится за излагаемыми событиями; наконец, можно прочесть художественное произведение с еще более глубоким анализом, выделяя за текстом не только его подтекст или общий смысл, но анализируя те мотивы, которые стоят за действиями того или иного лица, фигурирующего в пьесе или в художественном тексте, или даже мотивы, побудившие автора писать данное произведение.

Характерно, что «глубина прочтения текста» не зависит от широты знаний или степени образования человека. Она не обязательно коррелирует с логическим анализом поверхностной системы значений, а больше зависит от эмоциональной тонкости человека, чем от его формального интеллекта. Мы можем встретить людей, которые с большой полнотой и ясностью понимая логическую структуру внешнего текста и анализируя его значение, почти не воспринимают того смысла, который стоит за этими значениями, не понимают подтекста и мотива, оставаясь только в пределах анализа внешних логических значений».

Такое поверхностное восприятие искусства, однако, очень удобно для различных идеологических спекуляций, и в конечном счете для своеобразной уравниловки, которая не только ставит в одно и то же положение талант и посредственность, но даже отдает предпочтение этой последней, поскольку она проще для уяснения «логической структуры внешнего текста», охотнее откликается на конъюнктурные требования, не имеющие отношения к реальному идейно-эстетическому воспитанию.

А.Р. Лурия отмечал далее: «Эта способность оценивать внутренний подтекст представляет собой совершенно особую сторону психической деятельности, которая может совершенно не коррелировать со способностью к логическому мышлению. Эти обе системы — система логических операций при познавательной деятельности и система оценок эмоционального значения или глубокого смысла текста — являются совсем различными психологическими системами. К сожалению, эти различия еще недостаточно исследованы в психологической науке и ими больше занимаются в литературоведении и в теории и практике подготовки актера. О них, в частности, писали в своих работах К.С. Станиславский (1951, 1956), М.О. Кнебель (1970) и др.».

Разумеется, было бы неверно полагать названные две системы изолированными друг от друга. Может быть, психолог слишком доверился соблазну обобщения некоторых достижений школы сценического психологизма в сфере так называемого «перевоплощения актера в образ на основе переживания» и недооценил значение разума в конструктивном воображении, которое равно принадлежит и сознанию, и бессознательному психическому. Нам уже доводилось доказывать с привлечением данных современной психологии, что перевоплощение актера в образ и, прибавим, эмпатия при художественном восприятии возникают на основе воображения или, по крайней мере, с его доминирующим участием, поскольку даже «переживание» актера в образе, во-первых, диалектично, включает в себя самоконтроль, а во-вторых, следовательно, это переживание не тождественно жизненному, а является производным от воображения, от того, насколько действенным и продуктивным окажется для актера, по выражению К.С. Станиславского, «магическое «если бы»».

Понятно, сопереживание читателя многим отличается от перевоплощения актера, прежде всего потому, что никак не выражается в конкретных активных поступках. Как бы глубоко ни охватило оно в театре чувства зрителя, он не бросается на выручку к герою, страдающему на сцене, и даже не спешит к нему с советом. Тем более странной была бы подобная активность реципиента других искусств. Читатель радуется своему сопереживанию, хотя бы оно по природе своей и было родственно отрицательным эмоциям.

«Для того чтобы объяснить и понять переживание, надо выйти за его пределы, надо на минуту забыть о нем, отвлечься от него», — писал Л.С. Выготский, имея в виду «переживание», которым должен овладеть актер для играемой им роли в спектакле. Тем более требует либо выхода из состояния, близкого жизненному «сопереживанию», либо, быть может, какой-то параллельной, двухплановой психической деятельности сама специфика восприятия искусства.

Как и при актерском перевоплощении, сопереживание — двухсторонний процесс. Читатель в ходе эмпатии любой степени интенсивности не в состоянии «выйти из самого себя», стремясь «на место героя», он только как бы перегруппировывает свои психические свойства, черты характера, запасы эмоциональной памяти, приспосабливая их к своему пониманию объекта сопереживания. Заканчивается ли этот процесс вместе с ходом непосредственного художественного восприятия или получает продолжение в жизни?

Для понимания воспитательного значения искусства это один из кардинальных вопросов. Ответ на него не может быть однозначным, поскольку зависит от многих привходящих обстоятельств. Но предположим, что в избранном нами случае и психологическая установка читателя, и его общая культура, обусловливающая эстетическое чутье, эмоциональную развитость, и сегодняшняя ситуация, зависимая от качества и актуальности содержания произведения, хотя бы и созданного в давние времена, — все это благоприятно для художественного восприятия. В какой мере объект сопереживания станет образцом для подражания, обретет силу прямого воспитательного воздействия?

Сопереживание положительному герою, если его облик и действия импонируют потребностям читателя, зачастую формирует у него осознанное или безотчетное стремление к идентификации с этим героем, которое никогда не удовлетворяется до конца хотя бы потому, что при любой перестройке своего внутреннего мира мы все же никогда не становимся тождественными другому, тем более другому, «сконструированному» по законам искусства.

Это стремление — осознанное или чаще неосознаваемое — остается нередко после того, как непосредственное художественное восприятие заканчивается, включается в его «последействие». Стремление к идентификации приобретает тем большую напряженность, чем более образ героя в ассоциациях читателя смыкается с его представлением о «суперличности», понимаемой как некий идеальный вариант самого себя, как некий воображаемый комплекс высоких критериев для самооценки своих действий и побуждений, рассматриваемых как бы с вершины достигнутого идеала. Само собой разумеется, что критерии эти могут быть во многом субъективными и не отвечать общепринятым требованиям нравственной чистоты и безупречной морали. Известно, что образцами для подражания становятся подчас кино- или эстрадные «звезды» без критического отношения к их репертуару.

Поэтому относительно само понятие «положительный герой», рассматриваемое в ракурсе субъективно-объективного художественного восприятия. Для эффективности воздействия необходимо, чтобы ключевые поступки этого героя так соответствовали потребностям читателя, чтобы, в частности, либо восполняли, либо выражали его неудовлетворенность самим собой, своим положением в обществе либо окружающими обстоятельствами.

«Механизмы сверхсознания обслуживают потребность, — пишут П.В. Симонов и П.М. Ершов, — главенствующую в структуре мотивов данной личности. Творческая активность порождается недостаточностью для субъекта существующей нормы удовлетворения этой потребности. Ситуация непреложно работает на доминирующую потребность, и бессмысленно ждать озарений на базе второстепенного для субъекта мотива».

Художественное восприятие — это безусловно вид творческой активности, а входящее в его состав сопереживание, поскольку оно происходит с большим участием конструктивного воображения, — разновидность той же активности. Среди потребностей человеческих немало таких, которые могут откликаться и без большой эмоциональной затраты на небесталанное произведение искусства, например гедонистическая или коммуникативная. Но для того чтобы впечатление внедрилось, что называется, неизгладимо, превратилось в одно из динамических образований эмоциональной памяти, воздействующих так или иначе на поведение читателя, надо, чтобы оно внедрилось как бы в борьбу главенствующей потребности с потребностями ей противоположными, причем, конечно, «на стороне» этой доминирующей потребности.

Захват впечатлением, имеющим ту или иную суггестивную силу, бессознательной сферы психической деятельности человека — непременное условие воздействия на мотивацию его поступков, исходящую из его потребностей. «Многие потребности, — пишут П.В. Симонов и П.М. Ершов, — не получают адекватного отражения в сознании субъекта, особенно если речь идет о наиболее глубоких, исходных потребностях. Вот почему прямая апелляция к сознанию, настойчивые попытки разъяснить «что такое хорошо и что такое плохо», как правило, остаются удручающе неэффективными. Еще Сократ был поражен алогичностью поведения человека, который знает, что хорошо, а делает то, что плохо. Человек ведет себя асоциально отнюдь не потому, что не ведает, что творит». Далее П.В. Симонов и П.М. Ершов подкрепляют высказанную мысль цитатами из Ф.М. Достоевского и А.А. Ухтомского, но с тем же успехом ее можно было бы развить, привлекая результаты исследований многих современных психологов.

Воздействие художественных произведений на людей тем более ценно, а его результаты именно потому столь трудно уловимы, что оно захватывает не только сознание, а порой и не столько сознание, сколько неосознаваемые сферы психической деятельности, где вершит свое во взаимодействии со сложными «механизмами» потребностей и мотивов, то как бы сливаясь с ними, то включаясь как-то в борьбу между ними, подчас помогая победе той потребности, которой не хватало немногого, чтобы стать доминирующей.

Но, конечно, было бы опрометчиво сводить реальное воздействие искусства только к прямому стимулированию каких-либо духовных потребностей содержанием произведений, еще менее убедительно — к поощрению благородных свойств характеров, хотя и то, и другое отнюдь не исключено. В любом случае, однако, восприятие искусства лишь постольку способно сохраниться как долговременное впечатление той или иной эмоциональной насыщенности, поскольку ответит потребностям реципиента, войдет в динамический контакт с его стремлением к их удовлетворению, непременно специфическому, так как оно происходит в области воображения.

Существенным для характеристики особенностей художественного восприятия является его понимание как необходимости для целостного человека, «человека-системы» с «обратной связью», многосторонне раскрытой видным психологом А. Шерозия. Иными словами, художественное восприятие, осваивая произведение искусства и преломление в нем жизненных наблюдений и переживаний автора, приводит в движение психическую деятельность самого читателя, ее содержательный потенциал и ее процессы. Являясь сложносоставным и объективно-субъективным, оно все же возникает в нерасчлененном виде, что таит в себе особую суггестивную силу, ту самую, которую так часто называют «загадочной» или «тайной».

Многоуровневый комплекс художественного восприятия в некоторых исследованиях поглощает собственно эстетическое в искусстве, «красоту» его произведений, порой до полного ее исчезновения как якобы не столь уж существенную в реальном воздействии на читателя. Нередко собственно эстетическое в искусстве полностью или почти полностью относят к его форме, в то время как о его содержании толкуют, приравнивая его фактически к рациональной интерпретации явлений действительности. Тогда оказывается, что сопереживание, поскольку оно как бы вырывает персонажей-людей или антропоморфизированных животных, пейзажи и т.п. из художественного контекста, соприкасается с красотой только в том плане, что исходит из эстетического идеала или восхищенной оценки положительных начал отображаемого художником (более всего — положительного героя).

Сопереживание как составная часть художественного восприятия, конечно, по-своему соотносится и с эстетическим идеалом, поддерживается или снижается аксиологическим отношением к объекту, возникающим на эмоциональной основе, но этим сопричастность процесса специфике художественного не исчерпывается. Любое проявление эмпатии, по внешним признакам аналогичное жизненному, здесь имеет свои особенности, отличающие ее от вызванной реальными обстоятельствами действительности. А поскольку это так, мы вправе сказать, что это специфическое сопереживание, во многом стимулированное воображением, сродни творчеству, отличному, однако, от творчества создателей художественных произведений. Оно по-своему противоречиво, совмещая в качестве противоположностей хотя бы «чисто» жизненные черты с чертами иного порядка.

В этом плане прежде всего отметим, что это сопереживание никогда не отдается полностью отрицательным эмоциям (хотя без них, конечно, не обходится), так как их фоном неизменно остаются эмоции, вызванные искусством как искусством, а они всегда положительные. Таково первое неизбежное противоречие сопереживания, само по себе вносящее коррективы в обыденные представления о его прямолинейном воздействии на сознание и подсознание читателя, якобы всегда готового усвоить художественное как образец для подражания.

Было бы неверным предполагать, что сопереживание читателя — это эмоции, оторванные от мысли. Обратим внимание на вывод Ф.В. Бассина: «Смысл в отрыве от переживания — это логическая конструкция, а переживание в отрыве от смысла — это скорее физиологическая категория». Тем более применимо это положение к сопереживанию читателя, если только он взволнован подлинным произведением искусства, а не его имитацией. Типическое же сопереживание читателя отнюдь не свободно от мышления, но большей частью мышления не вербализованного, отнюдь не отлитого в законченные и, увы, нередко штампованные фразы.

Еще Л.С. Выготский убедительно и ярко раскрыл целостность внутренней, невербализованной мысли, ее непереводимость во внешнюю. Речь — это расчлененная мысль, перевод ее идиом в понятия, необходимые для человеческого общения во всех сферах деятельности, начиная с трудовой. Поэтому слова, идущие вслед за свернутой внутренней речью, не полностью ее передают сами по себе. «В нашей речи, — писал Л.С. Выготский, — всегда есть скрытый подтекст. Мысль не выражается в слове, а совершается в нем». Мысль предшествует слову, но ее вербализация — это не механический процесс, это не просто «обработка» мысли, а ее пересоздание в новом качестве.

Концепция «подтекста» К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко направлена в конечном итоге на восприятие зрителем звучащей со сцены вербализованной мысли во всей ее глубине, на восприятие через сопереживание, включающее в себя и со-раздумье.

«Подтекст», взятый великими режиссерами из жизни искусства, психологами возвращен в жизнь для научного своего объяснения и получил расширительное толкование. Нам же сейчас важно подчеркнуть, что сораздумье в ходе художественного восприятия не заменяет собственную мысль читателя и не глушит ее, и она, оставаясь в свернутом, невербализованном виде, тем не менее активно функционирует, влияет на характер и степень эмоциональной раскованности сопереживания.

Обогащенные этими сведениями из научной психологии, попробуем применить их к пониманию характера сопереживания — скажем так: неположительным героям. В этом плане показательны произведения разных искусств.

Когда люди смотрят на известную картину Репина, изображающую, как Иван Грозный убивает своего сына, кому они больше сопереживают — преступнику или его жертве? Не вызывает сомнений: несмотря на весь ужас, который внушает здесь царь, именно он берет в плен сопереживание реципиента, пусть сложное, смешанное с безотчетным осуждением, сопровождаемое смятением свернутой, невербализованной мысли и все-таки… Ведь на лице Грозного — взрыв злобы и жестокости уже как бы сводится на нет нарастающим раскаянием перед собственным безумием, даже, пожалуй, печатью обреченности.

«Сопереживание» — понятие, нетождественное бесконтрольному «сочувствию»; оно и шире, и сложнее, и противоречивее. В случае с картиной Репина сопереживание не означает нашего оправдания тирана, но оно отличает «человечное», которое вдруг вышло из его смутной души на первый план нашего восприятия, и по принципу контраста тем сильнее становится художественное обличение.

Мы глубоко сопереживаем Отелло, хотя, что ни говори о нем хорошего, но все-таки благородный мавр убил ни в чем не виновную Дездемону, — почему-то его доверчивость склонилась к злонамеренным измышлениям Яго, а не к нравственной чистоте любящей жены. Но нам нужно это противоречие, оно усиливает сопереживание, доводит его до трагического катарсиса.

Более того, мы сопереживаем шекспировскому Ричарду III, особенно, как это ни странно, в сцене с леди Анной, когда он соблазняет женщину, у которой имеются веские основания его ненавидеть. Мы, быть может, ужасаемся собственному сопереживанию, но тем не менее оно есть, оно вызвано, по-видимому, восхищением титанизмом этого поэта властолюбия, преступного цинизма, потому что по контрасту в этом образе заложено восхищение мощью человеческого разума, безграничность возможностей человеческой целеустремленности.

Мы ждем в одно и то же время и успехов каждой очередной интриги Ричарда, и его конечного неминуемого поражения, и это противоречие питает наше сложное сопереживание: мы и вместе с трагическим героем, и вдали от него, наше сопереживание сопряжено с эмпатией и вместе с тем ее страшится, отвечая нашей потребности в торжестве справедливости, в наказании зла, что и дает удовлетворение финалом трагедии.

И еще один пример — образ совсем иного звучания, но лишенный права согласно догматической эстетике претендовать на «положительность» — Остап Бендер из дилогии И. Ильфа и Е. Петрова — авантюрист, обманщик, стяжатель… Правда, он герой комический, требующий, значит, к себе какого-то особого отношения, в его образе явно угадываются некоторые приметы старого плутовского романа. Как бы то ни было, но наше сопереживание и даже сочувствие — явно на стороне Остапа. Чем же он симпатичен? Умен, наблюдателен, ироничен не только к другим, но и к самому себе. Не причиняет явного зла хорошим людям, хотя использует их слабости, обнажает пустоту демагогии, смеется над тупостью, веяниями нелепой моды, многим таким, что в самом деле недостойно уважения; однако зачастую не бескорыстно смеется, а извлекает из всего этого выгоду. Почему же мы все-таки не принимаем близко к сердцу тот, как будто очевидный факт, что таланты Остапа направлены им к отнюдь не благородной цели — к обогащению? Не кажется ли нам, что стремление это — какое-то умозрительное, а увлекает героя не богатство, с которым, как потом выясняется, он толком не знает что делать, а процесс бурной изобретательной деятельности сам по себе, игра с опасностью, удовольствие от обнажения всяческого пустозвонства, претензий на значительность ничтожных личностей, многого другого, высмеиваемого авторами через образ их героя, в том числе и… жажды материальных излишеств. Противоречие? Несомненно. Но нам уже известно, что художественное восприятие движимо противоречиями, что оно призвано вызывать многосложное противочувствование.

