Гендерный статус: Гендерный статус | Словарь гендерных терминов

Содержание

Гендерный статус | Словарь гендерных терминов

Гендерный статус

Гендерный статус -следует различать общий гендерный статус и индивидуальный. Общий гендерный статус определяет место в обществе целой социально-половой группы (например, женщин) в зависимости от системы властных, культурных, религиозных отношений, которые в нем царят. Так, в патриархатном обществе гендерный статус женщины заведомо ниже гендерного статуса мужчины.

Индивидуальный гендерный статус напрямую зависит от того, насколько образ жизни индивида, способы его самореализации и т.д. соответствует общепринятым гендерным стандартам конкретного социума. Индивидуальный гендерный статус — это место индивида в социальной иерархии, которое он занимает относительно других индивидов в зависимости от степени сознательного или бессознательного, добровольного или вынужденного поддержания (или пренебрежения) общественно признанного социально-культурного, символического конструкта собственного пола

.

На гендерный статус индивида влияют как внешние, так и внутриличностные факторы. Внешние факторы предстают в виде специфических стандартов, шаблонов поведения для представителей/-ниц мужского и женского пола, которые действуют в каждой социально-культурной среде. Внутриличностные факторы отвечают за степень соответствия реального поведения индивида общественно принятым стандартам женской и мужской модели поведения. Чем больше соответствие реального поведения ожидаемому, тем выше гендерный статус индивида в его социально-половой группе и, как правило,  выше его оценка представителями/-ницами противоположного пола (Шевченко, 2015, с. 44 — 45).

Литература:

Шевченко, З. В.  (2016). Ґендерний статус. З. В. Шевченко (Уклад.), Словник ґендерних термінів (с. 76-77). Черкаси: видавець Чабаненко Ю.

Шевченко, З. В. (2015). Ґендерний статус як елемент соціальної ієрархії, Екологія візуальності: стратегії, концепти, проекти. Матеріали IV Всеукраїнської науково-практичної конференції (8-10 жовтня 2015 року). Черкаси, 2015.

Добавить комментарий

Гендерный статус. Настоящие женщины не спят в одиночестве. Энергия женственности и тайны обольщения

Читайте также

7. ЛЮБОВЬ И СТАТУС

7. ЛЮБОВЬ И СТАТУС Мы все любим вещи — материальные вещи, которые стоят денег. Мы любим их так сильно, что они становятся важной частью нашей любовной жизни. Стоит только при­слушаться, как люди выражают эту свою любовь. «Я люблю свою новую машину». «Я люблю меховое манто».

23. Социальный статус

23. Социальный статус Социальный статус – положение, занимаемое индивидом в системе межличностных отношений, определяющих его обязанности, права и привилегии.Статус является отражением иерархической структуры группы и создает в ней вертикальную дифференциацию.

4. Гендерный порядок как история

4. Гендерный порядок как история До сих пор я обсуждал главным образом понятийный аппарат, термины, в которых наука и обыденное сознание описывают и осмысливают психические свойства и социальное положение мужчин. Эти слова и представления тесно связаны с историческим

Сохранить статус-кво

Сохранить статус-кво Внимательный наблюдатель почти везде отыщет перекосы в интенсивности мотивов неприятия потерь и получения выгоды. Они неизменно присущи любым переговорам, особенно повторным обсуждениям условий заключенных контрактов, которые часто встречаются в

Глава 3 Взаимосвязь биологических и психологических характеристик личности: гендерный аспект Н.

П. Реброва

Глава 3 Взаимосвязь биологических и психологических характеристик личности: гендерный аспект Н. П. Реброва Вводные замечания В процессе изучении гендерной психологии является важным ознакомление студентов с биологическими аспектами половых различий, с основными

Глава 29 Насилие в семье: гендерный аспект Н. В. Солнцева

Глава 29 Насилие в семье: гендерный аспект Н. В. Солнцева Вводные замечания В последнее десятилетие насилие в семье осознается как серьезная и масштабная проблема, которая порождает множество других социальных и психологических проблем. Насилие в гендерном аспекте –

ЗАМУЖНИЙ СТАТУС

ЗАМУЖНИЙ СТАТУС Замужний статус — главная ценность архетипа Геры. Она занимает соответственно высокое положение в наборе жизненных координат женщины, в которой сильна эта богиня. Мужчины могут сменять один другого, но от каждого будет ожидаться только одно —

ГЕНДЕРНЫЙ КОНФЛИКТ

ГЕНДЕРНЫЙ КОНФЛИКТ Гендерный конфликт – столкновение интересов или целей в области восприятия гендерных ценностей, ролей и гендерных отношений.Гендерные конфликты могут быть:– внутриличностными;– межличностными;– межгрупповыми.Общество проецирует и ожидает от

Положение и статус

Положение и статус Ваши сила и власть могут быть ощутимыми и заметными для окружающих еще до того, как вы скажете хотя бы слово. Мы уже говорили коротко о том, как следует держаться, как одеваться, чтобы сформировать определенное представление других людей о себе.

То, как

Статус или отношения?

Статус или отношения? Итак, какой стиль характерен для вас? У большинства из нас могут присутствовать элементы обоих стилей, но иногда мы «даем крен» в какую-то одну сторону. Возможно, работа в официальной обстановке приучила вас уделять основное внимание статусу. Или вы

Поддержание статус-кво

Поддержание статус-кво Дворец дожей в Венеции – один из самых роскошных и красивых символов власти, какие знал мир. Значительная его часть и сегодня находится в хорошем состоянии. В центре дворца есть необычная комната, от пола до потолка заставленная шкафами с тысячами

Граница «Статус»

Граница «Статус» Ключевой вопрос анализа ожиданий: Кто пришел?Смысл.

