Что такое осмысленная жизнь – «Что такое осмысленная жизнь?» – Яндекс.Знатоки
Спонтанные ответы на неслучайные вопросы: Что такое осмысленная жизнь?
Вселенная в лице сообщницы по Fresh SakhPeople подкинула челлендж, еще один шаг из зоны комфорта: вопросы для осмысления жизни. И подумалось мне: «А почему бы не устроить обмен мнениями?» Не слабо? Начнем с:
Что такое осмысленная жизнь?
Совершенно, до конца, осмыслить жизнь, как, впрочем, и что-то другое, вряд ли, думаю, представляется возможным. Да и к счастью! Что тогда потом делать?
Корень здесь «смысл». Имеет смысл жить! И на этом пути — размышлять и обрастать пониманием.
Жизнь — это отсутствие пустоты. Это движение и развитие. Для меня смысл имеет жизнь наполненная, с реализацией собственного потенциала, с дерзкими вызовами и свершениями. С опытом и выводами из него. Жизнь такая, которую могу прожить только я: уникальная и неповторимая. Жизнь, в которой есть место благодарности и приятию, интересу и удивлению, творчеству и познанию. Жизнь в любви и радости. С планами и задумками, мечтами и стремлениями. С размышлениями и анализом. С пониманием направления движения. С выбором главного и важного. С работой над собой. Такая, чтобы мой смысл давал тепло близким и свет желающим увидеть идущим рядом. Жизнь с наслаждением каждым днем: пасмурным и солнечным, удачным и не очень. С ощущениями запахов, вкусов, звуков и прикосновений. Со смакованием воспоминаний. С балансом в разных сферах: дела, финансов, досуга, здоровья, чувств, энергии, духовности, общения, развития.
А как по-вашему?
(Можно совсем коротко — одним словом или предложением. Можно долгим рассуждением. Нельзя: осуждать, хамить, троллить, обижаться.) Поехали?
blognefedova.com
Закон 40. КАЖДАЯ ОСМЫСЛЕННАЯ ЖИЗНЬ — ЭТО СЛУЖЕНИЕ
Закон 40. КАЖДАЯ ОСМЫСЛЕННАЯ ЖИЗНЬ — ЭТО СЛУЖЕНИЕ
Альберт Эйнштейн сказал: «Человек — это часть целого, которое мы называем вселенной, часть, ограниченная временем и пространством. Он ощущает себя, свои мысли и чувства, как нечто отдельное от целого, некий оптический обман сознания. Этот обман служит для нас своего рода призмой, ограничивая нас нашими личными желаниями и привязанностью к немногому числу людей, находящихся близко от нас. Наша задача должна состоять в том, чтобы освободить себя из этой тюрьмы, расширив круг сострадания так, чтобы он охватывал все живые существа и всю природу в её красоте».
Господня вселенная построена на ритме, гармонии и красоте. Она подобна музыкальной теме симфонии, композитор которой является её жизнью и сущностью. Трудно себе представить огромное количество и упорядоченность звёзд, планет и солнечных систем. Она намного точнее любого механизма, созданного человеком, и ведёт свой ход бессчётное количество тысячелетий, принося смену времён года и долготы дня в соответствии с великим планом. Идеальный порядок и систему можно обнаружить даже в самых мельчайших вещах.
Человечество включено во всеобщий план. Та бесконечная мудрость и гармония, которые пронизывают вселенную, распространяются и на человеческий разум и его дела.
Когда мы принимаем решение вести свою жизнь с пользой и в гармонии с законами вселенной, то всё, что мы делаем, становится служением нашим ближним.
Слыша слово «служение», люди часто представляют себе церковь или высокую государственную должность. На самом деле служение — это все то полезное, что вы совершаете в своей жизни. Любя свою работу — какой бы эта работа ни была — и придерживаясь убеждения, что её можно выполнять, имея в виду благо для окружающих, вы несёте служение. И миру нужно как можно больше таких служителей, которые готовы посвятить свои силы той работе, которую нужно выполнить!
Каждое усилие, направленное на то, чтобы помочь другим, это утверждение жизни. А утверждение — это глубочайшая форма правильного поведения, которое увеличивает ваше счастье и благополучие. Для того, кто поворачивается к свету, дорога ярко освещена. Если же человек повёрнут в другую сторону, в сторону себялюбия, он в конце концов будет идти в собственной тени, которая будет падать на тропу перед ним.
Чтобы подняться над положением дел, необходимо мужество, и этой отваге каждый из нас учится по-своему. Томас Гексли сказал: «Мы живём в мире, который полон несчастья и невежества, и ясный долг каждого из нас заключается в том, чтобы пытаться создать небольшой уголок, который мы можем сделать немного менее невежественным, чем он был до нашего появления». Жизнь необязательно должна состоять из великих жертв и высоких обязанностей: она может включать в себя множество мелочей. Улыбки, доброта, обязательства, обязанности и услуги, которые мы дарим привычно и с любовью, — это благословения, которые завоёвывают и сохраняют сердца и приносят радость и самому человеку, и тем, кто его окружает.
Это — служение, которое присутствует в каждой жизни, ко торую ведут со смыслом.
В статье, озаглавленной «Ваш собственный октиллион атомов», Уинифред Уилкинсон Хаусманн написала, что учёные говорят, в клетках, из которых состоит тело человека, содержится примерно один октиллион атомов. Чтобы представить себе, сколько же это, попробуйте написать цифру один (1), а следом за нею двадцать семь нулей! Вот это и будет октиллион атомов, то количество, которое в настоящий момент находится в вашем распоряжении и работает на вас! Можете представить себе, какое служение возможно вести на такой атомной энергии?
Приближаясь к последним страницам книги о законах жизни, полезно было бы время от времени снова вспомнить эти законы, обращая особое внимание на те, которые вам труднее всего применять в собственной жизни. Видимо, как раз там и содержатся те идеи, которые вам следует усвоить более твёрдо, ибо они могут обладать гораздо более глубоким смыслом, чем вам показалось вначале.
