Фаталист это википедия: Недопустимое название — Викисловарь

Автор: alexxlab · Опубликовано 29.06.1970 · Обновлено 21.06.2021

Содержание

Фатализм — Викизнание… Это Вам НЕ Википедия!

Фатализм - вера в господство в мире и особенно в жизни неизбежного и

неотвратимого рока. Фаталистические представления весьма распространены уже в народных мифологиях , причем роль решительниц предназначенной каждому участи играют особые существа вроде греч. мойр или рим. парк . Только позднее стало развиваться понятие о безличном роке или судьбе. Главная особенность всех этих мифологических представлений — уверенность в неизбежности назначенной участи, в неотвратимости того, что суждено: «чему быть, того не миновать», или как говорит Геродот, «того, что должно случиться по воле божества, не в силах отвратить человек». Такой фаталистический характер получало иногда и христианское учение о предопределении , напр. у бл. Августина (с некоторыми оговорками) и особенно у Кальвина (без всяких смягчений). С особенною силою фаталистический взгляд на абсолютное предопределение развился в исламе . Основная формула всякого Ф. может быть выражена таким образом: «что бы человек ни делал, с ним случится непременно то, что ему на роду написано», безразлично, будет ли это приниматься за веление слепого рока (судьбы) или за предначертание божественного промысла, заслужил ли человек свою судьбу или, наоборот, она не стоит ни в каком отношении к его поведению.

Главное в Ф. — вера в то, что не только окружающие человека обстоятельства и разные случайности, которым он подвергается, но и самая воля человека подчинены некоторой высшей силе, направляющей и внешние условия его жизни, и внутренние мотивы всего его поведения к известному неотвратимому результату. Совершенную противоположность Ф. представляет собою учение о свободе воли, допускающее, вопреки общему закону причинности , возможность самостоятельного, т. е. ни от чего вне воли не зависящего действий, или, что тоже, возможность причин, которые уже не суть следствия других причин. Ф. и учение о полной свободе воли, находясь во взаимном противоречии, одинаково устраняют возможность научного предсказания: первое из этих учений допускает действие некоторого рока, неизбежно осуществляющего свои предначертания, а другое постоянно вводит в жизненный процесс беспричинные действия людей, оказывающие, однако, влияние на общий ход вещей. Оба учения одинаково далеки от понятия закономерности всего происходящего в мире и, следовательно, от детерминизма, который признает существование у каждой причины своей причины и т.

д. (против учения о свободе воли) и вместе с тем способность человеческой воли оказывать влияние на естественный ход вещей и таким образом предотвращать многое, что этим естественным ходом вещей неизбежно было бы создано (против Ф.). В практической жизни фаталистическое настроение может приводить к противоположным результатам; напр., мусульманскому Ф. приписывают как беззаветную храбрость магометанских завоевателей, так и восточный квиетизм. И действительно, если человеку не суждено умереть в данный момент, он выйдет целым и невредимым из самой опасной битвы; если ему не суждено умереть от чумы, ему не нужны никакие санитарные предосторожности, которые, с другой стороны, не спасут тех, кому суждено умереть. От религиозного или философского Ф. мало чем отличается Ф. исторический, сводящийся к представлению исторического процесса как чисто рокового сцепления события, совершенно независимого от людских намерений и усилий. Такова, напр., точка зрения Льва Толстого в историкофилософских рассуждениях «Войны и мира».

Всякая теория исторического процесса , отрицающие какую бы то ни было роль личности в истории, заключает в себе скрытый Ф., осуществление стихийными силами истории, и притом роковым образом, некоторого общего плана, неизбежно ведущего к известному результату. В. К.

== Оригинал этой статьи взят из энциклопедии Брокгауза-Ефрона

==

При создании этой статьи использовался ‘малый энциклопедический словарь Брокгауза-Ефрона’ (энциклопедия Брокгауза — Ефрона). В настоящее время текст этой статьи не является полным, точным и современным.

Прямо сейчас Вы можете внести все необходимые правки, воспользовавшись ссылкой Редактировать эту статью внизу или в панели навигации.

Список всех статей из энциклопедии Брокгауза-Ефрона, использованных в этом проекте, находится здесь — Малый энциклопедический словарь Брокгауза-Ефрона.

Начальный вариант статьи, взят из Большого энциклопедического словаря Брокгауза Ф.А., Ефрона И.А. http://www.cultinfo.

ru/fulltext/1/001/007/121/[править]

Фатализм

— вера в господство в мире и особенно в жизни неизбежного и неотвратимого рока. Фаталистические представления весьма распространены уже в народных мифологиях (см. Доля), причем роль решительниц предназначенной каждому участи играют особые существа в роде греч. мойр (см.) или рим. парк (см.). Только позднее стало развиваться понятие о безличном роке (см.), или судьбе. Главная особенность всех этих мифологических представлений — уверенность в неизбежности назначенной участи, в неотвратимости того, что суждено: «чему быть, того не миновать», или, как говорит Геродот, «того, что должно случиться по воле божества, не в силах отвратить человек». Такой фаталистический характер получало иногда и христианское учение о предопределении (см.), напр. у бл. Августина (с некоторыми оговорками) и особенно у Кальвина (без всяких смягчений). С особенною силою фаталистический взгляд на абсолютное предопределение развился в исламе (см.). Основная формула всякого Ф.

может быть выражена таким образом: «что бы человек ни делал, с ним случится непременно то, что ему на роду написано», безразлично, будет ли это приниматься за веление слепого рока (судьбы) или за предначертание божественного промысла, заслужил ли человек свою судьбу, или, наоборот, она не стоит ни в каком отношении к его поведению. Главное в Ф. — вера в то, что не только окружающие человека обстоятельства и разные случайности, которым он подвергается, но и самая воля человека подчинены некоторой высшей силе, направляющей и внешние условия его жизни, и внутренние мотивы всего его поведения к известному неотвратимому результату. Совершенную противоположность Ф. представляет собою учение о свободе воли (см.), допускающее вопреки общему закону причинности (см.) возможность самостоятельного, т. е. ни от чего вне воли не зависящего, действия, или, что то же, возможность причин, которые уже не суть следствия других причин. Ф. и учение о полной свободе воли, находясь во взаимном противоречии, одинаково устраняют возможность научного предсказания: первое из этих учений допускает действие некоторого рока, неизбежно осуществляющего свои предначертания, а другое постоянно вводит в жизненный процесс беспричинные действия людей, оказывающие, однако, влияние на общий ход вещей.

Оба учения одинаково далеки от понятия закономерности всего происходящего в мире и, следовательно, от детерминизма, который признает существование у каждой причины своей причины и т. д. (против учения о свободе воли) и вместе с тем способность человеческой воли оказывать влияние на естественный ход вещей и таким образом предотвращать многое, что этим естественным ходом вещей неизбежно было бы создано (против Ф.). В практической жизни фаталистическое настроение может приводить к противоположным результатам; напр. мусульманскому Ф. приписывают как беззаветную храбрость магометанских завоевателей, так и восточный квиетизм. И действительно, если человеку не суждено умереть в данный момент, он выйдет целым и невредимым из самой опасной битвы; если ему не суждено умереть от чумы, ему не нужны никакие санитарные предосторожности, которые, с другой стороны, не спасут тех, кому суждено умереть. От религиозного или философского Ф. мало чем отличается Ф. исторический, сводящийся к представлению исторического процесса как чисто рокового сцепления событий, совершенно независимого от людских намерений и усилий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({}); Такова, напр., точка зрения Льва Толстого в историко-философских рассуждениях «Войны и мира». Всякая теория исторического процесса (см. Философия истории, Экономический материализм, Эволюционизм), отрицающая какую бы то ни было роль личности в истории, заключает в себе скрытый Ф., осуществление стихийными силами истории, и притом роковым образом, некоторого общего плана, неизбежно ведущего к известному результату.

H. К.

Фатализм — Fatalism — xcv.wiki

Фатализм — это семейство связанных философских доктрин, которые подчеркивают подчинение всех событий или действий судьбе или судьбе и обычно ассоциируются с последующим отношением смирения перед лицом будущих событий, которые считаются неизбежными.

Определение

Термин «фатализм» может относиться к любой из следующих идей:

Любая точка зрения, согласно которой люди бессильны делать что-либо, кроме того, что они делают на самом деле. Сюда входит вера в то, что люди не обладают властью влиять на будущее или даже на результат своих собственных действий.
- Одним из таких взглядов является теологический фатализм, согласно которому свободная воля несовместима с существованием всеведущего Бога, который предвидел все будущие события. Это очень похоже на теологический детерминизм .
- Второй такой взгляд — логический фатализм, согласно которому утверждения о будущем, которые мы считаем истинными или ложными, могут быть истинными или ложными только в том случае, если будущие события уже определены.
- Третья такая точка зрения — причинный детерминизм . Причинный детерминизм (часто называемый просто «детерминизмом») теперь обычно трактуется отдельно от фатализма на том основании, что он требует только определения каждого последующего состояния в системе по предшествующему состоянию этой системы, а не конечному состоянию системы. предопределено.
Мнение о том, что адекватной реакцией на неизбежность какого-либо будущего события является принятие или смирение, а не сопротивление. Этот взгляд ближе к повседневному употреблению слова «фатализм» и похож на пораженчество .

Самое старое описание

Один из самых старых описаний фаталистов находятся в джайнах и буддийских писаниях Индии , описывающих адживик секту Маккхал Госала Индию (около 500 г. до н.э.). Предопределенная судьба человеческой жизни была главной религиозной доктриной этой секты людей в Индии наряду с другими группами богословия шрамана .

Детерминизм и предопределенность

Хотя эти термины иногда используются взаимозаменяемо, фатализм, детерминизм и предопределенность отличаются друг от друга, поскольку каждый подчеркивает разные аспекты тщетности человеческой воли или предопределенности судьбы. Однако все эти доктрины имеют общую основу.

Детерминисты в целом соглашаются с тем, что человеческие действия влияют на будущее, но что человеческие действия сами по себе определяются причинной цепочкой предшествующих событий. Их взгляд не подчеркивает «подчинение» судьбе или судьбе, тогда как фаталисты подчеркивают принятие будущих событий как неизбежных. Детерминисты считают, что будущее определено именно благодаря причинно-следственной связи ; фаталисты и предетерминисты считают, что некоторые или все аспекты будущего неизбежны, но для фаталистов не обязательно из-за причинной связи.

Фатализм — более свободный термин, чем детерминизм. Наличие исторических «индетерминизмов» или случайностей, т. Е. Событий, которые нельзя предсказать, основываясь только на знании других событий, — это идея, все еще совместимая с фатализмом. Необходимость (такая как закон природы) произойдет так же неизбежно, как и случай — и то, и другое можно представить как суверенное. Эта идея уходит корнями в работу Аристотеля «Интерпретация».

Теологический фатализм — это тезис о том, что безошибочное предвидение человеческого действия делает его необходимым и, следовательно, несвободным. Если есть существо, которое безошибочно знает все будущее, тогда ни одно человеческое действие не является свободным. Философ Аль Фараби утверждает, что если Бог действительно знает все человеческие действия и выборы, то оригинальное решение этой дилеммы Аристотелем остается в силе.

Пустой аргумент

Одним из известных древних аргументов относительно фатализма был так называемый аргумент праздности . Он утверждает, что если что-то обречено, то было бы бессмысленно или бесполезно прилагать какие-либо усилия для его осуществления. Бездельный аргумент был описан Оригеном и Цицероном следующим образом:

Если тебе суждено излечиться от этой болезни, то ты выздоровеешь вне зависимости от того, позовешь ты врача или нет.
Точно так же, если вам суждено не выздороветь, вы этого не сделаете, независимо от того, позовете ли вы врача или нет.
Но либо тебе суждено излечиться от этой болезни, либо тебе суждено не выздороветь.
Поэтому обращаться к врачу бесполезно.

Праздный аргумент был предвосхищен Аристотелем в его De Interpretatione, глава 9. Стоики считали его софизмом, а стоик Хрисипп попытался опровергнуть его, указав, что консультация врача будет такой же судьбой, как и выздоровление. Похоже, он внес идею о том, что в подобных случаях два события могут сочетаться , так что одно не может происходить без другого.

Логический фатализм и аргумент от двойственности

Главный аргумент в пользу логического фатализма восходит к древности. Это аргумент, который зависит не от причинно-следственной связи или физических обстоятельств, а, скорее, основан на предполагаемых логических истинах . Существует множество версий этого аргумента, включая версии Аристотеля и Ричарда Тейлора . Против этих аргументов возражали, и они с некоторой эффективностью развивались.

Ключевая идея логического фатализма состоит в том, что существует совокупность истинных предположений (утверждений) о том, что должно произойти, и они верны независимо от того, когда они сделаны. Так, например, если сегодня правда, что завтра будет морское сражение, то завтра не может не быть морского сражения, поскольку иначе сегодня было бы неверно, что такое сражение произойдет завтра.

Аргумент в значительной степени опирается на принцип двухвалентности : идею о том, что любое предложение истинно или ложно. В результате этого принципа, если не ложно, что будет морской бой, то это правда; промежуточного нет. Однако отказ от принципа двухвалентности — возможно, заявив, что истинность утверждения относительно будущего неопределенна — является спорной точкой зрения, поскольку этот принцип является принятой частью классической логики .

Критика

Семантическая двусмысленность

Одна критика исходит от романиста Дэвида Фостера Уоллеса , который в статье 1985 года « Фатализм Ричарда Тейлора и семантика физической модальности» предполагает, что Тейлор пришел к своему заключению о фатализме только потому, что его аргумент включал в себя два разных и несовместимых представления о невозможности. Уоллес не отвергал фатализм как таковой , как он писал в своем заключительном отрывке: «Если Тейлор и фаталисты хотят навязать нам метафизический вывод, они должны заниматься метафизикой, а не семантикой. И это кажется совершенно подходящим». Виллем де Вриз и Джей Гарфилд, оба из которых были советниками по диссертации Уоллеса, выразили сожаление по поводу того, что Уоллес никогда не опубликовал свой аргумент. Однако в 2010 году диссертация была опубликована посмертно как « Время, судьба и язык: эссе о свободе воли» .

Смотрите также

Заметки

Внешние ссылки

В Викицитаторе есть цитаты, связанные с: Судьба

Поищите фатализм в Викисловаре, бесплатном словаре.

«Фаталист» за 3 минуты. Краткое содержание рассказа Лермонтова

: Офицер решил испытать судьбу и выстрелил в себя из случайно выбранного пистолета, но оружие дало осечку. В тот же вечер офицер погиб, зарубленный пьяным казаком. Его друг понял, что это судьба.

В оригинале повествование ведётся от лица Печорина в виде записей в его дневнике.

Как-то раз батальон Печорина стоял в одной из казачьих станиц.

Григорий Печорин — молодой офицер, сосланный служить на Кавказ, умный, образованный, с противоречивым характером, разочарован в жизни, ищет острых ощущений

По вечерам офицеры развлекали себя игрой в карты. Во время одной из них зашёл разговор о судьбе — написана она на небесах или нет, предопределена ли жизнь и смерть человеческая? Разговор перешёл в спор, офицеры разделились на тех, кто за, и тех, кто против.

Продолжение после рекламы:

Один из офицеров, Вулич, страстный игрок и фаталист, предложил проверить, «может ли человек своевольно распоряжаться своей жизнью, или каждому из нас назначена роковая минута».

Вулич — офицер, сослуживец Печорина, высокий смуглый брюнет, замкнутый, азартный, хладнокровный, отважный

Печорин объявил пари, и Вулич согласился — если суждено ему умереть сегодня, он умрёт, если нет, останется жив.

Вулич взял наугад пистолет, все присутствующие замерли — сейчас может случиться непоправимое. Печорину показалось, что он видит печать смерти в глазах Вулича. Он сказал ему об этом: «Вы нынче умрёте». Вулич выстрелил себе в висок — осечка! Все облегчённо вздохнули, обрадовавшись, что пистолет не заряжен и никто не погиб. Но Вулич сделал выстрел в сторону — пуля пробила фуражку на стене, пистолет был заряжен. Ошеломлённые офицеры вскоре разошлись, а Печорин так и не понял, почему ему всё ещё кажется, что Вулич сегодня должен умереть.

Часто на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы, так что привычным глазам трудно ошибиться.

Под утро Печорина разбудили известием, что нашли зарубленного шашкой офицера. Это был Вулич. Его смерть в обличии пьяного казака с шашкой нашла его по дороге домой. Так Печорин невольно предсказал судьбу несчастному офицеру.

Казака-убийцу быстро нашли, он заперся в хате и сдаваться не собирался, угрожая стрельбой. Никто не решался взломать дверь и нарваться на его пулю. Тут у Печорина мелькнула странная мысль: подобно Вуличу он вздумал испытать судьбу. Через окно он проник в дом, казак выстрелил, но задел лишь эполет Печорина. Подоспевшие на помощь станичники скрутили и увели казака. Печорина чествовали как настоящего героя.

Брифли существует благодаря рекламе:

После этого случая Печорин долго не мог решить, быть ли ему фаталистом, ведь не всё так просто, как может казаться.

Кто знает наверное, убеждён ли он в чём, или нет?.. И как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!..

Возвратившись в крепость, Печорин рассказал о произошедшем Максиму Максимычу и спросил, верит ли он в предопределение.

Максим Максимыч — армейский офицер лет пятидесяти, холостяк, добрый, простой, честный

Штабс-капитан, значительно покачав головой, предположил, что оружие часто даёт осечку, а бедного офицера, конечно, жаль, но, видать, так на роду написано. На том и закончен был этот разговор.

Кто такой фаталист, его образ жизни и убеждения — Блог Викиум

Понятие фатализм подразумевает теорию в философии о том, что все жизненные события являются неизбежными. А люди, которые придерживаются данной теории, называются фаталистами.

Кто такой фаталист?

Этим словом называют человека, который свято верит в судьбу и не желает ничего предпринимать, чтобы ее изменить. Такие люди не любят брать на себя ответственность, а все сводят к тому, что произошедшее с ними предписано кем-то свыше. Эти личности всегда героически переживают проблемы и не пытаются что-то предпринять, чтобы в дальнейшем этого избежать. Главное правило фатальности — плыть по течению независимо от того, какой будет исход.

Фаталист — безвольное существо?