Почему «объект» захочет слушать пришедшего человека? В каком иерархическом «статусе» должен появиться говорящий, чтобы его захотели слушать?Типичная ошибка. Выбор позиции «мимо» ожиданий «объекта»:

Гендерное равенство | Организация Объединенных Наций

Одна из важнейших задач нашего времени

Женщины и девочки составляют половину населения планеты, что равнозначно половине потенциала человечества. Гендерное равенство, одно из важнейших прав человека, играет ключевую роль в деле обеспечения мира и согласия в обшестве и полноценной реализации человеческого потенциала на основе устойчивого развития. Доказано, что вовлечение женщин в жизнь общества обеспечивает рост продуктивности и экономический рост.

К сожалению, человечеству предстоит пройти долгий путь для достижения полного равенства мужчин и женщин с точки зрения их прав и возможностей. Правовой защиты от домашнего сексуального насилия лишены свыше миллиарда женщин по всему миру. Разрыв в оплате труда по признаку пола составляет 23 процента в мире в целом и доходит до 40 процентов в сельских районах, а важность неоплачиваемой работы, которую выполняют многие женщины, не получает признания. Доля женщин в национальных парламентах в среднем составляет менее четверти, а в советах директоров — и того меньше. Если не предпринимать согласованных действий, то в следующем десятилетии калечащим операциям на половых органах подвергнутся новые миллионы девочек.Крайне важно покончить с гендерным насилием во всех его проявлениях, обеспечить равный доступ женщин женщин и девочек, мужчин и мальчиков к образованию, здравоохранению, экономическим ресурсам и создать равные возможности для участия в политической жизни. Это также касается возможностей по трудоустройству в целом и занятию руководящих должностей.

«Достижение гендерного равенства и расширение прав и возможностей женщин и девочек являются незавершенной задачей нашего времени и величайшей проблемой в области прав человека в сегодняшнем мире», — заявил Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш.

Предстоит еще многое сделать для достижения равенства между мужчинами и женщинами, предупреждает структура «ООН-женщины».

ООН и женщины

Деятельность Организации в поддержку прав женщин началась с момента провозглашения ее Устава. Среди целей ООН, заявленных в статье 1 Устава, предлагается «осуществлять международное сотрудничество … в поощрении и развитии уважения к правам человека и основным свободам для всех, без различия расы, пола, языка и религии».

В первый год существования ООН Экономический и Социальный Совет учредил Комиссию по положению женщин, ставшую глобальным  руководящим органом, занимающимся исключительно вопросами гендерного равенства и улучшения положения женщин. Одной из первых  успешно выполненных задач Комиссии был надзор за соблюдением гендерно нейтральных формулировок в проекте Всеобщей декларации прав человека.

Женщины и права человека

Историческая Всеобщая декларация прав человека, принятая Генеральной Ассамблеей 10 декабря 1948 года, подтвердила, что «все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах» и что «каждый человек должен обладать всеми правами и всеми свободами, изложенными в этой Декларации, без какого бы то ни было различия, как то в отношении расы, религии или иного положения».

Поскольку в 1970-е годы стало набирать силу международное феминистское движение, Генеральная Ассамблея ООН объявила 1975 год Международным годом женщин и организовала в Мехико первую Всемирную конференцию по положению женщин. По настоятельной рекомендации Конференции период 1976–1985 годов был объявлен Десятилетием женщины ООН и учрежден Фонд добровольных взносов для Десятилетия.

В 1979 году Генеральная Ассамблея приняла Конвенцию о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин (КЛДОЖ), которую часто называют международным биллем о правах женщин. В 30 статьях Конвенции дается четкое определение понятия дискриминации в отношении женщин и предлагается повестка дня для действий на национальном уровне, призванных положить конец такой дискриминации. Конвенция рассматривает культуру и традиции в качестве влиятельных сил, формирующих гендерные роли и семейные отношения, а также является  первым договором в области прав человека, подтвердающим репродуктивные права женщин.

Через пять лет после конференции в Мехико, состоялась вторая Всемирная конференция по положению женщин. Принятая по ее итогам Программа действий содержит призыв к принятию более решительных мер на национальном уровне для обеспечения прав женщин на владение и распоряжение имуществом, а также прав в отношении наследства, опеки над детьми и утраты гражданства.

Рождение глобального феминизма

В 1985 году в Найроби состоялась Всемирная конференция для обзора и оценки достижений Десятилетия женщин Организации Объединенных Наций: равенство, развитие и мир. Она была созвана в то время, когда движение за гендерное равенство, обрело, наконец, поистине глобальные масштабы. Кроме того, 15 000 представителей неправительственных организаций (НПО) приняли участие в проводимом параллельно Форуме НПО.

Это событие было охарактеризовано как «рождение глобального феминизма». Сознавая, что цели Конференции в Мехико не были достигнуты в полной мере, представители 157 стран-участниц приняли Найробийские перспективные стратегии в области улучшения положения женщин на период до 2000 года. Этот документ вывел гендерный аспект на новый уровень, провозгласив, что он должен приниматься во внимание при рассмотрении всех вопросов. 