То, как вы представляете себе физический механизм, с помощью которого вы выражаете своё «я», определяет то, как он для вас работает. Разве вам не хотелось бы стать совершеннее? Каково это — ощущать, что вы делаете реальный вклад в ваш мир? Не хочется ли вам чувствовать, что чья-то жизнь стала благословенной благодаря вам и вашей работе? Только подумайте: октиллион атомов — наготове и ждут ваших распоряжений! Хотите ли вы духовно расти навстречу вашему благу и, развиваясь, дарить и получать?
Будь полезным там, где живёшь.
Джордж Герберт
Мы — великолепное, удивительное проявление жизни. У нас есть язык… У нас есть привязанность. У нас есть гены полезности, а полезность настолько близка «общей цели» природы, что ничего более близкого я не могу себе представить. И наконец, что, возможно, лучше всего, у нас есть музыка.
Льюис Томасс
Существует час, которым человек может быть счастлив всю свою жизнь, — если только он сможет его найти.
Джордж Герберт
Поделитесь на страничкеpsy.wikireading.ru
Исследование: более осмысленная жизнь снижает риск преждевременной смерти
Наличие смысла жизни снижает риск преждевременной смерти, говорится в новом исследовании, опубликованном в JAMA Current Open.
Исследователи проанализировали данные почти 7 тысяч американцев в возрасте от 51 до 61 года, которые заполнили психологические опросники о взаимосвязи между смертностью и смыслом жизни.
Выводы потрясли авторов, признается одна из исследовательниц Селеста Ли Пирс.
Люди, у которых не было сильного смысла жизни — который был определен как «самоорганизующаяся жизненная цель, которая стимулирует задачи», — умирали чаще, чем те, у кого он был, и, в частности, причиной смерти чаще всего были сердечно-сосудистые заболевания.
«Я относилась к этому очень скептически, — говорит Пирс, доцент эпидемиологии в Мичиганском университете. — Но теперь я считаю это настолько убедительным, что разрабатываю целую исследовательскую программу».
Исследование проводилось между 2006 и 2010 годами, и в этот период умерло в два раза больше людей, у которых не было цели, чем тех, у кого они были.
Эта связь между низким уровнем смысла жизни и смертью прослеживалась независимо от того, насколько богаты или бедны участники, независимо от пола, расы или уровня образования. Исследователи также обнаружили, что эта связь настолько сильна, что наличие смысла жизни оказалось более значимым во влиянии на здоровье, чем употребление алкоголя, курение или регулярные физические упражнения.
«Наряду с базовыми физическими потребностями, такими как сон, еда и питье, у людей есть базовые психологические потребности», — говорит Алан Розански, профессор Медицинской школы Икан, который не участвовал в этом исследовании, но изучал связь между смыслом жизни и физическим здоровьем.
«Потребность в смысле и цели стоит на первом месте, — добавляет он. — Это самый глубокий фактор благополучия».
Новое исследование дополняет небольшой, но растущий объем литературы о взаимосвязи между смыслом жизни и физическим здоровьем. Например, в 2016 году Розански опубликовал статью в журнале Psychosomatic Medicine, в которой на основе данных 10 исследований было показано, что сильные жизненные цели связаны со снижением риска смертности и случаев сердечно-сосудистых заболеваний, таких как сердечные приступы или инсульты.
Авторы нового исследования в JAMA Current Open взяли данные из большого опроса пожилых американцев, названного «Исследование здоровья и выхода на пенсию».
Участникам задавали различные вопросы по таким темам, как финансы, физическое здоровье и семейная жизнь.
Часть участников заполнила психологические анкеты, в том числе опрос под названием «Психологическая шкала благополучия» в 2006 году. Он включал вопросы, призванные понять, насколько силен смысл жизни человека. Например, их просили оценить свои ответы на такие вопросы, как «Некоторые люди живут бесцельно, но я не один из них».
Авторы исследования использовали ответы на эти вопросы, чтобы количественно оценить силу смысла жизни участников. Затем исследователи сравнили эту информацию с данными о физическом здоровье участников в 2010 году, включая информацию о том, умерли ли они и от чего.
Опрос не просил участников определить, что они считают смыслом жизни. По мнению исследователей, важно не то, какова жизненная цель человека, а то, что она у него или нее в принципе есть.
«Для одних это воспитание детей. Для других — работа волонтером, — говорит Пирс. — Источник удовлетворения жизнью может быть очень индивидуальным».
Ведущий автор исследования Алия Алимудзян, соискатель кандидатской степени по эпидемиологии в Мичиганском университете, говорит, что она участвовала в проекте из личного интереса к осознанности и благополучию.
До аспирантуры Алимудзян работала волонтером в клинике рака молочной железы и была поражена тем, что пациенты, которые могли четко сформулировать смысл жизни, казалось, справлялись с болезнью лучше.
Этот опыт помог ей определить часть своей жизненной цели: исследование этого феномена.
«У меня были очень близкие отношения с пациентами с раком молочной железы. Я видела их страх, беспокойство и депрессию, — говорит Алимудзян. — Это помогло мне подать заявление в аспирантуру. Вот так я и начала свою карьеру».
Пирс говорит, что хотя связь между смыслом жизни и физическим благополучием выглядит сильной, необходимы дополнительные исследования, чтобы изучить физиологическую связь между ними, например, связан ли слабый смысл жизни с высоким уровнем гормонов стресса. Она также надеется изучить стратегии общественного здравоохранения — виды терапии или образовательные инструменты, — которые могут помочь людям развить сильные жизненные цели.