И вот что, по-видимому, особенно важно для активности и глубины читательского сопереживания. Оно, безусловно, отличается и эстетически облагораживает явственно ощущаемый драматизм судьбы комического героя — не в его будущей преждевременной кончине, в значительной мере условной, а в его фатальном одиночестве, определяемом социальным смыслом образа. Тут снова противоречие: Остап очень «свой» во времени, он весь как художественный образ наполнен его атмосферой, жив его яркими приметами, ими насыщен. А как характер он чужд своему времени, потому что по его особости не в состоянии примкнуть к тем, кто строит социализм, так как остро чувствует издержки происходящего, да и вообще не может по свойствам личности «слиться» с каким-нибудь коллективом, не может и не хочет солидаризироваться и с прямыми нарушителями уголовного кодекса. Только с читателями «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» сближает Остапа Бендера его драматическое одиночество.

 

Так мы подошли к необходимости для сопереживания драматизма художественного образа — важнейшего своего стимулятора. «Драматизм» как эстетическая категория еще требует своего исследования, поиска точной дефиниции, объединяющей это понятие настолько, чтобы оно оказалось равно пригодным для разных видов искусства. Для тех из них, что воспроизводят непосредственно образ человека, драматизм отнюдь не тождествен «неустроенности» судьбы — термин вообще расплывчатый, вряд ли полезный для теории художественного творчества и восприятия.

Произведение искусства воспринимается иначе по сравнению с жизненными явлениями. Понятно, что чудовищный поступок Грозного, глядя на картину мы отнюдь не оправдываем, но образ царя, как отмечалось выше, выражает кричащее противоречие, а образ его сына — однозначен: гибель есть гибель, смерть есть смерть, хотя бы и преждевременная, хотя бы и от руки отца.

Поиск читателем драматизма в художественном произведении, в идеале — эстетического потрясения, сопряжен как будто с удивительным стремлением испытать отрицательные эмоции. Но такая «странность» отнюдь не исключена у человека и в жизни, — без риска, без испытания человеком себя «на прочность» не было бы и прогресса.

«Существует ли… влечение к отрицательным эмоциям, например, к страху, у человека? — спрашивает психоневролог В.А. Файвашевский. — Во многих случаях поведение человека бывает таким, что с внешней стороны его невозможно объяснить иначе, как интенсивным влечением к опасности. Достаточно вспомнить завзятых дуэлянтов прошлого, различных авантюристов-кондотьеров и конкистадоров, путешественников-землепроходцев, азартных игроков, ставивших на карту все свое состояние, любителей рискованных видов спорта наших дней. Отметим при этом три обстоятельства. Во-первых, чаще всего эти люди материально обеспеченные, во всяком случае настолько, чтобы не беспокоиться о поддержании своего повседневного существования. Во-первых, их сопряженные с опасностью действия доставляют им удовольствие (обратим на это особое внимание! — В.Б.). В-третьих, они субъективно не считают причиной своих поступков стремление к опасности, а обосновывают их прагматическими целями, риск же рассматривают как нежелательное препятствие к их достижению». Далее ученый говорит об «эмоционально-положительном восприятии негативной ситуации», о том, что «потребность в биологически и психологически отрицательных ситуациях проявляется в более или менее явном виде столь широко, что эта тенденция, будучи абсолютизирована без учета ее подчиненной роли по отношению к потребностям в положительной мотивации, создает иллюзию существования у живого существа, в частности у человека, стремления к опасности как самоцели».

Так в жизни. Тем более стремление испытать отрицательные эмоции на интенсивном фоне положительных оправданно в художественном восприятии, где опасность заведомо иллюзорна, хотя с помощью активной работы воображения по-настоящему затрагивает чувства, а сопереживание вызывает доподлинные слезы и смех. Поэтому если в жизни влечение к отрицательным эмоциям, доставляющим удовольствие, решается реализовать далеко не каждый, то встречи с искусством, насыщенным глубоким драматизмом, доступны и желанны всем, а мотивация, диктуемая в конечном счете потребностью в эмоциях положительных, очевидна — нельзя только забывать о необходимости здесь обратной связи, т.е. о получении положительного через отрицательное.

Интересно наблюдение над существенной разницей между художественным творчеством и его восприятием, имеющее прямое отношение к исследуемой нами проблеме, записано историком В.О. Ключевским: «Художественно воспроизведенный образ трогает воображение, а не сердце, не чувство, как художественно выясненная мысль возбуждает ум, не сердца… Настроение художника и настроения зрителя или слушателя — не одно и то же, а совсем разные по существу состояния: у одного творческое напряжение, чтобы передать, у другого критическое наслаждение от успеха передачи. Художник, испытывающий от своего произведения удовольствие, одинаковое со зрителем или слушателем, испытывает его как зритель или слушатель, как критик самого себя, а не как творец своего произведения». Конечно, Ключевский не прокламирует «безэмоциональное» восприятие, он указывает на путь к чувству через воображение, что сомнения не вызывает, хотя по современным данным проблемы не исчерпывает, так как игнорирует и прямое физиологическое воздействие искусства, и суггестивные свойства прекрасного, сотворенного художником. Но для нас важно проницательное суждение Ключевского о включенности критического начала в художественное наслаждение (кстати сказать, невозможное без эмоциональной захваченности реципиента).

Сопереживание и со-раздумье не останавливают собственную мыслительную деятельность читателя, отражающую и его жизненную установку, зависимую от потребностей, и его социальные связи, и его культурную оснащенность. Все это взаимосвязано и происходит одновременно в едином многоступенчатом и многоуровневом процессе. Поскольку сопереживание как бы выделяет из художественных произведений их жизненную первооснову, то к ней и относятся входящие в его состав критические потенции, реализуемые и в эмоциональной сфере. В наших примерах и Иван Грозный, и Ричард III не располагают (по-разному, конечно) к безоговорочному сочувствию, а посему сопереживание им так или иначе ограничивается, приобретает свой неповторимый характер, в частности и критичностью оценки их образно раскрытых личностей, их поступков, их окружения и т.п.

Этот вид критичности восприятия становится мало заметным или вообще сходит на нет, когда сопереживание обретает героя, близкого к воображаемой читателем суперличности, отвечающей его идеалу самого себя. Тем большую ответственность за впечатление от образа принимают на себя драматизм, найденные художником стимулы противочувствия читателя. В эстетическом плане здесь имеются в виду не только перипетии создаваемого художником образа драматической судьбы героя (а, например, в музыке — собственных драматических переживаний автора, передаваемых и от себя самого, и от имени других), но и драматизм вызывающих противочувствие несоответствий, подаваемых в различных жанрах (и комический эффект в данном случае рассматривается как частный случай функционирования драматизма).

Гамлет, Дон Кихот, Фауст — каждый из этих образов соткан из многих впечатляющих противоречий, анализу которых посвящена огромная литература, подтверждающая их безмерную глубину великолепием сходных и несхожих талантливых интерпретаций, отражающих и время своего создания, и личности своих авторов.

А очевидные и скрытые противоречия, скажем, тургеневского Базарова или гончаровского Обломова? Тончайший художественно-психологический анализ противоположных мотивов, душевных устремлений героев Л.Н. Толстого, кричащие внутренние противоборства героев Ф.М. Достоевского?

Если мы вдумчиво обратимся к вызывавшим широкий отклик образам советского искусства, то заметим в книге Д. Фурманова, и особенно в знаменитом фильме, противоречие между необразованностью Чапаева и его самобытным талантом. А как усиливает напряжение сюжета «Оптимистической трагедии» Вс. Вишневского назначение комиссаром на военный корабль, где властвуют анархисты, женщины?

Сопереживание читателя ищет в искусстве соответствие себе, своему опыту, своим волнениям, тревогам, своим богатствам эмоциональной памяти и всей психической жизни. Когда такое соответствие находится, то сопереживание герою, автору, его сотворившему, сливается с удивительно отстраненным сопереживанием самому себе, что дает наиболее сильный эмоциональный эффект. Это не такое переживание, которое оборачивается в жизни, возможно, стрессом, а «сопереживание», сопряженное со взглядом на себя как бы со стороны, сквозь призму художественного образа, сопереживание сильное, яркое, но эстетически просветленное. Этот «взгляд со стороны» тоже содержит в себе и элементы критичности.

Пафос критичности достигает наивысшего накала при восприятии сатирических произведений, а само сопереживание при этом превращается как бы в свою противоположность, т.е. в своеобразную эмпатию, либо вовсе лишенную сочувствия к герою, либо окрашенную сожалением по поводу его жалкой участи, поступков, принижающих человеческое достоинство.

Нет одинакового сопереживания, как нет унификации в подлинном искусстве, как нет двух личностей с полностью повторяющими друг друга психическим складом, жизненным опытом, генетическим наследством и т.п. Как мы видим при этом, характер, интенсивность и направленность сопереживания зависят и от меры отстранения, от того, насколько читатель ясно, четко воспринимает искусство как искусство, от степени восхищенности им как выражением прекрасного. Зависимость эта диалектична. Эмоциональная восторженность от встречи с прекрасным способна усилить сопереживание самим фактом усиленной аффектированности восприятия. Но вызванные тем же обстоятельством сотворчество, оценочная деятельность по поводу мастерства художника могут и снизить непосредственность сопереживания.

Говоря обобщенно, сотворчество — это активная творчески-созидательная психическая деятельность читателей, протекающая преимущественно в области воображения, восстанавливающая связи между художественно-условным отображением действительности и самой действительностью, между художественным образом и ассоциативно возникающими образами самой жизни в тех ее явлениях, которые входят в опыт, эмоциональную память и внутренний мир (интеллектуальный и чувственный, сознательный и неосознаваемый) реципиента. Эта деятельность носит субъективно-объективный характер, зависит от мировоззрения, личностного и социального опыта читателя, его культурности, вбирает в себя индивидуальные особенности восприятия и вместе с тем поддается суггестивной направленности произведения искусства, т.е. внушению им того или иного художественного содержания.

Может показаться, что сотворчество всего лишь противоположно по совершаемому пути собственно художественному творчеству. У некоторых ученых приблизительно так это и выглядит: художник кодирует, воспринимающий раскодирует, извлекая из образного кода заложенную в нем информацию. Но такой анализ лишает искусство его специфики. Сотворчество — проявитель художественных начал в читательском восприятии. Оно не просто расшифровывает зашифрованное другим, но и творчески конструирует с помощью воображения свои ответные образы, прямо не совпадающие с видением автора произведения, хотя и близкие им по содержательным признакам, одновременно оценивая талант, мастерство художника со своей точки зрения на жизнь и искусство. Последнее обстоятельство также нельзя упускать из виду в рассуждениях о воспитательной эффективности художественного воздействия.

Сама по себе такая оценочная деятельность отнюдь не однолинейна, она, в свою очередь, противоречива (оценка жизни, стоящей за произведением, и самого произведения, уровни культуры художника и читателя, эмоциональная захваченность ходом восприятия и рациональность оценки и т.п.), многоступенчата. Так, Е. Назайкинский, исследуя этот процесс при восприятии музыки, заключает: «В целом система оценочной деятельности… сложна и включает в себя самые различные действия.

Первый вид может быть определен термином перцепция. Он объединяет в группу получение художественного «впечатления», восприятие оценочной деятельности других слушателей, восприятие их мнений в момент их выражения.

Другим видом является апперцепция — актуализация ценностного и оценочного опыта, усвоенных критериев, шкал». Далее музыковед называет еще «оценочные операции», включающие сопоставление своего впечатления с общепринятыми критериями, с оценками других слушателей и т.п., фиксацию оценки, дает всем этим разнонаправленным действиям характеристики, далее отмечает «погружение» оценочной деятельности в «художественный мир», в «специфическую ткань произведения».

Каждый вид искусства по-своему требует от читателя оценочной деятельности, она необходима для полноты и суггестивности художественного впечатления, но разные направления ее по-разному «дозируют». Менее всего она заметна при восприятии произведений, ориентированных на художественный психологизм, т.е. на достижение наибольшего доверия к жизненной правде отображаемого и соответственно на эмоциональную напряженность сопереживания. Значительно откровеннее выступает оценочная деятельность при восприятии более или менее подчеркнуто условного искусства, чьи образы метафоричны, зачастую в расширенном значении этого понятия, требуют большей, чем психологизм, конструктивности от воображения реципиента. Но таков только один из компонентов сотворчества как активного процесса, включающего в себя нерасчлененное и во многом неосознаваемое восприятие содержания и формы произведения как утверждение торжества человеческого гения (не только в кантовской интерпретации этого понятия, но и в его расширительной трактовке).

Введем в наши соображения мнение Н.Я. Джинджихашвили о психологической необходимости искусства, отличной от социологической: «Мир, представленный художественным произведением, — добровольный мир, рожденный человеческим произволом. Повторяет ли он нынешний мир, воссоздает ли прошлый или предвосхищает будущий, — он существует лишь как допущение нашей собственной воли. Реальный мир человеку задан и пребывает независимо от его воли, тогда как художественная действительность полностью обусловлена нашим желанием: в нашей воле создавать или не создавать (воспринимать или не воспринимать) ее. Этот факт сообщает чувство свободы от того, что создано не нами; больше того: ощущение власти над ним».

Вряд ли целесообразно отделять психологическую необходимость от социологической, от творчески-познавательной и побуждающей к действию, но нам понадобилось это суждение для того, чтобы подчеркнуть, что гедонистическая окраска сотворчества сопряжена с этим ощущением свободы от отображаемого искусством, хотя бы в нашем сопереживании заметно присутствовали отрицательные эмоции, вызывающие подчас даже искренние слезы горячего сочувствия страданиям героя.

Это вдохновляющее сознание властности над предметом отражения, отображения и преображения, над творимой и воспринимаемой второй действительностью, получающей из рук человека суггестивные свойства, влияющей на его сознание и подсознание, изначально было связано с тотемическим и мифологическим мышлением. Не случайно в древности искусство пролагало пути разным своим видам в формах, как бы подчеркивающих его условность. Поэтому, очевидно, исторически поначалу складывалось преимущество сотворчества перед сопереживанием как ведущей стороны художественного восприятия, помогающего человеку осознать себя человеком, увереннее идти по дороге прогрессивного развития.

Как правило, условными средствами художественной выразительности изобретательно и последовательно пользуются все виды фольклора, в том числе фольклорный театр. Интересно отметить, что и русский фольклорный театр был, конечно, театром предельно условным. Поэтому можно с научной обоснованностью сказать, что развивал русские народные традиции в сценическом искусстве в значительно большей мере В.Э. Мейерхольд, чем К.С. Станиславский, — ведь театральный психологизм в России формировался как художественная система М.С. Щепкиным, начиная с 20-х годов XIX в.

Вот как, по свидетельству современника, ставилась пьеса «Царь Максимилиан», которую фольклористы признают подлинно «своей», т.е. истинно народной, в сибирском селе Тельма в 80-х годах прошлого столетия. Пьеса эта, так же, как и другая — «Царь Ирод», — «были занесены в давние времена местными отставными солдатами и устно передавались «от дедов к отцам, от отцов — к сыновьям». Каждое поколение точно сохраняло текст, мотивы песен, стиль исполнения и костюмировку. Исполнялись обе пьесы в повышенно-героическом тоне. Текст не говорился, а выкрикивался с особыми характерными ударениями. Из всех действующих лиц «Царя Максимилиана» только мимические роли старика и старухи — гробокопателей исполнялись в число реалистичных тонах и в их текст делались вставки на злобу дня (заметим намеренный анахронизм. — В.Б.). Женские роли королевы и старухи-гробокопательницы исполнялись мужчинами… Костюмы представляли из себя смесь эпох… Вместо парика и бороды привешивали паклю…»

Прервем это описание. Запомнились и другие условности представления. Но уже ясна развитая подвижность воображения зрителей в давние времена. Не тренированное встречами с профессиональным искусством, оно успешно дополняло жизненными ассоциациями условные обозначения мест действия и внешнего облика персонажей, приемы игры, только намекающие на правду действительности. Сотворчество зрителей через их воображение снимало затворы для их сопереживания, отличного по качеству, конечно, от того сопереживания, что вызывали впоследствии спектакли Художественного театра.

Так называемый критический реализм по сравнению со всеми ему предшествовавшими художественными направлениями решительно выдвинул сопереживание как основной компонент своего восприятия читателем, хотя, конечно, поиски новых видов художественной условности никогда не прекращались во всех видах искусства. Они приобрели небывалый на протяжении веков размах и глубину, разнообразие и новое качество в XX в. Эта тенденция приводила, как известно, и к немалым издержкам, приводя в крайних своих свершениях к разрушению художественной образности. Однако, как метко подытожила Н.А. Дмитриева свои наблюдения над западными живописью и скульптурой нового времени: «Искусство XX века, многим пожертвовав, многое утратив, научилось давать метафорическое тело вещам незримым».