Гендерное неравенство сохраняется в экономической и политической сферах. Несмотря на определенный прогресс, достигнутый за последние десятилетия, в среднем женщины на мировом рынке труда по-прежнему зарабатывают на 24 процента меньше, чем мужчины. По состоянию на август 2018 года женщины составляли лишь 24 процента от общего числа парламентариев. В1995 году этот показатель составлял 11,3 процента, что свидетельствует о неудовлетворительных темпах положительной динамики в данном вопросе.

Пекинская конференция по положению женщин

Четвертая Всемирная конференция по положению женщин, прошедшая в 1995 году в Пекине, стала еще одним шагом вперед с момента проведения конференции в Найроби. Принятая ею Пекинская декларация и Платформа действий  подтверждает приверженность конкретным действиям по обеспечению соблюдения прав женщин.

Комиссия по положению женщин

Комиссия по положению женщин является главным межправительственным органом глобального уровня, занимающимся исключительно продвижением гендерного равенства и расширением прав и возможностей женщин. Комиссия по положению женщин  играет важную роль в деле поощрения прав женщин, фиксировании положения женщин во всех странах мира, и формировании глобальных стандартов по вопросам гендерного равенства и расширения прав и возможностей женщин.

Женская организация

2 июля 2010 года делегаты Генеральной Ассамблеи ООН единогласно проголосовали за создание  единой структуры Организации Объединенных Наций, отвечающей за ускорение прогресса в деле достижения целей Организации, касающихся гендерного равенства и расширения прав и возможностей женщин.

Новая структура ООН по вопросам гендерного равенства и расширения прав и возможностей женщин под названием «ООН-женщины», объединила четыре подразделения всемирной организации: Фонд Организации Объединенных Наций для развития в интересах женщин (ЮНИФЕМ), Отдел по улучшению положения женщин (ОУПЖ),  Канцелярию Специального советника по гендерным вопросам и улучшению положения женщин и Международный научно-исследовательский и учебный институт ООН по улучшению положения женщин (МУНИУЖ).

Женщины и Цели в области устойчивого развития

Гендерное равенство

В настоящее время все усилия ООН направлены на достижение принятых недавно целей в области устойчивого развития (ЦУР). В каждой из 17-ти ЦУР женщинам отводится исключительно важная роль, причем многие задачи непосредственно направлены на признание равенства женщин и способствуют расширению их прав и возможностей как в качестве цели, так и в качестве ее достижения. Так цель № 5 непосредственно состоит в «обеспечении гендерного равенства и расширения прав и возможностей всех женщин и девочек».

Для обеспечения соблюдения прав женщин во всем мире многим государствам предстоит внести соответствующие изменения в национальные законодательства. По состоянию на 2014 год равенство между мужчинами и женщинами конституционно гарантировали 143 страны. Хотя это результат является рекордным, 52 государства пока так и не сделали этот шаг.  

Гендерное неравенство сохраняется как в экономической, так и в политической сферах. Несмотря на то, что на протяжении многих десятилетий был достигнут определенный прогресс, на рынке труда во всем мире женщины по-прежнему зарабатывают, в среднем, на 24 процента меньше мужчин. По состоянию на август 2015 года присутствие женщин в национальных парламентах составляет лишь 22 процента.  Эта цифра незначительно увеличилась с 1995 года, когда женщины составляли 11,3 процента от всех парламентариев.

Ликвидация насилия в отношении женщин

Система ООН по-прежнему уделяет особое внимание вопросу о насилии в отношении женщин. В принятой в 1993 году Генеральной Ассамблеей Декларации об искоренении насилия в отношении женщин содержится определение насилия в отношении женщин и четкое изложение прав, позволяющих обеспечить искоренение насилия в отношении женщин во всех его формах. Декларация отразила решимость государств к выполнению своих обязательств и приверженность международного сообщества в целом усилиям по искоренению насилия в отношении женщин.

В рамках реализуемой совместно с Европейским союзом инициативы «Луч света» выделяются ресурсы на ликвидацию насилия в отношении женщин и девочек, что является необходимым условием для равенства и расширения прав и возможностей.

Международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин отмечается 25 ноября.

Женский день

Международный женский день отмечается 8 марта. В этот день отмечаются достижения женщин вне зависимости от национальных границ или этнических, языковых, культурных, экономических и политических различий. Идея проведения Международного женского дня впервые возникла в начале ХХ века, когда промышленно развитый мир переживал период экспансии и потрясений, демографического бума и появления радикальных идеологий.

Помимо Международного женского дня официальными днями ООН, касающмися женщин, являются следующие: Международный день нетерпимого отношения к калечащим операциям на женских половых органах (6 февраля), Международный день женщин и девочек в науке (11 февраля), Международный день борьбы с сексуальным насилием в условиях конфликта (19 июня), Международный день вдов (23 июня), Международный день девочек (11 октября), Международный день сельских женщин (15 октября).

Учет гендерной специфики в устной и письменной речи

Учет гендерной специфики в речи означает отказ от гендерных стереотипов и дискриминационных подходов в отношении лиц определенного пола, гендера или гендерной идентичности на письме и в устных выступлениях. Поскольку язык играет одну из ключевых ролей в формировании культурных и социальных установок, учет гендерной специфики в речи является действенным способом укрепления гендерного равенства и борьбы с гендерными предубеждениями.