«Что меня действительно поражает, так это сила наших выводов, а также их последовательность во всех публикациях по этой теме, — говорит Пирс. — Это выглядит довольно убедительно».
ideanomics.ru
Осмысленная жизнь. 12 ведущих философов современности
Осмысленная жизнь
Многие детали теоретических и практических взглядов Сингера подверглись острой критике, но самую ожесточенную критику его работ, как и работ утилитаристов вообще, вызвала их чрезмерная требовательность. Проще говоря, критики считают, что если вести нравственную этическую жизнь согласно требованиям Сингера, то нам придется пожертвовать многими из тех вещей, которые наполняют нашу жизнь смыслом. Все выглядит так, словно Сингер верит в то, что мы обязаны отказаться от наших личных забот, рассматривая их как ничем не выделяющиеся среди забот всех других людей. Многие думают, что если мы будем следовать рекомендациям Сингера, то обнищаем и нанесем ущерб своим личным интересам и приносящей нам удовлетворение и радость деятельности. Например, для того, чтобы правильно поступать, нам придется действовать таким образом, что это будет идти вразрез и противоречить уважению и вниманию к тем, кто нам близок и дорог. Когда приближается день рождения любимых, детей или друзей, мы задумываемся о подарке, но потраченные на подарок деньги могли бы принести куда больше пользы тем, кому повезло меньше, чем нам. Даже время, проведенное с семьей или друзьями, в кинотеатре или на праздничном обеде, не лучше ли было бы употребить на борьбу с бедностью и помощью нуждающимся? Мы были бы просто счастливы, если бы наши близкие и друзья и сами предпочитали, чтобы мы, — вместо того, чтобы тратить деньги на подарки, — посылали от их имени деньги в организации вспомоществования голодающим или в фонды защиты прав шимпанзе, или предпочли поработать на раздаче супа, вместо того чтобы пойти в кино. Впрочем, даже самые самоотверженные люди порой полагают, что для них больше значит все-таки подарок от любимой или совместный с ней отдых. И если этическая теория утверждает, что какие-то действия не могут быть оправданы, что мы совершаем что-то морально предосудительное, покупая подарки или отправляясь в кино, то такая теория представляется нам, как простым смертным, чрезмерно требовательной.
Сингер понимает это не хуже нас с вами и, не будучи пуристом и не считая себя образцом нравственности, говорит, что мы должны делать только то, что можем. Но большинство людей большую часть своего времени не желают делать то, что они могут. Если мы хорошенько и беспристрастно подумаем над тем, что мы делаем для того, чтобы улучшить этот мир, то поймем, что большинство из нас могло бы делать намного больше для того, чтобы покончить со страданиями людей и не только. Не надо полностью соглашаться с утилитаристской философией, чтобы видеть, что в мире существует много насущных проблем, выходящих за рамки того, что требует от нас этика.
Философы издавна бросали вызов здравому смыслу, и часто такие вызовы служили улучшению нашей коллективной жизни. Вопросы, поставленные Питером Сингером, могут показаться нам чересчур заостренными, требующими принесения чего-то в жертву, да и вообще невыполнимыми. Но если мы примем брошенный им вызов, то сможем внести свой вклад в построение мира, в котором будет меньше боли и страданий и больше счастья. Мы и в самом деле сделаем наш мир лучшим местом для жизни, а ее саму сделаем более осмысленной.
Поделитесь на страничкеСледующая глава >
fil.wikireading.ru
Семен Франк — Осмысление жизни. Цитаты.
Семен Франк — Осмысление жизни. Цитаты.
Искание смысла жизни есть, таким образом, собственно «осмысление» жизни, раскрытие и внесение в нее смысла, который вне нашей духовной действенности не только не мог бы быть найден, но в эмпирической жизни и не существовал бы.
Точнее говоря, в вере, как искании и усмотрении смысла жизни, есть две стороны, неразрывно связанные между собою — сторона теоретическая и практическая; искомое «осмысление» жизни есть, с одной стороны, усмотрение, нахождение смысла жизни, с другой стороны, его действенное созидание, волевое усилие, которым оно «восхищается».
Мы поняли бы, что если история человечества есть как будто история последовательного крушения всех человеческих надежд, то — лишь в той мере, в какой сами эти надежды слепы, ложны и содержат нарушение вечных заповедей Божьей премудрости.
Мы уже видели, что искание смысла жизни есть, собственно, борьба за него, творческое его утверждение через свободное внутреннее делание.
Здесь нам остается отметить еще одну сторону дела. Мы уже говорили о том, что «Бог есть любовь». Религиозное осмысление жизни, раскрытие своей утвержденности в Боге и связанности с Ним есть по самому своему существу раскрытие человеческой души, преодоление ее безнадежной в себе замкнутости в эмпирической жизни. Истинная жизнь есть жизнь во всеобъемлющем всеединстве, неустанное служение абсолютному целому; мы впервые подлинно обретаем себя и свою жизнь, когда жертвуем собой и своей эмпирической отъединенностью и замкнутостью и укрепляем все свое существо в ином — в Боге, как первоисточнике всяческой жизни. Но тем самым мы глубочайшим, онтологическим образом связываем себя со всем живущим на земле и прежде всего — с нашими ближними и их судьбой. Известный образ Аввы Дорофея говорит, что люди, как точки радиуса в круге: чем ближе к центру круга, тем ближе и друг к другу. Заповедь: «Люби ближнего, как самого себя» не есть дополнительная заповедь, извне, неведомо почему присоединенная к заповеди о безмерной, всеми силами души и всеми помышлениями, любви к Богу. Она вытекает из последней, как ее необходимое и естественное следствие. Дети единого Отца, если они действительно сознают себя таковыми и в Отце видят единственную опору и основу своей жизни, не могут не быть братьями, не любить друг друга. Ветвь лозы, если она сознает, что она живет только соками, пробегающими по всей лозе и идущими от ее общего корня, не может не ощутить исконного единства своей жизни со всеми остальными ветвями. Любовь есть основа всей человеческой жизни, само ее существо; и если человек в миру представляется себе оторванным и замкнутым в себе куском бытия, который должен утверждать себя за счет чужих жизней, то человек, нашедший свое подлинное существо в мирообъемлющем единстве, сознает, что вне любви нет жизни и что он сам тем более утверждает себя в своем подлинном существе, чем более он превозмогает свою призрачную замкнутость и укрепляется в ином. Человеческая личность как бы снаружи замкнута и отделена от других существ; изнутри же, в своих глубинах, она сообщается со всеми ними, слита с ними в первичном единстве. Поэтому, чем глубже