Безусловно, с таким мировоззрением воля человека стремится к нулю. Люди, которые не являются представителями данной теории, способны самостоятельно управлять жизнью и делать то, что приблизит их к цели. Однако не все так просто, как кажется на первый взгляд. Фаталист не встанет на железнодорожный путь в ожидании поезда, потому что так предписано ему судьбой. Фаталистический взгляд наблюдается по отношению к жизни, а не к отдельным бытовым вещам.

С фатальной точки зрения человек мало может изменить и способен лишь постоянно сопротивляться чему-либо. Однако не всегда эти усилия приводят к действительно чему-то хорошему, ведь, например, поменяв работу, может оказаться, что старая была намного лучше, а переехав в другую страну, можно так и не стать в ней счастливым.

Виды фатализма

В психологии есть несколько видов фатализма:

Бытовой фатализм характеризуется тем, что при любой неудаче индивид всегда попытается переложить ответственность на другого, сделав виноватым его. Если сделать у него это не получится, то виноваты все равно будут высшие силы.
Теологический фатализм предполагает мнение о том, что все происходящее на земле с людьми уже заранее спланировано Богом.
Для логического фатализма характерным является мнение о том, что все происходящее зависит от предыдущих событий.

Преимущества фаталистов

Несмотря на то, что некоторые считают фаталистов безвольными людьми, у них есть определенное преимущество. Так, например, человек, фатально настроенный, гораздо легче переносит удары судьбы, в отличие от тех, кто всегда чувствует перед собой ответственность. Такие люди уверены, что во всех неудачах виноваты высшие силы, поэтому они с легкостью подстраиваются под происходящие события, а не начинают борьбу с обстоятельствами. Люди, воспринимающие происходящее как данность, гораздо реже страдают от депрессивных расстройств. Пожалуй, это единственный значительный плюс фатальности.

Недостатки фаталистов

Недостатков же у фаталистов из-за их отношения к жизни и событиям гораздо больше. Такие личности часто опускают руки даже в тех ситуациях, которые являются вполне разрешимыми. Таким образом, они просто отдают желаемое кому-то другому, так как очень рано отказались от действий. Люди, которые не сдались с первой секунды, имеют большие шансы на содержание победы, даже если изначально ситуация была полностью провальной.

Еще одной ошибкой фаталистов является безоговорочная уверенность в собственном будущем. Тем не менее это может сыграть злую шутку. Из знаменитых фаталистов можно отметить Юлия Цезаря и короля Густава III, которые понадеялись на судьбу, но при этом поплатились за это жизнью.

Суеверность также можно отнести к недостаткам, ведь в погоне за знаниями относительно своей судьбы фаталисты готовы обращаться к магам и предсказателям. Встретить настоящих магов достаточно сложно, потому часто фаталисты попадают в руки шарлатанов, которые могут им преподнести неправдивую информацию.

Как бороться с фатализмом?

Безусловно, многие определение «фатализм» воспринимают очень серьезно. Однако можно попытаться переключиться на благоприятные моменты жизни. Для этого необходимо:

чаще гулять на природе, обращая внимание на красоту;
всегда жить настоящим;
брать ответственность за свою жизнь только на себя;
проработать свои негативные чувства и эмоции;
научиться получать от жизни удовольствие.

Не нужно всю жизнь бездействовать, полагаясь на волю судьбы. Постарайтесь проявлять активность в незначительных вещах, и вскоре вы заметите, что только от вас зависит ваша жизнь. Если вы научитесь мыслить по-другому, вы навсегда измените свою жизнь в лучшую сторону. С этой целью полезно пройти курс Викиум «Критическое мышление».

Братья Стругацкие: Приходя — не радуйся, уходя

Без Стругацких в литературе — ни одного значительного Фаталиста. Завтра, может, появятся — а сегодня их нет.

Почему прощание с Борисом Стругацким называют знаковым?

Братья Стругацкие — писатели непростые. Точнее, не просто писатели.

Дело даже не в том, насколько велик их вклад в «развитие научной фантастики» — это вот и без нас легко повторят все их плоские литературные «последователи».

Дело и не в том, что по их сюжетам по сей день пытаются или планируют снимать кино — Тарковского уж нет, Германа не дождешься, а дальше один всеупрощающий Голливуд, которому уж точно дано срубить кассу, но — не дано уловить нерва Стругацких.

Может, вся штука в том, что их имена и сегодня назубок известны распоследним обитателям интернет-пространства и блогосферы? Ну да, здесь любят не читать, а говорить — но здесь популярен ник (интернет-псевдоним) «Сталкер», здесь любят игры на тему того же «Сталкера» и тусовки на тех же «сталкерских» сайтах. Но от Стругацких и тут мало что остается.

Тогда в чем дело наконец?

А в том, что с уходом братьев Стругацких — на литературном поле не остается больше скептиков и фаталистов такого масштаба. А они и были именно скептики и фаталисты, нерасчетливые по житейским меркам. Нелепо сейчас пышно именовать их «великими писателями» или «великими мыслителями» (а так и пишут) — они, если и великие, то именно фаталисты. И это ничуть не умаляет их значения, поверьте. За этим бездонность не меньшая. Они фаталисты не для дураков, для умных. Главное, не путать фаталистов и скептиков с пессимистами. Их оптимизм — не на «ржачке» шоу и не на дежурных «чииз». Их ироничный, умственный оптимистический фатализм — штука несвоевременная.

А когда они, спросите, были своевременны? Конечно, всегда — и, конечно, никогда.

Оптимизм их насчет прошлого, настоящего и будущего держался на хрупкой игре парадоксов и смыслов. Слава братьев Стругацких тянулась из времен иных человеческих потребностей, их давно поставили на полку и вежливо протирали, демонстрируя пиетет. Не Стругацкие изменились — а глобальное время. Они от времени не отстали, просто теперь они, оказалось, нужны адаптированные, клиповые. Фатализм их философический вытеснила конъюнктурная злоба дня и ни к чему не обязывающий цинизм. Просто смысл существования вышел из моды. Не навечно, конечно, но сейчас — вот так.

К счастью, оба они, и Борис Стругацкий, оставшись без брата, легко ориентировались в сегодняшних реальностях и относились к ним, как и к себе самим, иронично. Что касается прогнозов на будущее, в последних своих интервью Борис Стругацкий видел самые серьезные угрозы человечеству в незбежном глобальном энергетическом кризисе — «если не удастся запустить какой-то альтернативный источник энергии (термояд)”. Сытому обществу Потребления придется умерять аппетиты.

И вообще перспективы человечеству Борис Стругацкий рисовал смутные — «никакие моральные, юридические, философские и даже религиозные соображения воспрепятствовать этому не смогут… Киборг, или «вечный человек», может, и превратится в супермена, но при этом перестанет быть человеком. История хомо сапиенс прекратит течение свое. С эволюцией не поспоришь, но такое будущее мне неприятно”.

Верил ли он, что вот сейчас кто-то вчитается, вникнет задумается и — что-то изменит? Кажется, не слишком. Но надежда-то была: а вдруг кто-то что-то изменит — хотя бы лишь в себе самом? Тоже немало ведь.

Что предсказали Стругацкие

Братья-фантасты предсказали существование колец у всех планет-гигантов. Впервые упомянули эффект замедления времени, обыгрываемый современными спецэффектами в тех же фильмах «Матрица» или «Аватар».

В повести «Понедельник начинается в субботу» Стругацкие описали прототип Википедии.

В их произведениях можно встретить несуществующие в те времена аналоги пейнтбола, модификаторов тел, экстремального спорта, аудионаркотиков. Опережая нанотехнологов, они создали «микро-топор». А их «котлеты бараньи квазибиотические» — понятно, возникли тогда, когда и не слыхали про ГМО.

Вот еще, кстати. В книге «Хромая судьба», изданной в 1984 году, они упоминают «Институт лингвистических исследований АН СССР». А самостоятельный Институт лингвистических исследований РАН появился в стране лишь через 7 лет, в 1991-м (до того было Ленинградское отделение Института языкознания)

Новые словечки Стругацких

Стругацкие создали слово «магнитовидеофон» («Стажеры»), когда не было нынешних видеомагнитофонов.

Среди словечек, которыми жонглируют их герои, — ароматьеры, чушики, интель, порники, бомбозонд, карбонная коррозия, одоратор, слег, перш и рыбарь. А среди приборов и механизмов, которыми герои орудуют, — ментограмма, злободробитель, самозапиральник, ментоскоп…

Стругацкие придумывают веселые аббревиатуры — вроде НИИЧАВО (Научно-исследовательский институт чародейства и волшебства).

«Никель» у них — денежная единица, а «галоша» — летательный аппарат будущего.

Понятно, что слово «Зона», особое для наших ушей, у них приобретает новые космические глубины — для тех, кого не пугает самокопание и самоедство.

Понятно, наконец, что после Стругацких именем нарицательным стал «Сталкер». Слово «сталкер» (от англ. Stalk — «подкрадывание»), кстати, им приглянулось, когда Аркадий Стругацкий переводил повесть Киплинга «Сталки и компания» («Stalky & Со»).

Любопытные цитаты из книг фаталистов

Будущее — это тщательно обезвреженное настоящее. («Гадкие лебеди»).
Самые разные катаклизмы — будь то глобальная пандемия, или всемирная война, или даже геологическая катастрофа — выплескивают на поверхность одну и ту же накипь: ненависть, звериный эгоизм, жестокость, которая кажется оправданной, но не имеет на самом деле никаких оправданий… («Жук в муравейнике»).
Народу не нужны нездоровые сенсации. Народу нужны здоровые сенсации. («Сказка о тройке»).
Ты добрый человек, но винтовки у тебя нет, а отец говорил, что все добрые люди — с винтовками. («Жук в муравейнике»).
Валяться нужно. Это философски необходимо. Бессмысленные движения руками и ногами неуклонно увеличивают энтропию Вселенной. Я хотел бы сказать миру: «Люди! Больше лежите! Бойтесь тепловой смерти!» («Полдень. XXI век»).
Сумасшедший мир. Дурацкое время. Люди совершенно разучились жить. Работа, работа, работа… Весь смысл жизни в работе. Все время чего-то ищут. Все время что-то строят. Зачем? («Стажеры»).
Политика есть искусство дочиста отмывать грязной водой («Обитаемый остров»).
Недавно я познакомилась с одним школьным учителем. Он учит детей страшным вещам. Он учит их, что работать гораздо интереснее, чем развлекаться. И они верят ему. Ты понимаешь? Ведь это же страшно! Я говорила с его учениками. Мне показалось, что они презирают меня. За что? За то, что я хочу прожить свою единственную жизнь так, как мне хочется? («Стажеры»).
Есть я, нет меня, сражаюсь я, лежу на диване — никакой разницы. Ничего нельзя изменить, ничего нельзя исправить. Можно только устроиться — лучше или хуже. Все идёт само по себе, а я здесь ни при чем («Град обреченный»).
Разум есть способность использовать силы окружающего мира без разрушения этого мира («Пикник на обочине»).
Каждый человек — маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других.(«Понедельник начинается в субботу»).
Никакой, сколь угодно честный, умный и порядочный человек не способен переменить структуру. Структура сама его согнет, сплющит, подгонит под себя («Град обреченный»).
Лучше всего быть там, откуда некуда падать («Град обреченный»).
Приходя — не радуйся, уходя — не грусти («Град обреченный»).
Куда могут вести ветхие заповеди? Только в ветхий мир («Трудно быть богом»).
Когда я приезжаю в чужую страну, я никогда не спрашиваю, хорошие там законы или плохие. Я спрашиваю только, исполняются ли они («Град обреченный»).
В конце концов перед обществом встанут проблемы такой сложности, что разрешить их будет уже не в силах человеческих. И тогда так называемый прогресс остановится («Град обреченный»).
Ничего человек не может и не умеет. Одно он может и умеет — жить для себя («Град обреченный»).
Ребенок кротко смотрит на тебя и думает: ты, конечно, взрослый, здоровенный, можешь меня выпороть, однако, как ты был с самого детства дураком, так и остался, и помрешь дураком, но тебе этого мало, ты еще и меня дураком хочешь сделать. («Гадкие лебеди»).
Да, у нас дыра. Наша Зона — дыра. Но через эту дыру сквозит будущее («Пикник на обочине»).
Не в громе космической катастрофы, не в пламени атомной войны и даже не в тисках перенаселения, а в сытой, спокойной тишине кончается, видите ли, история человечества («Второе нашествие марсиан»).
Я живу в мире, который кто-то придумал, не затруднившись объяснить его мне, а, может быть, и себе («Улитка на склоне»).
Давайте не будем говорить, о чем мы не будем говорить, и будем — о чем будем («Гадкие лебеди»).
Все дело в том, чтобы научиться утираться. Плюнут тебе в морду, а ты и утрись. Сначала со стыдом утерся, потом с недоумением, а там, глядишь, начнешь утираться с достоинством и даже получать от этого процесса удовольствие («Гадкие лебеди»).
Кто идёт следом за Стервятником, тот всегда глотает дерьмо. Ты что, этого раньше не знал? Во всем мире так («Пикник на обочине»)
Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов: «СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЁТ ОБИЖЕННЫЙ!» («Пикник на обочине»).

«Фаталист» и проблема востока и запада в творчестве Лермонтова

Тема Востока, образы восточной культуры сопровождали Лермонтова на всем протяжении его творчества. В этом сказалось переплетение многих стимулов — от общей «ориентальной» направленности европейского романтизма до обстоятельств личной биографии поэта и места «восточного вопроса» в политической жизни России 1830–1840-х гг. Однако в последние годы (даже, вернее, в последние месяцы) жизни поэта интерес этот приобрел очертания, которые теперь принято называть типологическими: Лермонтова начал интересовать тип культуры Запада и тип культуры Востока и, в связи с этим, характер человека той и другой культуры. Вопрос этот имел совсем не отвлеченный и отнюдь не эстетический смысл.

Вся послепетровская культура, от переименования России в «Российские Европии»[262] в «Гистории о российском матросе Василии Корнетском» до категорического утверждения в «Наказе» Екатерины II: «Россия есть страна европейская», — была проникнута отождествлением понятий «просвещение» и «европеизм». Европейская культура мыслилась как эталон культуры вообще, а отклонение от этого эталона воспринималось как отклонение от Разума. А поскольку «правильным, — согласно известному положению Декарта, — может быть лишь одно»[263], всякое неевропейское своеобразие в быту и культуре воспринималось как плод предрассудков. Романтизм с его учением о нации как личности и представлением об оригинальности отдельного человека или национального сознания как высшей ценности подготовил почву для типологии национальных культур.

Для Лермонтова середина 1830-х гг. сделалась в этом отношении временем перелома. Основные компоненты его художественного мира: трагически осмысленная демоническая личность, идиллический «ангельский» персонаж и сатирически изображаемые «другие люди», «толпа», «свет» — до этого времени трактовались как чисто психологические и вечные по своей природе. Вторая половина 1830-х гг. отмечена попытками разнообразных типологических осмыслений этих по-прежнему основных для Лермонтова образов. Попытки эти идут параллельно, и синтетическое их слияние достаточно определенно наметилось лишь в самых последних произведениях поэта.

Наиболее рано выявилась хронологическая типология — распределение основных персонажей на шкале: прошедшее — настоящее — будущее (субъективно оно воспринималось как «историческое», хотя на самом деле было очень далеко от подлинно исторического типа сознания). Центральный персонаж лермонтовского художественного мира переносился в прошлое (причем черты трагического эгоизма в его облике сглаживались, а эпический героизм подчеркивался), образы сатирически изображаемой ничтожной толпы закреплялись за современностью, а «ангельский» образ окрашивался в утопические тона и относился к исходной и конечной точкам человеческой истории.

Другая развивавшаяся в сознании Лермонтова почти параллельно типологическая схема имела социологическую основу и вводила противопоставление: человек из народа — человек цивилизованного мира. Человек из народа, которого Лермонтов в самом раннем опыте — стихотворении «Предсказание» («Настанет год, России черный год») — попытался отождествить с демоническим героем (ср. также образ Вадима), в дальнейшем стал мыслиться как ему противостоящий «простой человек»[264].

Внутри этой типологической схемы произошло перераспределение признаков: герой, персонифицирующий народ, наследовал от «толпы» отсутствие индивидуализма, связь со стихийной жизнью и безличностной традицией, отсутствие эгоистической жажды счастья, культа своей воли, потребности в личной славе и ужаса, внушаемого чувством мгновенности своего бытия. От «демонической личности» он унаследовал сильную волю, жажду деятельности. На перекрестке двух этих влияний трагическая личность превратилась в героическую и эпическую в своих высших проявлениях и героико-бытовую в своем обыденном существовании. С «демонической личностью» также произошли изменения. Прикрепясь к современности, она сделалась частью «нынешнего племени», «нашего поколения». Слившись с «толпой», она стала карикатурой на самое себя. Воля и жажда деятельности были ею утрачены, заменившись разочарованностью и бессилием, а эгоизм, лишившись трагического характера, превратился в мелкое себялюбие. Черты высокого демонизма сохранились лишь для образа изгоя, одновременно и принадлежащего современному поколению, и являющегося среди него отщепенцем.

Весь комплекс философских идей, волновавших русское мыслящее общество в 1830-е гг., а особенно общение с приобретавшим свои начальные контуры ранним славянофильством[265], поставили Лермонтова перед проблемой специфики исторической судьбы России. Размышления эти привели к возникновению третьей типологической модели. Своеобразие русской культуры постигалось в антитезе ее как Западу, так и Востоку. Россия получала в этой типологии наименование Севера и сложно соотносилась с двумя первыми культурными типами, с одной стороны, противостоя им обоим, а с другой — выступая как Запад для Востока и Восток для Запада. Одной из ранних попыток, — видимо, под влиянием С. А. Раевского, славянофильские симпатии которого уже начали в эту пору определяться, — коснуться этой проблематики была «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». Перенесенное в фольклорную старину действие сталкивает два героических характера, но один из них отмечен чертами хищности и демонизма, а другой, энергия которого сочетается с самоотречением и чувством нравственного долга, представлен как носитель идеи устоев, традиции.

Не сводя к этому всей проблематики, нельзя все же не заметить, что конфликт «Песни…» окрашен в тона столкновения двух национально-культурных типов. Одним из источников, вдохновивших Лермонтова, как это бесспорно установлено, была былина о Мастрюке Темрюковиче из сборника Кирши Данилова. В этом тексте поединку придан совершенно отчетливый характер столкновения русских бойцов с «татарами», представляющими собирательный образ Востока:

А берет он, царь-государь,

В той Золотой орде,

У тово Темрюка-царя,

У Темрюка Степановича,

Он Марью Темрюковну,

Сестру Мастрюкову,

Купаву крымскую,

Царицу благоверную…

<. >

И взял в провожатые за ней

Три ста татаринов,

Четыре ста бухаринов,

Пять сот черкашенинов[266].