В Руководстве по учету гендерной специфики в речи содержится ряд рекомендаций, призванных помочь сотрудникам Организации Объединенных Наций учитывать гендерную специфику в разных условиях: как в устной, так и в и письменной речи, как в официальной, так и в неофициальной обстановке, как внутри Организации, так и при взаимодействии с широким кругом слушателей и читателей. В разделе «Методические материалы» содержатся упражнения по применению Руководства на практике, информация о соответствующих учебных занятиях и справочные материалы по теме.

Статус женщин в российском обществе | Доклад по итогам конференции

Read this report in English here.

Введение
21-23 июля 2020 года Институт Кеннана собрал представительную группу исследователей и практиков из России, Европы и Северной Америки для участия в виртуальной конференции и обсуждения статуса женщин в российском обществе. В центре внимания находились шесть ключевых тем и связанные с ними современные процессы, вызовы и возможности. Эти темы: феминизм, права человека и активизм, женщины в политике и государственном управлении, женщины на рынке труда и рабочем месте, семья и материнство, проблема гендерного насилия и меры борьбы с ним.

В конференции приняли участие более 70 человек, 60% из них — россияне. Каждый из шести виртуальных круглых столов собрал от 35 до 45 участников. Каждая беседа начиналась с выступлений четырех докладчиков: одного западного эксперта и трех российских исследователей и практиков. За этой вступительной частью следовал обмен идеями, наблюдениями и вопросами. Такая структура позволила участникам представить свой личный опыт, обсудить разрыв между научными исследованиями и практикой, сравнить российские и американские научные подходы и установить новые контакты между теми, кто изучает женский опыт, и теми, кто занимается обсуждаемыми вопросами на низовом уровне. Правило Чатем-Хауса позволило вести откровенный разговор, а чат и отдельные комнаты в Zoom послужили площадкой для неформального общения.

В настоящем докладе кратко изложены содержание дискуссий и основные выводы трех дней конференции. В нем также намечено возможное продолжение беседы по этим важным темам в форме мероприятий и публикаций в Институте Кеннана и на других площадках. В связи с использованием Правила Чатем-Хауса в докладе не упоминаются имена выступающих и комментаторов.

Круглый Стол 1: Феминизм в России
Первый круглый стол был посвящен эволюции феминизма и феминистской повестки в России. С помощью исторического обзора была задан контекст для последующего обсуждения. Одна из докладчиц обозначила сходства и различия между тем, как феминизм развивался в XIX веке в России и на Западе, подчеркнув более ярко выраженные различия. В Российской империи женщины были лишены избирательного права, но избирательные права некоторых мужчин тоже были ограничены, при этом в отличие от многих западных обществ того времени в российском обществе женщины обладали имущественными правами. Тем не менее, не имея опыта коллективного действия и имея неполное представление о своих правах, многие женщины поддержали большевиков, которые пообещали им равенство и выполнили свое обещание.

История феминистского и женского движения в Советском Союзе — это интересная и сложная тема. Так получилось, что даты конференции Института Кеннана почти совпали с сорокалетней годовщиной важного события — высылки активисток советского диссидентского движения феминисток из СССР за публикацию самиздатовского альманаха «Женщина и Россия». Этот юбилей служит своевременным напоминанием о том, что российский феминизм не был импортирован с Запада в 1990-е годы, а имеет значительную более долгую историю.

В современной России существуют разные виды феминистского активизма, которые различаются типом организации и тем, как организации используют технологии для достижения своих целей. Новейшие формы активизма более адаптивны и в полной мере используют потенциал социальных сетей, в то время как некоторые из давно созданных организаций постепенно исчезают вследствие произошедшего в стране консервативного поворота и утраты зарубежного финансирования. Развитие менее формальных феминистских организаций как минимум частично является результатом сужения общественного пространства для политического участия, но многие организации приняли на вооружение креативные способы привлечения финансирования и взаимодействия с аудиторией, которые помогли им заложить основу для культурных перемен и более широкого принятия феминистских идей обществом. 

Выступая с публичными лекциями, направленными на развенчание стереотипов, активистки феминистского движения часто обнаруживают, что сами женщины склонны избегать слова «феминизм» и разговоров о дискриминации. Домашнее насилие переместилось в центр общественной повестки, но теперь феминистки сосредоточили свое внимание на этой проблеме в ущерб другим социальным вопросам. Среди других прозвучавших в ходе дискуссии критических замечаний можно отметить комментарий о заметной гетероцентричности дискурса, которая наблюдается в России, хотя ЛГБТ-сообщество сталкивается с похожими проблемами, связанными с насилием в отношениях. Кроме того, за пределами феминистской повестки остается борьба против принятого в 2013 году так называемого «закона о гей-пропаганде», который криминализирует «пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений» среди несовершеннолетних и таким образом фактически криминализирует публичное отстаивание прав представителей ЛГБТ в России. Несколько участников конференции высказались в пользу интерсекциональности, хотя одна участница позднее возразила, высказав мнение, что это размывает феминистскую повестку.

В ходе дискуссии участники круглого стола обсудили истоки феминизма в современной России, в том числе формы активизма, появившиеся после революции 1917 года, и проблемную роль советского государства, в котором женщины страдали не столько от отсутствия прав, сколько от невозможности этими правами воспользоваться. Участники также обсудили период постсоветской трансформации, когда российские женщины переосмыслили свои социальные роли и взяли на вооружение некоторые ранее недоступные варианты, такие как роль домохозяйки. Участники из университетской среды также отметили отсутствие herstory[1] и исключение гендерной истории из научного дискурса и посетовали на патриархальность российских науки и образования в целом. Отмечая существование стигмы, связанной с отстаиванием феминистских принципов и практик, и признавая фрагментированность феминистской повестки, они приветствовали новые формы активизма и тот интерес, который проявляет к данным темам новое поколение студентов.