человек уходит вовнутрь, тем более он расширяется и обретает естественную и необходимую связь со всеми остальными людьми, со всей мировой жизнью в целом. Поэтому также обычное противопоставление самоуглубления общению поверхностно и основано на совершенном непонимании структуры духовного мира, подлинной, невидимой чувственному взору структуры бытия. Обыкновенно воображают, что люди тогда «общаются» между собой, когда они вечно бегают, со многими встречаются, читают газеты и пишут в них, ходят на митинги и выступают на них, и что, когда человек погружается «в самого себя», он уходит от людей и теряет связь с ними. Это есть нелепая иллюзия. Никогда человек не бывает столь замкнутым, одиноким, покинутым людьми и сам забывшим их, как когда он весь разменивается на внешнее общение, на деловые сношения, на жизнь на виду, «в обществе»; и никто не достигает такого любовного внимания, такого чуткого понимания чужой жизни, такой широты мирообъемлющей любви, как отшельник, молитвенно проникший, через последнее самоуглубление, к первоисточнику мирообъемлющей вселенской жизни и всечеловеческой Любви и живущий в нем, как в единственной стихии своего собственного существа. Нерелигиозный человек может хоть до некоторой степени приблизиться к пониманию этого соотношения, если приглядится к постоянному соотношению между глубиной и широтой во всей сфере духовной культуры вообще: гений, личность, углубленная в себя и идущая своим путем, предуказанным собственными духовными глубинами — оказывается нужным и полезным всем, понятным еще позднейшим поколениям и отдаленным народам, потому что из своих глубин он извлекает общее для всех; а человек, живущий в суете непрерывного внешнего общения с множеством людей, готовый во всем им подражать, быть, «как все», и жить вместе со всеми, знающий только наружную поверхность человеческой жизни, оказывается никчемным существом, никому не нужным и вечно одиноким…
Мы видели, в чем заключается это настоящее, основное дело человека. Оно состоит в действенном утверждении себя в Первоисточнике жизни, в творческом усилии влить себя в Него и Его в себя, укрепиться в нем и тем действенно осуществить смысл жизни, приблизить его к жизни и им разогнать тьму бессмыслия. Оно состоит в молитвенном подвиге обращенности нашей души к Богу, в аскетическом подвиге борьбы с мутью и слепотой наших чувственных страстей, нашей гордыни, нашего эгоизма, в уничтожении своего, эмпирического существа для воскресения в Боге.
Для того, чтобы пропагандировать идеи, для того, чтобы устраивать жизнь в согласии с ними, надо их иметь; для того, чтобы творить добро людям или ради него бороться со злом, надо ведь иметь само добро. Здесь совершенно ясно, что без производительного труда и накопления невозможна жизнь, невозможно никакое проникновение благ в жизнь и использование их. Кто же здесь производит и накопляет? Наши понятия о добре так смутны, что мы думаем, что добро есть «отношение между людьми», естественное качество нашего поведения, и не понимаем, что добро субстанциально, что оно есть реальность, которую мы прежде всего должны добывать, которым мы должны сами обладать, прежде чем начать благодетельствовать им других людей. Каждый из нас, какое бы иное дело он ни делал, должен был бы часть своего времени затрачивать на основное дело — на накопление внутри себя сил добра, без которых все остальные дела становятся бессмысленными или вредными.Мы рвемся воевать со злом, организовывать нашу жизнь, делать настоящее, «практическое» дело; и мы забываем, что для этого нужны прежде всего силы добра, которые нужно уметь взрастить и накопить в себе. Религиозное, внутреннее делание, молитва, аскетическая борьба с самим собой есть такой неприметный основной труд человеческой жизни, закладывающий самый ее фундамент. Это есть основное, первичное, единственное подлинное производительное человеческое дело. Как мы видели, все человеческие стремления, в конечном счете, в последнем своем существе, суть стремления к жизни, к полноте удовлетворенности, к обретению света и прочности бытия. Но именно поэтому, все внешние человеческие дела, все способы внешнего устроения и упорядочения жизни опираются на внутреннее дело — на осмысление жизни через духовное делание, через взращивание в себе сил добра и правды, через действенное вживание человека в Первоисточник жизни — Бога.
Наше отравленное материализмом время совершенно утратило понятие о вселенской, космической или, так сказать, магической силе молитв и духовного подвига. Нам нужны смутные и рискованные чудеса оккультных явлений и спиритических сеансов, чтобы поверить, как в «редкое исключение», что дух действует на расстоянии, что сердца человеческие связаны между собою еще иным способом, чем через действие звуков глотки одного человека на барабанную перепонку другого. В действительности — опыт молитв и духовного подвига не только тысячекратно подтверждает это на частных примерах, но и раскрывает сразу, как общее соотношение — духовная сила всегда сверхиндивидуальна, и ею всегда устанавливается невидимая связь между людьми.
Основное человеческое дело действенного осмысления жизни, взращивания в себе сил добра и правды есть не только одиночное дело каждого в отдельности; по самому своему существу, по природе той области бытия, в которой оно совершается, оно есть общее, соборное дело, в котором все люди связаны между собой в Боге, и все — за каждого, и каждый — за всех.
Смысл жизни — в ее утвержденности в вечном, он осуществляется, когда в нас и вокруг нас проступает вечное начало, он требует погружения жизни в это вечное начало.
Единственное дело, осмысляющее жизнь и потому имеющее для человека абсолютный смысл, есть, следовательно, не что иное, как действенное соучастие в Богочеловеческой жизни. И мы понимаем слова Спасителя, на вопрос: «Что нам делать?», отвечавшего: «Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал» (Ев. Иоанна 6, 29).
██ Семен Франк — Смысл жизни. ██ Работа, знаковая для религиозно-философской концепции Франка, является своеобразным продолжением его резко критичной по отношению к социализму как крайней степени общественного рационализма работы «Крушение кумиров». Именно здесь великий мыслитель развивает интереснейшую концепцию слияния богословия и «чистой философии» — и выдвигает интереснейшую теорию результатов подобного сопряжения.anchiktigra.livejournal.com
7. Осмысление жизни. О смысле жизни [Смысл жизни]
7. Осмысление жизни
Искание смысла жизни есть, таким образом, собственно «осмысление» жизни, раскрытие и внесение в неё смысла, который вне нашей духовной действенности не только не мог бы быть найден, но в эмпирической жизни и не существовал бы.