По-видимому, внимание Лермонтова было приковано к этой былине именно потому, что в основе ее — поединок между русским богатырем и черкесом — особенность, сюжетно сближающая ее с рядом замыслов Лермонтова. Фигура

…Любимова шурина

Мастрюка Темрюковича,

Молодова черкашенина

превращена у Лермонтова в царского опричника Кирибеевича. И хотя он и просится у царя «в степи приволжские», чтобы сложить голову «на копье бусурманское» (IV, 105), но не случайно Калашников называет его «бусурманский сын» (IV, 113). Антитеза явно «восточного» имени «Кирибеевич» и подчеркнутой детали — креста с чудотворными мощами на груди Калашникова оправдывает это название и делается одним из организующих стержней сцены поединка. Обращает на себя внимание то, что в основу антитезы характеров Кирибеевича и Калашникова положено противопоставление неукротимой и не признающей никаких законных преград воли одного и фаталистической веры в судьбу другого. В решительную минуту битвы

…подумал Степан Парамонович:

«Чему быть суждено, то и сбудется;

Постою за правду до последнева!» (IV, 114).

Дальнейшее оформление национально-культурной типологии в сознании Лермонтова будет происходить позже — в последние годы его жизни. В этот период характеристики, в общих чертах, примут следующий вид. Определяющей чертой «философии Востока» для Лермонтова станет именно фатализм:

Судьбе как турок иль татарин

За всё я ровно благодарен;

У бога счастья не прошу.

Быть может, небеса востока

Меня с ученьем их пророка

Невольно сблизили (II, 167).

В «Ашик-Керибе» психологию Востока выражает Куршуд-бек словами: «…что написано у человека на лбу при его рождении, того он не минует» (VI, 201). Если «Ашик-Кериб» имеет подзаголовок «Турецкая сказка», то «Три пальмы» помечены Лермонтовым как «Восточное сказание». Здесь попытка возроптать против предназначения и просить «у бога счастья» наказывается как преступление. Но ведь именно эта жажда личного счастья, индивидуальность, развитая до гипертрофии, составляет сущность человека Запада. Два полюса романтического сознания: гипертрофированная личность и столь же гипертрофированная безличностность — распределяются между Западом и Востоком. Образом западной культуры становится Наполеон, чья фигура вновь привлекает внимание Лермонтова в то время, когда романтический культ Наполеона уже ушел для него в прошлое («Воздушный корабль», «Последнее новоселье»).

Если в ранней «Эпитафии Наполеона» Лермонтов, цитируя Пушкина («Полтава»), называет Наполеона «муж рока» и развивает эту тему: «…над тобою рок» (I, 104), то в балладе «Воздушный корабль» Наполеон — борец с судьбой, а не исполнитель ее воли:

Зовет он любезного сына,

Опору в превратной судьбе…[267] (II, 153).

Величие, слава, гений — черты той романтической культуры, которая воспринимается теперь как антитеза Востоку.

Фатализм, как и волюнтаристский индивидуализм, взятые сами по себе, не препятствуют героической активности, придавая ей лишь разную окраску. Вера в судьбу, так же как демоническая сила индивидуальности, может вдохновлять человека на великие подвиги. Об этом размышляет Печорин в «Фаталисте»: «…мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтоб освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником. Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо с своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!» (VI, 343).

Альтернатива мужества, связанного с верой в предназначение рока, и мужества вопреки року отражала философские раздумья эпохи и выразилась, например, в стихотворении Тютчева «Два голоса».

Однако в типологию культур у Лермонтова включался еще один признак — возрастной. Наивному, дикому и отмеченному силой и деятельностью периоду молодости противостоит дряхлость, упадок. Именно таково нынешнее состояние и Востока, и Запада. О дряхлости Запада Лермонтов впервые заговорил в «Умирающем гладиаторе». Здесь в культурологическую схему введены возрастные характеристики: «юность светлая», «кончина», старость («К могиле клонишься…», «пред кончиною»). Старость отмечена негативными признаками: грузом сомнений, раскаяньем «без веры, без надежд», сожалением — целой цепью отсутствий. Это же объясняет, казалось бы, необъяснимый оксюморон «Последнего новоселья»:

Мне хочется сказать великому народу:

Ты жалкий и пустой народ! (II, 182).

Великий в своем историческом прошлом — жалкий и пустой в состоянии нынешней старческой дряхлости. Гордой индивидуальности гения противопоставлена стадная пошлость нынешнего Запада, растоптавшего те ценности, которые лежат в основе его культуры и в принципе исключены из культуры Востока:

Из славы сделал ты игрушку лицемерья,

Из вольности — орудье палача… (II, 182).

Но современный Восток также переживает старческую дряхлость. Картину ее Лермонтов нарисовал в стихотворении «Спор»:

Род людской там спит глубоко

Уж девятый век.

<. >

Все, что здесь доступно оку,

Спит, покой ценя…

Нет! не дряхлому Востоку

Покорить меня!.. (II, 194).

Однако противопоставление (и сопоставление) Востока и Запада нужно было Лермонтову не само по себе: с помощью этого контраста он надеялся выявить сущность русской культуры.

Русская культура, с точки зрения Лермонтова, противостоит великим дряхлым цивилизациям Запада и Востока как культура юная, только вступающая на мировую арену. Здесь ощущается до сих пор еще мало оцененная связь идей Лермонтова с настроениями Грибоедова и его окружения. Грибоедов в набросках драмы «1812 год» хотел вложить в уста Наполеона «размышление о юном, первообразном сем народе, об особенностях его одежды, зданий, веры, нравов. Сам себе преданный, — что бы он мог произвести?».

То, что именно Наполеону Грибоедов отдавал эти мысли, не случайно. Для поколения декабристов, Грибоедова и Пушкина с 1812 г. начиналось вступление России в мировую историю. В этом смысл слов Пушкина, обращенных к Наполеону:

Хвала! он русскому народу

Высокий жребий указал… (П., II, 216).

В этом же причина вновь обострившегося в самом конце творчества интереса Лермонтова к личности Наполеона.

Русская культура — Север — противостоит и Западу и Востоку, но одновременно тесно с ними связана. С молодостью культурного типа Лермонтов связывает его гибкость, способность к восприятию чужого сознания и пониманию чужих обычаев. В повести «Бэла» рассказчик говорит: «Меня невольно поразила способность русского человека применяться к обычаям тех народов, среди которых ему случается жить; не знаю, достойно порицания или похвалы это свойство ума, только оно доказывает неимоверную его гибкость и присутствие этого ясного здравого смысла, который прощает зло везде, где видит его необходимость или невозможность его уничтожения» (6, 223). Не случайно в образе Максима Максимыча подчеркивается легкость, с которой он понимает и принимает обычаи кавказских племен, признавая их правоту и естественность в их условиях.

Значительно более сложной представляется Лермонтову оценка «русского европейца» — человека послепетровской культурной традиции, дворянина, своего современника. Еще Грибоедов говорил об отчужденности этого социокультурного типа от своей национальной стихии: «Прислонясь к дереву, я с голосистых певцов невольно свел глаза на самих слушателей-наблюдателей, тот поврежденный класс полуевропейцев, к которому я принадлежу. Им казалось дико всё, что слышали, что видели: их сердцам эти звуки невнятны, эти наряды для них странны. Каким черным волшебством сделались мы чужие между своими! <…> Если бы каким-нибудь случаем сюда занесен был иностранец, который бы не знал русской истории за целое столетие, он конечно бы заключил из резкой противоположности нравов, что у нас господа и крестьяне происходят от двух различных племен, которые не успели еще перемешаться обычаями и нравами». Тот же «класс полуевропейцев» у Лермонтова предстает в осложненном виде. Прежде всего, характеристика его конкретизируется исторически. Кроме того, на него переносятся и черты «демонического» героя, и признаки противостоявшей ему в системе романтизма пошлой «толпы». Это позволяет выделить в пределах поколения и людей, воплощающих его высшие возможности, — отщепенцев, и изгоев, и безликую, пошлую массу.

Общий результат европеизации России — усвоение молодой цивилизацией пороков дряхлой культуры, передавшихся ей вместе с вековыми достижениями последней. Это скепсис, сомнение и гипертрофированная рефлексия. Именно такой смысл имеют слова о плоде, «до времени созрелом».

В современном ему русском обществе Лермонтов видел несколько культурно-психологических разновидностей: во-первых, тип, психологически близкий к простонародному, тип «кавказца» и Максима Максимыча, во-вторых, тип европеизированной черни, «водяного общества» и Грушницкого и, в-третьих, тип Печорина. Второй тип, чаще всего ассоциирующийся, по мысли Лермонтова, с петербургским, — характеризуется полным усвоением мишурной современности «нашего времени». Европа, которая изжила романтизм и оставила от него только фразы, «довольная собою», «прошлое забыв», которую Гоголь назвал «страшное царство слов вместо дел» (Г., III, 227), полностью отразилась в поколении, собирательный портрет которого дан в «Думе». Отсутствие внутренней силы, душевная вялость, фразерство, «ни на грош поэзии» (6, 263) — таковы его черты. Европеизация проявляется в нем как отсутствие своего, т. е. неискренность и склонность к декламации. Не случайно про Грушницкого сказано, что он умеет говорить только чужими словами («он из тех людей, которые на все случаи жизни имеют готовые пышные фразы») и храбрость его — «не русская храбрость» (VI, 263).

Значительно сложнее печоринский тип. Во-первых, его европеизация проявилась в приобщении к миру титанов европейской романтической культуры — миру Байрона и Наполеона, к ушедшей в прошлое исторической эпохе, полной деятельного героизма. Поэтому если европеизм Грушницкого находится в гармонии с современностью, то Печорин в ссоре со своим временем. Но дело не только в этом. Для того чтобы понять некоторые аспекты печоринского типа, необходимо остановиться на главе «Фаталист».

Проблема фатализма переживала момент философской актуализации в период конфликта между романтическим волюнтаризмом и историческим детерминизмом в европейской и русской философии 1830–1840-х гг.[268]

Повесть «Фаталист» рассматривается обычно как монологическое изложение воззрений самого автора — его реплика в философской дискуссии тех лет. Результатом такого подхода является стремление отождествить мысль Лермонтова с теми или иными изолированными высказываниями в тексте главы. Правильнее, кажется, считать, что о мысли Лермонтова можно судить по всей архитектонике главы, по соотношению высказываемых в ней мыслей, причем главной задачей главы является не философская дискуссия сама по себе, а определение в ходе этой дискуссии характера Печорина. Только такой подход способен объяснить завершающее место «Фаталиста» в романе. При всяком другом «Фаталист» будет ощущаться — явно или скрыто — как необязательный привесок к основной сюжетной линии «Героя нашего времени».

Повесть начинается с философского спора. Сторонником фатализма выступает Вулич. Защищаемая им точка зрения характеризуется как «мусульманское поверье», и сам Вулич представлен человеком, связанным с Востоком. Ввести в повесть русского офицера-магометанина (хотя в принципе такая ситуация была возможна) означало бы создать нарочито искусственную коллизию. Но и то, что Вулич серб, выходец из земли, находившейся под властью турок, наделенный ясно выраженной восточной внешностью, — уже в этом отношении достаточно характерно. Вулич — игрок. Азартные игры фараон, банк или штосс — это игры с упрощенными правилами, и они ставят выигрыш полностью в зависимость от случая. Это позволяло связывать вопросы выигрыша или проигрыша с «фортуной» — философией успеха и — шире — видеть в них как бы модель мира, в котором господствует случай:

Что ни толкуй Волтер или Декарт —

Мир для меня — колода карт,

Жизнь — банк; рок мечет, я играю,

И правила игры я к людям применяю[269] (V, 339).

Как и в философии случая, Рок карточной игры мог облачаться в сознании людей и в мистические одежды таинственного предназначения, и в рациональные формулы научного поиска — известно, какую роль азартные игры сыграли в возникновении математической теории вероятностей. Воспринимал ли игрок себя как романтика, вступающего в поединок с Роком, бунтаря, возлагающего надежду на свою волю, или считал, что «судьба человека написана на небесах», как Вулич, в штоссе его противником фактически оказывался не банкомет или понтер, а Судьба, Случай, Рок, таинственная и скрытая от очей Причинность, т. е., как бы ее ни именовать, та же пружина, на которой вертится и весь мир. Не случайно тема карт и тема Судьбы оказываются так органически слитыми:

Арбенин <…>

(Подходит к столу; ему дают место.)

Не откажите инвалиду,

Хочу я испытать, что скажет мне судьба,

И даст ли нынешним поклонникам в обиду

Она старинного раба! (V, 283–284).

Но Судьба и Случай употребляются при этом как синонимы:

Смотрел с волнением немым,

Как колесо вертелось счастья.

Один был вознесен, другой раздавлен им… (V, 281).

Между тем, с точки зрения спора, завязывающего сюжет «Фаталиста», Судьба и Случай — антонимы. Лермонтов подчеркивает, что и вера в Рок, и романтический волюнтаризм в равной мере не исключают личной храбрости, активности и энергии. Неподвижность и бессилие свойственны не какой-либо из этих идей, а их современному, вырожденному состоянию, когда слабость духа сделалась господствующей в равной мере и на Западе, и на Востоке. Однако природа этих двух видов храбрости различна: одна покоится на сильно развитом чувстве личности, эгоцентризме и рационалистическом критицизме, другая — на влитости человека в воинственную архаическую традицию, верности преданию и обычаю и отказу от лично-критического начала сознания. Именно на этой почве и происходит пари между Вуличем и Печориным, который выступает в этом споре как носитель критического мышления Запада. Печорин сразу же задает коренной вопрос: «…если точно есть предопределение, то зачем же нам дана воля, рассудок?» (VI, 339)[270].

Печорин, который о себе говорит: «Я люблю сомневаться во всем» (VI, 347), выступает как истинный сын западной цивилизации. Имена Вольтера и Декарта были упомянуты Казариным не для того, чтобы сыскать рифму к слову «карт»: Лермонтов назвал двух основоположников критической мысли Запада, а процитированные выше слова Печорина — прямая реминисценция из Декарта, который первым параграфом своих «Начал философии» (главы «Об основах человеческого познания») поставил: «О том, что для разыскания истины необходимо раз в жизни, насколько это возможно, поставить все под сомнение»[271]. Печорин не только оспорил идею фатализма, заключив пари с Вуличем, но и практически опроверг его. Фатализму он противопоставил индивидуальный волевой акт, бросившись на казака-убийцу.

Однако Печорин не человек Запада — он человек русской послепетровской европеизированной культуры, и акцент здесь может перемещаться со слова «европеизированной» на слово «русской». Это определяет противоречивость его характера, и в частности его восприимчивость, способность в определенные моменты быть «человеком Востока», совмещать в себе несовместимые культурные модели. Не случайно в момент похищения Бэлы он «взвизгнул не хуже любого чеченца; ружье из чехла, и туда» (VI, 233).

Поразительно, что в тот самый момент, когда Печорин заявляет: «Утверждаю, что нет предопределения», — он предсказывает Вуличу близкую смерть, основываясь на том, что «на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы». Западное «нет предопределения» и восточное «неизбежная судьба» почти сталкиваются на его языке. И если слова: «…видно было написано на небесах, что в эту ночь я не высплюсь», — звучат пародийно, то совсем серьезный смысл имеет утверждение Печорина, что он сам не знает, что в нем берет верх — критицизм западного человека или фатализм восточного: «…не знаю наверное, верю ли я теперь предопределению или нет, но в этот вечер я ему твердо верил» (VI, 343–344).

И показательно, что именно здесь Печорин — единственный случай в романе! — не противопоставляется «простому человеку», а в чем-то с ним сближается. Интересна реплика есаула, который парадоксально связывает покорность судьбе с русским, а не с восточным сознанием: «Побойся бога, ведь ты не чеченец окаянный, а честный христианин; — ну уж коли грех твой тебя попутал, нечего делать: своей судьбы не минуешь» (6, 346; курсив мой. — Ю. Л.)[272]. Но особенно характерна реакция Максима Максимыча. Он решительно отказался от всяких умствований, заявив: «…штука довольно мудреная!» (там же, 347; правда, до него и Печорин «отбросил метафизику в сторону и стал смотреть под ноги» — VI, 344), но, по сути дела, высказался в духе, не столь далеком от печоринского. Он допустил оба решения: критическое («эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны») и фаталистическое («видно, уж так у него на роду было написано»).

Проблема типологии культур вбирала в себя целый комплекс идей и представлений, волновавших Лермонтова на протяжении всего его творчества: проблемы личности и ее свободы, безграничной воли и власти традиции, власти рока и презрения к этой власти, активности и пассивности так или иначе оказывались включенными в конфликт западной и восточной культур. Но для воплощения общей идеологической проблематики в художественном произведении необходима определенная сюжетная коллизия, которая позволяла бы столкнуть характеры и обнажить в этом столкновении типологию культур. Такую возможность давала традиция Литературного путешествия. Сопоставление «своего» и «чужого» позволяло одновременно охарактеризовать и мир, в который попадает путешественник, и его самого.

Заглавие «Героя нашего времени» непосредственно отсылало читателей к неоконченной повести Карамзина «Рыцарь нашего времени»[273]. Творчество Карамзина, таким образом, активно присутствовало в сознании Лермонтова как определенная литературная линия. Мысли о типологии западной и русской культур, конечно, вызывали в памяти «Письма русского путешественника» и сюжетные возможности, которые предоставлял образ их героя. Еще Федор Глинка ввел в коллизию корректив, заменив путешественника офицером, что делало ситуацию значительно более органичной для русской жизни той эпохи. Однако сам Глинка не использовал в полной мере сюжетных возможностей, которые давало сочетание картины «радостей и бедствий человеческих» с образом «странствующего офицера», «да еще с подорожной по казенной надобности» (VI, 260).