Круглый Стол 2: Женщины в правозащитной деятельности и активизме
В ходе этого круглого стола обсуждался широкий круг вопросов: от различных форм российского правозащитного активизма с участием женщин до роли гендера в вооруженных конфликтах и миротворческом процессе.

Опираясь на свой обширный практический опыт, одна из докладчиц сделала вывод о том, что правозащитная деятельность, к сожалению, остается небезопасным занятием в некоторых регионах России, в особенности в Чечне. Тем не менее она призвала активистов не прекращать работу, особенно там, где российские власти равнодушны к страданиям местных жителей. Она привела примеры, которые развенчивают стереотипы о том, что женщины всегда выступают в роли союзников других женщин и правозащитников и что мужчины всегда являются авторами насилия. Напротив, по ее словам, она сталкивалась с ситуациями, когда матери были готовы следовать религиозным нормам или общественным ожиданиям в ущерб благополучию своих дочерей, в то время как отцы и братья были готовы пойти наперекор давлению семьи и местного сообщества, чтобы защитить своих дочерей и сестер. Возможно, в России у гражданского общества «женское лицо», а у властей «мужское лицо», но защита женщин – это общее дело, а обеспечение «численного» гендерного равенства не решает автоматически проблему нарушения прав человека.

Другой «горячей точкой» с точки зрения прав человека является российская пенитенциарная система. Неудивительно, что тюремный опыт, собственный или кого-то из близких, часто подталкивает женщин к активизму. Можно представить себе ситуацию, когда живущий в России человек сталкивается с социальной несправедливостью, но российские органы власти — федеральные, региональные или местные — не делают ничего, чтобы исправить положение. Понимание того, что реформы нет, потому что нет политической воли, превращает переживания из-за повседневных трудностей, таких как бедность или несправедливость, в мотивацию для гражданского активизма, который, в свою очередь, часто трансформируется в политический активизм. При этом тюремный опыт может быть мощным катализатором такой трансформации. 

Связывая две первые дискуссии между собой, одна из докладчиц, гендерная исследовательница, выделила три основные стратегии женского активизма в России, начиная с 1990-х годов: гендерно-нейтральный активизм, который не рассматривает права женщин как категорию, отдельную от прав человека; феминистский активизм, который рассматривает права женщин отдельно; деятельность социально ориентированных организаций, которые не связывают свою миссию с феминизмом, но концентрируются на помощи именно женщинам. Любопытно, что в последние двадцать лет наблюдаются две противоположные тенденции: с одной стороны, сближение трех форм активизма и движение к большей гендерной чувствительности, а с другой стороны, усилия по демократизации и защите гражданских прав с опорой на представление о феминистской повестке как их составной части.

Гендерные роли меняются в ходе частного и публичного насилия. И война, и мир являются гендерными процессами, и это нужно учитывать в разрешении конфликтов и миротворчестве. Одна из докладчиц изложила суть подхода, предложенного американским Институтом мира, который применяет три призмы к разным конфликтным ситуациям, включая российские: женщины в вопросах мира и безопасности (привлечение женщин к обсуждению вопросов безопасности и миротворчества), мирная мужественность (трансформация мировоззрения и усвоение новых норм и моделей поведения) и пересекающиеся идентичности (уход от бинарных представлений).

Оглядываясь на постсоветский опыт активизма, участники круглого стола призвали к солидарности российских женщин и к солидарности российских организаций гражданского общества, которая выходила бы за границы женского или феминистского движения. Ориентация российского политического режима на принуждение в сочетании с действиями консервативных (антигендерных) сил создает контекст, в котором такая солидарность является жизненно необходимой.

Круглый Стол 3: Женщины в политике и государственном управлении
Этот круглый стол выявил концептуальное расхождение между практиками и исследователями, то есть в данном случае между политиками и политическими консультантами, с одной стороны, и теми, кто их изучает, с другой.

Одна из докладчиц представила исследование, в котором анализируется представительство женщин в российских органах власти разных уровней. Она описала количественные вариации между разными регионами и муниципалитетами и указала на положительный эффект смешанной избирательной системы, при которой места заполняются и на основе партийных списков, и через одномандатные округа. Она также прокомментировала качественную часть исследования, которая опиралась на двадцать пять интервью и выявила постфеминистское сочетание автономии и эксплуатации патриархии. Речь идет о выработке индивидуализированных стратегий достижения благополучия, а также о том, что женщины, занимающие государственные должности, считают более выгодным для себя использовать существующую систему, а не проявлять солидарность с женской повесткой.

И активистам, и должностным лицам нередко бывает проще обсуждать поддающиеся количественному выражению концепции, такие как квоты и разрыв в оплате труда, в то время как есть много менее осязаемых социальных проблем, требующих решения. Сломанные механизмы социальной поддержки, бремя ухода, которое ложится преимущественно на женщин, чрезмерный общественный контроль за материнством и снижение благосостояния женщин вследствие рождения детей – все эти проблемы несут в себе большую эмоциональную нагрузку. Одна из докладчиц отметила, что в каком-то смысле женщины всё еще «ждут своего Навального», своего рода женскую его версию, которая сформулировала бы все требования и консолидировала критическую массу.