Точнее говоря, в вере как искании и усмотрении смысла жизни есть две стороны, неразрывно связанные между собою, — сторона теоретическая и практическая; искомое «осмысление» жизни есть, с одной стороны, усмотрение, нахождение смысла жизни и, с другой стороны, его действенное созидание, волевое усилие, которым оно «восхищается». Теоретическая сторона осмысления жизни заключается в том, что, усмотрев истинное бытие и его глубочайшее, подлинное средоточие, мы тем самым имеем жизнь как подлинное целое, как осмысленное единство и потому понимаем осмысленность того, что раньше было бессмысленным, будучи лишь клочком и обрывком. Как, чтобы обозреть местность и, понять её расположение, нужно удалиться от неё, встать вне её, на высокой горе над нею и только тогда действительно увидишь её, — так для того, чтобы понять жизнь, нужно как бы выйти за пределы жизни, посмотреть на неё с некоторой высоты, с которой она видна целиком. Тогда мы убеждаемся, что всё, что казалось нам бессмысленным, было таковым только потому, что было зависимым и несостоятельным отрывком. Наша единичная, личная жизнь, которая, при отсутствии в ней подлинного центра, кажется нам игралищем слепых сил судьбы, точкой скрещения бессмысленных случайностей, становится в меру нашего самопознания глубоко значительным и связным целым; я все случайные её события, все удары судьбы приобретают для нас смысл, как-то сами собой укладываются, как необходимые звенья, в то целое, осуществить которое мы призваны. Историческая жизнь народов, которая, как мы видели, являет эмпирическому взору картину бессмысленно-хаотического столкновения стихийных сил, коллективных страстей или коллективного безумия, или свидетельствует лишь о непрерывном крушении всех человеческих надежд, — созерцаемая из глубины, становится, подобно нашей индивидуальной жизни, связным и разумным, как бы жизненно-предметно проходимым «курсом» самооткровения Божества. И глубокий немецкий мыслитель Баадер был прав, когда говорил, что, если бы мы обладали духовной глубиной и религиозной проницательностью составителей Священной Истории, вся история человечества, история всех народов и времён была для нас непрерывающимся продолжение Священной Истории. Только потому, что мы потеряли чутьё и вкус к символическому смыслу исторических событий, берём их лишь с их эмпирической стороны и в чувственно-явственной или рассудочно-постижимой их части признаём всё целое событий вместо того, чтобы через эту часть прозревать подлинное, метафизическое целое, — только поэтому события светской, «научно» познаваемой истории кажутся нам бессмысленным набором слепых случайностей. Прочитайте, после ряда «научных» историй французской революции, после Тэнов и Оларов, «Историю французской революции» Карлейля, который в 19-м веке сохранил хоть слабый остаток религиозного, пророческого восприятия жизни, — и вы на живом примере можете убедиться, как одно и то же событие, смотря по духовной значительности воспринимающего его, то является просто безвкусным и бессмысленным хаосом, то развёртывается в мрачную, но глубоко значительную и осмысленную трагедию человечества, обнаруживает разумную связь, за которой мы ощущаем мудрую волю Провидения. И если бы мы сами имели очи, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, то и теперь среди нас были бы Иеремии и Исайи, и мы поняли бы, что в таких событиях, как русская революция, крушение былой славы и могущества русского государства и скитания миллионов русских по чужбине, не менее духовной значительности, не менее явственных признаков Божьей мудрости, чем в разрушении храма и вавилонском пленении. Мы поняли бы, что если история человечества есть как будто история последовательного крушения всех человеческих надежд, то — лишь в той мере, в какой сами эти надежды слепы и ложны и содержат нарушение вечных заповедей Божьей премудрости, что в истории вместе с тем утверждается ненарушимая правда Божия и что, взятая вместе с её первым, абсолютным началом — рождением человека из рук Бога и с её необходимым концом — завершением предназначения человека на земле, — она становится страдальческим, но разумно-осмысленным путём всечеловеческой жизни.
И наконец, мировая космическая жизнь, которая, если брать её как замкнутое в себя целое, есть тоже, несмотря на всю свою грандиозность, не что иное, как бессмысленная игра слепых стихий, — поставленная в связь с своим средоточием, с религиозным смыслом бытия, с судьбой в мире Богочеловечества, постигнутая как метафизическое целое, от своего абсолютного начала в сотворении мира до своего чаемого конца в преображении мира, также приобретает хотя бы смутно прозреваемый нами смысл. Ибо в космической жизни, постигаемой в её неразрывной связи с жизнью вечной, с сверхвременным существом Бога, всё есть символ — искажённое, затуманенное, как бы в смутном сне видимое отражение и проявление великих законов духовного бытия. Не только господствующее механическое мировоззрение, по собственной слепоте видящее в мире только набор мёртвых рычагов, колёс и винтов, но и виталистическое воззрение, постигающее космос как живую стихию, и даже античное пантеистическое постижение мира как живого существа не достигает здесь подлинного прозрения. Лишь христианские мистики и теософы, как Яков Беме и Баадер, имели это глубокое чутьё, которое открывает глаза на мир и даёт прозревать в нём видимое подобие невидимых сил и в его мнимослепых законах — воплощения разумных закономерностей духовного бытия. Но тогда, глядя на мир как на периферию абсолютного центра, открываешь, что он совсем не бессмыслен, а что на каждом шагу он нам обнаруживает следы своего происхождения из абсолютной Премудрости, и каждое явление природы есть символ, за которым или в котором может быть вскрыт глубочайший смысл. — Так, всюду ориентировка на первичное средоточие бытия, раскрытие завес, заслоняющих от нас его метафизические глубины, озаряет светом то, что раньше было сплошной тьмой, делает вечно значительным то, что, казалось, лишь проносится мимо нас в вихре хаоса. Всюду степень проникновения в смысл бытия зависит от духовной зоркости самого познающего, от степени утверждённости его самого в вечном Смысле жизни. Как говорил старый Гёте: lsis zeigt sich ohne Schleier Nur der Mensch — er hat den Star («У Изиды нет покрова, лишь у нас — бельмо в глазу»).
Рядом с этим теоретическим осмыслением жизни идёт другая сторона нашего духовного перевоспитания и углубления, которую можно назвать практическим осмыслением жизни, действенным утверждением в ней смысла и уничтожением её бессмыслия.
Мы знаем и предвидим, что все развитые выше соображения для современного сознания, всецело ориентированного на мир и действенную работу в нём, покажутся чересчур «отрешёнными от жизни», «безжизненными». Судьба мира и все человеческие дела всё-таки остаются развенчанными, энтузиазм великих дел погашен, и жизненная мудрость приводит здесь к освобождению человека от исполнения его жизненного долга, к мироотрицающему «квиетизму» — так, вероятно, скажут противники намеченного здесь жизнепонимания.