Если мысль эту перевести в русло рассматриваемой нами проблемы, то можно сказать, что, начиная с постимпрессионизма, многие выдающиеся художники жертвовали сопереживанием своей аудитории, стремясь вызвать новое углубленное сотворчество, при этом нередко с одновременным прямым воздействием на неосознаваемую сферу психической жизни людей (музыкой стиха, сочетанием цветов, монтажом и другими композиционными приемами, разрушением стереотипов восприятия, новыми звукосочетаниями к т.п.). Подчас сугубо, казалось бы, индивидуальное видение мира, воплощенное в оригинальных образах, требовало столь же индивидуализированного ответного отклика, хотя бы и не адекватного предложенной художественной системе. Проникновение за пределы видимого искало особой смещенности привычного взгляда на предмет отображения, обнажающего суть явления, его подспудную динамику, уловить которую реципиенту нельзя непосредственным чувством, а можно лишь «пересотворить» заново в своем воображении, с тем чтобы ответствовать художнику собственными ассоциациями, вызванными его работой. В характере же сопереживания здесь на первый план выступают так называемые интеллектуальные эмоции, порожденные процессом разгадывания метафоры, удивлением перед неожиданностью (подчас эпатажной) предложенного решения и т.п.

Напрашивается, как будто, мнение, что именно сотворчеству суждено доминирующее и даже всеобъемлющее положение при восприятии созданного различными художественными течениями, которые принято объединять под весьма несовершенными вывесками «декадентство», «модернизм», «постмодернизм», «авангардизм» и т.п. Но, как мы уже выяснили, любая одноплановая констатация, игнорирующая противоречивость художественного восприятия, себя не оправдывает. Вдумаемся в реально происходящее.

Давно находятся желающие, — и это как бы само собой напрашивается, — найти общие признаки у многочисленных художественных направлений и течений, резко отличных от классических, традиционных принципиально новой постановкой творческих задач… Например, Н.Н. Евреинов писал в 1924 г., что «все направления искусства, начиная с декадентства и кончая футуризмом, представляют собой явления одного и того же порядка… Общее у всех этих различных на первый взгляд направлений — это стремление к иррациональности в искусстве, борьба за осуществление какового принципа была начата еще в конце XIX века так называемыми декадентами, — этими подлинно первыми борцами с рационалистическим засильем Золя, Толстого, передвижников, кучкистов и даже и «иже с ними»…».

Евреинов высказался в духе времени — с преувеличениями, рассчитанными на эпатаж читателей. Ну какие же рационалисты Л. Толстой или, скажем, М. Мусоргский? Великие эти художники понадобились Евреинову только как обозначение, условное, альтернативы «иррационализму». С большими оговорками можно принять и определение «борьба».

В произведениях Л. Толстого, М. Мусоргского и даже Э. Золя можно без труда обнаружить воздействие на «иррациональное» в отзывчиво настроенных человеческих «чувствилищах», т.е., надо полагать, — на нечто в образах, необъяснимое обыденными словосочетаниями, логическими построениями. Это так даже у авторов, прокламирующих свою рациональность, если они художники. Но не меняются ли сами принципы восприятия художественных открытий, начатых на рубеже века, продолженных во многих поисках?

Конечно, меняются. Возникает новое соотношение сопереживания и сотворчества и более того: заметны перемены во внутренних структурах того и другого при несомненной их принадлежности именно художественному восприятию. Произошел, если угодно, революционный скачок, но он не отменил традиции.

Преемственность в новом старого угадал и видный американский психолог Р. Арнхейм при всей своей приверженности к шедеврам классики. Он хорошо видит и принципиальные от нее отличия: «На протяжении последних нескольких десятилетий в современном искусстве наблюдалась тенденция к постепенному сокращению характерных черт в изображении физического мира. Своего крайнего выражения эта тенденция достигла в «абстрактном» или «беспредметном» искусстве… Отдаление от изображаемого объекта приводит к геометрической, стилизованной форме». Попытавшись найти этому движению социокультурологическое оправдание, психолог переходит к анализу восприятия в новых произведениях целого как конгломерата частностей, связи между которыми мы не в состоянии четко уяснить. «Возможно, — пишет, Р. Арнхейм, — такое обособленное восприятие приводит к интуитивному пониманию, потому что отход от реалистического изображения не означает полного отказа от этого метода. Зритель, чтобы создать себе лучшие условия восприятия картины, нередко отходит от нее подальше, то есть создает такую дистанцию между собой и рассматриваемой картиной, при которой случайные детали опускаются, а самое главное и существенное приобретает резко выраженные очертания. Чтобы схватывать основные факты более непосредственно, наука опускает все индивидуальное и внешнее. В лучших образцах современной «беспредметной» живописи и скульптуры делаются попытки через абстрактность показать это непосредственное схватывание чистых сущностей (поэтому Шопенгауэр и превозносил музыку как высший вид искусства». По мнению американского ученого, «концентрированное выражение абстракций является ценным лишь до тех пор, пока оно сохраняет сенсорную связь с жизнью. Именно эта связь дает возможность отличить произведение искусства от научной диаграммы».

Ценное для искусства концентрированное выражение абстракций? Что это такое? Способно ли оно вызвать сопереживание (кому) и сотворчество (какое)?

Но нельзя ли тот же взрыв объяснить стремлением пойти дальше классиков в раскрытии психологии личности, ее скрытых побуждений, невербализованных, «свернутых» мыслей, нереализованных потребностей, так важных для ее внутреннего мира? Предмет отображения — не только сущностное в объекте, но и скрытое сущностное в субъекте?

Пусть платформой для понимания проблемы послужит нам суждение Гегеля, так широко и перспективно толкующее миссию искусства, что она включает в себя на удивление и те художественные модификации, которые великий философ наблюдать, конечно, не мог.

Гегель, сопоставив образы и созерцания, а также абстрактные представления, далее писал:

«В субъективной сфере, в которой мы здесь находимся, общее представление есть нечто внутреннее; образ, напротив, — нечто внешнее. Оба эти друг другу противостоящие определения первоначально распадаются, но в этом своем обособлении представляют собой, однако, нечто одностороннее; первому недостает внешности, образности, второму — достаточной приподнятости, чтобы служить выражением определенного всеобщего. Истина обеих этих сторон заключается поэтому в их единстве. Это единство — придание образности всеобщему и обобщение образа — прежде всего осуществляется через то, что всеобщее представление не соединяется с образом в некоторый нейтральный, так сказать, химический продукт, но деятельно проявляет и оправдывает себя как субстанциональная мощь, господствующая над образом, подчиняет себе этот образ как нечто акцидентальное, делает себя его душой, в нем становится для себя, вспоминает себя в нем, само себя обнаруживает. Поскольку интеллигенция порождает это единство всеобщего и особенного, внутреннего и внешнего, представления и созерцания и таким образом воспроизводит наличную в этом последнем тотальность как оправданную, постольку представляющая деятельность завершается и в самой себе, будучи продуктивной силой воображения. Эта последняя составляет формальную сторону искусства, ибо искусство изображает истинное всеобщее, или идею, в форме чувственного наличного бытия, образа». Не знаю, надо ли просить прощения у читателя за столь пространную цитату, — надеюсь, ему было бы обидно, если бы я прервал столь насыщенное философско-психологическими наблюдениями течение гегелевской мысли, раскрывающей высшее предназначение искусства как потребности человека в углубленном двуедином освоении мира и самого себя. Иными словами это — потребность в развитии самого себя в неотъемлемой взаимосвязи с внешним миром, потребности увидеть, почувствовать себя в мире и мир в себе. Отсюда стремление в искусстве как бы вырваться за пределы непосредственно созерцаемого и осязаемого чувственного мира, чтобы выразить его сущность как самую объективную и одновременно как самую субъективную данность, объединяемые в идеале надличностным прозрением человеческого духа. Не случайно в начале XX в. столь влиятельными для художников становятся учения талантливых христианско-демократических философов, с одной стороны, и романтизированные доктрины с большей или меньшей долей мистицизма — с другой, а чуть позднее и стихийно-материалистические исследования Фрейда с их открытиями значения бессознательного в человеческой психике.

Понятно, что к пониманию поисков художниками «субстанциональной мощи, господствующей над образом», можно подойти и со стороны реалистического психологизма, вовлекающего читателя в такие подполье и выси чувств, мотивов, интересов героев, что без собственной развитости у читателя неуловимых переходов от сознательного к неосознаваемому и обратно становится неосуществимой та эстетизированная эмпатия, которая только и обеспечивает порыв к образному выражению тончайших проявлений человеческого духа. Не случайно «жизнь человеческого духа» наравне с «магическим «если бы» — ключевые понятия системы К.С. Станиславского.

Можно отметить четыре потока психологического обогащения художественного процесса (схематизируя его при этом, как водится в таких случаях), наиболее заметные в литературе. Это беспредельное напряжение слова в лихорадочно-исповедальных монологах и диалогах, когда, кажется, души выворачиваются наизнанку, когда нервный, сбивчивый ритм повествования добывает из самого сокровенного еще и еще недосказанное, которое и оказывается самым важным… Это изящная, музыкальная, лаконичная проза, поэзия, драматургия, неодолимо вовлекающая читателя в особую атмосферу доверительности, опускающая самое существенное во взаимоотношениях и побуждениях героев в более или менее легко угадываемый и словесно невыразимый подтекст бездонной глубины, мощно затягивающий в себя читательское воображение. Это литература, колдующая поражающей звукописью, многозначными символами-метафорами, обретающими относительную конкретность в окружении ассоциативных представлений, подчас парадоксальными по отношению к первичному значению текста, нередко как бы исподволь соединяющими телесное с духовным, космическое с личностным. И, наконец, это не чуждое заимствований у других потоков искусное и вдохновенное манипулирование условно-историческими и фантастическими образами, связанными замысловатыми ассоциациями с узнаваемыми приметами современности, и вместе с тем уводящее зачастую воображение в запредельные сферы жизни неосознаваемого… Произведения двух последних потоков порой создают иллюзию бесконечности времени и одухотворенности пространства, ощущение собственной нематериальности, а с ним и способности на секунды проникать в тайное тайных человеческого духа.

Куда было идти дальше?

Дальше дотошное внимание к психике человеческой личности, неминуемо в ее социальных связях (иначе ее просто нет), проявлялось в освобождении от любых прежде установленных художественных предначертаний и вело к отказу от всякого подобия сюжета, от верности зримой натуре, от фигуративности и всего прочего, что, казалось, тормозит выход к сущности миропорядка и места в нем человеческого духа, огражденного от давления зависимостей, искажающих его чистоту.

Такой требовательный психологизм, то рвущийся в поднебесье, то словно взрыхляющий нижние пласты духовного подполья там, где совмещается человеческое и животное, неуклонно развивался во всех видах литературы и искусства с поправками, конечно, на особенности каждого из них и на художнические индивидуальности. Как никогда прежде соединялись в единые товарищества поэты, прозаики, живописцы, композиторы, архитекторы, артисты, сближая свои творческие помыслы.

Парадоксальность решения задачи в том, что многие творцы, вздымая свой дух на вершины художественных озарений, выражали интуитивные видения, как бы приобщающие их к сверхчувственному наитию, способами, обращенными более всего к физиологически предопределенным восприятиям, неосознаваемо чувственным, непосредственно воздействующим на слух и зрение. Чередование звуков в музыке и поэзии, сочетание цветов и линий в живописи, причудливых объемов в скульптуре и архитектуре призваны были сами собой производить впечатление как бы намного большее смысла, доступного разуму, хотя бы и при его участии (в литературе, театре и проч.).

Оставалась ли сенсорная связь с жизнью? У выдающихся художников, чьи ассоциации вызывают у других людей ответные, — да, оставалась. Проверить это некому, кроме как все тому же известному нам сотворчеству. Ему принадлежит и почетная роль поднимать дух человека от физиологически обусловленных, т.е. как бы низших восприятий, к поэтическому освоению мира, предусмотренному художником. Без сотворчества художественному восприятию не найти точек опоры для собственных ассоциаций, несравненно более свободных, чем те, на которые рассчитывает реалистическое искусство. Закономерность прослеживается вновь парадоксальная: чем «абстрактнее» художественное произведение, чем дальше оно уходит от «фигурального изображения», тем ожидаются индивидуальнее, интимнее личностные на него отклики, тем труднее поддаются они обобщающему вербальному описанию. Их диалогичность сводится к доверительному воздействию «я — произведение», отгороженному, по видимости, от общества, хотя здесь все имеет свою социальную подоплеку: и я, и произведение, и взаимодействие.

Подлинное сотворчество вызовет сопереживание автору, — ведь именно его откровение (минуя несуществующих его героев, даже лирических) настраивает читателя на обостренное ответное чувство, которому следует быть за то благодарным. Чувство это особое, оно неотделимо от рефлексивного своего освоения; к тому же оно часто оказывается сродни своеобычному эстетизированному самоутверждению, тем более явственному, что обычно процесс этот проходит во внутренней полемике с теми, кто «не понимает» этого искусства. Здесь уместно, быть может, вспомнить замечание Гегеля: «Уже образы являются более всеобщими, чем созерцания; но они все-таки имеют еще некоторое чувственно конкретное содержание, отношение которого к другому такому же содержанию и есть я сам».

Но не открывает ли утонченность психического процесса восприятия абстрагированного художественного образа, нафантазированного художником, всеобщее существенное свойство сопереживания, укрытое обычно от нас реалистическим искусством с его сильно выраженными фигурами и отчетливыми настроениями?

Как мы помним, по Станиславскому, сближение человека с образом другого возможно только при перестройке тех свойств и качеств личности, которыми она обладала до этого акта. При самом активном желании идентификации мы не в состоянии привнести в себя нечто себе чуждое, такое, чего у нас нет и в зародыше. В жизни эмпатия — двустороннее движение: не только от себя к другому, но и от другого к себе. Тем более сохраняется собственное «я», хоть и переструктурированное воображаемо, при взаимодействии с художественным образом. Сколь бы ни был он реалистичен, даже натуралистичен, художественный отбор выделяет у героев произведения те или иные свойства и черты, как бы оставляя свободные места, на которые вторгается читатель со своими свойствами и чертами, соразмеряя их своим эстетическим впечатлением.

Следовательно, сопереживание герою романа, спектакля, фильма, картины и опосредованно симфонии, пейзажу и т.п. на самом своем «донышке» содержит сопереживание самому себе, но не такому, каков он есть на самом деле, а как бы преображенному согласно требованиям, заложенным в данном произведении, и в частности драматизмом предложенной в нем ситуации. Такова одна из причин известного самочувствия культурного читателя, которого, как правило, общение с искусством «возвышает».

Эстетизированное раздвоенное сопереживание «другому-себе» противоречиво и поэтому особенно действенно. Многое зависит, понятно, от структуры и содержания произведения, соотношения его частей. Любые новаторские поиски не отменяют, разумеется, развития реалистического психологизма, продолжающего классические традиции, не усложненного намеренно сгущенной метафоричностью. Неповторимое всякий раз диалектическое единство сопереживания и сотворчества так или иначе призвано обеспечивать долговременное впечатление. Вот каким предполагал К.С. Станиславский его постепенное усиление в последействии спектакля:

«Зритель — третий творец, переживает с актером. Пока смотришь — как должно быть, ничего особенного; после все сгущается, и впечатление созревает. Успех не быстрый, но продолжительный, возрастающий от времени.

Бьет по сердцу, действует на чувство. Чувствую. Знаю. Верю…

Впечатление растет и складывается — логикой чувства, постепенностью его развития. Впечатление развивается, идет по линии развития чувства. Природа одна всесильна и проникает в глубокие душевные центры. Поэтому воздействие пережитого неотразимо и глубоко. Воздействие на глубочайшие душевные центры».

Великий режиссер и актер интуитивно выразил сложность и глубину психического процесса претворения художественного впечатления. Может показаться, что его основным источником является только переживание. Но ведь и сотворчество переживается. Оно часто бывает трудным, требующим ряда преодолений, поиска, сопряженного с эмоциональным подъемом, с возникновением мыслей и чувств, нередко противоречивых.

Понятно, что чем сильнее впечатление, тем обоснованнее надежда на его конечную эффективность, на то, что «сверхзадача» произведения, проведенная «сквозь» сопереживание и сотворчество читателя, будет благотворно им усвоена. О том, так это или иначе, как правило, никто знать не будет, об этом мы только догадываемся. Реальное воздействие искусства настолько переплетается со многими другими воздействиями — экономическими, социальными, культурными, что различить каждое из них в отдельности на практике никак невозможно. Тем значительнее в этом деле неоценимой важности роль теории. Пока что только она в состоянии, сопоставляя многие данные, выдвигая в результате их изучения гипотезы, подкрепленные практикой, приблизиться к пониманию «механизмов» психической «переработки» художественного воздействия.

«Человек как мыслящее и чувствующее существо, — пишет И.Т. Фролов, — еще раз доказал, насколько он сложнее тех сциентистских ограниченных представлений о нем, которые когда-либо создавались в прошлом, существуют в настоящем и, наверное, будут создаваться в будущем. Homo sapiens — человек разумный, но он весь соткан из противоречий и страстей жизни земной. И только как человек земной он утверждает свою самоценность и вообще представляет какой-либо интерес в космическом плане…

Открывая внутренний мир личности, искусство приобщает нас к наиболее развитым формам ее жизнедеятельности и некоему личностному и социальному идеалу. В этом смысле искусство — самая человечная форма общения и приобщения к вершинам человеческого духа.