Другая докладчица, женщина-политик, не согласившись с исследовательским взглядом на ситуацию, отметила, что ученые концентрируются на чисто декоративных («сделанных из папье-маше») органах принятия решений и что слишком формальный подход к изучению политики упускает из виду реальную динамику. Значительная часть российской политики и экономики является неформальной, и важные решения зачастую принимаются за пределами формальных институтов, в пространствах, которые исключают женщин: например, в мужских туалетах и саунах, на охоте и рыбалке.

Женщины необязательно участвуют в политике именно ради продвижения феминистской повестки. Социальные вопросы дают некоторым из них достаточно мотивации для выдвижения своих кандидатур. При этом мужчины необязательно создают искусственные препятствия на пути женщин, но низовая политика полна вызовов: от поиска финансирования до сбора подписей. В российских муниципальных советах высок процент женщин, но для достижения этого результата не потребовались квоты. Достаточно было того, что эта работа не слишком привлекательна для мужчин. Как это ни парадоксально, иногда в российской «реальной политике» женщиной быть менее опасно, чем мужчиной. Например, у женщины-оппозиционера меньше шансов оказаться под арестом, поскольку законодательство запрещает административный арест беременных женщин и женщин, у которых есть дети младше четырнадцати лет.

Постсоветский сдвиг во взглядах стал реакцией на советское представление о равенстве, а сегодняшняя тенденция — ответ на то, что воспринимается как западная модель. В настоящее время все основные политические партии демонстрируют разные версии консерватизма, а женщины в России — сознательно или неосознанно – держатся подальше от феминистских тем, чтобы избежать насмешек. Проблема российской политической системы — это не только проблема недостаточного гендерного представительства, это и проблема возрастного дисбаланса. Таким образом, России нужны «концентрические круги» женщин и молодых людей обоего пола, которые выдвигали бы свои кандидатуры и формировали новую политическую культуру. И ей также нужны феминистки в качестве союзников в продвижении повестки социальных изменений.

Круглый Стол 4: Женщины на рынке труда и рабочем месте
Советский Союз был пионером в деле интеграции женщин на рынке труда, но советское государство не давало женщинам оспаривать два элемента гендерного подчинения[2]: распределительное неравенство (гендерное разделение труда) и связанное с ним статусное неравенство (обесценивание работы, которую воспринимают как «женскую»). Ключевой урок советского опыта заключается в том, что для продвижения равенства занятость нужно сочетать с гендерной осознанностью.

В современной России женская занятость остается высокой, но наблюдаются сильная горизонтальная сегрегация, при которой мужчины и женщины сконцентрированы в разных профессиях и отраслях (например, в строительстве и уходе за детьми, соответственно), и сильная вертикальная сегрегация, при которой женские возможности карьерного роста внутри организаций или секторов ограничены, что приводит к разрыву в оплате труда. В России также существует список профессий, которые законодательно запрещены для женщин, поскольку считаются опасными или тяжелыми. В список входят, например, некоторые виды работы в химической промышленности, горнодобывающей отрасли и судостроении. Важно отметить, что семейные роли мужчин вознаграждаются дома и в обществе, а женские фактически наказываются посредством двойной нагрузки (дома и на работе), а также дискриминации при трудоустройстве и ограничения карьерных перспектив. Тенденция к ретрадиционализации и ремаскулинизации сказывается на возможностях женщин в сфере занятости, но при этом опросы общественного мнения дают основания для осторожного оптимизма, указывая на то, что российское общество не поддерживает полный возврат к традиционализму на рынке труда.

Новые формы трудовой депривации связаны не с безработицей и бедностью, а с отсутствием жизненных и карьерных перспектив. Миллионы мужчин и женщин в России имеют прекарную работу с нестандартным трудовым договором. Многие ценят такие договоры за сопутствующую им автономию, но в случае женщин прекарная занятость часто является результатом их бремени по уходу за близкими и следствием того факта, что наличие детей делает их нежеланными сотрудниками.

У российских науки и образования своя интересная динамика. Доля женщин среди научных кадров увеличилась в постсоветское время вследствие «утечки мужских мозгов», но сейчас снова снижается. Кроме того, растет гендерный разрыв в разных научных отраслях и наблюдается недостаточное представительство женщин, начиная с аспирантского уровня и выше. Эту ситуацию часто называют феноменом «протекающей трубы», чтобы подчеркнуть нарастающее исчезновение женщин из научно-образовательной сферы с каждой ступенью карьерной лестницы, особенно в точных науках. Эти тенденции отражаются на благосостоянии и будущем женщин-исследователей и женщин-преподавателей, но гендерный дисбаланс также негативно сказывается и на самой науке, в то время как гендерное разнообразие стимулирует инновации. Международный опыт предлагает целый ряд способов улучшить гендерное представительство в российской науке: от слепого рецензирования до продления грантовых сроков на период отпуска по уходу за ребенком.

Гендерный дисбаланс не сводится к оплате труда и карьерным перспективам. Как отметила одна из докладчиц, мужская оптика доминирует в российской экспертной сфере и предлагает искаженное видение реальности, в котором «всеобщее благо» часто подразумевает патриархальные ценности. В то же время достижения женщин не представлены в общественном пространстве и многие женщины-профессионалы находятся в постоянном поиске легитимации и попытках привлечь внимание. Таким образом, важно «деколонизировать» дискурс и создавать платформы, такие как проект SH.E (She is an expert) Фонда имени Генриха Бёлля в России, чтобы помочь достичь подлинного гендерного равенства, которое не сводится к политкорректности, а связано с качеством работы и уровнем экспертного знания, а также c должным вниманием к этому знанию.