Образ Печорина открывал в этом отношении исключительные возможности. Типологический треугольник: Россия — Запад — Восток — имел для Лермонтова специфический оборот — он неизбежно вовлекал в себя острые в 1830-е гг. проблемы Польши и Кавказа. Исторически актуальность такого сочетания была вызвана не только тем, что один из углов этого треугольника выступал как «конкретный Запад», а другой — как «конкретный Восток» в каждодневной жизни лермонтовской эпохи. Культурной жизни Польши, начиная с XVI в., была свойственна известная «ориентальность»: турецкая угроза, опасность нашествия крымских татар, равно как и многие другие историко-политические и культурные факторы, поддерживали традиционный для Польши интерес к Востоку. Не случайно доля польских ученых и путешественников в развитии славянской (в том числе и русской) ориенталистики была исключительно велика. Наличие в пределах лермонтовского литературного кругозора уже одной такой фигуры, как Сенковский, делало эту особенность польской культуры очевидной. Соединение черт католической культуры с ориентальной окраской придавало, в главах романтика, которого эпоха наполеоновских войн приучила к географическим обобщениям, некоторую общность испанскому и польскому couleur locale. Не случайно «демонические» сюжеты поэм молодого Лермонтова свободно перемещаются из Испании в Литву (ср. географические пределы художественного мира Мериме: «Кармен» — «Локис»).

Традиция соединения в русской литературе «польской» и «кавказской» тем (с ее метонимическими и метафорическими вариантами — «грузинская» и «крымская») восходит к «Бахчисарайскому фонтану» Пушкина, где романтическая коллизия демонической и ангельской натур проецируется на конфликт между польской княжной и ее восточными антиподами (крымский хан, грузинская наложница). То, что в творческих планах Пушкина «Бахчисарайский фонтан» был связан с замыслом о волжских разбойниках, т. е. с романтической попыткой построить «русский» характер, заполняет третий угол треугольника.

Слитость для русского культурного сознания тем Польши и Кавказа (Грузии) была поэтически выражена Пастернаком:

С действительностью иллюзию,

С растительностью гранит

Так сблизили Польша и Грузия,

Что это обеих роднит.

Как будто весной в Благовещенье

Им милости возвещены

Землей — в каждой каменной трещине,

Травой — из-под каждой стены[274].

Именно таковы границы того культурно-географического пространства, внутри которого перемещается «странствующий офицер» Печорин. Для круга представлений, соединенных у Лермонтова с именем и образом его героя, не безразлично, что генетически связанный с ним одноименный персонаж «Княгини Лиговской» — участник польской кампании 1830 г.: «Печорин в продолжение кампании отличался, как отличается всякий русский офицер, дрался храбро, как всякий русский солдат, любезничал с многими паннами…» (VI, 158). В 1833 г. у Вознесенского моста на Екатерининском канале судьба столкнула Печорина с Красинским. Обычно в этом сюжетном эпизоде видят конфликт петербургского «демона» с бедным чиновником, «маленьким человеком» в духе «натуральной школы». Должно заметить, что уже внешность Красинского: «большие томные голубые глаза, правильный нос, похожий на нос Аполлона Бельведерского, греческий овал лица» (VI, 132) — мало гармонирует с образом «маленького человека», забитого чиновника. Это внешность аристократа, хотя и сброшенного с вершин общества. Далее выясняется, что Красинский совсем не ничтожный чиновник: он столоначальник. Вспомним, что для Акакия Акакиевича из «Шинели» Гоголя такой чин безоговорочно относил человека к разряду «начальников», которые «поступали с ним как-то холодно-деспотически»: «Какой-нибудь помощник столоначальника прямо совал ему под нос бумаги, не сказав даже: „перепишите“, или: „вот интересное, хорошенькое дельце“» (Г., III, 143). Как начальник стола Красинский должен был быть титулярным или, может быть, даже надворным советником, т. е. иметь чин 9-го или 8-го класса, что равнялось армейскому майору или капитану. А Печорин даже после нескольких лет службы на Кавказе, к тому же переведенный из гвардии в армию, что всегда связывалось с повышением на чин или два (в случае немилости — резолюция «перевести тем же чином»), был только прапорщиком. От Красинского многое зависит, и князь Лиговской вынужден приглашать его к себе и принимать не только в кабинете, но и в гостиной, представляя его дамам, — ситуация, решительно невозможная для «маленького человека». В петербургском светском обществе Красинский чужак, но он хорошо воспитан, и после его ухода дамы находят, «qu’il est tres bien <что он очень приличен>» (6, 179).

Но Станислав Красинский беден, он разорен. Отец его «был польский дворянин, служил в русской службе, вследствие долгой тяжбы он потерял большую часть своего имения, а остатки разграблены были в последнюю войну» (VI, 172–173). Вероятно, конфликт Печорин — Красинский должен был получить в романе сюжетное развитие. Может быть, к нему имел бы в дальнейшем отношение оборванный эпизод с «похождением» Печорина в доме графа Острожского и с графиней Рожей. Не случайно именно появление Красинского обрывает этот рассказ Печорина.

Для «польской атмосферы» «Княгини Лиговской» вряд ли случайно, что фамилия приятеля Печорина — Браницкий. Конечно, Лермонтов имел здесь в виду лишь распространенную польскую аристократическую фамилию, часто звучавшую в Петербурге: потомки великого коронного гетмана и генерал-аншефа русской службы графа Франца-Ксаверия Корчак-Браницкого традиционно придерживались прорусской ориентации и служили в Петербурге в гвардии. Однако интересно, что несколько позже, в 1839–1840 гг., именно Ксаверий Корчак-Браницкий, друг Лермонтова и участник «кружка шестнадцати», будет развивать мысли о том, что историческая миссия России, объединившей славян, лежит на Кавказе и — шире — на Востоке.

Таким образом, можно предположить, что в глубинном замысле «русский европеец» Печорин должен был находиться в культурном пространстве, углами которого были Польша (Запад) — Кавказ, Персия (Восток) — народная Россия (Максим Максимыч, контрабандисты, казаки, солдаты). Для «Героя нашего времени» такая рама в полном ее объеме не потребовалась. Но можно полагать, что именно из этих размышлений родился интригующий замысел романа о Грибоедове, который вынашивал Лермонтов накануне гибели.

Интерес Лермонтова к проблеме типологии культур, выделение «всепонимания» как черты культуры, исторически поставленной между Западом и Востоком, включает Лермонтова в историко-литературную перспективу: обычно, и с глубоким на то основанием, исследователи, вслед за Б. М. Эйхенбаумом, связывают с Лермонтовым истоки толстовского творчества. Проведенный анализ позволяет прочертить от него линию к Достоевскому и Блоку.

Мыслям Лермонтова о соотношении России с Западом и Востоком не суждено было отлиться в окончательные формы. Направление их приходится реконструировать, а это всегда связано с определенным риском. Чем теснее нам удастся увязать интересующий нас вопрос с общим ходом размышлений Лермонтова в последние месяцы его жизни, тем больше будет гарантий против произвольности в наших, поневоле гипотетических, построениях. Общее же направление размышлений Лермонтова в эти дни можно охарактеризовать следующим образом. Добро и зло, небо и земля, поэт и толпа, позже — герой печоринского типа и «простой человек», Запад и Восток и многие другие основополагающие пары понятий строились Лермонтовым как непримиримые, полярные. Устойчивой константой лермонтовского мира была, таким образом, абсолютная полярность всех основных элементов, составлявших его сущность. Можно сказать, что любая идея получала в сознании Лермонтова значение только в том случае, если она, во-первых, могла быть доведена до экстремального выражения и, во-вторых, если на другом полюсе лермонтовской картины мира ей соответствовала противоположная, несовместимая и непримиримая с ней структурная экстрема. По такой схеме строились и соотношения персонажей в лермонтовском мире. Эта схема исключала всякую возможность контактов между ними: лермонтовский герой жил в пространстве оборванных связей. Отсутствие общего языка с кем бы то ни было и чем бы то ни было лишало его возможности общения и с другим человеком, и с вне его лежащей стихией. И именно в этом коренном конструктивном принципе лермонтовского мира в последние месяцы его творчества обнаруживаются перемены.

Глубокая разорванность сменяется тяготением к целостности. Полюса не столько противопоставляются, сколько сопоставляются, между ними появляется соединяющее пространство. Основная тенденция — синтез противоположностей.

Рассмотрим с этой точки зрения стихотворение «Выхожу один я на дорогу». Стихотворение начинается с обычной в поэзии Лермонтова темы одиночества: «один я» отсылает нас к длинному ряду стихотворений поэта с аналогичной характеристикой центрального образа («Один я здесь, как царь воздушный» и др.). Однако если сам герой выделен, исключен из окружающего его мира, то тем более заметным делается контраст его со слитностью, соединением противоположностей, гармонией, царящими в этом мире. «Небо» и «земля» — верх и низ, обычно трагически разорванные в лермонтовской картине мира, здесь соединены: не только туман, лежащий между ними и занимающий срединное пространство (обычно в лермонтовской картине мира или отсутствующее, или резко отрицательно оцененное, связанное с понятиями пошлости, ничтожества, отсутствия признаков), но и лунный свет соединяют небо и землю. Лунный свет, обычный спутник романтического пейзажа, может выступать как знак несоединимости земли и неба (ср. «лунный свет в разбитом окошке» у Гоголя, лунный свет, скользящий по могилам, в типовом предромантическом пейзаже, подчеркивание ирреальности лунного света и пр.).

Здесь функция его противоположна: он блестит на камнях «кремнистого пути», соединяя верхний и нижний миры пространства стихотворения.

Еще более существенно, что глаголы контакта — говорения, слушания — пронизывают это пространство во всех направлениях: сверху вниз («Пустыня внемлет богу») и из края в край («…звезда с звездою говорит»).

Вторая строфа дает одновременно привычное для Лермонтова противопоставление поэтического «я» и окружающего мира и совершенно необычное для него слияние крайностей мирового порядка в некоей картине единого синтеза: голубое сияние неба обволакивает землю, и они соединены торжественным покоем, царствующим в мире. Противопоставление героя и мира идет по признакам наличия — отсутствия страдания («больно», «трудно») и времени: поэтическое «я» заключено между прошедшим («жалею») и будущим («жду»). Эти понятия неизвестны миру, «торжественно и чудно» спящему вокруг героя.

В первой строфе миру личности посвящена половина первого стиха, во второй — половина строфы. Третья полностью отдана носителю монолога. Строфа эта занимает в стихотворении центральное место.

Уже первый стих содержит в себе противоречие: лермонтовский герой взят в обычном своем качестве («один») и одновременно — перехода к чему-то новому. «Выхожу <…> на дорогу…» — намек на выход в бесконечное пространство мира. Этому переходному моменту — моменту преображения — и посвящена третья строфа. И не случайно она декларативно начинается с отказа от будущего и прошлого, отказа от времени:

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть… (III, 208).

Третий стих вводит пушкинскую тему «покоя и воли»:

Я ищу свободы и покоя!

Это естественно вызывает в памяти и пушкинскую антитезу. Пушкин колебался в выборе решения:

На свете счастья нет, но есть покой и воля… (П., III, 330).

Я думал: вольность и покой

Замена счастью. Боже мой!

Как я ошибся, как наказан… (П., VI, 180).

Однако само противопоставление счастья свободе и покою было для него постоянным. Для Лермонтова жажда счастья связывалась с европейским личностным сознанием, а включение европейца в культуру Азии влекло отказ от этой индивидуалистической потребности. Ср. в стихотворении «Я к вам пишу случайно; право»:

Судьбе, как турок иль татарин,

За всё я ровно благодарен;

У бога счастья не прошу… (II, 167).

Можно предположить, что семантика отказа от счастья (а в логическом развитии «поэтики отказов» — от жизни) присутствует и в заключительном стихе третьей строфы лермонтовского текста. Свобода и покой отождествляются здесь со сном. А мотив сна в поэзии Лермонтова неизменно имеет зловещую окраску ухода из жизни. Это «мертвый сон» «Сна», предсмертный бред Мцыри, сон замерзающей Сосны, «луч воображения» умирающего гладиатора и, наконец, «несбыточные сны» клонящегося к могиле «европейского мира». В таком контексте желание «забыться и заснуть» воспринимается как равносильное уничтожению личности, самоуничтожению и, в конечном итоге, смерти. Правда, такому восприятию противоречит зафиксированное уже нашей памятью «спит земля», связывающее образ покоя не со смертью, а с космической всеобщей жизнью. И именно потому, что в творчестве Лермонтова имелась уже устойчивая традиция совершенно определенной интерпретации мотива сна, становится особенно ясно, что последние две строфы целиком посвящены опровержению этой семантической инерции и созданию совершенно нового для Лермонтова образа сна. Сон оказывается неким срединным состоянием между жизнью и смертью, бытием и небытием, сохраняя всю полноту жизни, с одной стороны, и снимая конечность индивидуального бытия — с другой. Исчезает различие между днем и ночью, индивидуальной и космической жизнью. Уничтожается антитеза «покой — счастье»: «я» преодолело изоляцию (оно «внемлет»), сделалось доступно любви.

Синтетическое состояние: соединение свободы, покоя и счастья, личного и безличного, бытия и забвения — связано со срединным положением во Вселенной. Поэтическое «я» оказывается в центре мироздания, из времени переходит в вечность («вечно зеленея…»). Сам образ дуба, венчающий стихотворение, ведет к архаическим представлениям о «мировом дереве», соединяющем небо и землю, расположенном в середине космоса и связующем все его сферы.

Итак, смысл стихотворения — в особой функции срединной сферы. В своем синтетизме это срединное царство представляет положительную альтернативу разорванности мира экстремальных ценностей. Подобная концепция непосредственно связана с проблемами культурной типологии. В полемике 1840-х гг. оформляется культурная антитеза Запад — Россия. При различии аксиологических оценок характер противопоставления объединяет всех спорящих. Позиция Лермонтова в этом отношении ближе к Грибоедову и отчасти к Пушкину. Россия мыслится как третья, срединная сущность, расположенная между «старой» Европой и «старым» Востоком. Именно срединность ее культурного (а не только географического) положения позволяет России быть носительницей культурного синтеза, в котором должны слиться печоринско-онегинская («европейская») жажда счастья и восточное стремление к «покою». Экстремальным явлениям природы: бурям, грозам, величественным горным пейзажам — приходят на смену спокойные, но полные скрытой силы «срединные» образы пейзажей «Родины» и «Любил и я в былые годы». Вспомним неприязнь Тютчева к безбрежным равнинам, которые, как ему казалось, уничтожали его личное бытие. Для Лермонтова последнего периода поэтическое «я» не растворяется в «лесов безбрежном колыханье», а «забывается и засыпает», погружаясь в этот простор, приобретая всеобщее бытие и не теряя личного.

Можно предположить, что именно по этим путям шли размышления Лермонтова о своеобразии русской культуры на рубеже Запада и Востока.

«Фаталист» Лермонтова и проблема судьбы в Герое нашего времени

«ФАТАЛИСТ» ЛЕРМОНТОВА И ПРОБЛЕМА СУДЬБЫ В ГЕРОЕ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

FELIKS RASKOĽNIKOV

Со времени первой публикации в 1840 году роман Лермонтова Герой нашего времени неизменно вызывал острый интерес и читателей, и критиков. Сначала их внимание больше всего привлекали странный характер и сложная психология главного героя, а также противоречивая и неясная этическая позиция автора. Но со временем внимание исследователей переместилось в направлении философских аспектов Героя нашего времени. Неудивительно, что «Фаталист» постепенно сделался центром научных дискуссий, ибо, как заметил И. Виноградов (169), именно «Фаталист» больше, чем любая другая глава, характеризует Герой нашего времени как философский роман.

«Фаталист» действительно вызывает много вопросов, важных для понимания мировосприятия Лермонтова. Что он имеет в виду под фатализмом? Кто фаталист: Вулич? Печорин? А может быть, сам Лермонтов? Как «Фаталист» связан с другими главами романа? Почему Лермонтов поместил этот загадочный рассказ в самый конец Героя нашего времени? Данная статья представляет собой попытку еще раз проанализировать «Фаталист» в свете поставленных вопросов и проследить его связь с отношением Лермонтова к иррациональному, в частности к идее судьбы.

В основе сюжета «Фаталиста» лежит игра со смертью, в которую вовлечены оба главных героя: Вулич и Печорин. Эта странная игра составляет главный элемент сюжета не только «Фаталиста», но и многих других глав Героя нашего времени. В «Бэле» Печорин рискует дважды: сначала для того, чтобы овладеть очаровательной черкесской княжной, а потом чтобы отнять ее у Казбича. В «Тамани» он подвергает себя опасности, подсматривая за контрабандистами, а потом садясь в лодку с «ундиной», хотя он не умеет плавать. В «Княжне Мери» он рискует жизнью во время дуэли с Грушницким. Однако между этими эпизодами и «Фаталистом» есть существенное различие, подчеркнутое тем, что Лермонтов закончил свой роман именно этим рассказом. Дело в том, что во всех главах романа, кроме «Фаталиста», игра Печорина со смертью получает, главным образом, психологическое обоснование. В «Бэле»

Rev. Étud. slaves, Paris, LXVII/2-3, 1995, p. 353-363.

Фатализм | Психология вики | Фэндом

Индекс философии: Эстетика · Эпистемология · Этика · Логика · Метафизика · Сознание · Философия языка · Философия разума · Философия науки · Социальная и политическая философия · Философия · Философы · Список списков

Эту статью нужно переписать, чтобы повысить ее актуальность для психологов..
Пожалуйста, помогите улучшить эту страницу самостоятельно, если можете ..

Фатализм — философская доктрина, подчеркивающая подчинение всех событий или действий судьбе или неизбежному предопределению.

Фатализм обычно относится к нескольким из следующих идей:

Ошибочное восприятие последствий проявленной свободы воли, невежества (или авидьи) и забывчивости (или адристи). ^[1]
Этой свободы воли не существует, а это значит, что история развивалась единственно возможным способом.^[2] Это убеждение очень похоже на детерминизм.
Эти действия бесплатны, но, тем не менее, ведут к неизбежному концу. ^[3] Это убеждение очень похоже на предопределение компатибилизма.
Это принятие уместно, а не сопротивление неизбежности. Эта вера очень похожа на пораженчество.

Детерминизм, фатализм и предопределение [править | править источник]

Хотя эти термины часто используются как синонимы, фатализм, детерминизм и предопределение дискретны, подчеркивая различные аспекты тщетности человеческой воли или предопределенности судьбы.Однако все эти доктрины имеют общую основу.