Для достижения такой желанной цели нужно, чтобы переживание было подлинным, а произведение искусства — его достойным, т.е., как мы пытались показать, способным вызвать сопереживание и сотворчество читателя на уровне художественного драматизма.

Само собой разумеется, что процессы эти ждут дальнейшего исследования и эстетикой, и психологией, и искусствознанием, и социологией, и другими гуманитарными науками.

Блок В.Б. Сопереживание и сотворчество. // Художественное творчество и психология. Сборник. — М., Наука, 1991, стр.31-55

Психопаты способны к сопереживанию — BBC News Русская служба

• Мелисса Хогенбум
• Научный отдел Би-би-си

25 июля 2013

Подпись к фото,

Зеркальные нейроны активизируются и у психопатов, но только по особому сигналу

Психопаты, как показали новые исследования, могут произвольно «включать» эмпатию.

Ранее считалось, что они полностью лишены ее.

Исследователи помещали преступников с психопатическими наклонностями в магнитно-резонансный томограф, показывая им видеосюжеты, в которых один из персонажей причинял боль другому.

При этом их просили сопереживать человеку, который испытывает боль.

Оказалось, что на сканах активности их мозга область, ответственная за ощущение боли, активизировалась только после просьбы о том, чтобы они представили себе боль, испытываемую человеком, которого они наблюдали на экране.

Авторы высказывают предположение, что психопатов можно научить активизировать «включатель эмпатии», что может помочь им в реабилитации.

Способность к эмпатии (сопереживанию того или иного эмоционального состояния) имеет важнейшее значение в развитии социальных навыков личности.

Преступники с психопатологическими наклонностями обычно не в состоянии сопереживать другим людям, в том числе и своим жертвам. Опыт свидетельствует, что они имеют гораздо большую тенденцию к совершению повторных преступлений после освобождения, чем преступники без психических нарушений.

Психопатия — это психическое расстройство, признаками которого являются поверхностное обаяние, склонность к патологической лжи и ограниченная способность к раскаянию.

Зеркальные нейроны

Нейрофизиологи обнаружили, что зеркальные нейроны у испытуемых преступников активизируются только после того, как их просят представить себя на месте жертвы. Без такого сигнала те области их мозга, которые связаны с ощущением боли, активизируются незначительно.

Зеркальные нейроны — это нейроны головного мозга, которые возбуждаются как при выполнении определенного действия, так и при наблюдении за выполнением этого действия другим существом.

Кристиан Кейзерс из университета Гронингена в Нидерландах, который возглавлял это исследование, считает, что полученные результаты могут изменить существующие воззрения на поведение преступников с психопатологическими расстройствами.

«Раньше считалось, что это бесчувственные люди, неспособные к проявлению эмоций и поэтому неспособные также разделять эмоции других людей. Наше исследование показывает, что дело обстоит не так просто. Такие люди способны к эмпатии, но при этом они могут произвольно включать или выключать ее. По умолчанию, это переключатель обычно находится в выключенном состоянии».

По мнению профессора Кейзера, тот факт, что психопаты могут заставить себя испытывать эмпатию по крайней мере при определенных условиях, может иметь положительное значение.

«Представление о том, что психопаты не обладают эмпатией, не оставляло особых надежд. Такие люди оказывались неспособными, как считалось, на нормальное моральное развитие. Однако нам удалось показать, что они все-таки обладают эмпатией, хотя только при определенных условиях. Поэтому психотерапевтам теперь есть над чем работать», — объясняет ученый.

Однако, по его словам, остается неясным, каким образом эта способность включать и выключать эмпатию может трансформироваться в спонтанную способность сопереживания, которой обладают нормальные люди.

Решающий вопрос

Подпись к фото,

Активация болевых центров в мозгу психопатов была сильнее при получении ими просьбы сопереживать жертве (на переднем плане)

Сотрудник Университетского колледжа Лондона Эсси Видинг, которая не участвовала в данном исследовании, считает, что полученные результаты чрезвычайно интересны. При этом она отмечает, что остается неясным, испытывают ли психопаты такую же эмпатию, что и обычные люди.

«Весьма опасно делать выводы на основе сходства результатов сканирования мозга. Психопаты могут генерировать типичную нейронную реакцию, но это еще не означает, что они могут сопереживать в той же мере, что и нормальные люди», — говорит профессор Видинг.

«Мы знаем, что они проявляют такую же реакцию, но при этом они активно заставляют себя делать это. При естественных условиях, при отсутствии побуждения они этого не делают. Преступники с психопатологическими расстройствами явно ведут себя иначе, чем обычные люди. Решающим вопросом является то, сумеем ли мы разработать методы терапевтического вмешательства, которые побудят их испытывать эмпатию на спонтанном уровне».

Рэндалл Салекин, сотрудник университета штата Алабама, который работает с малолетними правонарушителями, говорит:

«Эти результаты подтверждают многое из того, что я наблюдаю при использовании программы ментальных моделей, в рамках которой правонарушителям рассказывают о том, как функционирует мозг, а затем предлагают разработать конкретные планы по улучшению собственной жизни. Данное исследование произвело на меня большое впечатление, поскольку оно демонстрирует роль механизмов мозга или нейронных систем в активации эмпатии у заключенных».

«Эмпатия»: лучшие качества поколений

От прошлого к настоящему – от сердца к сердцу

27 Января 2021

Психолог – это не просто профессия, а внутреннее состояние человека. Работая с людьми, такой специалист должен обладать не только набором конкретных знаний или навыков, но и определенными душевными качествами. Декан колледжа психологии Ольга Румянцева уверена, что человека можно и нужно учить сочувствовать, сопереживать. Для этого на базе учебного учреждения был запущен социальный практико-ориентированный проект «Эмпатия», направленный в том числе на укрепление «моста» между старшими и младшими поколениями.

Проект «Эмпатия», запущенный на базе колледжа психологии МКИК, объединит сразу несколько дисциплин, связанных с социальной работой, в единый модуль. Участвуя в реализации проекта, студенты научатся проявлять сочувствие и сопереживание, ощутят свою сопричастность к родовому опыту и корням, а главное – больше узнают о той жизни, которая была до их рождения.

– Ольга Михайловна, в каком формате будет реализован новый проект?

– В основу проекта легло сотрудничество колледжа с Советом ветеранов района «Измайлово» ВАО Москвы. Вместе с председателем Совета Еленой Ивановной Котькаловой мы решили объединить сразу два важных для нас направления: развитие у молодежи лучших человеческих качеств и выстраивание эффективной коммуникации между поколениями. Без наших родителей, бабушек и дедушек, без их прошлого не могло бы быть настоящего. Именно поэтому сегодня так важно не только думать о будущем, но и изучать историю.

Прошлое – это не искусственная картинка, это жизнь. И рассказать о ней могут только сами люди.

В рамках проекта студентам предстоит много общаться с ветеранами, изучать историю их жизни: узнавать, как они росли и работали, участвовали в войне и как восстанавливали страну в послевоенные годы, что помогало им выживать в трудные времена и какой жизненный опыт они получили за годы становления своей личности. Всё это – личные истории конкретных людей, которые гораздо мощнее, чем любые учебники, погружают нас в прошлое. Такая коммуникация позволяет не просто узнать факты, а протянуть «ниточки» между поколениями, что, конечно, сильно откликается в сердце человека.

Одно из первых заданий проекта будет связано с семьями самих студентов. Для нас очень важно, чтобы подрастающее поколение изучило в первую очередь историю своего рода, своих бабушек и дедушек. Порой внуки не запоминают, какую роль в их жизни играли прародители много лет назад. Однако такие вещи необходимо «освежать» в памяти, чтобы лучше понимать в том числе самих себя.

Обращение к своим корням позволяет человеку не только укрепить семейные отношения, ощутить единение с близкими людьми, но и пересмотреть собственные ценностные ориентиры.

Еще один важный момент – сближение с семьей и своими корнями позволяет человеку избежать чувства одиночества. Для подрастающего поколения и молодежи сегодня это имеет большое значение. Подростковый и юношеский возраст – это тот период, когда человек находится в состоянии некоторой потерянности, дезориентации.

Ситуация усложняется тем, что часто молодежь покидает родные города в поисках своего места в жизни. После школы многие выпускники отправляются в Москву или Санкт-Петербург для получения образования, отстраняясь от своих близких, родителей, бабушек и дедушек. И это порой незаметно для них самих лишает того ощущения опоры, которое дают старшие поколения.

Для человека очень важно ощущение, что за ним стоят родители, бабушки и дедушки. Как дерево не может расти без корней, так и людям сложнее идти по жизни без опоры.

К сожалению, еще более одинокими себя нередко чувствуют пожилые люди. Им не хватает коммуникации, ведь зачастую повзрослевшие внуки и дети уделяют больше внимания собственным семьям, работе и личным проблемам. Между тем очень важно давать нашим бабушкам и дедушкам возможность делиться своей жизненной историей, опытом, знаниями. Это дарит им очень важное ощущение полезности и нужности.

Взаимообмен и взаимоподдержка станут основой проекта «Эмпатия». Студенты помогут ветеранам осваивать новые навыки – например, связанные с пользованием компьютером.

Помимо общения в формате интервью мы планируем провести концерт ко Дню Победы и серию онлайн-встреч с ветеранами. Всё это очень важно для развития чувства эмпатии у подрастающего поколения, передачи мудрости от старших младшим и, конечно, для сохранения семейных, родовых историй.

– Такие истории будут оформлены в какой-то материальный вид?

– Совершенно верно. Мы планируем создавать слайд-шоу и видеосюжеты, восстанавливая картину жизни людей старшего поколения. Это важно не только для нас самих, но и для тех, кто будет жить после нас. Так мы сможем не просто подарить будущим поколениям возможность узнать о том, каким был мир прошлого, но и буквально взглянуть на него через призму видения тех людей, которые в нем родились и выросли, т.е. через конкретные жизненные истории.

В наших планах выпустить книгу, героями которой станут ветераны войны и труда. Они, как никто другой, заслуживают особого внимания потомков. Ведь именно эти люди подарили нам мирное небо над головой, защитив Родину от фашизма, а затем восстановили страну, преодолев все кризисы.

При развитии эмпатии у людей необходимо воспитывать в них правильное мышление. Очень важно, чтобы человек умел поставить себя на место другого, понять всё то, что он пережил.

Во время общения с ветеранами мы будем говорить о том, как сплачивали и закаляли их трудности, что помогало им верить в светлое будущее и не терять человечности. Это не столько про войну, сколько про жизнь.

– Чем проект «Эмпатия» будет полезен студентам колледжа психологии?

– Проект позволит студентам развить важные профессиональные качества, необходимые как психологу, так и социальному работнику. Чувство любви, сопричастности, сопереживания – фундаментальные личностные качества, на которых держатся обе эти профессии.

Психолог может владеть множеством эффективных техник и методов работы с людьми, но он никогда не поможет человеку, если не будет ощущать сопричастность к его проблемам.

В процессе обучения мы стремимся погружать студентов в условия взаимодействия с различными социальными группами, и старшее поколение – одна из них.

Коммуникация – это искусство. И в этом плане психолог просто обязан быть художником.

– Почему лично для Вас важно вносить вклад в реализацию именно такого проекта, как «Эмпатия»?

– Мне этот проект очень близок по духу. Я с огромным уважением отношусь к истории страны, особенно к советскому периоду, в который я росла. Помню, когда мы смотрели фильмы о войне, у нас возникало ощущение «живости» происходящего, мы не чувствовали оторванности от тех событий. Это позволяло нам очень чутко ощутить всё то, что стоит за нами, – то, какой ценой достался мир, в котором мы живем.

Советский период, опыт старшего поколения – это то, что воспитало во мне те качества, которыми я обладаю. Наши бабушки и дедушки – люди, способные очень многому нас научить. И мне хочется, чтобы подрастающее поколение не упустило такую возможность.

Вероятно, из-за тягот судьбы и сложностей военного времени у старшего поколения эмпатия, т.е. умение сочувствовать и сопереживать, развита особенно сильно. Современному миру этих качеств, как мне кажется, не хватает. Люди становятся всё более разобщенными. И ситуацию необходимо исправлять. Миру нужны теплота и человечность.

– Почему, на Ваш взгляд, проект «Эмпатия» особенно актуален именно сегодня?

– Он особенно значим с точки зрения того этапа жизни, на котором мы сегодня оказались. Это этап трансформации мира, его кардинального изменения. Пришло время выбирать путь, но, чтобы не улететь «в никуда», нам нужно найти опору.

Связь со старым опытом и с тем миром, в котором мы росли, дает нам чувство стабильности. Если мы резко всё перечеркнем и поменяем, то велика вероятность, что мы останемся ни с чем.

Для меня сохранение отдельных, очень живых и человечных историй, традиций и связей с корнями – это огонек, который нас греет. Тот мир, та эпоха несли в себе очень человечное начало: доброту, поддержку, единение между людьми. И это то основание, которое может стать очень устойчивой опорой. 

Виктория Ежова,

информационное агентство Global Women Media

Поделиться страницей:

Читать все статьи рубрики

Эмпатия: как понять другого человека

«Эмпатические» проблемы взрослых людей чаще всего можно выразить двумя вопросами:

 

• Как выразить своё сочувствие в трудных, критических для других людей ситуациях?
• Как противостоять тому, что называют эмоциональным выгоранием от сострадания?

 

По сути, оба этих вопроса связаны с регуляцией эмпатии. Мы неизбежно стараемся «фильтровать» информацию, и наша невозможность сопереживать всем и стремление избегать ситуаций, которые, как мы чувствуем, могут стать для нас непереносимыми, абсолютно естественны. Здесь важно оставаться в контакте со своими чувствами, осознавать их смысл, понимать свои мотивы и при этом не терять другого или других из поля зрения. Приведу в пример волонтёра, который через некоторое время работы в отделении для неизлечимо больных детей понял, что «выгорает». Осознав это, он не ушёл совсем, а временно переключился на организацию административной и финансовой помощи больнице, чтобы потом опять вернуться к непосредственной работе с детьми.

 

В ситуациях катастроф и массовых трагедий, так же как и в ситуациях, когда наши близкие испытывают горе, у нас возникает множество сильных собственных чувств. Страх смерти, тревога о собственном здоровье, паника. Не случайно в каждой культуре детально разработаны ритуалы прощания с умершими и выражения соболезнования, позволяющие человеку справиться с болью и унять внутренний хаос за счёт смещения фокуса на других. Сейчас возникают новые, соответствующие времени ритуалы — например, изменить фотографию профайла в соцсетях, возложить цветы и зажечь свечи у посольства страны, в которой произошла трагедия. Выражая чувства цивилизованно, мы уже управляем ими. Схожий подход — «вместе, но отдельно» — в отношении близких иногда может показаться неподходящим, даже предательством, но так мы можем быть по-настоящему нужным, а наша помощь — по-настоящему эффективной. Немного отойти в сторону, переключиться, но при этом осознавать, зачем и для чего ты это делаешь, — это может стать выходом из тяжёлой ситуации.

 

Другую стратегию я бы условно назвала творческой: мы можем вложить энергию своего сострадания в совместные дела, требующие творческого сотрудничества — например в создание фотоальбома, организацию вечера памяти или собирание воспоминаний о погибшем.

Что такое сочувствие и сострадание? — Блог Викиум

Умение сопереживать другому человеку — качество, которым обладают далеко не все. Некоторые придерживаются мнения, что сострадание и сочувствие являются абсолютно ненужными чувствами. Другие же, наоборот, считают, что лишь благодаря сопереживанию человечество и занимает высшую ступень в эволюции. В психологии сочувствием называют способность индивида разделить негативные события и эмоции другого человека. Когда человек может сострадать другому, он всегда готов прийти на помощь.

Понятие в буддизме

В буддизме термин сострадать определяется желанием индивида раствориться в положительных или отрицательных чувствах другого человека. В данном случае человек просто стремится перенять эмоции другого, чтобы как-то ему помочь. Сопереживание и сострадание не относится к определенному человеку, ведь данные эмоции личность может испытывать и к абсолютно незнакомому человеку.

Одним из самых ярких примеров сострадательности в буддизме является переживание буддиста относительно погибших на войне людей. Он начинает активную деятельность, помогая пострадавшим, и выражает сочувствие.

Нужны ли эти чувства?

Нельзя однозначно ответить на вопрос о том, необходимы ли подобные чувства. Многие считают, что благодаря таким чувствам человек становится более мягким и добрым. В школе детям также стараются привить сочувствие за счет анализа различных сочинений и классических произведений. Благодаря сочувствию человек способен обозначить рамки допустимых поступков, а также понять, сделал ли он что-то неправильно по отношению к другому.

Отличия между сочувствием и состраданием

Не всегда человек может понять, в чем разница между сочувствием и состраданием. Определение «сочувствие» можно рассматривать, как умение сопереживать человеку в трудную минуту. Сочувствие можно испытывать по отношению к разным группам людей. Сострадание же отличается тем, что данное чувство является более глобальным и относиться лишь к отдельным лицам.

По-другому сопереживание называют эмпатией. Данное качество является очень важным для психологов, учителей, врачей и других специалистов, которые работают с людьми. Именно с помощью эмпатии профессионал может найти с человеком общий язык.