Что попытка осмыслить мир и жизнь осуществима лишь через отрешение от мира в смысле превозмогания его притязания иметь самодовлеющее и абсолютное значение, через утверждение себя в сверхмирной, вечной и истинно всеобъемлющей основе бытия — это есть просто самоочевидная истина, имеющая в области духовного знания значение элементарной аксиомы, без знания которой человек просто безграмотен. И если эта простая и элементарная истина противоречит «современному сознанию» или нашим предубеждениям, основанным на страстях, хотя бы самых благородных, то — тем хуже для них! Но если это жизнепонимание упрекнут в квиетизме, в проповеди «неделания» и пассивности, если под «отрешённостью» будут понимать замкнутость человека внутри себя, уход от жизни и отрыв от неё — то это будет чистым недоразумение, основанным на непонимании подлинного существа дела.
Мы видели только что, что духовная ориентировка на первооснове бытия и утверждение себя в ней не «обессмысливает» для нас жизни, а, наоборот, впервые открывает нам ту широту кругозора, при которой мы можем её осмыслить. Самоуглубление здесь, в области знания, есть не замыкание духа, а напротив, его расширение, освобождение его от всяческой узости, обусловливающей его слепоту. Но то же соотношение господствует и в области практической, в сфере действенной жизни. Мы уже видели, что искание смысла жизни есть, собственно, борьба за него, творческое его утверждение через свободное внутреннее делание.
Здесь нам остаётся отметить ещё одну сторону дела. Мы уже говорили о том, что «Бог есть любовь». Религиозное осмысление жизни, раскрытие своей утверждённости в Боге и связанности с Ним есть по самому своему существу раскрытие человеческой души, преодоление её безнадёжной в-себе-замкнутости в эмпирической жизни. Истинная жизнь есть жизнь в всеобъемлющем всеединстве, неустанное служение абсолютному целому, мы впервые подлинно обретаем себя и свою жизнь, когда жертвуем собой и своей эмпирической отьединенностью и замкнутостью и укрепляем всё своё существо в ином — в Боге как первоисточнике всяческой жизни. Но тем самым мы глубочайшим, онтологическим образом связываем себя со всем живущим на земле и прежде всего — с нашими ближними и их судьбой. Известный образ Аввы Дорофея говорит, что люди как точки радиуса в круге чем ближе к центру круга, тем ближе и друг к другу. Заповедь: «люби ближнего, как самого себя» не есть дополнительная заповедь, извне, неведомо почему присоединённая к заповеди о безмерной, всеми силами души и всеми помышлениями, любви к Богу. Она вытекает из последней как её необходимое и естественное следствие. Дети единого Отца, если они действительно сознают себя таковыми и в Отце видят единственную опору и основу своей жизни, не могут не быть братьями, не любить друг друга. Ветвь лозы, если не сознает, что она живёт только соками, пробегающими по всей лозе и идущими от её общего корня, не может не ощутить исконного единства своей жизни со всеми остальными ветвями. Любовь есть основа всей человеческой жизни, само её существо; и если человек в миру представляется себе оторванным и замкнутым в себе куском бытия, который должен утверждать себя за счёт чужих жизней, то человек, нашедший своё подлинное существо в мирообъемлющем единстве, сознает, что вне любви нет жизни и что он сам тем более утверждает себя в своём подлинном существе, чем более он превозмогает свою призрачную замкнутость и укрепляется в ином. Человеческая личность как бы снаружи замкнута и отделена от других существ; изнутри же, в своих глубинах, она сообщается со всеми ими, слита с ними в первичном единстве. Поэтому, чем глубже человек уходит во внутрь, тем более он расширяется и, обретает естественную и необходимую связь со всеми остальными людьми, со всей мировой жизнью в целом. Поэтому также обычное противопоставление самоуглубления — общению поверхностно и основано на совершенном непонимании структуры духовного мира, подлинной, невидимой чувственному взору структуры бытия. Обыкновенно возражают, что люди тогда «общаются» между собой, когда они вечно бегают, со многими встречаются, читают газеты и пишут в них, ходят на митинги и выступают на них, и что, когда человек погружается «в самого себя», он уходит от людей и теряет связь с ними. Это есть нелепая иллюзия. Никогда человек не бывает столь замкнутым, одиноким, покинутым людьми и сам забывшим их, как когда он весь разменивается на внешнее общение, на деловые сношения, на жизнь на виду, «в обществе»; и никто не достигает такого любовного внимания, такого чуткого понимания чужой жизни, такой широты мирообьемлющей любви, как отшельник, молитвенно проникший, через последнее самоуглубление, к первоисточнику мирообъемлющей вселенской жизни и всечеловеческой Любви и живущий в нём как единственной стихии своего собственного существа. Нерелигиозный человек может хоть до некоторой степени приблизиться к пониманию этого соотношения, если приглядится к постоянному соотношению между глубиной и широтой во всей сфере духовной культуры вообще: гений, личность, углублённая в себя и идущая своим путём, предуказанным собственными духовными глубинами, оказывается нужным и полезным всем, понятным ещё позднейшим поколениям и отдалённым народам, потому что из своих глубин он извлекает общее для всех; а человек, живущий в суете непрерывного внешнего общения с множеством людей, готовый во всём им подражать, быть «как все» и жить вместе со всеми, знающий только наружную поверхность человеческой жизни, оказывается никчёмным существом, никому не нужным и вечно одиноким…
Из этого основного соотношения духовного бытия, по которому наибольшая общность и солидарность находится в глубине, вытекает, что и подлинное, творческое и плодотворное дело совершается тоже только в глубине и что именно это глубокое, внутреннее делание есть общая работа, совершаемая каждым не для себя одного, а для всех. Мы видели, в чём заключается это настоящее, основное дело человека. Оно состоит в действенном утверждении себя в Первоисточнике жизни, в творческом усилии влить себя в него и Его в себя, укрепиться в нём и тем действенно осуществить смысл жизни, приблизить его к жизни и им разогнать тьму бессмыслия. Оно состоит в молитвенном подвиге обращённости нашей души к Богу, в аскетическом подвиге борьбы с мутью и слепотой наших чувственных страстей, нашей гордыни, нашего эгоизма, в уничтожении своего, эмпирического существа для воскресения в Боге. Обычно люди думают, что человек, творящий или пытающийся творить это дело, либо вообще «ничего не делает», либо, во всяком случае, эгоистически занят только своей собственной судьбой, своим личным спасением и равнодушен к людям и их нуждам. И ему противопоставляют «общественного деятеля», занятого устройством судьбы множества людей, или воина, самоотверженно гибнущего за благо родины, как людей, которые действуют, и притом действуют для общей пользы, для блага других. Но всё это рассуждение в корне ложно, обусловлено совершенной слепотой, прикованностью сознания к обманчивой, поверхностной видимости вещей.