Детерминисты в целом согласны с тем, что человеческие действия влияют на будущее, хотя это будущее предопределено. Их взгляд не подчеркивает «подчинение» судьбе, тогда как фаталистов подчеркивают принятие всех событий как неизбежных. Другими словами, детерминисты считают, что будущее фиксировано благодаря действию и причинности, тогда как фаталисты и многие предопределители считают, что будущее неизбежно, несмотря на причинность.

Следовательно, в детерминизме, если бы прошлое было другим, настоящее и будущее также различались бы. Для фаталистов такой вопрос несущественен, поскольку не может существовать никакого другого настоящего / будущего / прошлого, кроме того, что существует сейчас.

Фатализм — это более широкий термин, чем детерминизм. Наличие исторических индетерминизмов / случайностей, то есть событий, которые нельзя предсказать, основываясь только на знании других событий, не исключает фатализма. Необходимость (такая как закон природы) произойдет так же неизбежно, как и случай — и то, и другое можно представить как суверенное.

Один древний аргумент в пользу фатализма, названный аргументом о праздности , ^[4], звучал так:

Если тебе суждено выздороветь после болезни, то ты выздоровеешь вне зависимости от того, позовешь ты врача или нет.
Точно так же, если вам суждено не выздороветь, вы этого не сделаете, даже если вызовете врача.
Либо вам суждено выздороветь от болезни, либо вы не выздоровеете.

В то время как аргумент праздности применяет фатализм к стороне эффекта (то есть выздоровление от болезни), он не применяет фатализм к стороне причины. Буквально-фаталисты применяют его к обеим сторонам причины и следствия. Хотя тот факт, что вы выздоровеете или нет, остается на усмотрение судьбы, фаталисты считают, что это также предопределено, вызовете вы врача или нет.

Логический аргумент в пользу фатализма — это аргумент, который зависит не от причинной связи или физических обстоятельств, а, скорее, аргумент, основанный на логической необходимости. Существует множество версий этого аргумента, но наиболее известными являются Аристотель ^[5] и Ричард Тейлор ^[6]. Против ^[7] возражали и дорабатывали, но очень немногие люди их принимают.

Ключевая идея логического фатализма состоит в том, что существует совокупность истинных предположений (утверждений) о том, что должно произойти, и они верны независимо от того, когда они сделаны.Так, например, если сегодня правда, что завтра будет морское сражение, то завтра не может не быть морского сражения, так как иначе сегодня было бы неправдой, что такое сражение состоится.

Аргумент в значительной степени опирается на принцип бивалентности, идею о том, что любое предложение либо истинно, либо ложно. В результате этого принципа, если не ложно, что будет морской бой, то это правда; промежуточного нет. Однако отказ от принципа двузначности — возможно, заявив, что истинность утверждения о будущем неопределенна — является спорной точкой зрения, поскольку этот принцип является общепринятой частью классической логики.

Другая проблема с логическим фатализмом состоит в том, что сначала вы должны признать, что существует вневременной набор всех суждений, которые существуют, но не были предложены кем-либо в частности. Конструктивисты (школа логики и математики) утверждают, что это не так и что предложения существуют только тогда, когда они построены или выражены.

редирект Шаблон: Философия

Фатализм — Переиздание Википедии // WIKI 2

Фатализм — это семейство связанных философских доктрин, которые подчеркивают подчинение всех событий или действий судьбе или судьбе, и обычно ассоциируются с последующим отношением смирения перед лицом будущих событий, которые считаются неизбежными.^[1] ^[2]

Энциклопедия YouTube

1/5
Просмотры:
12 551
788 041
378
7 836
901

Сэм Харрис о детерминизме и фатализме
Детерминизм против свободы воли: философия ускоренного курса № 24
Джон Пайпер признает кальвинизм фатализмом?
6.6 Аномическое и фаталистическое самоубийство
03-1-03 Пример: свободная воля-детерминизм-фатализм

Содержание

Определение

Термин «фатализм» может относиться к любой из следующих идей:

Любая точка зрения, согласно которой люди бессильны делать что-либо, кроме того, что они делают на самом деле. ^[1] Сюда входит вера в то, что люди не обладают властью влиять на будущее или даже на результат своих собственных действий.^[2] ^[3]
Одной из таких точек зрения является теологический фатализм, согласно которому свободная воля несовместима с существованием всеведущего Бога, который предвидел все будущие события. ^[4] Это очень похоже на теологический детерминизм. ^[а]
Второй такой взгляд — это логический фатализм, согласно которому суждения о будущем, которые мы считаем истинными или ложными, могут быть истинными или ложными только в том случае, если будущие события уже определены.^[1]
Третья такая точка зрения — причинный детерминизм. Причинный детерминизм (часто называемый просто «детерминизмом») теперь обычно трактуется отдельно от фатализма на том основании, что он требует только определения каждого последующего состояния в системе по предшествующему состоянию этой системы, а не конечному состоянию . предопределенной системы.
Мнение о том, что надлежащей реакцией на неизбежность какого-либо будущего события является принятие или смирение, а не сопротивление.^[b] Этот взгляд ближе к повседневному употреблению слова «фатализм» и похож на пораженчество.

Самое старое описание

Одно из старейших описаний фаталистов встречается в джайнских и буддийских писаниях Индии, описывающих секту адживиков Макхали Госала в Индии (около 500 г. до н. Э.). Предопределенная судьба человеческой жизни была главной религиозной доктриной этой секты людей в Индии наряду с другими группами богословия шрамана.

Детерминизм и предопределенность

Хотя эти термины иногда используются взаимозаменяемо, фатализм, детерминизм и предопределенность различны, поскольку каждый подчеркивает разные аспекты тщетности человеческой воли или предопределенности судьбы.Однако все эти доктрины имеют общую основу.

Детерминисты в целом согласны с тем, что человеческие действия влияют на будущее, но что человеческие действия сами по себе определяются причинной цепочкой предшествующих событий. Их взгляд не подчеркивает «подчинение» судьбе или судьбе, тогда как фаталистов подчеркивают принятие будущих событий как неизбежных. Детерминисты считают, что будущее определено именно благодаря причинно-следственной связи; фаталисты и предетерминисты считают, что некоторые или все аспекты будущего неизбежны, но для фаталистов не обязательно из-за причинной связи.^[7]

Фатализм — более свободный термин, чем детерминизм. Наличие исторических «индетерминизмов» или случайностей, то есть событий, которые нельзя предсказать, основываясь только на знании других событий, — это идея, все еще совместимая с фатализмом. Необходимость (такая как закон природы) произойдет так же неизбежно, как и случай — и то, и другое можно представить как суверенное. ^[1] Эта идея уходит корнями в работу Аристотеля «Интерпретация». ^[8]

Теологический фатализм — это тезис о том, что безошибочное предвидение человеческого действия делает его необходимым и, следовательно, несвободным.Если есть существо, которое безошибочно знает все будущее, тогда ни одно человеческое действие не является свободным. ^[9] Философ Аль Фараби утверждает, что если Бог действительно знает все человеческие действия и выборы, то оригинальное решение этой дилеммы Аристотелем остается в силе. ^[10]

Аргумент простоя

Одним из известных древних аргументов в пользу фатализма был так называемый аргумент Idle Argument . Он утверждает, что если что-то обречено, то было бы бессмысленно или бесполезно прилагать какие-либо усилия для этого.Аргумент праздности был описан Оригеном и Цицероном следующим образом:

Если тебе суждено излечиться от этой болезни, то ты выздоровеешь вне зависимости от того, позовешь ты врача или нет.
Точно так же, если вам суждено не выздороветь, вы не сделаете этого независимо от того, позовете ли вы врача или нет.
Но либо тебе суждено излечиться от этой болезни, либо тебе суждено не выздороветь.
Следовательно, обращаться к врачу бесполезно. ^[11] ^[12]

Аргумент бездействия был предвосхищен Аристотелем в его De Interpretatione , главе 9.Стоики считали это софизмом, а стоик Хрисипп попытался опровергнуть его, указав, что обращение к врачу будет столь же обречено, как и выздоровление. Похоже, он внес идею о том, что в подобных случаях два события могут быть связаны и , так что одно не может происходить без другого. ^[13]

Логический фатализм и аргумент от двухвалентности

Главный аргумент в пользу логического фатализма восходит к древности. Это аргумент, который зависит не от причинно-следственной связи или физических обстоятельств, а, скорее, основан на предполагаемых логических истинах.Существует множество версий этого аргумента, в том числе версии Аристотеля ^[14] и Ричарда Тейлора. ^[3] Против этих аргументов были возражения, и они были развиты с определенным эффектом. ^[15]

Ключевая идея логического фатализма состоит в том, что существует совокупность истинных предположений (утверждений) о том, что должно произойти, и они верны независимо от того, когда они сделаны. Так, например, если сегодня правда, что завтра будет морское сражение, то завтра не может не быть морского сражения, так как иначе сегодня было бы неверно, что такое сражение произойдет завтра.

Аргумент в значительной степени опирается на принцип двухвалентности: идею о том, что любое предложение истинно или ложно. В результате этого принципа, если не ложно, что будет морской бой, то это правда; промежуточного нет. Однако отказ от принципа двухвалентности — возможно, заявив, что истинность утверждения относительно будущего неопределенна — является спорной точкой зрения, поскольку этот принцип является общепринятой частью классической логики.

Критика

Семантическая двусмысленность

Одна критика исходит от романиста Дэвида Фостера Уоллеса, который в статье 1985 года « Фатализм Ричарда Тейлора и семантика физической модальности» предполагает, что Тейлор пришел к своему заключению о фатализме только потому, что его аргумент включал два разных и несовместимых понятия невозможности.^[16] Уоллес не отвергал фатализм как таковой , как он писал в своем заключительном отрывке, «если Тейлор и фаталисты хотят навязать нам метафизический вывод, они должны заниматься метафизикой, а не семантикой. соответствующий.» ^[16] Виллем де Вриз и Джей Гарфилд, оба из которых были советниками по диссертации Уоллеса, выразили сожаление по поводу того, что Уоллес так и не опубликовал свои аргументы. ^[16] Однако в 2010 году диссертация была опубликована посмертно как Время, судьба и язык: эссе о свободной воле .^a ^b ^c Райерсон, Джеймс (12 декабря 2008 г.). «Считай философа». Нью-Йорк Таймс .

Внешние ссылки

Викицитатник имеет цитаты, связанные с: Fate

Найдите фатализм в Викисловаре, бесплатном словаре.