Когда человек испытывает жалость по отношению к другому, он не готов испытать те же эмоции, что и человек, которого жалко. Сострадание же проявляется в виде желания проявить заботу и предложить помощь. Сострадание и соболезнование — абсолютно разные вещи. В случае с соболезнованием, человек просто показывает, что ему искренне жаль из-за того, что произошло в жизни другого.

Хорошо или плохо

Существует множество разнообразных мнений относительно сочувствия и сострадания. Одни считают, что сочувствовать и сострадать не нужно. Другие же уверены, что с помощью подобных чувств можно легко паразитировать на сильных людях.

Одним из самых простых примеров является получение женщиной денежной помощи от своей подруги, которая является более успешной и постоянно выслушивает недовольство о качестве жизни знакомой. Таким образом действия женщины направлены лишь на получение финансовой помощи от сочувствующей подруги, при этом она абсолютно ничего не делает.

Каждый человек вправе самостоятельно решать, хочет ли он испытывать сочувствие по отношению к кому-то или нет. Не всегда доброе слово и помощь могут быть во благо, а иногда они могут привести к еще более печальным последствиям. Понятие сочувствия каждый рассматривает для себя индивидуально. Кто-то окунается с головой в чужие проблемы и начинает деятельный процесс, другие же просто абстрагируются.

Что лучше?

Проявляя сочувствие, некоторые могут лишь нагнетать обстановку. Гораздо лучше, если сочувствующий начинает действовать, чтобы оказать реальную помощь. Именно умение сострадать определяет деятельность человека в области волонтерства. Каждый человек вправе самостоятельно принимать решения, в какой деятельности он бы хотел принимать активное участие. Разница между человеком, который умеет сострадать и тем, кто этого никогда не делал, состоит в том, что первый переживает эмоциональные трагедии других людей и не хотел бы оказаться на их месте. Именно такое мышление и останавливает человека, чтобы не совершать плохие поступки.

Как научиться сочувствию?

Сострадание и сочувствие — тяжелая работа, которая требует от человека высокого самоконтроля. Развить эмпатию в себе можно с помощью тренировок, например, ставить себя на место другого человека, пытаясь понять его чувства. Во время рассуждений старайтесь не осуждать человека, а думайте о том, как можно решить проблему. Отличным толчком в развитии подобных качеств станет и участие в благотворительных проектах. Именно благодаря оказанию помощи людям, человек начнет понимать, что значит сочувствие и сострадание.

Грани проявления

Не все люди могут проявлять сострадание искренне, а происхождение этого чувства в данном случае направлено на выработку болезненной привязанности. Во время манипуляций сострадающий становиться агрессивным и злым, поэтому восприятие жертвы меняется, и она просто не может самостоятельно уйти.

Некоторые люди не способны сострадать правильно из-за мягкости характера, что приводит к манипуляции. В конечном итоге окружающие этим пользуются, прося постоянно моральной и материальной помощи.

Взявшись помогать, поставьте себя на место нуждающегося, но не выполняйте все за него. Человек должен самостоятельно справиться с проблемой, а вы должны лишь немного его подтолкнуть. Сочувствие и сострадание — важные чувства, без которых в цивилизации было бы гораздо сложнее. Только с помощью поддержки люди способны пережить трагедии. Тем не менее, каждый человек сам решает есть ли в его жизни место для сочувствия или нет.

Чтобы научиться состраданию, необходимо уметь разбираться в психологии людей. Этому может научить курс Викиум «Менталист».

Читайте нас в Telegram — wikium

Эмоциональное сопереживание другому человеку называется. В чем разница между эмпатией и сочувствием? Как эмпатия связана с психотерапией

Каждый из нас в той или иной мере склонен к сочувствию по отношению к другим. Не удивительно, что мы стремимся хоть как-то облегчить боль другого человека, если видим, что он или она действительно эмоционально страдает в результате какого-то разрушительного события. Однако между сочувствием к проблемам других и сопереживанием этих проблем есть существенная разница. Сопереживая, мы с пониманием относимся к проблемам человека, стремимся помочь и пытаемся сделать все возможное, что в наших силах. Кроме того, сопереживание предполагает умение почувствовать внутреннее состояние другого человека, образно говоря, поставить себя на его место и увидеть проблему его глазами. Поэтому для того, чтобы действительно помочь кому-то, мало одного сочувствия, нужно еще сопереживать его проблемам вместе с ним.
Однако как сделать это правильно? Как выразить свое желание помочь так, чтобы не обидеть чувства человека? Что именно мы должны сказать? Должны ли мы просто ограничиться словами «мне так жаль…» или «я тебе сочувствую» и оставить человека наедине со своими чувствами, или нужно сделать нечто большее?
Сочувствие и сопереживание не являются синонимами, хотя люди часто используют их как взаимозаменяемые понятия. Когда вы сопереживаете кому-то, вы чувствуете, в какой ситуации он находится. Вы понимаете это. Это ментальный процесс, который требует определенных эмоций. Не удивительно, что это навык, который не является врожденным, но приобретается с возрастом и зрелостью. А сочувствие не требует каких-либо знаний или эмоционального чувства связи и во многом зависит от яркости психического восприятия. Вот почему даже собака или кошка могут почувствовать, когда вам грустно, и всячески пытаться приласкаться к вам, чтобы отвлечь от печальных мыслей. Даже животные способны к сочувствию, но сопереживать могут только люди.
Даже герои кинофильмов могут вызывать у нас сочувствие. Вы можете испытывать сочувствие к кому-то, чей жизненный опыт совершенно чужд для вас. А сопереживать человеку можно только в том случае, если и вы в своей жизни уже сталкивались с чем-то подобным ситуации, из-за которой страдает он.
Американский психолог Т. Сингер утверждает, что сочувствие и сопереживание следует рассматривать как отдельные процессы, в частности, потому, что каждый из них зависит от различных нейронов и отдельных частей мозга.
Проявления сочувствия характерны даже для младенцев. Ученые установили, что «заразный» плач новорожденных малышей в родильных домах объясняется именно этой эмоцией. Когда от страха, голода или боли плачет один младенец, другие начинают ему вторить. Маленькие дети, чьи умственные способности еще не полностью развились, уже способны проявлять сочувствие. Таким образом, можно утверждать, что способность испытывать сочувствие к другим заложена в нас самой природой. А вот способность к сопереживанию появляется у человека после получения жизненного опыта, различных жизненных ситуаций. Как сказал один замечательный психолог, сопереживание – это умение ощутить чужую боль. Поэтому развивайте в себе эти способности, помогайте другим, когда они переживают тяжелые времена, ведь именно это качество и делает нас человечными.

Сопереживание — внутреннее отождествление себя с другим человеком, способность к состраданию, являющаяся даром свыше. Среди своих родных и друзей такой человек ценится тем, что способен понять каждого. Что это за качество, каким образом оно проявляется, рассказывается в статье.

Эмоциональное сочувствие

Чувствами и эмоциями других людей позволяет проникнуться такое качество, как эмоциональное сопереживание. Это очень важная черта для поддержки близких и друзей, которая существенно помогает налаживать положительные контакты с окружающими. Подобное общение основывается на понимании других людей на уровне малейших изменений в выражении их лиц или даже незначительных жестов.

Профессионалы считают, что человек, способный испытывать сопереживание, видит мир глазами собеседника и даже слышит те же звуки, аналогично думает. В принципе, каждому хочется иметь такого знакомого. Поэтому возникает логичный вопрос: Что такое сопереживание и у кого оно встречается? Это качество преимущественно присутствует в преподавателях, врачах, работниках торговли, менеджерах.

Подводные камни сострадания

Способность сопереживать очень часто может быть потеряна в детстве, когда на проявление сострадания у ребёнка сверстники отвечают смехом и жестокостью. Но если ему всё же удаётся пронести свою особенность характера через годы, то это является прямым свидетельством развитой и доброй личности.

Такой человек способен находить в любом прохожем. Это может происходить не каждый день, но в такие периоды он испытывает состояние глубокой гармонии. Хотя окружающий мир способен ранить не только в детстве, а и в зрелом возрасте. Если человек не находит отклика или понимания в других, то начинает считать себя более развитым по сравнению с ними. Он чувствует досаду и максимально ограничивает круг своих знакомых.

Есть люди, которые, испытывая сопереживание другому человеку, настолько увлекаются его ощущениями, что полностью погружаются в чужие проблемы и не могут остановиться. Этим личностям лучше с сочувствием.

Также существуют манипуляторы, которые просто разыскивают добряков. Эмпату они точно не угрожают, потому что он распознаёт их на глубоком уровне. Но вот обесценивать чей-либо рассказ, даже если он и является манипуляцией чистой воды, не стоит. Этот шаг может превратить собеседника в скрытого недоброжелателя. Ведь что такое сопереживание на самом деле? Это не ограничение, а понимание. Поэтому предпочтительнее внутренне остановить себя, не вникать в монолог и при первой же возможности удалиться.

Особенности личности сочувствующего

Способному сопереживать человеку несколько сложно с теми, кто мало разговаривает. А вот с людьми, которые хотят высказаться, он сходится легко. Но залезть в душу и ранить сочувствующий неспособен по простой причине: он хорошо прочувствовал собеседника и ярко осознаёт, чем для человека станет подобный удар. Хотя на самом деле сострадать могут личности со способностью к высокому уровню психического и эмоционального развития.

Многие боятся увязнуть в чужой жизни, но это тоже невозможно для истинного эмпата. Что такое сопереживание в первую очередь? Это именно понимание, а не взятие на себя бед и страхов с последующей возможностью попасть в больницу. Очень важно ограничивать себя и вовремя пресекать любые посягательства на

На самом деле, не у всех получается принимать сторону собеседника. Есть люди, переживающие свои радости и горести внутри. Им сложнее проявить полноценное сочувствие. Кроме того, всегда очень неприятно увидеть поведение, созданное искусственно.

Для чего это нужно

Преимущественно люди, которые способны сопереживать, являются простыми и наивными. Но не стоит принимать это за правило. Эмпат вполне может раскрыть внутренние качества какого-то человека с определённой целью. Например, выявить слабые стороны конкурента фирмы, в которой работает.

Но не стоит считать его профессиональным психологом. Он способен выпутаться из сложной ситуации, увидеть всё многогранно, но не знает научного обоснования происходящего, и чёткий логический план в его поведении отсутствует.

Люди, способные сопереживать и сострадать, способны организовывать поддерживающие группы. Смысл создания такой структуры во взаимопомощи. Но в подобных случаях мало кто учитывает, что смысл группы исчерпывается после прорабатывания объединившей ситуации. Участники становятся чужими людьми, не имеющими общих тем.

Это качество может помогать в семье, дружеских отношениях, на работе, в непредвиденных ситуациях, со случайными прохожими. В принципе, уметь проявлять чувство сопереживания, не выходя за грань дозволенного — тоже способность свыше. Ведь собеседники, видя искренне понимающее лицо, часто склонны раскрываться и рассказывать ему множество своих проблем.

Каким образом проявляется настоящее сочувствие

Что такое сопереживание? Это способность полностью понять другого до такой степени, чтобы исключить даже малейшую возможность осуждения. Сопереживающий всегда объединяется с ощущениями рассказчика, смотрит на мир его глазами. Он не критикует, не говорит:

1. «А что, ты не мог сделать так и так?»
2. «Почему ты ему не ответил?»
3. «Надо было то и это…»
4. «А вот я бы…»

Он понимает, что в определённой ситуации его собеседник мог повести себя только так, как поступил в действительности.

Гораздо приятнее жить в мире, в котором не спрашивают лишнего и правильно понимают сказанное. Однако часто получается так, что обычный для кого-то вопрос загоняет беседу в тупик, поставив человека в неудобное положение. А нужны ли тому, кто выстрадал решение, чьи-то поверхностные советы со стороны? Сочувствие — это очень нужное качество, которое не стоит полностью подавлять в страхе оказаться не понятым. Главное — научиться разделять себя и проблемы рассказчика, принимая его мировоззрение.

аждый человек в той или иной степени способен почувствовать эмоциональное состояние другого человека. При этом в норме человек осознает, что это не его переживание, что он лишь некоторым образом отражает чувства своего собеседника.

Это и есть эмпатия в самом общем значении этого понятия.

Термин этот появился в конце XIX века, а первое определение эмпатии дал Зигмунд Фрейд. С греческого «эв», «эм» переводится «в», а «пафос» — страсть, страдание.

Казалось бы, естественным синонимом греческого термина в русском языке может стать слово «сострадание», а также похожие на него слова «сопереживание», «сочувствие».

Однако это утверждение не совсем верно.

Например, любой ребенок чувствует и понимает, когда его мама очень расстроена из-за какого-то плохого поступка, который он совершил. Вот он пришел с детской площадки в очень грязной куртке, и мама с огорчением укоряет его. В такой ситуации дети могут вести себя по-разному. Один искренне скажет: «Мама, не расстраивайся, давай я сам почищу куртку». Другой разделит чувство матери, извинится, скажет, что не подумал о том, как она расстроится, но предлагать помощь не будет. Третий равнодушно разденется и пойдет к игрушкам.

В чем же дело? Ведь и третьему ребенку чувства матери очевидны.

Эмпатия – лишь способность, заложенная в нас природой. Она связана с определенными функциями мозга. Именно благодаря этой способности человек стремится к общению и способен к нему.

Так же как и другие способности, ее нужно развивать. Результатом развития способности к эмпатии могут стать такие высокие нравственные качества человека, как сопереживание, сострадание, сочувствие.

При сопереживании мы некоторым образом отождествляем себя с другим человеком, при этом переживая такое же эмоциональное состояние, как он. Сострадание — синоним сопереживания, с тем оттенком, что речь идет о переживании неприятного, негативного свойства, горя, страдания.

По поводу чувств близкого человека могут возникнуть и собственные эмоциональные состояния. Это собственное переживание называют сочувствием . У этого понятия нет явной эмоциональной окраски, однако чаще всего его употребляют также в связи с какими-либо горестными состояниями.

Общей чертой этих понятий является их направленность на совместное преодоление неприятностей, горя, помощь в облегчении страдания. Эта помощь может выражаться как словесной поддержкой, так и действием.

Значит, равнодушное отношение ребенка к чувствам матери, как правило, свидетельствует не о его испорченности, а о том, что родители недостаточно развивают его способность к эмпатии (причины могут быть разными).

Такой ребенок имеет большой шанс вырасти неким «толстокожим животным», который идет по миру, ненароком задевая чувства других людей и не замечая этого. В худшем варианте это – жестокий эгоист. Известно, что отсутствие способности к сочувствию психологи считают одним из признаков психического нездоровья.

Подробнее о воспитании сочувствия можно прочитать в статье .

На самом деле существует 3 типа сочувствия. Вот чем они отличаются — и как их можно развить.

Следующая статья представляет собой адаптированный отрывок из моей новой книги « EQ Applied: The Real World Guide to Emotional Intelligence ».

Мы часто слышим о необходимости большего сочувствия к миру. Несомненно, вы были свидетелями этого в той или иной форме: менеджера, который не имеет отношения к борьбе своей команды, и наоборот. Мужья и жены, которые больше не понимают друг друга.Родитель, который забыл, что такое подростковая жизнь … и подросток, который не видит, как сильно заботятся его родители.

Но если мы стремимся к тому, чтобы другие принимали во внимание нашу точку зрения и чувства, почему мы часто не делаем то же самое для них?

Во-первых, нужно время и усилия, чтобы понять, как и почему другие чувствуют то же, что и они. Откровенно говоря, мы не готовы вкладывать эти ресурсы в пользу слишком большого количества людей. И даже когда у нас есть мотивация проявлять сочувствие, сделать это непросто.

Но учиться надо; в противном случае наши отношения ухудшаются.Поскольку один человек по-прежнему зациклен на неудачах другого, в результате возникает ментальное и эмоциональное противостояние, когда все остаются в своих руках, никакие проблемы не решаются, а ситуации кажутся непримиримыми. Но проявление инициативы по проявлению сочувствия может разорвать цикл — потому что, когда человек чувствует, что его понимают, он с большей вероятностью ответит взаимностью и приложит еще больше усилий.

Результат? Доверительные отношения, в которых обе стороны заинтересованы в том, чтобы дать другому человеку преимущество в сомнениях и простить мелкие ошибки.

Итак, что такое эмпатия? А как развить свой?

Что такое эмпатия (и что это не так)

Сегодня вы получите разные определения сочувствия, в зависимости от того, кого вы спрашиваете. Но большинство согласится с некоторыми вариациями следующего: Сочувствие — это способность понимать и разделять мысли или чувства другого человека.

Чтобы чувствовать и проявлять сочувствие, необязательно делиться тем же опытом или обстоятельствами, что и другие. Скорее, сочувствие — это попытка лучше понять другого человека, узнав его точку зрения.

Психологи Дэниел Гоулман и Пол Экман подразделяют концепцию сочувствия на следующие три категории.

Когнитивная эмпатия — это способность понимать, что человек чувствует и о чем он может думать. Когнитивная эмпатия делает нас лучшими коммуникаторами, потому что помогает нам передавать информацию так, чтобы она лучше всего доходила до другого человека.