Прежде всего, что есть подлинное, производительное дело? В области материальной жизни наука о богатстве, политическая экономия, различает между «производительным» и «непроизводительным» трудом. Правда, там это различие весьма относительное, ибо не только те, кто непосредственно «производит» блага, но и те, кто занят их перевозкой, продажей или защитой государственного порядка, словом, все, кто трудится и участвует в общем устроении жизни, одинаково нужны и творят одинаково необходимое дело; и всё-таки это различие сохраняет какой-то серьёзный смысл, и всем ясно, что если все начнут «организовывать» хозяйство, распределять блага и никто не будет их производить (как это было, напр., одно время, а отчасти и доселе так остаётся в Советской России), то все будут умирать с голоду. Но в области духовной жизни как будто совершенно утрачено представление о производительном и непроизводительном труде; а здесь оно имеет существенное, решающее значение. Для того чтобы пропагандировать идеи, для того, чтобы устраивать жизнь в согласии с ними, надо их иметь, для того чтобы творить добро людям или ради него бороться со злом, надо ведь иметь само добро. Здесь совершенно ясно, что без производительного труда и накопления невозможна жизнь, невозможно никакое проникновение благ в жизнь и использование их. Кто же здесь производит и накопляет? Наши понятия о добре так смутны, что мы думаем, что добро есть «отношение между людьми», естественное качество нашего поведения, и не понимаем, что добро субстанционально, что оно есть реальность, которую мы прежде всего должны добывать, которым мы должны сами обладать, прежде чем начать благодетельствовать им других людей. Но добывает и накопляет добро только подвижник — и каждый из нас лишь в той мере, в какой он есть подвижник и посвящает свои силы внутреннему подвигу. Поэтому молитвенный и аскетический подвиг есть не «бесплодное занятие», ненужное для жизни и основанное на забвении жизни, — оно есть в духовной сфере единственное производительное дело, единственное подлинное созидание или добывание того питания, без которого все мы обречены на голодную смерть. Здесь — не праздная созерцательность, здесь — тяжкий, «в поте лица», но и плодотворный труд, здесь совершается накопление богатства; и это есть поэтому основное, существенное дело каждого человека — то первое производительное дело, без которого останавливаются и становятся бессмысленными все остальные человеческие дела. Чтобы мельницы имели работу, чтобы булочники могли печь и продавать хлеб, нужно, чтобы сеялось зерно, чтобы оно всходило, чтобы колосилась рожь и наливалось в ней зерно; иначе мельницы остановятся или будут вертеться пустыми и нам придётся питаться мякиной и лебедой. Но мы без конца строим новые мельницы, которые с шумом машут по ветру крыльями, мы хлопочем об открытии булочных, устраиваем в них порядок получения хлеба, озабочены тем, чтобы никто при этом не обидел другого, и забываем лишь о мелочи — о том, чтобы сеять зерно, чтобы поливать ниву и взращивать хлеб! Так социализм заботится о всечеловеческом благополучии, воюя с врагами народа, митингуя, издавая декреты и организуя порядок жизни, — и при этом не только не заботясь о произрастании хлеба, но тщательно истребляя его и засоряя нивы плевелами; ведь этот хлеб насущный для него есть только усыпляющий «опий», ведь взращивание добра есть пустое дело, которым от безделья занимаются монахи и прочие дармоеды! Так в американском темпе жизни миллионы людей в Америке и Европе суетятся, делают дела, стараются обогатиться и в итоге все сообща неутомимым трудом создают — пустыню, в которой изнемогают от зноя и погибают от духовной жажды. Так в политической лихорадке митинговые ораторы и газетчики так упорно и неистово проповедуют справедливость и правду, что души и проповедников, и слушателей опустошаются до конца, и никто уже не знает, для чего он живёт, где правда и добро его жизни. Все мы, нынешние люди, живём более или менее в таком сумасшедшем обществе, которое существует только, как Россия в годы революции, разбазариванием благ, которые когда-то, в тихих, невидимых мастерских, неприметно создали наши предшественники. А между тем каждый из нас, какое бы иное дело он ни делал, должен был бы часть своего времени затрачивать на основное дело — на накопление внутри себя сил добра, без которых все остальные дела становятся бессмысленными или вредными. Наши политики любят из всего дела св. Сергия Радонежского с одобрением отмечать, что он благословил рать Дмитрия Донского и дал ей двух монахов из своей обители; они забывают, что этому предшествовали десятилетия упорного молитвенного и аскетического труда, что этим трудом были добыты духовные богатства, которыми питались в течение веков и доселе питаются русские люди, и что без него, как указывает проницательный русский историк Ключевский, русские люди никогда не имели бы сил подняться на борьбу с татарами. Мы рвёмся воевать со злом, организовывать нашу жизнь, делать настоящее, «практическое» дело; и мы забываем, что для этого нужны прежде всего силы добра, которые нужно уметь взрастить и накопить в себе. Религиозное, внутреннее делание, молитва, аскетическая борьба с самим собой есть такой неприметный основной труд человеческой жизни, закладывающий самый её фундамент. Это есть основное, первичное, единственное подлинно производительное человеческое дело. Как мы видели, все человеческие стремления в конечном счёте в последнем своём существе суть стремления к жизни, к полноте удовлетворённости, к обретению света и прочности бытия. Но именно поэтому все внешние человеческие дела, все способы внешнего устроения и упорядочения жизни опираются на внутреннее дело — на осмысление жизни через духовное делание, через взращивание в себе сил добра и правды, через действенное вживание человека в Первоисточник жизни — Бога.