Эта страница последний раз была отредактирована 15 мая 2021 в 22:02.
Фатализм (Стэнфордская энциклопедия философии)
Классический аргумент в пользу фатализма встречается у Аристотеля (384–322 до н. Э.): De Interpretatione , глава 9. Он обращается к вопросу о необходимо ли в отношении всех вопросов, чтобы утверждение или отрицание истинно или ложно.
То, что он говорит, можно представить в качестве аргумента в следующем линий.
Предположим, что (i) p истинно или p ложно и (ii) не -p истинно или нет -p ложно.
Тогда p верно или нет -p верно.
Теперь предположим, что в 1900 году один человек сказал, что морское сражение займет место на 01.01.21, а другой говорит, что морской бой не состоится место 01.01.2100.
Тогда либо то, что говорит первый, правда, либо то, что второй человек говорит верно.
Но в таком случае либо в 1900 году необходимо, чтобы морское сражение происходит 1 января 2100 года, или необходимо в 1900 году, чтобы никто не происходить.
Но дата прогнозов не имеет значения, и это не имеет значения. делается ли вообще какое-либо предсказание.
Таким образом, всегда необходимо, чтобы морское сражение происходило на 01.01.2100, или что морской бой не состоится 01.01.2100.
Но этот аргумент, очевидно, можно обобщить.
Итак, все, что происходит, происходит по необходимости.
Прежде всего, мы должны четко понимать, что подразумевается под «необходимостью». здесь. Речь идет не о логической необходимости. Это довольно неизбежность. Когда говорят о морском сражении 01.01.2100 быть необходимым в определенный день, имеется в виду, что в этот день ничто не может помешать морскому сражению 01.01.2100. В в частности, никто не в силах предотвратить это.Теперь Аристотель принимает что «что есть, обязательно есть, когда есть; а то, что не обязательно, обязательно нет, когда это не так ». Итак, он соглашается с тем, что если морское сражение на самом деле происходит 01.01.2100, затем 01.01.2100 (в этом смысл) происходящий по необходимости. Ничто не может остановить это, потому что это происходит. Что, по-видимому, устанавливает этот аргумент, однако, если морское сражение состоится 01.01.2100, не только тогда необходимо, чтобы морское сражение произошло 1 января 2100 года, но это было всегда необходимо.Никто не мог этого предотвратить. И то же самое относится ко всему, что может случиться. Так, в частности, никто никогда имеет право делать что угодно, кроме того, что они на самом деле делают.
Итак, что-то не так с аргументом?
Ну, конечно, есть ход, который, кажется, требует некоторых объяснение: переход от истины к необходимости. Почему это должно следовать из того факта, что в 1900 году было верно, что морское сражение потребует место на 01.01.2100, что надо было, что должно? Это выглядит, действительно, подозрительно похоже на ошибочный ход от «По необходимости, если это правда, морское сражение происходит 01.01.2100, морское сражение занимает место 01.01.21 »на« Если правда, что морское сражение происходит на 01.01.2100, морской бой по необходимости состоится 01.01.2100 ».Но такие подозрения, вероятно, необоснованны. Более вероятно, что переезд обращается к определенной форме теории истины соответствия: если что кто-то говорит, что в определенное время верно, тогда состояние мира в это время должно быть таким, чтобы это стало правдой. Но с тех пор, что есть, обязательно, когда это произойдет, состояние мира будет необходимо. Итак, все, что правда, обязательно верно.
Однако даже если этот решающий ход не основывается на простом заблуждение, идея о том, что истина того, что кто-то говорит, определяется состояние мира в то время вызывает сомнения.Мы вернемся к эта точка.
1.1 Решение Аристотеля
Сначала мы должны обратить внимание на решение Аристотеля. Аристотель не сомневается что не все, что происходит, происходит по необходимости. Он принимает действительно (19a23–5): «Что есть, обязательно есть, когда оно есть; и что нет, обязательно нет, когда это не так ». Но он продолжает говорить: «Но не все, что есть, обязательно есть; и не все, что нет, обязательно нет ». Так каково его решение? Вот это должно быть сказал, что существует более одного взгляда.(Аристотель, Категории и De Interpretatione , 137–42). На одной По мнению, он отвергает переход от истины к необходимости. Это действительно может быть правильный ход, но в дальнейшем я буду считать, что Аристотель на самом деле предлагает другое решение, которое справедливо или неправильно, я буду называть это «аристотелевским решением». На этом его решение состоит в том, чтобы отрицать необходимость того, чтобы утверждение или отрицание истинно или ложно, когда это относится к вещи, которые не происходят по необходимости.То есть его решение не то же самое и то, что сказал первый человек в 1900 году («Будет морское сражение 01.01.21 »), ни то, что сказал второй человек (« Там не будет морского боя 01.01.2100. ») было правдой. Что каждый человек сказанное на самом деле не было ни правдой, ни ложью. Таким образом, мы можем представить Аристотелевское решение как решение, отвергающее закон двухвалентности:
Закон двухвалентности: каждое предложение либо истинно, либо ложный.
Это должно быть отклонено, в частности, в отношении таких предложений. как: «01.01.2100 будет морское сражение»; то есть по отношению к предложения о будущих контингентах, о том, в чем нет необходимости ни невозможно.(Поскольку мнение, что Аристотель не отвергает закон бивалентности см. Whitaker 1996.)
Хотя Аристотель прямо об этом не говорит, кажется, что он также согласны с тем, что если морское сражение состоится 01.01.2100, то какой то, что сказал первый человек, будет правдой, а если нет, то что за второй человек сказал тогда будет правдой. Таким образом, мы можем представить Аристотелевское решение содержит следующее:
Некоторые предположения иногда верны, а не на другие.
Есть ли возражения против этого решения?
Одно возражение заключается в том, что решение, по-видимому, требует отказа. закона исключенного третьего в дополнение к закону двухвалентности.Это правда, что это предполагает отказ от одной формы закон:
LEM1: в случае любого предложения, p. , либо p верно или нет — p верно.
Но другая форма закона:
LEM2: в случае любого предложения, p. , либо р или нет — р .
Означает ли это отказ от этого? Можно подумать, что это так, на основание, что « p » эквивалентно « p верно».Итак, LEM1 и LEM2 стоят или падают все вместе. Или можно подумать так: « p или q ”может быть истинным, только если либо p истинно или q верно (или оба верны). Но, где p — это предположение о будущем контингенте неверно, случайное положение вещей наступает или нет; и его отрицание истинно; так что дизъюнкция « p или not- p »не соответствует действительности.
Однако на самом деле это не то, что, по-видимому, считал Аристотель. подумал.Он говорит (19a28–32):
Все обязательно есть или нет, и будет или будет не быть; но нельзя разделить и сказать, что одно или другое нужно. Я имею в виду, например: нужно или нет завтра будет морское сражение; но это не обязательно для морского боя должно состояться завтра, ни для того, чтобы не состояться.
Итак, если предположить, что он согласился бы с тем, что «будет или завтра не будет морского боя »эквивалентно« будет завтра морское сражение или завтра морского боя не будет », — сказал он. похоже, принял бы LEM2.Как это могло произойти? Хорошо что перестает быть правдой, что завтра будет морское сражение, это то, что пока нет ничего, чтобы определить, что это правда. Но есть что-то, чтобы определить, будет или не будет морской бой завтра; по природе вещей должно происходить то или иное. Так что теперь правда, что завтра будет морской бой или будет не будет завтра морского сражения.
Это предполагает принятие следующего правила для определения истинность сложных суждений, некоторые из составляющих которых ни правда, ни ложь.Рассматриваем по очереди каждый из возможных способов в котором все может обернуться, и выясняет, какое истинное значение имеет сложное предложение тогда имело бы. Если это окажется правдой в в каждом случае это правда; если во всех случаях оно оказывается ложным, оно ложно; в противном случае это ни правда, ни ложь. (ван Фраассен 1966)
Конечно, это не полностью бесплатная линия. Отдельно от тот факт, что это означает, что « p » и « p » верно »не являются взаимозаменяемыми, они также создают проблемы для правдивой функциональности.Мы обычно думаем о «Или», «и» и «не» как истинно-функциональный. То есть мы думаем, что истинностные ценности « p или q », « p » и q »и« not- p »определены значениями истинности « p » и « q ». Но если мы примем аристотелевское решение, и принять изложенный только что способ определения истинной ценности сложное предложение, например, «или» не будет правда функционал. В некоторых случаях « p или q » будет истинным, когда ни p , ни q не истинны (когда, для например, « q » равно «not- p »), а в некоторых случаях не будет (если, скажем, « p » «Завтра будет морской бой» и « q » — «будет футбольный матч. завтра»).(Если представить себе, что есть третий истинность, неопределенность, скажем, в дополнение к истине и лжи, положение будет таким, когда p и q оба неопределенные, иногда « p или q » верно, а иногда и неопределенно.). Аналогично « p и q ”будет ложным в одном случае и неопределенным в Другие.
Однако это возражение может показаться не очень актуальным по сравнению с угроза фатализма.Если принять отсутствие эквивалентности между « p » и « p верно» и отказ истинности функциональности для «или» и «И» были единственной альтернативой фатализму, большинству людей было бы легче принять эти теоретические странности, если странности они есть.
Но есть еще одно возражение против аристотелевского решения, которое усложняет принятие — то, как мы относимся к голым предсказаниям. Если кто-то сказал в 1972 году: «Красный ром в следующий раз выиграет Grand National год », конечно, думали мы, он был прав.Не в 1973 году, но прямо в 1972 году. То есть, конечно, то, что он сказал, было правдой, когда он сказал это; не только позже. Конечно, мы не знали бы в 1972 году. что то, что он сказал, было правдой; и, по-видимому, он этого не сделал. И конечно могли бы мы предположить, что в этом победа; Мы, естественно, полагаем, что все это случайность. Но, конечно, это возражение против аристотелевского решения также является возражение против аргумента в пользу фатализма, основанного на предположение о двухвалентности.Мы фактически отвергаем идею о том, что если то, что кто-то говорит в то время, верно в это время, то состояние мир в то время должен определить, что это правда. Что нам кажется будьте вполне готовы принять вместо этого идею, что за сказанное чтобы быть правдой, достаточно, чтобы состояние мира когда-нибудь будет таким, чтобы определить, что это правда.
Есть еще одна проблема, связанная с теорией истины. Кажется, что здесь возникает аргумент Аристотеля.Если теория действительно что истинность сказанного зависит от состояния мира в время высказывания, не вызывает ли это проблемы для утверждений о прошлое? Предположим, кто-то говорит, что на этом месте стоял динозавр миллионы лет назад. Чтобы это было правдой, необходимо, чтобы нынешнее состояние мир быть таким, чтобы определить, что это такое? Некоторые люди действительно думал об этом; и они думали, что, как и некоторые предложения то, что не было правдой, стало правдой, поэтому и некоторые, которые были правдой, перестают быть правдой.(Лукасевич 1967) Но это даже дальше от того, что мы естественно склонны сказать. Более привлекательная альтернатива, если мы хотел бы сохранить что-то вроде этой теории истины, значит сказать что то, что произошло в прошлом, считается частью настоящего состояния мир, потому что прошлое, как и настоящее, необходимо. Но это не понятно, почему этого должно быть достаточно, чтобы сделать его частью настоящего состояние мира. Возможно, лучше было бы просто взглянуть что что-то истинно, только если в это время это необходимо.Но тогда нам понадобится аргумент в пользу этой позиции, которая за пределами простой мысли, что сказанное становится правдой благодаря тому, что мир в то время, как это сказано.
Стоит отметить и другие решения, которые тесно связаны к аристотелевскому решению, но избегайте некоторых проблем.
1.2 Сопутствующие решения
1. (До 1967 г.). Можно согласиться с Аристотелем, что «будет быть морским сражением завтра »не соответствует действительности, даже если окажется, что идет морской бой; но вместо того, чтобы сказать, что это не правда ни ложно, можно сказать, что это ложно.Более того, можно сказать что отрицание: «Морского сражения не будет. завтра »верно. Тогда мы могли бы сохранить закон двухвалентности, и эквивалентность между « p » и « p верно». Мы бы эффективно лечили « p » как эквивалент «необходимо что р ». И мы, несомненно, будем различать «Завтра не будет морского боя», где это отрицание «завтра будет морское сражение» и «Завтра морского боя не будет», что, как и «Завтра будет морской бой» — ложно.Можно даже сказать, что «завтра морского боя не будет» — это двусмысленный; это может быть эквивалентно «не обязательно, чтобы завтра будет морской бой »или это может быть эквивалентно «Необходимо, чтобы не было морского боя. завтра». Конечно, в пользу этой точки зрения можно сохраняют закон двухвалентности, а также истинностную функциональность «Или» и «и». Но был бы тяжелый цена, которую нужно заплатить. Теперь мы должны сказать, что человек сказал о Red Ром был фальшивым.
2. (Lucas 1986) Можно использовать различие Райхенбаха. между моментом высказывания предложения, временем ориентир и время события. (Райхенбах 1947) Один мог бы тогда сказать, что истинность сказанного зависит не от состояния мира во время произнесения, но от состояния мир на момент ориентира. Тогда можно сказать, что ориентир высказывания в 1972 году «Красный ром победит». Великий национальный следующий год »- это 1973, а не 1972 год.Значит это было правда. (В то время как, если бы кто-то сказал: «Красный ром выиграет Grand National в следующем году », использование слова« собирается » а не «воля», возможно, означало, что точкой отсчета было время произнесения, а не время произнесения Гранд Нэшнл в следующем году. То, что было сказано, не было бы правда.)
3. (Tooley 1997) Можно было одновременно различать истину, что зависит от состояния мира в данный момент, и правда simpliciter , чего нет.Тогда можно было бы допустить, что предсказание о Red Rum сбылось, поскольку мы говорим о правда симпликитер . Также, где правда simpliciter был в споре, мы могли бы сохранить закон двухвалентности и эквивалентности между « p » и « p » правда».
1.3 Отказ от теории истины
Но, наконец, мы не должны забывать об этом, даже если мы хотим сохранить теория соответствия истины, мы можем отвергнуть идею, что истина зависит от состояния мира на момент произнесения предложение или даже состояние мира во время ориентир.Можно сказать, что это зависит от состояния мира во время упомянутого события; или, в более общем смысле, что это зависит от состояния мира в указанное время, если таковое имеется (Вестфаль, 2006 г.). Однако решение, которое мы предпочитаем, скорее всего, будет связано с нашим взглядом на природу времени.
1.4 A-теории и B-теории времени
Согласно B-теории времени прошлое, настоящее или будущее события просто вопрос отношений; это просто вопрос того, что это происходит в время, которое раньше, или одновременно, или позже, чем некоторые время, которое принимается за точку отсчета — время, в которое я у меня такая мысль, скажем.С другой стороны, в A-теории это время (или это событие) сейчас является абсолютным (если временным) фактом об этом. Но, кроме того, B-теория обычно утверждает, что все времени равно реальным , тогда как, как правило, A-теория будет придерживаться либо того, что реальны только настоящее и прошлое (тип 1), либо что только настоящее реально (тип 2). Итак, согласно B-теории, может быть фактами будущего, чтобы делать предположения о будущем правдой; но на Теория типа 1, предположение о будущем может стать правдой только фактами настоящего и прошлого вместе с вневременными фактами; и на А-теория типа 2, суждения как о будущем, так и о прошлое, может быть осуществлено только фактами настоящего вместе с неподвластные времени факты.И, очевидно, для любого типа A-теории существует предложение может быть истинным в один момент, но неверным в другой, в зависимости от того, какие факты существуют в то время. (Для более полного Описание A-теории и B-теории см. в разделе 5 записи о время.)
Предположим, что мы придерживаемся соответствующего взгляда на истину и что мы поддерживаем версию А-теории времени, которая гласит, что существуют нет будущих фактов. В этом случае нас, естественно, привлечет Аристотелевское решение. Если, с другой стороны, мы будем придерживаться версии B-теория, которая допускает наличие будущих фактов, мы будем естественно отклонить это решение.
1.5 Правда и фатализм
Проблема Аристотеля, казалось, возникла в результате теории истина, согласно которой, если утверждение истинно одновременно, существует быть состоянием мира в то время, которое делает это правдой. Тем не мение, Утверждалось, что если каждое значимое утверждение истинно или ложь (раз и навсегда), уже одно это подразумевает фатализм; очень того факта, что утверждение истинно, достаточно, чтобы сделать то, что оно описывает неизбежно (Taylor 1983, глава 6). Предположим, например, что Джон побрился однажды утром.Тогда утверждение: «Джон побрился в то утро». правда. Но, как утверждают, это означает, что Иоанн не обладал властью не бриться; потому что обладать такой властью означало бы иметь власть сделать истинное утверждение ложным. Но такой силы нет ни у кого; ни у кого нет когда-либо удавалось сделать истинное утверждение ложным.
Теперь последнее утверждение, безусловно, верно, если предположить, что значимые утверждения имеют только одно значение истинности. Никто никогда не привели к ситуации, в которой утверждение, которое было правдой, ложный; то есть ситуация, в которой (а) есть утверждение, которое было правдой и (б) это утверждение теперь ложно.Однако чтобы иметь способность сделать истинное утверждение ложным, нужно иметь власть вызвать такую ситуацию. Достаточно того, что (а) там должно быть утверждением, которое истинно, и что у одного есть власть просто вызвать ситуацию, в которой (б) это утверждение (и всегда было) false вместо . Итак, чтобы у Иоанна была сила сделать ложным истинное утверждение: «Джон побрился в то утро», это достаточно, чтобы у него была власть не бриться вместо бритье.Конечно, он не использовал эту власть; но в отсутствие каких-либо других аргументов об обратном, по-видимому, он мог сделал; в этом случае он бы сказал: «Иоанн побрился тем утром — ложь, а не правда. Итак, похоже, что есть непросто перейти от истины к фатализму.
Диодор Кронос (конец 4 — начало 3 вв. До н. Э.) Спорил за фатализм, известный как «Главный аргумент». Его вывод был, «Возможное — это то, что есть или будет».Мы знаем предпосылки, но, к сожалению, мы не знаем промежуточных шаги. Предположения были такими: (1) «Все, что было в прошлом и правда, необходимо », (2)« Невозможное не следует из возможный». (Нил и Нил 1962, 119)
Я не буду пытаться реконструировать ход спора, но рассмотрим аргумент, который мог бы быть схожим, который отстаивает фатализм на основании необходимости прошлого. В аргумент идет:
Необходимо то, что верно в отношении прошлого.
Предположим, что 01.01.21 происходит морское сражение.
Тогда в 1900 году было правдой, что на море будет морское сражение. 01.01.2100.
Значит, в прошлом было правдой, что на море будет морское сражение. 01.01.2100.
Так что необходимо, чтобы 1 января 2100 г. был морской бой.
Следовательно, если будет морской бой 01.01.2100, необходимо что будет морское сражение 01.01.2100 (и невозможно, чтобы там не должно быть).
Что-то не так с этим аргументом?
2.1 Аристотелевское решение
Конечно, мы могли бы возразить этому аргументу аристотелевским возражением. Мы можем отрицать, что если морское сражение произойдет 01.01.2100, это было правдой. в 1900 году состоится морское сражение.
2.2 Раствор Оккамиста
Мы также можем подвергнуть сомнению либо первую предпосылку, либо заявку из этого.
Необходимо ли то, что верно в отношении прошлого? Ну конечно очень хорошо все думают, что то, что произошло в прошлом, нельзя отменить.В прошлое не может быть изменено. Ибо если бы кто-то должен был уничтожить прошлое, это будет означать, что то, что произошло, не произошло; или на по крайней мере, что это было правдой, что что-то произошло, а потом было неправда, что так случилось. Большинство людей (но не такое большое большинство) также думают, что что-то другое невозможно, а именно повлиять на произошло в прошлом или послужило причиной того, что что-то произошло в прошлом. (Это, конечно, не то же самое, что изменить прошлое. вызвал что-то, что произошло, никто бы этим не вызвал что то, чего не произошло, произошло.) Но одно дело думаю, что нельзя утверждать, что было морское сражение вчера, и совсем другое дело думать, что это невозможно Вчера правда, что завтра будет морской бой.
Это можно было бы назвать оккамистским решением проблемы. Какие Оккам (c1285–1347) говорит:
Некоторые предложения касаются настоящего, как в отношении их формулировки и их предмет ( secundum vocem et secundum rem ). Что касается таких [предложений], это повсеместно правда, что каждое истинное суждение о настоящем имеет [соответствующее к нему] необходимое о прошлом … Другие предложения о настоящее время только в отношении их формулировок и равнозначно о будущее, поскольку их истинность зависит от предположений о будущее.(Оккам, Предопределение, Божье предвидение и будущее Контингенты , 46–7)
В духе этого можно сказать, что некоторые положения о прошлое действительно (по крайней мере частично) о будущем. И в этих случаях они не нужны. И затем мы можем применить это к «это было правда, в 1900 году должно было произойти морское сражение 1 января 2100 года ». Это мы можно сказать, это (частично) действительно около 1/1/2100.
Предложения, которые таким образом устно относятся к одному разу, t , но на самом деле (частично) о более позднем времени, часто говорят для выражения «мягких фактов» о т .К сожалению, этого нет в Все ясно, как уточнить понятие мягкого факта. Можно, например, сказать, что если предложение о t логически влечет за собой предположение о более позднем времени, выражает мягкое факт про т. . Но если это правильный аккаунт, кажется, что многие предложения, выражающие неубедительные факты о прошлом, будут необходимо, даже если они частично о будущем. Например, предложение, которое объединяет некоторые правдоподобно необходимые предложения о прошлое с законом природы о том, что в этих обстоятельствах что-то в будущем, казалось бы, повлечет за собой что-то о будущем; но поскольку это соединение двух правдоподобных необходимые предложения, он кажется необходимым сам.
Однако кажется, что есть одна разновидность суждений, которая предположительно выражает некий мягкий факт о прошлом, но очень правдоподобно не обязательно, а именно предложение, которое эквивалентно соединение, где один из союзов вполне правдоподобно связан с будущее, и где другой конъюнкт не влечет его. И, если Аристотелевское решение неверно, наш пример, кажется, отвечает этим требованиям. В предположение, «в 1900 году действительно было морское сражение на 1 января 2100 г. «правдоподобно эквивалентно» было такое время, как 1900 г. и 01.01.2100 состоится морской бой.”И это предложение не будет быть необходимо, если нет необходимости в морском сражении на 01.01.2100.
Обратите внимание, что это не показывает, что фаталист ошибается. Это могло бы все же предположение, что будет морское сражение на 01.01.2100 надо. Но похоже, что это аргумент не показывает, что фатализм правильный. Положение кажется как бы то ни было, либо аргумент не работает, потому что аристотелевцы решение правильное, или аргумент не работает, потому что в отсутствие независимого основания полагать, что утверждение, что 01.01.2100 будет морской бой необходим, у нас нет оснований предположить, что утверждение «в 1900 г. быть морским сражением 1/1/2100 »- необходимое предложение.
Ричард Тейлор утверждает, что некоторые общепринятые предположения дают доказательство фатализма. (Тейлор 1962) Предположения таковы:
1. Любое утверждение, которое либо истинно, либо если не истинно, ложный.
2. Если какое-либо положение дел достаточно для, хотя по логике не связано с возникновением какого-либо другого состояния одновременно или в любой другой раз, то первое не может произойти без второго происходит также.
3.Если возникновение какого-либо состояния необходимо для того, логически не связанное с возникновением какого-либо другого условия в в то же время или в любое другое время, то последнее не может произойти без бывшая встреча также.
4. Если одного условия или набора условий достаточно для (обеспечивает) другой, то другой необходим (существенен) для него, и и наоборот, если необходимо одно условие или набор условий (существенно) для другого, то этого достаточно для (обеспечивает) Это.
5. Ни один агент не может выполнять какое-либо действие, если оно отсутствует, в в то же время или в другое время, какое-то условие, необходимое для наступление этого акта.
6. Время само по себе «неэффективно»; то есть простое прохождение время не увеличивает и не уменьшает возможности чего-либо, а в в частности, это не увеличивает и не уменьшает возможности агента или способности.
Затем он приводит аргумент, чтобы показать (во что верит большинство из нас), что либо я не в силах прочитать заголовок о том, что был вчерашний морской бой или не в моих силах прочитать заголовок говоря, что вчера не было морского боя, во всяком случае, если мы некоторые очевидные предположения о связи между заголовками и что произошло.Разрешение S быть актом чтения заголовка что был морской бой, и S ′ быть актом чтение заголовка о том, что морского боя не было; и позволяя P и P ′ — предположения, что и не было такого сражения, утверждают:
Если P верно, то это не в моих силах сделать S ′ (поскольку, если P истинно, то есть или было, не имея условия, необходимого для того, чтобы я делал S ′, условие, а именно, что вчера не было морского боя).
Но если P ′ верно, то это не в моих силах сделать S (по аналогичной причине).
Но либо P верно, либо P ′ верно
Так что либо сделать S не в моих силах, либо do S ′.
Аргумент, как он утверждает, верен, учитывая шесть предпосылок.
Но предположим, продолжает его аргумент, мы позволяем O и O ′ быть актом приказа морского боя и актом не приказывая морского боя, и Q и Q ′ будут предположения о том, что такой битвы будет и не будет; и мы заменить O и O ′ на S и S ′ и Q и Q ′ для P и P ′, и «завтра» для «Вчера» в приведенном выше аргументе, то (если мы очевидные предположения о связи между тем, что мы заказываем, и тем, что случается) у нас есть параллельный аргумент:
Если Q верно, то делать это не в моих силах. O ′ (поскольку, если Q истинно, то существует или будет быть, при отсутствии условия, необходимого для выполнения мной O ′, условие, а именно отсутствие завтра морского боя).
Но если Q ′ верно, то это не в моих силах сделать. O (по аналогичной причине).
Но либо Q верно, либо Q ′ верно
Так что либо сделать O не в моих силах, либо сделать это не в моих силах. do O ′.
И этот аргумент кажется столь же разумным. И, видимо, это может быть обобщить, чтобы прийти к фаталистическому выводу, что это никогда не в наших способность делать что-либо, кроме того, что мы на самом деле делаем.
Есть ли возражения против его аргумента?
Что ж, можно определенно возразить против предположения 6 на том основании, что что действительно кажется, что время делает разница в моих силах вызвать или предотвратить морское сражение на определенный день. До конца дня у меня может быть сила, но после день, у меня нет. Однако предположение 6 на самом деле не кажется играют значительную роль в параллельных аргументах. Так что не может быть вся история.
3.1 Аристотелевское решение
Возражение, которое предлагает сам Тейлор, является аристотелевским: мы отвергаем предпосылку 1 (а также предпосылку 6, поскольку мы принять идею о том, что предложение может не быть ни истинным, ни ложным когда-то и становились правдой или ложью позже в результате простого Течение времени). Нам также, вероятно, потребуется внести поправки в предположение 5, чтобы не было отсутствия необходимого условия за действие, которое было проблематичным, но наличие условия чего было достаточно для неисполнения акта.
Это единственное возражение? Должны ли мы принять аристотелевское решение если мы хотим избежать фаталистического заключения?
3.2 Условия питания
Кажется, что есть альтернатива аристотелевскому решению: потому что предположение Тейлора 5 кажется сомнительным. Симптомом этого является что он, кажется, слишком легко приводит к фаталистическому заключению. Для предположим, что я не выполняю действие S (что бы это ни было), тогда немедленно следует, что отсутствует необходимое условие для мое выполнение S , а именно возникновение S .Так что если предположение 5 верное, из этого сразу следует, что у меня никогда не было способность совершать любое действие, которое я на самом деле не совершаю. Из конечно, это не означает, что это заключение неверно; но это достаточно, чтобы поставить под сомнение исходную предпосылку. А также можно предположить, что не только это предположение неверно, но и что это кажется правдой, потому что его легко спутать с другим, гораздо более правдоподобное утверждение (эквивалент PEP5 Хаскера; см. Hasker 1989, 115):
5 ′.Ни один агент не может совершить какое-либо действие, если в нем отсутствуют в то же время или в любое другое время, какое-то условие, которое необходимо для совершения этого деяния , и который не в его власти принести около .
И если мы заменим это предположение Тейлора 5, параллельный аргумент больше не работает.
Кажется возможным ответить на аргументы в пользу фатализма, которые мы рассмотрели до сих пор, не обращаясь к аристотелевцам решение.Мы можем отвергнуть теорию истины, которая имеет решающее значение для Аргумент Аристотеля; мы можем отвергнуть идею о том, что все утверждения, которые о прошлом необходимы; мы можем отвергнуть версию Тейлора о условия власти. И мы можем сделать это, не подвергая сомнению идея о том, что мы не можем повлиять на прошлое, за исключением, во всяком случае, довольно нечеткое собрание случаев, к которым Оккам привлекает нашу внимание. Однако фаталист может утверждать, что у нас есть нет веских причин для того, чтобы проводить различие между воздействием на прошлое и влияет на будущее.Итак, если мы признаем, что не можем повлиять прошлое, мы также должны признать, что мы не можем повлиять на будущее. Из конечно, это обоюдоострый ход. Мы также можем прийти к выводу, при отсутствии уважительной причины для проведения различия, поскольку мы можем повлиять на будущее, мы также можем повлиять на прошлое; или, если это кажется возмутительным, мы могли бы повлиять на прошлое, если бы законы природы не помешать нам в этом.
Это возражение фаталиста, несомненно, верно в одном. Если мы не можем повлиять на прошлое, было бы хорошо знать почему мы не можем.Один из возможных ответов — это то, что Теоретик времени может сказать, что существует фундаментальная онтологическое различие между будущим с одной стороны и настоящее и прошлое, с другой стороны, что состоит в том, что настоящее и прошлое реальны или актуальны, а будущее нет. И это это факт, что будущее не является реальным или актуальным, что означает, что он открыт, на него может повлиять то, что происходит сейчас; и это факт что настоящее и прошлое реальны или актуальны, что означает, что они не может повлиять на то, что происходит сейчас.(Лукас 1989a, Тули 1997).