Эмоциональная эмпатия (также известная как аффективная эмпатия) — это способность разделять чувства другого человека.Некоторые описывают это как «твоя боль в моем сердце». Этот тип сочувствия помогает вам налаживать эмоциональные связи с другими людьми.

Сострадательное сочувствие (также известное как сочувствие) выходит за рамки простого понимания других и обмена их чувствами: оно фактически побуждает нас действовать, помогать тем, чем мы можем.

Чтобы проиллюстрировать, как эти три ветви эмпатии работают вместе, представьте, что друг недавно потерял близкого члена семьи. Вашей естественной реакцией может быть сочувствие, чувство жалости или печали.Сочувствие может побудить вас выразить соболезнование или отправить открытку — и ваш друг может оценить эти действия.

Но проявление сочувствия требует больше времени и усилий. Все начинается с когнитивной эмпатии: воображения, через что проходит человек. Кого они потеряли? Насколько они были близки к этому человеку? Как теперь изменится их жизнь, помимо чувства боли и потери?

Эмоциональная эмпатия поможет вам не только понять чувства друга, но и как-то разделить их. Вы пытаетесь соединиться с чем-то в себе, что знает чувство глубокой печали и эмоциональной боли.Вы можете вспомнить, что чувствовали, когда потеряли кого-то близкого, или представить, как бы вы себя чувствовали , если бы у вас не было такого опыта.

Наконец, сострадательная эмпатия побуждает вас действовать. Вы можете накормить его, чтобы вашему другу не пришлось беспокоиться о готовке. Вы можете предложить свою помощь в телефонных звонках или по хозяйству. Может быть, вы могли бы пойти и составить им компанию; или, если им нужно побыть одному, вы можете взять детей и понаблюдать за ними некоторое время.

Это всего лишь один пример того, как работает сочувствие, но каждый день будет открывать новые возможности для развития этой черты. Фактически, каждое взаимодействие, которым вы делитесь с другим человеком, — это шанс увидеть вещи с другой точки зрения, поделиться своими чувствами и помочь.

Формирование когнитивной эмпатии

Формирование когнитивной эмпатии — это создание обоснованных предположений. Мы часто неверно интерпретируем физические движения и выражения лица; Улыбка может означать радость или изобилие, но она также может сигнализировать о грусти.

Итак, прежде чем общаться с другим человеком, подумайте о том, что вы знаете о нем, и будьте готовы узнать больше. Но имейте в виду, что ваша интерпретация настроения, поведения или мышления другого человека будет зависеть от вашего предыдущего опыта и бессознательных предубеждений. Ваши инстинкты могут ошибаться. Не спешите с предположениями и не спешите с суждениями.

После того, как вы пообщаетесь с другими, найдите время, чтобы обдумать любую обратную связь, которую они предоставляют (письменную, устную, язык тела). Это поможет вам лучше понять не только других людей и их личности, но и то, как они воспринимают ваши мысли и стиль общения.

Развитие эмоционального сочувствия

Чтобы достичь эмоционального сочувствия, необходимо идти дальше. Цель состоит в том, чтобы на самом деле разделить чувства другого человека, что приведет к более глубокой связи.

Когда человек рассказывает вам о личной борьбе, слушайте внимательно. Не поддавайтесь желанию осудить человека или ситуацию, прервать и поделиться своим личным опытом или предложить решение. Вместо этого сосредоточьтесь на понимании того, как и почему: как человек себя чувствует и почему он так себя чувствует.

Далее важно уделить время размышлениям. Как только вы лучше поймете, что чувствует человек, вы должны найти способ наладить отношения.

Спросите себя: Когда я почувствовал себя похожим на то, что описал этот человек?

Друг и коллега доктор Хендри Вайзингер, автор бестселлеров «Эмоциональный интеллект в действии », прекрасно это иллюстрирует:

«Если человек говорит:« Я провалил презентацию », я не думаю о времени, когда я испортил презентацию — что я [сделал] и подумал, ничего страшного.Скорее, я вспоминаю время, когда я действительно чувствовал, что облажался, может быть, на тесте или в чем-то еще важном для меня. Вы хотите вспомнить ощущение неудачи, а не событие ».

Конечно, вы никогда не сможете представить себе точно , как чувствует себя другой человек. Но попытка сделает вас намного ближе, чем вы было бы иначе

Как только вы найдете способ соединиться с чувствами другого человека и получите более полное представление о ситуации, вы готовы проявить сочувствие.На этом этапе вы предпринимаете действия, чтобы помочь, чем можете.

Проявление сострадательного сочувствия

Начните с того, что спросите другого человека напрямую, что вы можете сделать, чтобы помочь. Если они не могут (или не хотят) делиться, спросите себя: Что помогло мне, когда я почувствовал то же самое? Или: Что бы мне помогло?

Делиться своим опытом или внести предложения — это нормально, но не создавайте впечатления, будто вы все это видели или знаете на все ответы.Вместо этого расскажите об этом как о чем-то, что помогало вам в прошлом. Представьте это как вариант, который можно адаптировать к их обстоятельствам, вместо комплексного решения.

Помните, что то, что сработало для вас или даже других, может не сработать для этого человека. Но не позволяйте этому удерживать вас от помощи. Просто делай то, что можешь.

Применение на практике

В следующий раз, когда вам будет сложно увидеть что-то с точки зрения другого человека, постарайтесь запомнить следующее:

• У вас нет всей картины.В любой момент времени человек имеет дело со многими факторами, о которых вы не подозреваете.
• То, как вы думаете и чувствуете о ситуации, может сильно отличаться от одного дня к другому, под влиянием различных факторов, включая ваше текущее настроение.
• При эмоциональном стрессе вы можете вести себя совсем не так, как вы думаете.

Помните об этих моментах, чтобы повлиять на то, как вы смотрите на другого человека, и на то, как вы с ним общаетесь. И поскольку каждый из нас в тот или иной момент проходит через нашу собственную борьбу, это лишь вопрос времени, когда вам понадобится такой же уровень понимания.

Мнения, выраженные здесь обозревателями Inc.com, являются их собственными, а не мнениями Inc.com.

Что такое сочувствие?

Что такое сочувствие?

Эмпатия — это способность эмоционально понимать, что чувствуют другие люди, видеть вещи с их точки зрения и представлять себя на их месте. По сути, это поставить себя на место другого человека и почувствовать то, что он должен чувствовать.

Когда вы видите, что другой человек страдает, вы можете мгновенно представить себя на месте другого человека и почувствовать сочувствие к тому, через что он проходит.

Хотя люди, как правило, довольно хорошо настроены на свои собственные чувства и эмоции, проникнуть в чужую голову может быть немного сложнее. Способность сочувствовать позволяет людям, так сказать, «пройти милю в шкуре другого». Это позволяет людям понимать эмоции, которые испытывают другие.

Многим кажется совершенно непонятным видеть другого человека, которому больно и который отвечает безразличием или даже откровенной враждебностью. Но тот факт, что некоторые люди действительно реагируют таким образом, ясно демонстрирует, что сочувствие не обязательно является универсальной реакцией на страдания других.

Признаки сочувствия

Есть некоторые признаки, свидетельствующие о том, что вы склонны к чуткости:

• Вы действительно умеете слушать, что говорят другие.
• Люди часто рассказывают вам о своих проблемах.
• Вы хорошо понимаете, что чувствуют другие люди.
• Вы часто думаете о том, что чувствуют другие люди.
• Другие люди обращаются к вам за советом.
• Вы часто чувствуете себя захваченными трагедиями.
• Вы пытаетесь помочь другим, кто страдает.
• Вы умеете говорить, когда люди нечестны.
• Иногда вы чувствуете себя опустошенным или подавленным в социальных ситуациях.
• Вы глубоко заботитесь о других людях.
• Вам сложно устанавливать границы в отношениях с другими людьми.

Сочувствие заставляет вас беспокоиться о благополучии и счастье других. Однако это также означает, что иногда вы можете быть ошеломлены, выгорены или даже чрезмерно возбуждены, постоянно думая об эмоциях других людей.

Типы

Человек может испытывать разные типы сочувствия:

• Эмпатия включает способность понимать эмоции другого человека и реагировать соответствующим образом. Такое эмоциональное понимание может привести к тому, что кто-то будет беспокоиться о благополучии другого человека, или может вызвать чувство личного беспокойства.
• Соматическая эмпатия включает своего рода физическую реакцию в ответ на то, что испытывает кто-то другой.Иногда люди физически переживают то, что чувствует другой человек. Например, когда вы видите, что кто-то смущается, вы можете покраснеть или у вас появится расстройство желудка.
• Когнитивная эмпатия включает в себя способность понять психическое состояние другого человека и то, что он может думать в ответ на ситуацию. Это связано с тем, что психологи называют теорией разума, или размышлением о том, что думают другие люди.

Хотя сочувствие и сострадание связаны с сочувствием, между ними есть важные различия.Считается, что сострадание и сочувствие в большей степени связаны с пассивной связью, в то время как сочувствие обычно подразумевает гораздо более активную попытку понять другого человека.

использует

Люди, безусловно, способны на эгоистичное, даже жестокое поведение. Быстрый просмотр любой ежедневной газеты быстро обнаруживает многочисленные недобрые, эгоистичные и отвратительные действия. Тогда возникает вопрос, почему мы все не ведем себя постоянно такими корыстными поступками? Что заставляет нас чувствовать чужую боль и отвечать добротой?

Сочувствие дает ряд преимуществ:

• Эмпатия позволяет людям строить социальные связи с другими.Понимая, что люди думают и чувствуют, люди могут адекватно реагировать на социальные ситуации. Исследования показали, что наличие социальных связей важно как для физического, так и для психологического благополучия.
• Сопереживание другим помогает вам научиться управлять своими эмоциями. Эмоциональная регуляция важна тем, что позволяет вам управлять своими чувствами даже во время сильного стресса, не перегружая себя.
• Сочувствие способствует поведению, помогающему.Вы не только более склонны к полезному поведению, когда сочувствуете другим людям, но и другие люди также с большей вероятностью помогут вам, когда они проявят сочувствие.

Удар

Не каждый испытывает сочувствие в любой ситуации. Некоторые люди могут быть более чуткими в целом, но люди также склонны более сочувствовать одним людям и меньше — другим.

Некоторые из различных факторов, которые играют роль в этой тенденции, включают:

• Как люди воспринимают другого человека
• Как люди приписывают поведение другого человека
• Что люди винят в затруднительном положении другого человека
• Прошлый опыт и ожидания

Исследования показали, что существуют гендерные различия в переживании и выражении сочувствия, хотя эти результаты несколько неоднозначны.Женщины получают более высокие баллы по тестам на эмпатию, и исследования показывают, что женщины, как правило, чувствуют больше когнитивной эмпатии, чем мужчины.

На самом базовом уровне, кажется, есть два основных фактора, которые способствуют способности испытывать сочувствие: генетика и социализация. По сути, это сводится к вековому относительному вкладу природы и воспитания.

Родители передают гены, которые способствуют формированию личности в целом, включая склонность к сочувствию, сочувствию и состраданию.С другой стороны, людей также социализируют их родители, сверстники, сообщества и общество. То, как люди относятся к другим, а также то, как они относятся к другим, часто является отражением убеждений и ценностей, привитых им в очень молодом возрасте.

Барьеры для сочувствия

Несколько причин, по которым людям иногда не хватает сочувствия, включают когнитивные предубеждения, дегуманизацию и обвинение жертв.

Когнитивные предубеждения

Иногда на то, как люди воспринимают окружающий мир, влияет ряд когнитивных предубеждений.Например, люди часто приписывают чужие неудачи внутренним характеристикам, а в собственных недостатках винят внешние факторы.

Эти предубеждения могут затруднить понимание всех факторов, влияющих на ситуацию, и снизить вероятность того, что люди смогут увидеть ситуацию с точки зрения другого.

Дегуманизация

Многие также попадают в ловушку, полагая, что люди, которые отличаются от них, также не чувствуют и не ведут себя так же, как они.Это особенно характерно для случаев, когда другие люди находятся на расстоянии друг от друга.

Например, когда они смотрят сообщения о стихийном бедствии или конфликте в чужой стране, люди могут с меньшей вероятностью почувствовать сочувствие, если они будут думать, что те, кто страдает, в корне отличаются от них самих.

Обвинение жертвы

Иногда, когда другой человек пережил ужасный опыт, люди совершают ошибку, обвиняя жертву в своих обстоятельствах. По этой причине жертв преступлений часто спрашивают, что они могли бы сделать иначе, чтобы предотвратить преступление.

Эта тенденция проистекает из необходимости верить в то, что мир является справедливым и справедливым местом. Люди хотят верить, что люди получают то, что заслуживают, и заслуживают то, что получают, — это вводит их в заблуждение, заставляя думать, что такие ужасные вещи никогда не могут случиться с ними.

История изучения эмпатии

Термин эмпатия был впервые введен в 1909 году психологом Эдвардом Б. Титченером как перевод немецкого термина einfühlung (что означает «чувство в»).Было предложено несколько различных теорий для объяснения эмпатии.

Нейробиологические объяснения

Исследования показали, что определенные области мозга играют роль в том, как проявляется эмпатия. Более современные подходы сосредоточены на когнитивных и неврологических процессах, лежащих в основе эмпатии. Исследователи обнаружили, что разные области мозга играют важную роль в эмпатии, в том числе передняя поясная кора и передняя островковая часть.

Исследования показывают, что в переживании эмпатии есть важные нейробиологические компоненты.Активация зеркальных нейронов в головном мозге играет роль в способности отражать и имитировать эмоциональные реакции, которые люди чувствовали бы, оказавшись в подобных ситуациях.

Функциональное исследование МРТ также показывает, что область мозга, известная как нижняя лобная извилина (IFG), играет решающую роль в переживании эмпатии. Исследования показали, что люди, у которых есть повреждение этой области мозга, часто испытывают трудности с распознаванием эмоции, передаваемые через мимику.Взаимодействие с другими людьми

Эмоциональные объяснения

Некоторые из самых ранних исследований темы эмпатии, сосредоточенные на чувстве того, что чувствуют другие, позволяют людям испытывать различные эмоциональные переживания. Философ Адам Смит предположил, что симпатия позволяет нам переживать то, что иначе мы никогда не смогли бы полностью ощутить.

Это может включать в себя сочувствие как к реальным людям, так и к воображаемым персонажам. Например, сочувствие к вымышленным персонажам позволяет людям испытать ряд эмоциональных переживаний, которые в противном случае были бы невозможны.

Просоциальные пояснения

Социолог Герберт Спенсер предположил, что симпатия выполняет адаптивную функцию и помогает выживанию вида. Сочувствие ведет к побуждению к поведению, которое приносит пользу социальным отношениям. Люди по своей природе социальные существа. То, что помогает в наших отношениях с другими людьми, приносит пользу и нам.

Когда люди испытывают сочувствие, они более склонны к просоциальному поведению, которое приносит пользу другим людям. Такие вещи, как альтруизм и героизм, также связаны с сочувствием к другим.

Советы по проявлению сочувствия

К счастью, сочувствие — это навык, которому можно научиться и укрепить. Если вы хотите развить свои навыки сочувствия, вы можете сделать несколько вещей:

• Работайте над тем, чтобы выслушивать людей, не отвлекая их
• Обращайте внимание на язык тела и другие типы невербального общения
• Попытайтесь понять людей, даже если вы с ними не согласны
• Задавайте людям вопросы, чтобы узнать больше о них и их жизни
• Представьте себя в шкуре другого человека

Слово Verywell

Хотя иногда эмпатия может потерпеть неудачу, большинство людей способны сопереживать другим в самых разных ситуациях.Эта способность видеть вещи с точки зрения другого человека и сочувствовать чужим эмоциям играет важную роль в нашей социальной жизни. Сочувствие позволяет нам понимать других и довольно часто заставляет нас действовать, чтобы облегчить страдания другого человека.

Сочувствие на работе — Навыки общения от MindTools.com

Развитие навыков понимания других людей

Эмпатия подобна универсальному растворителю. Любая проблема, связанная с сочувствием, становится разрешимой. — Саймон Барон-Коэн, британский клинический психолог и профессор психопатологии развития Кембриджского университета.

Понимание эмоций других людей — ключевой навык на рабочем месте. Это может позволить нам разрешать конфликты, создавать более продуктивные команды и улучшать наши отношения с коллегами, клиентами и заказчиками.

Но, хотя большинство из нас уверены в освоении новых технических навыков, мы можем чувствовать себя плохо подготовленными для развития наших навыков межличностного общения.И многие люди стесняются обсуждать свои собственные чувства, не говоря уже о чьих-либо еще!

Умеете ли вы смотреть на вещи с чужой точки зрения?

В этой статье мы исследуем, что на самом деле означает проявить сочувствие. Мы рассмотрим, как несколько простых действий могут помочь нам укрепить связи, сформировать культуру честности и открытости и реально повлиять на эмоциональное благополучие и продуктивность наших коллег.

Что такое сочувствие?

В своей простейшей форме эмпатия — это способность распознавать эмоции в других и понимать точки зрения других людей на ситуацию.Сочувствие в самом лучшем виде позволяет вам использовать это понимание, чтобы улучшить настроение других людей и поддержать их в сложных ситуациях.