В России восприятие неравенства как нормы распространено настолько широко, что женщины на рынке труда могут даже не замечать дискриминации. Те, кто ее замечают и отказываются играть предначертанные роли, часто платят за это высокую цену, сталкиваясь с дополнительным давлением на работе, поскольку коллеги-мужчины начинают воспринимать их как плохих командных игроков и возмутителей спокойствия. При этом международный опыт показывает, что солидарность женщин, находящихся на руководящих позициях, и тех, кто находится на ступенях ниже, помогает предотвратить дискриминацию и домогательства и в научно-образовательной среде, и в других секторах.

Круглый Стол 5: Семья, репродуктивные права и материнское здоровье
Данная дискуссия проходила на фоне символического юбилея: в 2020 году исполнилось сто лет с тех пор, как Советский Союз стал первой страной, узаконившей аборты. Это было сделано, чтобы продемонстрировать социалистическое равенство и дать женщинам возможность влиться в трудовые ресурсы страны. В 1936 году снова был введен запрет на аборты, но в 1955 году произошла их повторная декриминализация – на этот раз для предотвращения смерти женщин от подпольных абортов, а не во имя женской автономии. В течение долгого времени аборты оставались главной формой контрацепции для советских женщин и в результате стали символизировать отсутствие выбора, поэтому в ранней постсоветской риторике лозунг «Против абортов» на самом деле означал «Против рутинных абортов», поскольку активисты продвигали контрацепцию и поддерживали планирование семьи.

Тема воспроизводства населения стала центральной в период политического возрождения постсоциалистических стран, и агрессивные столкновения по вопросу о законности абортов отражают культурные тревоги последних тридцати лет. Как и в других странах, в России политические деятели рассматривают внимание к рождаемости как способ выразить свою обеспокоенность будущим нации и продемонстрировать заботу о чем-то, помимо своих сиюминутных интересов, но их внимание сосредоточено на «здоровье матери и ребенка», в то время как реальные репродуктивные права не охвачены государственным дискурсом и недостаточно хорошо представлены в российском феминистском дискурсе.

Советская и постсоветская Россия столкнулась с огромными демографическими потерями, так что неудивительно, что в 1990-е годы общество испытало моральную панику в ответ на появление так называемого «русского креста» — демографической тенденции, получившей такое название из-за того, что снижающаяся рождаемость и растущая смертность образуют на графике две скрещенные линии. Руководство страны связывает демографическую ситуацию с геополитической мощью, а националисты тревожатся о вымирании этнических русских, так что руководители церкви и государства объединили свои усилия для противодействия тому, что они воспринимают как навязанные Западом и чуждые России идеи феминизма и идеологии чайлдфри.

В 1990-е годы эксперты и активисты достигли успеха в совершенствовании здравоохранения, обучении врачей и просвещении общественности. Им удалось снизить рискованное сексуальное поведение, улучшить медицинскую помощь для женщин и обеспечить 30-процентное снижение абортов в пользу контрацепции. Ситуация изменилась, когда в России произошел консервативный поворот, закончилось финансирование НКО и был принят ряд законодательных и административных мер для сокращения репродуктивного выбора. На сегодняшний день российские женщины сталкиваются с давлением «традиционных ценностей» и целым спектром других проблем: от медицинских рисков (повышение материнской и перинатальной смертности в отдаленных регионах, расширенное применение кесарева сечения, сокращение доступа к медицинским абортам) до правозащитных проблем (нарушение прав беременных женщин в местах лишения свободы) и бедности (огромные долги по алиментам и недостаточная государственная поддержка матерей-одиночек).

В ходе обсуждения институтов становятся заметны вариации в гендерной чувствительности в зависимости от возраста, классовой принадлежности и национальности. Люди, которые находятся в более привилегированном социальном и экономическом положении или живут в географических центрах, склонны быть менее чувствительны к растущему гендерному неравенству, поскольку оно находится за пределами их поля зрения, и могут не замечать ситуаций, когда формально права существуют, но ими трудно воспользоваться, даже если это происходит в их собственной стране. Как показывают беседы с российскими и иностранными студентами, некоторые из них понимают, что право на индивидуальный выбор не компенсирует неравенства возможностей, осознают несправедливый потенциал, заложенный в семье как экономической единице, и видят личный опыт как источник эмансипаторных альтернатив.

Круглый Стол 6: Гендерное насилие и государственные меры борьбы с ним
Гендерное насилие — это слишком широкая тема, чтобы ее можно было всесторонне рассмотреть в рамках одного круглого стола, поэтому участники сосредоточились лишь на нескольких аспектах. Они подчеркнули, что необходимо сочетать международное освещение проблемы и давление на российских законодателей со взаимной поддержкой активистов в разных российских регионах, а также отметили, что активистам нужно представлять «монолитную» позицию в публичном пространстве и транслировать альтернативный посыл в противовес образу «идеальной женщины» и консервативной риторике российских СМИ.

В разных регионах России существует много центров, предлагающих помощь жертвам гендерного насилия, и есть проекты, такие как Nasiliu. net, которые сосредоточены на просвещении общественности и распространении информации с целью предотвращения насилия. Реальный масштаб проблемы по-прежнему неясен, поскольку, по словам активистов, надежная статистика отсутствует, данные о домашнем насилии занижены, а Уголовный кодекс предлагает слишком узкое определение.