И далее: хотя каждый человек, как в физическом, так и в духовном смысле, чтобы жить, должен сам дышать и питаться и не может жить только за счёт чужого труда, но из этого не следует, как обычно думают, что невидимое, молчаливое делание есть работа для себя одного, что в нём все люди разобщены друг от друга и заняты каждый только своим эгоистическим делом. Напротив, мы уже видели, что люди разобщены между собою на поверхности и связаны в своей глубине и что поэтому всякое углубление есть тем самым расширение, преодоление перегородок, отделяющих людей друг от друга. Наше отравленное материализмом время совершенно утратило понятие о вселенской, космической или, так сказать, магической силе молитв и духовного подвига. Нам нужны смутные и рискованные чудеса оккультных явлений и спиритических сеансов, чтобы поверить, как в «редкое исключение», что дух действует на расстоянии, что сердца человеческие связаны между собою ещё иным способом, чем через действие звуков глотки одного человека на барабанную перепонку другого. В действительности — опыт молитв и духовного подвига не только тысячекратно подтверждает это на частных примерах, но и раскрывает сразу как общее соотношение — духовная сила всегда сверхиндивидуальна, и ею всегда устанавливается невидимая связь между людьми. Одинокий отшельник в своей келье, в затворе, невидимый и неслышимый никем, творит дело, сразу действующее на жизнь в целом и затрагивающее всех людей; он делает дело не только более производительное, но и более общее, более захватывающее людей и влияющее на них, чем самый умелый митинговый оратор или газетный писатель. Конечно, каждый из нас, слабых и неумелых рядовых работников в области духовного бытия, не может рассчитывать на такое действие своего внутреннего делания; но, если мы свободны от самомнения, можем ли мы рассчитывать на большие результаты и в области внешнего нашего вмешательства в жизни? Принципиальное же соотношение остаётся здесь тем же самым; невозможное для людей возможно для Бога, и никто наперёд не знает, в какой мере он способен помочь и другим людям своей молитвой, своим исканием правды, своей внутренней борьбой с самим собой. Во всяком случае, это основное человеческое дело действенного осмысления жизни, взращивания в себе сил добра и правды есть не только одиночное дело каждого в отдельности; по самому своему существу, по природе той области бытия, в которой оно совершается, оно есть общее, соборное дело, в котором все люди связаны между собой в Боге, и все — за каждого, и каждый — за всех.
Таково то великое, единственное дело, с помощью которого мы действенно осуществляем смысл жизни и в силу которого в мире действительно совершается нечто существенное — именно возрождение самой внутренней его ткани, рассеяние сил зла и наполнение мира силами добра. Это дело — подлинно метафизическое дело — возможно вообще только потому, что оно совсем не есть простое человеческое дело. Человеку здесь принадлежит только работа по уготовлению почвы, произрастание же совершается самим Богом. Это есть метафизический, Богочеловеческий процесс, в котором только соучаствует человек, и именно потому в нём может осуществиться утверждение человеческой жизни на её подлинном смысле.
Отсюда становится понятной нелепость иллюзии, в которой мы пребываем, когда мы мним, что в нашей внешней деятельности, в работе, протекающей во времени и соучаствующей во временном изменении мира, мы можем осуществить нечто абсолютное, достигнуть осуществления смысла жизни. Смысл жизни — в её утверждённости в вечном, он осуществляется, когда в нас и вокруг нас проступает вечное начало, он требует погружения жизни в это вечное начало. Лишь поскольку наша жизнь и наш труд, соприкасается с вечным, живёт в нём, проникается им, мы можем рассчитывать вообще на достижение смысла жизни. Во времени же всё раздроблено и текуче; всё, что рождается во времени, по слову поэта, заслуживает и погибнуть во времени. Поскольку мы живём только во времени, мы живём и только для времени, мы им поглощены, и оно безвозвратно уносит нас вместе со всем нашим делом. Мы живём в части, разъединённой с целым, в отрывке, который не может не быть бессмысленным. Пусть мы, как соучастники мира, обречены на эту жизнь во времени, пусть даже — как это ниже уяснится — мы даже обязаны в ней соучаствовать, но в этой нашей работе мы достигаем и при наибольшей удаче только относительных ценностей и ею никак не можем «осмыслить» нашу жизнь. Все величайшие политические, социальные и даже культурные перемены, в качестве только событий исторической жизни, в составе одного лишь временного мира, не совершают той метафизической подземной работы, которая нам нужна: не приближают нас к смыслу жизни — всё равно, как все наши дела, даже важнейшие и нужнейшие, совершаемые нами внутри вагона поезда, в котором мы едем, ни на шаг не подвигают нас к цели, к которой мы движемся. Чтобы существенно изменить нашу жизнь и исправить её, мы должны усовершенствовать её сразу как целое; а во времени она дана лишь по частям, и живя во времени, мы живём лишь в малом, преходящем её отрывке. Работа же над жизнью как целым есть работа именно духовная, деятельность соприкосновения с вечным как сразу целиком данным. Только эта подземная, невидимая миру работа приводит нас в соприкосновение с теми недрами, в которых покоится чистое золото, подлинно нужное для жизни. Единственное дело, осмысляющее жизнь и потому имеющее для человека абсолютный смысл, есть, следовательно, не что иное, как действенное соучастие в Богочеловеческой жизни. И мы понимаем слова Спасителя, на вопрос «что нам делать?» ответившего:
«вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал» (Иоан. VI, 29).
Поделитесь на страничкеСледующая глава >
religion.wikireading.ru
Ответы@Mail.Ru: Что такое осмысленная жизнь?
Есть Духовные Законы, по которым живёт и развивается всё мироздание. Зная их и понимая, как они проявлены в наших жизнях, мы живём осознанно.
Гармония с собой и с природой Мы единое целое Поняв законы природы появляется осмысленность жизни
Когда человеку известно — кто такой Человек… на самом деле, что такое жизнь и для чего людям дается шанс пожить…
Это значит не слепо плыть по течению, а продумывать свои шаги
touch.otvet.mail.ru