Сочувствие часто путают с сочувствием, но это не одно и то же. Сочувствие — это чувство заботы о ком-то и ощущение, что он мог бы быть более счастливым. В отличие от сочувствия, сочувствие не связано с общей точкой зрения или эмоциями.

Вы можете сочувствовать кому-то, кого видите в слезах на улице, например, ничего не зная об их ситуации.Сочувствие может перерасти в сочувствие, но не обязательно.

По мнению влиятельного психолога Дэниела Гоулмана, эмпатия — один из пяти ключевых компонентов эмоционального интеллекта. — жизненно важный лидерский навык. Он проходит через три стадии: когнитивная эмпатия, эмоциональная эмпатия и сочувствие. Ниже мы обсудим каждый этап по очереди.

Когнитивная эмпатия

Когнитивная эмпатия — это способность понимать, что другой человек может думать или чувствовать.Это не обязательно должно включать в себя какое-либо эмоциональное вовлечение наблюдателя.

Руководители могут найти когнитивную эмпатию полезной для понимания того, что чувствуют члены их команды, и, следовательно, какой стиль лидерства лучше всего от них выиграет. Точно так же руководители продаж могут использовать его, чтобы оценить настроение клиента, помогая им выбрать наиболее эффективный тон для разговора.

Когнитивная эмпатия — это в основном рациональная, интеллектуальная и эмоционально нейтральная способность. Это означает, что некоторые люди используют его в отрицательных целях.Например, люди с макиавеллистскими чертами характера. может использовать когнитивную эмпатию для манипулирования эмоционально уязвимыми людьми.

Эмоциональная эмпатия

Эмоциональная эмпатия — это способность разделять чувства другого человека и, таким образом, понимать этого человека на более глубоком уровне. Иногда это называют «аффективной эмпатией», потому что она влияет на вас или меняет вас. Дело не только в том, чтобы знать, что кто-то чувствует, но и в создании подлинного взаимопонимания. с ними.

Некоторых из нас такое сочувствие может ошеломить. Люди с сильными эмпатическими наклонностями могут погрузиться в проблемы или боль других людей, иногда нанося ущерб собственному эмоциональному благополучию. Это особенно верно, если они не чувствуют себя способными разрешить ситуацию.

Вы можете избежать эмоционального выгорания из-за щедрости делая перерывы, проверяя свои границы и укрепляя свою способность справляться с такой сложной ролью .

Любой руководитель команды выиграет от развития хотя бы некоторого эмоционального сочувствия. Это помогает укрепить доверие между менеджерами и членами команды, а также развить честность и открытость. Но сочувствие наиболее ценно, когда оно сочетается с действием. .

Сострадательное сочувствие

Сострадательное сочувствие — самая активная форма сочувствия. Это включает в себя не только заботу о другом человеке и разделение его эмоциональной боли, но и принятие практических мер по ее уменьшению.

Например, представьте, что один из членов вашей команды расстроен и зол из-за того, что он плохо выступил с важной презентацией. Признать их обиду — ценно, а еще больше — подтвердить их реакцию, выказывая признаки этих чувств. Но лучше всего выделить для них немного времени и предложить практическую поддержку или руководство, как справиться с ситуацией и подготовиться к следующему разу.

Как развить сочувствие на работе

Поначалу вам может быть трудно проявить сочувствие — вы можете нервничать из-за эмоционального обязательства или чувствовать себя неспособным сделать это.Но это не значит, что вы обречены на провал!

Чтобы использовать сочувствие эффективно, вам нужно отложить в сторону свою точку зрения и смотреть на вещи с точки зрения другого человека. Затем вы можете распознать поведение, которое на первый взгляд кажется чрезмерно эмоциональным, упрямым или необоснованным, как простую реакцию, основанную на предшествующих знаниях и опыте человека.

Часто практикуйте следующие техники, чтобы они стали второй натурой.

Уделите все внимание

Внимательно слушайте то, что вам пытаются сказать.Используйте свои уши, глаза и «инстинкты», чтобы понять всю идею, которую они передают.

Начните с прислушивания к ключевым словам и фразам, которые они используют, особенно если они используют их неоднократно. Затем подумайте о , как о , а также о , о том, что они говорят. Какой у них тон или язык тела говорю вам? Например, они злятся, стыдятся или боятся?

Сделайте шаг вперед, сочувственно слушая .На этом этапе избегайте задавать прямые вопросы, спорить с тем, что говорится, или оспаривать факты. И будьте гибкими — приготовьтесь к разговору, чтобы изменить направление, поскольку мысли и чувства другого человека также меняются.

Совет:

См. Нашу статью «Внимательное слушание». , чтобы узнать, как можно сосредоточиться на другом человеке, несмотря на «шум» собственных мыслей и чувств.

Принимайте во внимание точки зрения других людей

Вам, вероятно, знакома поговорка: «Прежде чем критиковать кого-то, пройдите милю на его месте.«Изучите собственное отношение и сохраняйте непредвзятость. Слишком много внимания вашим собственным предположениям и убеждениям не оставляет много места для сочувствия!

Как только вы «увидите», почему другие верят в то, во что верят, вы сможете это признать. Это не значит, что вы должны соглашаться с этим, но сейчас не время для споров. Вместо этого обязательно проявите уважение и продолжайте слушать.

Если сомневаетесь, предложите человеку еще немного описать свою позицию и спросите, , , как они, , думают, что они могут решить проблему.Задавать правильные вопросы вероятно, самый простой и прямой способ понять другого человека.

Совет:

Вы можете изучить мощный пятиэтапный подход для изучения других точек зрения в нашей статье Perceptual Positions .

Принять меры

Не существует единственного «правильного способа» продемонстрировать свое сочувствие. Это будет зависеть от ситуации, человека и его доминирующих эмоций в данный момент. Помните, что сочувствие связано не с тем, чего вы хотите, а с тем, чего хочет и в чем нуждается другой человек, поэтому любое действие, которое вы предпринимаете или предлагаете, должно приносить ему пользу.

Например, у вас может быть член команды, который не может сосредоточиться на своей работе из-за проблемы дома. Может показаться добрым поступком сказать им, что они могут работать из дома, пока ситуация не разрешится, но на самом деле работа может дать им долгожданную передышку от размышлений о чем-то болезненном. Так что спросите их, какой подход они бы предпочли .

И помните, что сочувствие не только к кризисам! Видеть мир с разных точек зрения — это великий талант, и его можно использовать постоянно, в любой ситуации.А случайные добрые поступки украсят любой день.

Например, вы, вероятно, улыбаетесь и стараетесь запоминать имена людей: это сочувствие в действии. Уделять людям все свое внимание на собраниях, интересоваться их жизнью и интересами и предлагать конструктивную обратную связь — все это тоже эмпатическое поведение.

Часто практикуйте эти навыки. Когда вы проявляете интерес к тому, что думают, чувствуют и переживают другие, вы приобретете репутацию заботливого, надежного и доступного человека и станете большим активом для своей команды и своей организации.

Ключевые моменты

Эмпатия — это способность распознавать эмоции и делиться взглядами с другими людьми. Это один из пяти ключевых компонентов эмоционального интеллекта, который помогает строить доверительные отношения и укреплять отношения.

Есть три стадии эмпатии:

• Когнитивная эмпатия — это понимание эмоционального состояния другого человека.
• Эмоциональная эмпатия — это взаимодействие с этими эмоциями и их разделение.
• Сострадательная эмпатия предполагает принятие мер для поддержки других людей.

Чтобы использовать сочувствие эффективно, уделите коллеге все свое внимание, ищите вербальные и невербальные подсказки, которые помогут вам полностью понять его ситуацию. Отбросьте собственные предположения, признайте чувства коллеги, позвольте эмоциональной связи, а затем предпримите позитивные действия, которые улучшат их благополучие.

Как быть более чутким — Год жизни лучше Руководства

Многие родители, особенно белые, стараются избегать разговоров о расе, гендерной идентичности, уровне дохода или других различиях между людьми, полагая, что если они подвергают своих детей воздействию разнообразие, не придавая этому большого значения, их дети будут расти без предубеждений.

Но исследования показали, что это неправда. Даже дошкольники видят различия — а также придерживаются предубеждений. Когда взрослые не говорят об этом детям, это может усугубить ситуацию: дети в конечном итоге впитывают социальные стереотипы или считают, что это табуированная тема.

В цветных семьях эти разговоры часто начинаются гораздо раньше по необходимости, говорит Дон Доу, социолог из Университета Мэриленда, изучающая расу и семью. Родители пытаются защитить своих детей от расизма и следить за тем, чтобы они сталкивались с такими же людьми, как они.

Проведите жестких дискуссий, , говорят исследователи. Поднимите такие темы, как гонка. Поговорите с ними о том факте, что расизм существует; что мальчикам и девочкам не всегда позволяли делать одно и то же; что разные семьи имеют разный уровень ресурсов; что тела людей уникальны по форме и размеру; что семьи состоят из разных комбинаций людей.

Не заставляйте детей молчать, когда они замечают цвет кожи, и не пропускайте части в книгах, когда персонажи сталкиваются с дискриминацией — это моменты обучения.Вместо этого поговорите о дискриминации и , почему это неправильно . Если они сделают публичный комментарий, эксперты предлагают сказать что-то вроде : «Да, люди бывают разного цвета кожи, точно так же, как у нас с вами разные цвета волос».

Разнообразьте свою медиа-диету , рассказывая не только об исторических личностях, но и о цветных детях, «занимающихся обычными делами, наслаждающихся жизнью», — сказала г-жа Доу. В качестве примеров она привела мультфильм Ника-младшего «Дора-исследователь» и книгу «Лола в библиотеке.”

«Они опасаются, что разговоры о расе и расизме сделают их детей расистами», — сказала о родителях Джессика Каларко, социолог из Университета Индианы. «Но это не то, что показывают исследования. Дети, которые ведут открытый и честный разговор со своими родителями, лучше понимают структурное неравенство, существующее в нашем обществе ».

Что такое эмпатия? Узнайте о 3 типах сочувствия

Поздний вечер пятницы, и вы отдыхаете после напряженной недели, читая любимую книгу, когда звонит телефон.Это близкая подруга, которая в панике звонит, потому что только что потеряла работу. «Не волнуйтесь, вы скоро найдете другую», — говорите вы, — «кроме того, вы знали, что у вашей компании финансовые проблемы, разве вы этого не ожидали? Почему ты сейчас так расстроен? » На другом конце линии воцарилась ошеломляющая тишина, после чего последовал прерванный звонок. Вы не проявили сочувствия.

Вы думали, что пытаетесь ее утешить, так что же пошло не так? Если бы вы не посочувствовали ей и не выслушали ее опасения, вы могли бы принести больше вреда, чем пользы.

Итак, что такое эмпатия? Это способность понимать мысли и чувства другого человека в ситуации с его точки зрения, а не с вашей. Это отличается от сочувствия, когда одним движут мысли и чувства другого, но сохраняется эмоциональная дистанция.

Разница между сочувствием и сочувствием проницательно изображена в этом ролике от RSA Animate, в котором рассказывается отрывок из выступления доктора Брена Брауна на TED об эмпатии. Она объясняет, что сочувствие — видеть кого-то в глубокой яме, но остающегося на возвышенности и говорящего с ним сверху.Сочувствующий человек может также попытаться просто положить серебряную подкладку в ситуацию другого человека вместо того, чтобы признать его боль. И наоборот, сочувствие — это чувство с человеком, оно спускается в яму, чтобы сесть рядом с ним, делая себя уязвимым для искренней связи с ним. Чуткий человек распознает борьбу человека, не преуменьшая ее. Чтобы узнать больше о Брене Браун, посмотрите это видео на YouTube.

Эмпатия — огромная концепция. Известные психологи Дэниел Гоулман и Пол Экман выделили три компонента эмпатии: когнитивный, эмоциональный и сострадательный.Кратко их обсудим ниже. Научившись сопереживать своим друзьям, коллегам и окружающим, используя эти три типа сочувствия, вы укрепляете отношения и укрепляете доверие.

Когнитивный: «Просто знать, что чувствует другой человек и о чем он может думать. Иногда это называется перспективным ».

Если вы представите себя на месте подруги, вы знаете, что она, скорее всего, будет чувствовать себя грустно и тревожно, потому что она полагается на этот доход для выплаты студенческих займов.Однако только когнитивная эмпатия держит вас на расстоянии от друга. Чтобы по-настоящему общаться с другом, вам нужно поделиться его чувствами. Вот где приходит эмоциональное сочувствие.

Эмоциональный: «Когда вы физически чувствуете себя рядом с другим человеком, как будто его эмоции заразительны».

Этот тип сочувствия может также распространяться на физические ощущения, поэтому мы съеживаемся, когда кто-то ушибается ногой. В этом случае вы бы посмотрели внутрь, чтобы определить ситуацию, в которой вы так же беспокоились о будущем.Сама ситуация не обязательно должна быть идентичной, поскольку каждый человек индивидуален. Важно то, что эмоции, возникающие в результате этой ситуации, совпадают.

Итак, вы успешно поняли, что чувствует ваш друг, и попали в похожее эмоциональное пространство. Что теперь? Что ж, вы можете использовать идеи, почерпнутые из когнитивной и эмоциональной эмпатии, чтобы проявить сострадательное сочувствие.

Сострадание: «С таким сочувствием мы не только понимаем затруднительное положение человека и чувствуем его вместе с ним, но и спонтанно стремимся помочь, если это необходимо.”

Это баланс между когнитивной и эмоциональной эмпатией, который позволяет нам действовать, не преодолевая чувства и не бросаясь прямо в процесс решения проблемы.

Собираем все вместе

У многих людей сочувствие возникает не просто так. Наше быстро меняющееся общество не часто побуждает нас найти момент, чтобы пообщаться с другими. Следовательно, это сознательный выбор, который мы должны сделать, но чем больше мы практикуем сочувствие, тем более интуитивным он становится.

Преимущества невозможно переоценить, особенно в таких профессиях, как здравоохранение и преподавание, где вы несете ответственность за благополучие многих людей, как молодых, так и старых. В области здравоохранения исследование, проведенное в 2016 году Массачусетской больницей общего профиля, показало, что сочувствие является отличительным фактором удовлетворенности медицинским обслуживанием. Эмпатия позволяет клиницистам на более глубоком уровне общаться с пациентами и, следовательно, действовать в их интересах.

Предыдущие исследования показали, что сочувствие также может повлиять на результаты лечения — оно может сократить продолжительность пребывания в больнице и даже ускорить исчезновение простуды.

Теперь, когда мы рассмотрели основы, мы обсудим, как практиковать сочувствие в нашей повседневной жизни, и некоторые препятствия на пути к этому в нашей следующей публикации в блоге.

В заключение, вот замечательное видео, снятое клиникой Кливленда. Хотя это видео снято в условиях больницы, его послание актуально для всех аспектов нашей повседневной жизни. Это резюмируется в этой цитате: «Будьте добры, ведь каждый, кого вы встречаете, ведет тяжелую битву». — Приписывается Яну Макларену, а также Платону и Филону Александрийским.

Это первая часть из двух частей, посвященных эмпатии. Чтобы увидеть вторую часть, нажмите здесь. Этот блог предназначен только для учебных целей и не является учебным пособием по тесту CASPer.

Фото Матеуса Ферреро на Unsplash

Сочувствие: что это такое, почему это важно и как можно улучшить

Сочувствие — это слово, которое часто используется многими людьми. Общеизвестно, что сочувствие — это хорошо, но не всегда это приоритет в жизни людей.

Знаете ли вы, что 98% людей обладают способностью сопереживать другим ? Немногочисленные исключения составляют психопаты, нарциссы и социопаты, которые неспособны понимать чувства и эмоции других людей или относиться к ним.

Другие группы людей, которым может быть сложно понять эмоции других людей, — это люди с аутистическим спектром. Тем не менее, многие люди считают, что люди с аутизмом все еще способны относиться к эмоциям других людей , хотя, возможно, и не традиционным способом.

Хотя подавляющее большинство населения способно к сочувствию, иногда его практика ограничена. Но что такое эмпатия и почему это важно?

Можно ли развить сочувствие, или мы рождаемся с определенным количеством? Некоторые люди от природы лучше сочувствуют? Неужели проявление сочувствия так же важно, как говорят некоторые?

Давайте погрузимся.

Что такое эмпатия?

Проще говоря, сочувствие — это способность понимать вещи с точки зрения другого человека.Это способность разделять чувства и эмоции других людей и понимать, почему они испытывают эти чувства.

Многие известные люди говорили о важности понимания и сочувствия.

Майя Анджелоу однажды сказала: «Я думаю, что у всех нас есть сочувствие. У нас может не хватить смелости, чтобы проявить это».

Альберт Эйнштейн сказал: «Мир не может быть сохранен силой; его можно достичь только пониманием».

Бывший президент Барак Обама сказал: «Самый большой дефицит, который у нас есть в нашем обществе и в мире прямо сейчас, — это дефицит сочувствия.Мы остро нуждаемся в людях, которые могли бы стоять на чужом месте и смотреть на мир их глазами ».

На поминальной службе по погибшим в Далласе в 2016 году пяти полицейским, бывший президент Джордж У. Буш сказал: «В лучшем случае мы практикуем сочувствие, воображая себя в жизни и обстоятельствах других. Это мост через самые глубокие разделения нашей нации ».