Такие учетные записи, как мы отметили выше, похоже, поддерживают Аристотелевское решение. Но это не единственные счета. На некоторых счетов нет такой фундаментальной онтологической разницы между будущее, настоящее и прошлое; невозможность повлиять прошлое заключается не в том, что с течением времени ограничение на то, что может быть вызвано, а скорее на то, что это направление причинно-следственной связи, которое определяет направление время.(Swinburne 1994, Mellor 1981 и 1998). невозможность — это просто фундаментальный метафизический факт, который не открыт для дальнейшего анализа или объяснения.
Конечно, возможно, что фаталистический вызов разница между будущим и настоящим и прошлым не может быть успешно встретились. Например, можно утверждать: (а) что единственный успешным ответом будет тот, который апеллирует к фундаментальным онтологическое различие между будущим, настоящим и прошлым, но что (б) на самом деле такого различия нет.(Шанкс 1994; обсуждается в Oaklander 1998) Но, как мы уже отметили, даже если это вызов не может быть решен, это не показывает, что фаталист верный. Остается возможность, что мы в принципе можем повлиять на мимо.
Проблема, о которой много говорили философы, по крайней мере, со времен Августина (354–430), является ли божественное всеведение совместим со свободой воли, и в частности с нашей властью делать что-то другое, чем мы.
Один из аргументов в пользу этой несовместимости принадлежит Пайку.(Щука 1965)
Предположим, что быть всеведущим означает быть непогрешимым, и полагая, что p тогда и только тогда, когда это правда, что с. .
Давайте также предположим, что Бог существовал в 1900 году и что всеведение это часть его сущности.
Теперь предположим, что Джонс косил лужайку 1 января 2000 года.
Затем в 1900 году Бог поверил, что Джонс подстригает свой газон. 01.01.2000.
Мог ли Джонс воздержаться от стрижки лужайки?
Нет.Потому что это означало бы либо (1), что у него была власть сделать что-то, что привело бы к тому, что у Бога было ложное убеждение в 1900 году, или (2) что у него была власть сделать что-то, что привели к тому, что в 1900 году Бог не верил, что Джонс косит его газон 01.01.2000, или (3) что у него была власть что-то сделать что привело бы к тому, что Бога не существовало в 1900 году. каждая из этих альтернатив невозможна.
Есть ли возражения против этого аргумента?
Естественно, можно было бы возразить против некоторых предположений. о существовании и природе Бога.Я вернусь к ним.
Прежде всего мы должны заметить, что аргумент зависит от определенного принцип о власти, который очень похож на правдоподобный измененный версия предположения Тейлора 5:
Если S в силах сделать что-то, что привести к тому, что p и p влечет за собой q , и q ложно, значит, S может что-то сделать что привело бы к тому, что q .
Это кажется правдоподобным. Однако можно было бы избежать всякого упоминания вызвать, и перефразировать аргумент в условия контрфактов. Так что вместо этого можно было бы сказать: «… означают либо (1), что у него была сила действовать так, чтобы Бог имел ложная вера в 1900 г., или… »(Fischer 1989, 8–11). аргумент кажется по крайней мере столь же правдоподобным, если перефразировать его таким образом.
5.1 Решение Аристотеля
Можно было бы возразить против вывода, что Бог верил в 1900 году, что Джонс косил бы свой газон 01.01.2000 на том основании, что предложения о будущие контингенты не соответствуют действительности.Итак, если Бог всеведущ в пути Предполагается, что он не будет придерживаться этой веры.
5.2 Раствор Оккамиста
Ответ Оккама на проблему божественного предвидения состоял в том, чтобы призвать разница между предложениями, которые действительно о прошлом (те, которые выражают «неопровержимые» факты о прошлом) и те, которые вербально о прошлом, но на самом деле частично о будущее (те, которые выражают «мягкие» факты о мимо). Решающим моментом было то, что даже если кому-то не хватало сил сделать что-то несовместимое с неопровержимым фактом о прошлом, можно иметь власть сделать что-то несовместимое с мягким фактом о мимо.Чтобы такое решение работало в случае проблемы, поставленной Аргумент Пайка необходимо было бы показать или, во всяком случае, сделать вероятно, что одна из альтернатив, упомянутых выше, на самом деле открыты для Джонса, потому что то, что он будет делать, будет несовместимо с мягким фактом о прошлом, а не с твердым фактом. В однако сложность этой стратегии состоит в том, чтобы дать отчет о мягких факты о прошлом или, по крайней мере, разновидности мягких фактов о прошлое, которое удовлетворяет двум условиям: (1) делает верным, что в одном из дела, которые привел бы Джонс, были бы непоследовательными с мягким фактом правильного сорта, а также (2) он таков, что он правдоподобных (во всяком случае, до каких-либо фаталистических доказательств наоборот), что в случае мягких фактов такого рода принцип возможно позднее осуществить то, что несовместимы с ними.(Введение в книгу Фишера 1989 г. и многие из статьи в нем имеют отношение к этим вопросам.)
Достаточно легко дать отчет о неубедительных фактах, которые не соответствуют действительности, видимо, чтобы выполнить второе условие. Например, мы можем сказать, что предложение выражает мягкий факт о времени, если оно влечет за собой предложение о другом времени. По этому критерию «Бог непогрешимо верит в 1900 году, что Джонс косит газон 1 января 2100 года », выражает мягкий факт, потому что он влечет за собой, что Джонс косит газон 1 января 2100 года.Но вряд ли можно сказать, что по этой причине проблем нет. о том, что у Джонса есть право воздерживаться от стрижки газона, поскольку воздержание несовместимо с просто мягким фактом. Сказать, что предположение о Боге влечет за собой, что Джонс косит лужайку, означает проблема. Само по себе это вряд ли может быть решением. Если бы это было мы могли бы решить аргумент в пользу фатализма, основанный на причинно-следственных связях. детерминизм, просто указав на то, что, если детерминизм верен, Тот факт, что Джонс будет стричь газон, вытекает из предположения о начальные условия и законы природы, так что последние являются просто мягкий факт.
Это также, как мы видели в связи с логическим фатализмом, легко достаточно, чтобы очертить разновидности мягких фактов о прошлом, которые соответствует второму условию. Примером может служить предложение, которое эквивалентно соединению «Джонс косит газон 01.01.2000» с любым предложением о прошлом , что не влечет за собой этого. Но трудно понять, как это разновидности мягких фактов могут удовлетворить первое условие.
Конечно, перспективы решения были бы удовлетворительными. если бы можно было сделать правдоподобным, что в некоторых случаях в способности людей делать то, что несовместимо с достоверных фактов о прошлом, а не только мягких фактов.Но взять этот подход, по сути, состоит в том, чтобы отказаться от идеи Оккамиста решение и перейти к следующему решению.
5,3 Влияние на прошлое
Одно из возможных решений — предположить, что второй альтернативой Пайка является возможно, без всякой апелляции к мягкости фактов. Согласно этому решение, в некоторых случаях люди могут делать то, что несовместимы с реальными фактами о прошлом, даже если они неопровержимые факты. То есть в некоторых случаях люди могут влияют на прошлое.В частности, предполагается, что у Джонса был сила сделать что-то, что привело бы к тому, что Бог сделал не верили в 1900, что он будет стричь газон. (Энглин 1986) правдоподобность такого решения будет во многом зависеть от силы аргументы в пользу невозможности повлиять на прошлое.
Некоторые из таких аргументов стремятся просто продемонстрировать это невозможность без дальнейших объяснений. И это можно утверждать, что большинство аргументов такого рода, которые все убедительные включают апелляцию к очевидной невозможности того, чтобы событие может предотвратить его собственное возникновение, и к немного меньшему очевидная невозможность того, что событие может повлечь за собой вхождение.Но в ответ на такие аргументы можно утверждать, что этих невозможностей недостаточно, чтобы исключить возможность это одно событие может привести к более раннему событию, пока мир организован так, чтобы избежать этих невозможных результатов. Если так, то это не так ясно, почему Бог не должен был так организовать это. И в частности это непонятно, почему Бог не должен был так организовать вещи, что это мы можем делать то, что влияет на его убеждения.
Однако, как мы видели, другие аргументы в пользу невозможности влияющих на прошлое, пойти дальше и включить объяснение невозможность.Успешная защита от теологического фатализма, который апеллировал к возможности повлиять на прошлое придется иметь дело с этими дополнительными проблемами.
5,4 Боэтианский раствор
Боэций (c480–524) предложил решение проблемы, которое, по сути, отрицал предположение о существовании Бога в 1900 году или верил чему-либо в 1900 г. (Боэций, Утешение философии, , книга V) С этой точки зрения Бог находится вне времени; он безвременно вечен. Томас Фома Аквинский (1225–1274 гг.) Также предложил это решение.(Фома Аквинский, Сумма Theologica , статья 13) .Значение решения заключается в том, что Конечно, если знание Бога не временное, то нет причин почему Джонс не должен иметь силы, чтобы осуществить это, Бог знает что он воздерживается от стрижки газона 01.01.2000 вместо того, чтобы знать что он косит газон, поскольку обладание этой силой не требуют силы повлиять на прошлое.
Может возникнуть ряд проблем относительно того, мог ли личный Бог быть вне времени, и как, если вообще, он мог иметь отношение к временному миру, но стоит отметить одну конкретную проблему.Проблема в том, что, хотя это решение не апеллирует к возможности повлиять на прошлого, это может быть уязвимо для некоторых соображений, которые сказал бы против такой возможности. Предположим, что мы не можем повлиять на прошлое, и что объяснение этой неспособности состоит в том, что в то время как будущее не реально, не актуально, прошлое и настоящее реальный и актуальный. Тогда казалось бы, что мы не сможем повлиять вневременные убеждения Бога, потому что, не будучи будущими, они были бы такими же реальны, как и любые прошлые убеждения.(Адамс 1987, 1135; Загзебски 1991, 61) Или вместо этого предположим, что объяснение нашей неспособности повлиять на Прошлое состоит в том, что если наши действия что-то приводят, это само по себе составляют то, что наше действие предшествует тому, что было осуществлено. Тогда может показаться, что идея о том, что мы можем осуществить вневременной вера должна быть отвергнута; сам факт того, что вера была вызванный, сделает это позже, чем то, что вызвало это, и так что не вне времени. (Хотя, возможно, было бы какое-то логическое место, для точки зрения, что, в то время как это было верно для временных событий, если они были вызваны, они должны быть позже, чем то, что привело их о, это не относилось к событиям в целом.)
Конечно, такие соображения не должны быть фатальными для боэтианца. решение, потому что мнение, что будущее нереально, и мнение, что временной порядок определяется причинным порядком, оба спорный. Однако, похоже, это означает, что меньше комнату, чем можно было бы предположить для успеха решения, если бы невозможно повлиять на прошлое. (Rice 2006)
Стоит отметить еще одну потенциальную неловкость для боэтианца. решение.Если действительно невозможно повлиять на прошлое, то, даже если Боэтовское решение означало бы, что Бог мог знать, что Джонс косить газон 01.01.2000, не ставя под угрозу способность Джонса воздержаться, он не мог на основании этого знания вызвать события в мире до 01.01.2000, которые он бы не принес о том, воздержался ли Джонс; потому что если бы он это сделал, это означало бы, что У Джонса была сила действовать так, чтобы все было по-другому. до 01.01.2000; то есть он мог бы повлиять на мимо.
5.5 Природа познания Бога
Аргумент Пайка основан на предположении, что всеведение Бога предполагает имея убеждения. Но это может быть поставлено под сомнение. (Alston 1986) Вместо его знания, в частности о наших действиях, можно рассматривать как расселевские ознакомительные знания; то есть состоящий из простого когнитивного отношение между знающим и тем, что известно. (Рассел 1912, Глава 5) По идее, хотя у человека знакомство знания рождает убеждения, Бог имеет только познавательное отношение к тому, что он знает, без каких-либо последующих убеждений.Кажется, это был путь Об этом подумали Боэций и Аквинский. (Боэций, Утешение Философия , книга V, проза 6; Фомы Аквинского, Summa Theologica , Статья 13)
.
Как этот взгляд на знание Бога повлияет на вопрос о влечет ли за собой божественное всеведение фатализм?
И Боэций, и Аквинский считали Бога вне времени, но это точка зрения на знание Бога может также быть объединена с точкой зрения, что он внутри времени. В таком случае кажется, что можно было бы принять мнение Оккамиста о том, как его знания в 1900 году могли быть в зависимости от того, что делает Джонс 1 января 2000 года.Конечно это выглядит так, как будто «Бог знал в 1900 году о том, что Джонс косил лужайку 1 января 2000 года». частично около 01.01.2000. И, учитывая, что это осознание должно быть простым отношением, не может быть и речи о проведении анализа предложение, которое представляет его как соединение предложений каждый из которых, кажется, выражает факты, которые ни от чего не зависят Джонс может. Однако следует заметить, что та же неловкость могла возникают в связи с использованием Богом своих знаний по мере возникновения для решения Боэта. Если невозможно повлиять на прошлого, то Бог не мог использовать свое знание о том, что Джонс подстригите газон 01.01.2000, чтобы успеть что-нибудь сделать до этой даты, если Джонс мог воздерживаться от стрижки травы.
Конечно, нет причин, по которым это описание природы Бога знания не следует сочетать с представлением о том, что будущее нереально. В таком случае Бог не узнает о том, что Джонс скашивает газон до 01.01.2000, потому что еще не было бы фактов для его нужно знать.Но это не поставило бы под угрозу его всеведение, поскольку, по-видимому, с учетом знания всеведение было бы вопрос знания всех фактов.
В этом отношении учетную запись также можно объединить с обоими представлениями что Бог вне времени и мнение о том, что будущее нереально — при условии, что эти два взгляда действительно совместимый. В таком случае до 01.01.2000 было бы неверно, что Бог вечно знает, что Джонс косит лужайку, но будет правдой на 01.01.2000 и позже.Конечно, вневременное существо не может измениться, но это не повлечет за собой изменение в Боге, а просто изменение в к чему он имеет отношение. (Число 10 не меняется, когда я говорю о нем.)
5.6 Должен ли Бог быть всеведущим?
Конечно, угроза фатализма, когда она исходит от существования Бога, можно предотвратить, отрицая существование Бога. Но это также могло быть предотвращено отрицанием того, что Бога следует считать всеведущим — во всяком случае, если всеведение предполагает безошибочное знание все факты.Можно утверждать, что совершенство Бога не требует безошибочное знание всех фактов, но самое большее такое знание все факты, которые могли быть известны безошибочно. Итак, если это логически невозможно для кого-то иметь безошибочное знание того, что Джонс будет косить лужайку, и, чтобы Джонс мог воздержаться, это Бог не несовершенен, если ему не хватает такого знания. (Суинберн 1977, 172–8). Можно также возразить, что нет необходимости приписывать безошибочное знание для Бога вообще.(Лукас 1986 и 1989b)
Некоторые философы, особенно Луис де Молина (1535–1600) и Элвин Плантинга, считали, что Богу известно не только то, что будут делать настоящие люди. свободно делать в будущем, но то, что каждое возможное свободное существо свободно делали в каждом наборе возможных обстоятельств, если полностью конкретный; и что он имел это знание при создании. (Действие свободен в требуемом смысле, если не определен причинно и не предопределено Богом.) Предположения о том, что существо будет делать в набор обстоятельств (как возможных, так и фактических) обычно называемые «контрфактами свободы», а знание Бога из них называется «средним знанием».(Молина, он) Божественное Предвидение (Часть IV Конкордии) ; Плантинга 1974, IX))
Если бы знание Богом реальных будущих действий стало бы фаталистическая угроза, его среднее знание не могло быть менее опасным, поскольку, обладая средними знаниями, он будет знать актуальные действия на основании его знания обстоятельств. На самом деле это кажется, что это более опасно.
Конечно, одним из способов избежать угрозы было бы отрицать есть вообще какие-то факты о том, что люди сделали бы свободно при обстоятельствах, которые фактически не возникли; могут быть факты о том, что они могли сделать, или о том, что они, скорее всего, Выполнено; но не то, что они сделали бы .(Адамс 1977; Хаскер 1989, 20–9). Действительно, это кажется вполне правдоподобным, если мы действительно думаем действий людей как неопределенные. Это может помочь нам увидеть это, если мы подумайте о подбрасывании монеты. Предположим, что монета брошена на какой-то случай, и он спускается головами; и предположим, что мы затем спрашиваем, снова упал бы, если бы мы снова бросили его точно в те же обстоятельства. Это кажется правдоподобным, если подумать, как это приземлился, был не определен, правильный ответ заключается в том, что он мог упал головой, и он мог бы упасть решкой, но это не тот случай, что он упал бы головами, ни тот случай, когда он упали хвосты.
Таким образом, одним из решений фаталистической угрозы, исходящей от среднего знания, является сродни аристотелевскому решению. Поскольку нет фактов релевантный вид, Бог не может знать о них. Но, потому что там таких фактов нет, Бог не знает, как свободные существа могут свободное действие не является препятствием для его всеведения.
Есть ли другие решения?
Трудно понять, как это могло быть. В случае фактического действия, решения зависели от предложения способов, которыми он мог бы Джонс мог сделать что-то, что привело бы к что некоторые факты о Боге были другими; то есть они зависел от демонстрации того, как некоторые факты о Боге могут зависеть от того, Джонс сделал.В случае среднего знания мы знаем, как такое зависимость должна действовать; он должен был бы действовать посредством Бог знает контрфакты свободы. Итак, правда ли контрфакты свободы, связанные с Джонсом, должны зависеть от его действия? Похоже, их не могло быть, потому что факты, которые делают правда, они были доступны Богу при творении, прежде чем он решил создавать что-либо, не говоря уже о Джонсе. Итак, факты, такие как решение Бога, должно быть, онтологически предшествовал любому поступку Джонса.Так кажется, что это не могло быть в силах Джонса действовать так, чтобы на самом деле истинная противоположность свободы, относящаяся к нему, не имела бы было правдой. (Hasker 1989, 39–52; см. Сборник Hasker et al. 2000). сочинений о средних знаниях.)
Аристотель упоминает в качестве следствия вывода, что все такое случается, случается по необходимости, что «не было бы необходимости намеренно или для беспокойства (думая, что если мы это сделаем, это будет произойдет, но если мы этого не сделаем, этого не будет).»(Аристотель, De Interpretatione , 18b31–3)
Эта мысль была изложена в так называемом «праздном Аргумент »(Bobzien 1998, раздел 5). Это было так:
Если вам суждено вылечиться от этой болезни, то, независимо от того, консультируетесь ли вы с врачом или не консультируетесь доктор вы поправитесь.
Но также, если суждено тебе не выздороветь от этого болезнь, то, независимо от того, консультируетесь ли вы с врачом или нет обратитесь к врачу, вы не поправитесь.
Но либо вам суждено выздороветь от этой болезни, либо суждено, что ты не поправишься.
Поэтому обращаться к врачу бесполезно.
Мысль, по-видимому, в том, что это бесполезно, потому что то, что вы делаете не будет иметь никакого эффекта. Если так, то ответ Хрисиппа (c280-c206 До н.э.) на этот аргумент кажется совершенно правильным. (Bobzien 1998, 5.2) вывод не следует, потому что, возможно, вам было суждено выздоровеет в результате посещения врача.Соответствующий ответ было бы в равной степени подходящим, если бы мы заменили «необходимо» на «Обреченный».
Некоторые версии аргумента опускают «так суждено». (Бобзен 1998, 189). Само собой разумеется, что соответствующая версия Ответ Хрисиппа касается этих версий аргумента.
Это не означает, что фатализм вообще не представляет проблемы. за рациональность обдумывания. Это просто сказать, что холостой ход Аргумент не показывает, что он создает проблему.
Есть ряд аргументов в пользу фатализма, и кажется, что один способ противостоять всем им — принять аристотелевскую решение или что-то подобное. Было бы здорово, если бы это можно было сделать выяснилось, что это было единственное решение, так что судьба фатализма была неразрывно связано с судьбой аристотелевского решения. Но это не кажется, что это так, за исключением, возможно, предположения, что всеведущий Бог существует по отношению к среднему знанию. Но даже тогда решение является лишь плохим отношением к аристотелевской теории. решение.
Так что вполне возможно, что и фатализм, и аристотелевское решение не правы. И это, конечно, всегда возможно, несмотря на все сказал, что фатализм правильный.
определение фаталиста по The Free Dictionary
Сэмюэл Фергюсон. Эксельсиор. Портрет доктора в полный рост. Убежденный фаталист. Обед в клубе путешественников. Несколько тостов по случаю. «Я подумал,« чтобы стать фаталистом. И все же, что еще он может иметь в виду? » И когда я сложил письмо и убрал его, я нечаянно повторил слова вслух.Возможно, мне не пришлось бы использовать его, но я был достаточно фаталистом, чтобы вообразить, что должен. Почему бы мне не стать фаталистом? Помните, как на третий день восхождения на Шлангенберг я был побужден шепнуть вам на ухо: «Скажи лишь слово, и я прыгну в бездну». Если бы ты сказал это, я бы прыгнул. Однако я учился у Аджора, который был более или менее фаталистом, философии, которая была необходима Каспаку для душевного спокойствия, как и вера для набожных христиан внешнего мира. Сидя со скрещенными руками, он определенно был фаталистом.Вопрос о том, доберется ли он когда-нибудь до нее, действительно ли он когда-нибудь окажется на пути к дому, был тем, который, казалось, немного беспокоил его. Если бы я мог убедить себя, что я имею право быть довольным такими людьми и относиться к ним соответственно, а не в соответствии, в некоторых отношениях, с моими требованиями и ожиданиями того, кем они и я должны быть, тогда, как хороший мусульманин и фаталист, я должен стараться быть удовлетворенным тем, что они есть, и говорят, что это воля Бога.Но я в некотором роде фаталист, как и все хорошие восточные люди, и вошел готов ко всему. О, неужели я снова стану фаталистом, которого четырнадцать лет отчаяния и десять надежд сделали верующим в провидение? я фаталист и верю, что мое время назначено на то, чтобы прийти совершенно независимо от моих собственных движений и воли, и что если я пойду в Сулимановы горы, чтобы быть убитым, я пойду туда и буду убит ». фаталист до точки непротивления, — сказал он, — я всегда обнаруживал, что высшая мудрость заключается в согласии с действительностью.»Он говорил медленно, и в его звучном голосе чувствовалась вибрация. Когда, однако, самым неожиданным образом, он вернулся домой и поселился на Бретт-стрит, мистер Верлок, который боролся, как человек в кошмаре, за сохранение его позиция, приняла удар в духе убежденного фаталиста, действительно, позиция не по чьей-либо вине.
фаталист | определение в англо-датском словаре
Отношение тех, кого называют фаталистом , предсказать труднее.Первый шаг — разобраться в богословском деле фаталиста .
Еще примеры Меньше примеров
Заключение, сделанное на основании материального недостатка, несет с собой смирившегося или фаталиста унижения.Однако порфирские элиты не были фаталистами. Я хочу сегодня вечером изложить точку зрения фаталиста .Они не придерживаются той же точки зрения, что и ученые, не являющиеся фаталистами. Из всего того, чем нам не следует быть, так это быть фаталистами.Однако мы не должны быть фаталистами. На самом деле он был чем-то вроде фаталиста , но при этом был очень суеверным.Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. Он также фаталист , и просто видит жизнь, включая свою собственную, как игру.Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. В этой игре мужчина может быть фаталистом .Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. Его можно рассматривать как нигилиста и фаталиста .Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. Их взгляд не подчеркивает подчинение судьбе или судьбе, тогда как «фаталисты» подчеркивают принятие будущих событий как неизбежных.Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. Поэтому те же источники выставляют их строгими фаталистами, не верившими в карму.Из
Википедия
стилем.Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA.
Эти примеры взяты из корпусов и из источников в Интернете.Любые мнения в примерах не отражают мнение редакторов Cambridge Dictionary, Cambridge University Press или его лицензиаров.
Определение
в кембриджском словаре английского языка
Примеры фаталистов
фаталист
Отношение тех, кого называют фаталистом , предсказать труднее.Первый шаг — разобраться в богословском деле фаталиста . Однако порфирские элиты не были фаталистами.Я хочу сегодня вечером изложить точку зрения фаталиста . Из архива
Hansard
Пример из архива Hansard.Содержит парламентскую информацию под лицензией
Они не придерживаются той же точки зрения, что и ученые, не являющиеся фаталистами.Из архива
Hansard
Пример из архива Hansard. Содержит парламентскую информацию под лицензией
Из всего того, чем нам не следует быть, так это быть фаталистами.Из архива
Hansard
Пример из архива Hansard. Содержит парламентскую информацию под лицензией
Однако мы не должны быть фаталистами.На самом деле он был чем-то вроде фаталиста , но при этом был очень суеверным. Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA.Он также фаталист , и просто видит жизнь, включая свою собственную, как игру. Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA.В этой игре мужчина может быть фаталистом . Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA.Его можно рассматривать как нигилиста и фаталиста . Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA.Их взгляд не подчеркивает подчинение судьбе или судьбе, тогда как «фаталисты» подчеркивают принятие будущих событий как неизбежных.Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. Поэтому те же источники выставляют их строгими фаталистами, не верившими в карму.Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA. Его литература известна своим нигилистическим, реалистическим, колоритным и фаталистическим стилем.Из
Википедия
Этот пример взят из Википедии и может быть повторно использован по лицензии CC BY-SA.
Эти примеры взяты из корпусов и из источников в Интернете.Любые мнения в примерах не отражают мнение редакторов Cambridge Dictionary, Cambridge University Press или его лицензиаров.
Фатализм / Свобода воли
СТАРАЯ ВЕБ-СТРАНИЦА БОЛЬШЕ ПОДДЕРЖИВАЕТ авторских прав 2006-15 Дом ЭТА ДВОЙНАЯ ТЕМАТИЧЕСКАЯ СТРАНИЦА ИМЕЕТ РАЗДЕЛЕН НА ДВЕ СТРАНИЦЫ
Еще предстоит изучить — тема Worldview № 11A: Фатализм
Судьба (из онлайн энциклопедия)
Причинно-следственная связь (от онлайн-энциклопедия)
Прогноз (из онлайн-энциклопедия)
Фатализм (от онлайн-энциклопедия философии)
Мировоззрение Смотреть выпуск № 14 от 16.12.2010: Наука и богословие: «скромный подход»
В Последствия фатализма, Алекс Скотт
Детерминизм против.Фатализм, Боб Миллер,
Детерминизм это не фатализм, Алан Уайт (эссе Университета Висконсона). Профессор философии)
Фатализм и индуизм
В Постоянство бедности (соединяет бедность и фаталистические убеждения)
Фатализм Против самоопределения в традициях Ближнего Востока
Компатибилист — Фаталист, Пола Рассела (статья У.профессора Британской Колумбии)
Реформатский Доктрина предопределения, то есть фатализм (христианская точка зрения)
В Книга душ Гленна Купера (ссылка на обзоры романа 2010 г. вокруг темы предопределения)
«Бог и способ, который есть » Эрик Х. (представлен в Project Worldview 5 декабря 2010 г.)
цитаты, связанные с фатализм
Больше для изучения — Тема Worldview # 11B: Свободная воля
Бесплатно Уилл (из онлайн-энциклопедии философии)
Персонализм (из онлайн-энциклопедии)
Научный Детерминизм (из онлайн-энциклопедии)
Бесплатно Воля и детерминизм, Пол Ньюолл (введение к «новички»)
Бесплатно Резюме статей (подробные резюме важных статей размещены на сайте Quantum Mind)
А Дело за свободную волю и детерминизм, Бен Бест
The Природа свободной воли
Бесплатно Уилл, Роберт Кейн (прочтите отрывки из этой книги 2001 г. в Google Книгах)
Чувствительность, Свобода воли и самоопределение, Винсент Бриджес,
Nudge, автор R.Талер и К. Санштейн (книга с проницательностью на то, что влияет на людей, когда они сталкиваются с решением.)
De Призрак Ла Меттри Криса Нанна (рецензия на книгу о принятие решений и природа свободы воли)
«Есть Реализм совместим со случайностью? »(Физическая экспертиза это размещено на arxiv.org декабрь 2010 г.)
» Постулат свободы воли в квантовой механике », Джерард Т’Хофт (a Точка зрения лауреата Нобелевской премии по физике)
Есть Свободное возникнет свободно? (статья из Scientific American Mind )
На связи Н.Кристакис и Дж. Фаулер (Книга 2009 г. о том, как социальные сети влияют на поведение)
«Война с разумом» Пол Блум (статья о «войне против свободы воли» из журнала The Atlantic , март 2014 г.)
«Есть «Невосстановительный физикализм» оксюморон? «Нэнси Мерфи (статья: нисходящая причинность ==> нейробиология)
«Бесплатно Воля и мозг: личный интерес »(статья от 17 декабря 2011 г. Экономист)
Джон Джон «Почему гены не судьба» Облако (статья в журнале «Время » от 18 января 2010 г.)
«Привести в шуме »Мелинды Веннер (статья в июле, 2008 Scientific American о биохимической случайности)
Оборона Свободная воля — плодовая муха делает выбор (новость 2007 г.)
The Недостаток фатализма, Томас У.Кларк (эссе 1998 года)
Компатибилизм (Мягкий детерминизм) и W.T. Stace (включая вклад в религию и современный разум)
Детерминизм и моральная ответственность
Кристиан Форумы-Свободная воля против детерминизма
Религия и «Научный метод» Джорджа Н. Шчеслингера (прочтите отрывки из эту книгу в Google Книгах)
The Веб-сайт философии детерминизма и свободы (включает ссылки на многие статьи по теме)
The Догматический детерминизм Дэниела Деннета (включает обзор Деннета 2006 книга Свобода эволюционирует )
Бесплатно Воля Мирослава Баконья (гл.
No related posts.
Читайте также:
0
Менторская сессия: Менторская сессия – Золотое Сечение
26.02.1986
Автор: alexxlab · Published 26.02.1986 · Last modified 24.10.2022
0
Спокойствие таблетки: Бэби эвалар спокойствие 15 шт. таблетки шипучие массой 5 г
26.01.1989
Автор: alexxlab · Published 26.01.1989 · Last modified 29.10.2022
0
Как избавиться от апатии к жизни: Как избавиться от апатии? | Статьи psy-a.com
17.03.1978
Автор: alexxlab · Published 17.03.1978 · Last modified 11.10.2021
Добавить комментарий Отменить ответ
Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *
Комментарий *
Имя *
Email *
Сайт

Следующая публикация Диссонанс это в литературе: диссонанс — это… Что такое диссонанс?
Предыдущая публикация Задание на запоминание: Окружающий мир 4 класс.Задание:Придумайте упражнение на запоминание.

Рубрики
Боязнь
Личность
Любовь
Мотивация
Невроз
Отношения
Психология
Расставание
Самооценка
Темы для общения
Фобия
Разное

ЕЩЕ

GoodBlogger © 2024. Все права защищены.
Карта сайта

Фаталист это википедия: Недопустимое название — Викисловарь

Фатализм — Викизнание… Это Вам НЕ Википедия!

Начальный вариант статьи, взят из Большого энциклопедического словаря Брокгауза Ф.А., Ефрона И.А. http://www.cultinfo.

Фатализм — Fatalism — xcv.wiki

Определение

Самое старое описание

Детерминизм и предопределенность

Пустой аргумент

Логический фатализм и аргумент от двойственности

Критика

Семантическая двусмысленность

Смотрите также

Заметки

Рекомендации

Внешние ссылки

«Фаталист» за 3 минуты. Краткое содержание рассказа Лермонтова

Кто такой фаталист, его образ жизни и убеждения — Блог Викиум

Кто такой фаталист?

Фаталист — безвольное существо?

Виды фатализма

Преимущества фаталистов

Недостатки фаталистов

Как бороться с фатализмом?

Братья Стругацкие: Приходя — не радуйся, уходя

«Фаталист» и проблема востока и запада в творчестве Лермонтова

«Фаталист» Лермонтова и проблема судьбы в Герое нашего времени

Фатализм | Психология вики | Фэндом

Детерминизм, фатализм и предопределение [править | править источник]

Фатализм — Переиздание Википедии // WIKI 2

Энциклопедия YouTube

Содержание

Определение

Самое старое описание

Детерминизм и предопределенность

Аргумент простоя

Логический фатализм и аргумент от двухвалентности

Критика

Семантическая двусмысленность

Внешние ссылки

Фатализм (Стэнфордская энциклопедия философии)

1.1 Решение Аристотеля

1.2 Сопутствующие решения

1.3 Отказ от теории истины

1.4 A-теории и B-теории времени

1.5 Правда и фатализм

2.1 Аристотелевское решение

2.2 Раствор Оккамиста

3.1 Аристотелевское решение

3.2 Условия питания

5.1 Решение Аристотеля

5.2 Раствор Оккамиста

5,3 Влияние на прошлое

5,4 Боэтианский раствор

5.5 Природа познания Бога

5.6 Должен ли Бог быть всеведущим?

определение фаталиста по The Free Dictionary

фаталист | определение в англо-датском словаре