Различные типы сочувствия

В попытке определить, что такое сочувствие, люди создали разные категории сочувствия.По мнению психологов Дэниела Гоулмана и Пола Экмана , существует три типа эмпатии: когнитивная, эмоциональная и сострадательная.

• Когнитивная эмпатия. Когнитивная эмпатия — это способность понять, что чувствует другой человек, и понять, о чем он может думать.
• Эмоциональная эмпатия или аффективная эмпатия. Эмоциональная эмпатия означает способность разделять эмоции другого человека. Это будет означать, что когда вы видите кого-то, кому грустно, вам становится грустно.
• Сострадательное сочувствие или сочувствие. Сострадательное сочувствие — это когда вы превращаете чувства в действия. Это выходит за рамки понимания и отношения к ситуациям других людей и подталкивает человека к чему-то.

СВЯЗАННЫЕ С : Как стать лучше коммуникатором

Почему сочувствие важно?

Сочувствие важно почти во всех аспектах повседневной жизни. Это позволяет нам проявлять сострадание к другим, относиться к друзьям, любимым, коллегам и незнакомцам и оказывает большое благотворное влияние на мир.

В личной жизни

Как эмпатия помогает в личной жизни человека?

Здоровые отношения требуют воспитания, заботы и понимания. Дружба или романтические отношения, в которых не хватает сочувствия и понимания, скоро рухнут. Когда люди думают только о своих интересах, другие люди в отношениях пострадают.

Если один из супругов в браке отказывается смотреть на вещи с точки зрения другого, у них, скорее всего, будут проблемы в браке. Никакие два человека никогда не будут думать одинаково, и никакие два человека не будут иметь одинаковый опыт.Оба человека в отношениях привносят свои идеи, жизненный опыт и проблемы. Не тратя время на попытки понять чувства и взгляды друг друга, люди, состоящие в отношениях, скорее всего, будут чувствовать себя нелюбимыми и лишенными заботы.

В трудовой жизни

В чем эмпатия важна на рабочем месте?

Для многих рабочее место — это место для совместной работы. Для вещей, требующих групповых усилий, чрезвычайно важно найти время, чтобы пообщаться с коллегами.Даже если люди специально не работают над одним проектом, все равно важно ладить с коллегами по работе. Сочувствие — жизненно важная часть нормальных рабочих отношений. Без него гораздо проще попасть в споры и разногласия.

Для руководства также очень важно использовать сочувствие. Начальники, которым не хватает сочувствия, часто подвергают своих сотрудников нечестным действиям. Менеджеры, которые не проявляют сочувствия, могут подтолкнуть сотрудников к работе сверх того, что является здоровым и разумным, или могут быть чрезмерно суровыми, если сотрудник совершает ошибку.

Более высокий уровень сочувствия на рабочем месте был связан с повышением производительности, увеличением продаж и лучшими лидерскими качествами.

Для всего мира

Как сочувствие влияет на мир?

Сочувствие с глобальной точки зрения бесконечно важно, особенно когда оно ведет к состраданию. Этот тип сочувствия подталкивает людей к погружению и помощи в случае серьезных бедствий. Люди готовы помогать другим, которых они никогда не встречали, потому что они знают, что им тоже понадобится помощь, если все изменится.

Без сострадательного сочувствия мир был бы гораздо более темным и менее функциональным местом для жизни.

Люди рождаются с сочувствием или его можно научить?

Хотя есть некоторые свидетельства того, что способность сопереживать связана с генетической предрасположенностью, верно также и то, что сочувствие — это навык, который можно увеличивать или уменьшать.

Один из самых эффективных способов проявить сочувствие — это обучать их в детстве. Сочувствие — это часть образования, известная как «эмоциональный интеллект».»Обучение детей тому, как думать о том, что чувствуют другие люди, — хороший способ помочь им развить сочувствие.

Если ребенок причиняет боль другому ребенку или дразнит его, полезно спросить ребенка, как, по их мнению, они заставили чувствовать другого ребенка. Вы можете спросить их, как бы они себя чувствовали, если бы кто-то так поступил с ними. Хотели бы они, чтобы их дразнили или обидели? Были бы они грустны или сердиты, если бы кто-то плохо с ними обращался? Например, совместное использование — важная часть образования маленького ребенка.Детей часто учат делиться, потому что им нравится, когда с ними делятся другие. Детей легко научить относиться к другим с добротой, потому что они тоже хотят, чтобы к ним относились по-доброму.

Как повысить свой уровень эмпатии

Хотя с детства легче научить человека проявлять сочувствие, взрослые также могут повысить уровень сочувствия. Ниже приведены несколько способов улучшить сочувствие человека.

Читайте художественную литературу

Хотите верьте, хотите нет, но чтение художественной литературы действительно может усилить ваше сочувствие.Новые исследования показывают, что когда люди читают художественную литературу, их мозг действительно чувствует, что они попадают в новый мир . Например, исследователи из Университета Буффало изучали участников, которые читали Twilight и Harry Potter. Они обнаружили, что люди идентифицируют себя как вампиров и волшебников соответственно .

Причина, по которой это открытие имеет значение, заключается в том, что оно показывает, что люди способны идентифицировать себя с людьми и группами, которые на самом деле находятся вне их самих.Если поместить это в приложение, не связанное с фэнтези, это показывает, что люди могут относиться к людям, которые живут жизнью, совершенно отличной от их собственной. Например, люди из Соединенных Штатов могут прочитать книгу о человеке в Китае и научиться идентифицировать себя с кем-то на другой стороне планеты.

В статье об этом исследовании The Guardian пишет : «В художественной литературе… мы можем понять действия персонажей с их внутренней точки зрения, углубляясь в их ситуации и умы, а не с внешней точки зрения. что у нас обычно есть.«Другими словами, там, где мы обычно не имеем доступа к мыслям другого человека, литература дает нам окно во внутреннее мышление других людей.

СВЯЗАННЫЕ С : Овладейте искусством рассказывания историй

Слушайте

Слушать других — это значит очень хороший способ развить сочувствие. Когда мы уделяем время тому, чтобы слушать то, что говорят нам другие люди, это простой способ понять, как они думают и чувствуют.

Слушать лучше всего, когда мы отбрасываем собственные мысли и мнения и внимательно обдумывайте то, что говорит другой человек.Мы также можем лучше слушать, если отложим отвлекающие факторы, такие как сотовые телефоны или планшеты. Когда мы уделяем безраздельное внимание другим, мы заставляем их чувствовать, что о них заботятся, и это дает нам возможность по-настоящему понять их точку зрения.

Попытка понять людей с разными мнениями и убеждениями

Для многих гораздо легче идентифицировать себя с людьми, которые входят в нашу «группу». Другими словами, гораздо легче доверять или понимать людей, которые, по нашему мнению, похожи на нас.Этот тип мышления может тормозить на разнообразном рабочем месте или подавлять сочувствие к тем, кто находится за пределами нашего сообщества.

Чтобы бросить вызов этому типу мышления, важно найти время, чтобы понять людей, которые отличаются от других. Чтобы расширить эмпатию, человеку, возможно, придется бросить вызов предвзятым представлениям и предубеждениям и принять во внимание точку зрения другого человека.

Этого также можно добиться, если люди расширят свой круг и станут друзьями с людьми, с которыми они обычно не проводят время.Они могут быть удивлены, обнаружив, что у них больше общего, чем они думали вначале, и еще более вероятно, что они расширят свои способности к сочувствию.

что такое эмпатия и зачем она нам нужна?

Это вводное эссе из нашей серии статей о понимании чувств других людей. В нем мы исследуем сочувствие, в том числе, что это такое, нужно ли нашим врачам больше, а когда слишком много, может быть не очень хорошо.

---

Сочувствие — это способность разделять эмоции других и понимать их.Это конструкция из нескольких компонентов, каждый из которых связан со своей собственной мозговой сетью. Есть три взгляда на сочувствие.

Во-первых, это аффективная эмпатия. Это умение делиться эмоциями других. Высокие показатели аффективной эмпатии имеют те, кто, например, демонстрирует сильную внутреннюю реакцию при просмотре страшного фильма.

Они боятся или сильно чувствуют боль других внутри самих себя, когда видят других напуганными или испытывающими боль.

С другой стороны, когнитивная эмпатия — это способность понимать эмоции других. Хорошим примером является психолог, который рационально понимает эмоции клиента, но не обязательно разделяет эмоции клиента интуитивно.

Наконец, есть эмоциональная регуляция. Это относится к способности регулировать свои эмоции. Например, хирургам необходимо контролировать свои эмоции при оперировании пациента.

Те, кто демонстрируют сильную внутреннюю реакцию при просмотре страшного фильма, высоко ценят эмоциональное сочувствие.dogberryjr / Flickr, CC BY

Другой способ понять сочувствие — отличить его от других связанных конструкций. Например, сочувствие включает в себя самосознание, а также различие между собой и другим. В этом смысле оно отличается от мимикрии или имитации.

Многие животные могут проявлять признаки мимикрии или эмоционального заражения другому животному, страдающему от боли. Но без определенного уровня самосознания и различия между собой и другим это не сочувствие в строгом смысле слова.Сочувствие также отличается от сочувствия, которое включает в себя заботу о страданиях другого человека и желание помочь.

Тем не менее, сочувствие не является уникальным человеческим опытом. Это наблюдалось у многих нечеловеческих приматов и даже у крыс.

Люди часто говорят, что психопатам не хватает сочувствия, но это не всегда так. Фактически, психопатия обеспечивается хорошими когнитивными эмпатическими способностями — вам нужно понимать, что чувствует ваша жертва, когда вы ее пытаете.Чего психопатам обычно не хватает, так это сочувствия. Они знают, что другой человек страдает, но им все равно.

Исследования также показали, что люди с психопатическими чертами часто очень хорошо регулируют свои эмоции.

Чтобы быть хорошим психопатом, вам нужно понимать, что чувствуют ваши жертвы. Pimkie / Flickr, CC BY

Зачем это нужно?

Сочувствие важно, потому что оно помогает нам понять, что чувствуют другие, чтобы мы могли адекватно реагировать на ситуацию.Обычно это связано с социальным поведением, и существует множество исследований, показывающих, что большее сочувствие ведет к более полезному поведению.

Однако это не всегда так. Сочувствие также может препятствовать социальным действиям или даже вести к аморальному поведению. Например, тот, кто видит автомобильную аварию и переполняется эмоциями, видя, что жертва испытывает сильную боль, может с меньшей вероятностью помочь этому человеку.

Точно так же сильное сочувствие к членам нашей собственной семьи, нашей социальной или расовой группе может привести к ненависти или агрессии по отношению к тем, кого мы воспринимаем как угрозу.Подумайте о матери или отце, защищающем своего ребенка, или о националисте, защищающем свою страну.

Люди, которые умеют читать эмоции других, например манипуляторы, предсказатели судьбы или экстрасенсы, также могут использовать свои превосходные навыки сочувствия для собственной выгоды, обманывая других.

Сочувствие связано с социальным поведением. Джесси Оррико / Unsplash

Интересно, что люди с более высокими психопатическими чертами обычно более утилитарно реагируют на моральные дилеммы, такие как проблема пешеходного моста.В этом мысленном эксперименте люди должны решить, столкнуть ли человека с моста, чтобы остановить поезд, собирающийся убить пятерых других, лежащих на рельсах.

Психопат чаще всего предпочитает столкнуть человека с моста. Это следование утилитарной философии, согласно которой спасение жизни пяти человек путем убийства одного человека — это хорошо. Таким образом, можно утверждать, что люди с психопатическими наклонностями более нравственны, чем нормальные люди — которые, вероятно, не стали бы сталкивать человека с моста — поскольку они меньше подвержены влиянию эмоций при принятии моральных решений.

Как измеряется эмпатия?

Эмпатия часто измеряется с помощью опросников самооценки, таких как индекс межличностной реактивности (IRI) или опросник когнитивной и аффективной эмпатии (QCAE).

Они обычно просят людей указать, насколько они согласны с утверждениями, измеряющими различные типы эмпатии.

В QCAE, например, есть такие утверждения, как: «Меня очень сильно беспокоит, когда один из моих друзей расстроен», что является мерой аффективного сочувствия.

Если на кого-то влияет расстроенный друг, он получает более высокие баллы по аффективному сочувствию. эрен {море + прерия} / Flickr, CC BY

Когнитивная эмпатия определяется QCAE путем придания ценности заявлению, например: «Я стараюсь взглянуть на каждую сторону разногласий, прежде чем принимать решение».

Используя QCAE, мы недавно обнаружили, что у людей с более высокими показателями аффективной эмпатии больше серого вещества, которое представляет собой совокупность нервных клеток различных типов, в области мозга, называемой передней островковой частью.

Эта область часто участвует в регулировании положительных и отрицательных эмоций путем объединения факторов окружающей среды, таких как наблюдение за автомобильной аварией, с внутренними и автоматическими телесными ощущениями.

Мы также обнаружили, что у людей с более высокими показателями когнитивной эмпатии было больше серого вещества в дорсомедиальной префронтальной коре.

Эта область обычно активируется во время более когнитивных процессов, таких как Теория разума, которая представляет собой способность приписывать ментальные убеждения себе и другому человеку.Это также включает понимание того, что у других есть убеждения, желания, намерения и взгляды, отличные от ваших собственных.

Может ли сочувствие быть избирательным?

Исследования показывают, что мы обычно больше сочувствуем членам нашей собственной группы, например, представителям нашей этнической группы. Например, в одном исследовании сканировали мозг участников из Китая и европеоидной расы, когда они смотрели видео, на которых члены их собственной этнической группы страдали от боли. Они также наблюдали за людьми из другой этнической группы, страдающими от боли.

Мы чувствуем больше сочувствия со стороны людей из нашей собственной группы. Bahai.us/Flickr, CC BY

Исследователи обнаружили, что область мозга, называемая передней поясной извилиной корой, которая часто активна, когда мы видим других, страдающих от боли, была менее активной, когда участники видели членов этнических групп, отличных от их собственной в боли.

Другие исследования показали, что участки мозга, участвующие в эмпатии, менее активны, когда наблюдают за людьми, страдающими от боли, которые действуют несправедливо. Мы даже наблюдаем активацию областей мозга, связанных с субъективным удовольствием, таких как брюшное полосатое тело, когда наблюдаем, как проигрывает конкурирующая спортивная команда.

Тем не менее, мы не всегда чувствуем меньше сочувствия к тем, кто не входит в нашу группу. В нашем недавнем исследовании студенты должны были дать денежное вознаграждение или причинить боль студентам из того же или другого университета. Мы просканировали реакцию их мозга, когда это произошло.

Области мозга, участвующие в вознаграждении других, были более активными, когда люди награждали членов своей собственной группы, но области, участвующие в нанесении вреда другим, были одинаково активны для обеих групп.

Эти результаты соответствуют наблюдениям в повседневной жизни.Обычно мы чувствуем себя счастливее, если члены нашей группы что-то выигрывают, но мы вряд ли причиним вред другим только потому, что они принадлежат к другой группе, культуре или расе. В общем, внутригрупповая предвзятость больше связана с внутригрупповой любовью, чем с ненавистью к чужой группе.

На войне может быть полезно меньше сочувствовать людям, которых вы пытаетесь убить, особенно если они также пытаются причинить вам вред. DVIDSHUB / Flickr, CC BY

Тем не менее, в некоторых ситуациях может быть полезно меньше сочувствовать определенной группе людей.Например, на войне может быть полезно меньше сочувствовать людям, которых вы пытаетесь убить, особенно если они также пытаются причинить вам вред.

Для расследования мы провели еще одно исследование с визуализацией мозга. Мы попросили людей посмотреть видео из видеоигры с применением насилия, в которой человек стрелял в невинных мирных жителей (неоправданное насилие) или вражеских солдат (оправданное насилие).

При просмотре видео людям приходилось делать вид, что убивают реальных людей. Мы обнаружили, что боковая орбитофронтальная кора головного мозга, обычно активная, когда люди причиняют вред другим, была активной, когда люди стреляли в мирных жителей.Чем больше участники чувствовали себя виноватыми в стрельбе по мирным жителям, тем больше была реакция в этом регионе.

Однако эта же зона не активировалась, когда люди стреляли в солдата, который пытался их убить.

Результаты позволяют понять, как люди регулируют свои эмоции. Они также показывают, что механизмы мозга, которые обычно задействованы при нанесении вреда другим, становятся менее активными, когда насилие против определенной группы рассматривается как оправданное.

Это может дать будущее понимание того, как люди теряют чувствительность к насилию или почему некоторые люди чувствуют себя более или менее виноватыми из-за причинения вреда другим.

Наш чуткий мозг эволюционировал и стал хорошо приспосабливаться к различным типам ситуаций. Сочувствие очень полезно, поскольку оно часто помогает понять других, чтобы мы могли помочь им или обмануть их, но иногда нам нужно иметь возможность выключить наши эмпатические чувства, чтобы защитить свою жизнь и жизнь других.

---

В завтрашней статье мы рассмотрим, может ли искусство развивать сочувствие.

.

No related posts.