Предпринималось много попыток принять закон о домашнем насилии, воспользовавшись структурной возможностью, такой как выборы или более общая реформа, и в то же время в полной мере использовав ресурс неформальной политики. В 2013 году такая структурная возможность представилась, но вскоре после этого произошли консервативный откат и ухудшение отношений России с Западом, что повлияло на дискурс о семье и ценностях и привело к декриминализации домашнего насилия. Спустя некоторое время несколько нашумевших дел о домашнем насилии снова привлекли внимание к законопроекту, и его сторонники выражают надежду на то, что закон все-таки будет принят новым составом российского парламента, сформированным в 2021 году.

Домашнее насилие остается распространенной проблемой по всей стране, но в регионах Северного Кавказа сложилась особенно тревожная ситуация с точки зрения отдельных видов гендерного насилия. Например, согласно проведенным исследованиям, в Дагестане и Ингушетии сотни девочек подвергаются калечащим операциям на женских половых органах, но правоохранительные органы неохотно расследуют эти дела, а исследование убийств чести в Чечне, Дагестане и Ингушетии и анализ вердиктов показали, что вина зачастую возлагается на жертв и суды используют «смягчающие обстоятельства» для обоснования минимальных приговоров.

У Московского офиса Фонда имени Генриха Бёлля есть специальная программа в России, ориентированная на авторов насилия. В рамках этой программы изучается потенциал ненасильственной коммуникации, обсуждается цена патриархата и токсичной маскулинности для самих мужчин и идет поиск способов, которые помогли бы мужчинам стать проводниками культурных перемен на Северном Кавказе. В целом существует довольно мало таких программ, ориентированных на мужчин. При этом, несмотря на их обычно небольшой масштаб, не стоит недооценивать их опосредованное влияние на ситуацию.

В России есть больше 150 кризисных центров, но лишь некоторые по-настоящему активны и широко известны. Женская мизогиния, виктимблейминг, дефицит солидарности между активистскими и феминистскими сообществами и внутри этих сообществ — всё это ведет к разобщенности. Однако обусловленные коронавирусом карантинные меры, усугубив проблему домашнего насилия, также подтолкнули российских активистов к совместным усилиям и объединению скудных ресурсов. Давление со стороны консервативных сил и угрозы, с которыми сталкиваются активисты, особенно на Северном Кавказе, также требуют большей солидарности, в том числе солидарности между правозащитниками и феминистскими активистами.

Основные выводы конференции
В рамках шести круглых столов обсуждались сложные и очень разные вопросы, но несколько ключевых тем неоднократно прозвучали в ходе всей конференции.

Участники обратили внимание на то, как важно вовлекать и исследователей, и практиков в общий разговор о проблемах женщин в России и мире. Нередко практики из разных сфер критикуют ученых за отрыв от реальности, а в случае России независимые политические деятели поднимают вопрос о неформальной политике, в которой решения принимаются за пределами предназначенных для этого институтов, поскольку данный феномен может ускользать от взгляда исследователей. В данном случае сокращение разрыва между наукой и практикой означало бы, что исследователи уделят больше внимания нестандартным чертам российской политической системы, а политики позаимствуют некоторые из научных подходов и терминов, чтобы лучше понимать и описывать реальность, в которой живут и работают.

Вовлекая в разговор и исследователей, и практиков, важно также создавать возможности для встреч разных поколений феминисток и активисток. На различных этапах советской и постсоветской истории были свои заметные феминистские группы и видные активистки феминистского движения, и сегодняшние ученые и активисты — это не первое поколение, изучающее и продвигающее идеи феминизма в России, но возникает ощущение, что новое поколение активистов не всегда хорошо знакомо с успехами и вызовами прошлого. Этот пробел в знаниях можно частично объяснить тем фактом, что многие постсоветские центры гендерных исследований не пережили российского консервативного поворота. Советский и постсоветский опыт требует анализа, и есть явная потребность переосмыслить российскую историю и вспомнить первые феминистские организации и тех людей, которые заложили фундамент для работы сегодняшних ученых и активистов.

Межпоколенческий диалог «ветеранов» российского женского движения и новых мыслителей и деятелей может и должен дополняться международным диалогом российских, европейских и американских исследователей и практиков. Несмотря на различия между двумя обществами и политическими системами, Россия и США подчас сталкиваются с одними и теми же вызовами в том, что касается женской повестки, и могли бы учиться на опыте друг друга.

В российском случае также чрезвычайно важно не ограничиваться Москвой и Санкт-Петербургом, а обращаться к широкому спектру региональных контекстов и смотреть на ситуацию с точки зрения разных регионов. В конференции Института Кеннана приняли участие российские эксперты и активисты из Иванова, Махачкалы, Нижнего Новгорода, Самары, Смоленска, Томска и Твери, но более широкий географический охват сделал бы этот разговор более представительным. Более того, как отметила одна участница, было бы полезно опереться на опыт исследований Холокоста и дополнить картину голосами непосредственных участников и очевидцев обсуждаемых ситуаций – например, клиенток кризисных центров или бывших женщин-заключенных, которые стали активистками.

Нельзя сформировать всеобъемлющее представление о проблемах женщин, не поместив эти проблемы в соответствующий национальный и исторический контекст. В российском случае это значит обратиться к опыту дореволюционной России, при этом понимая советскую специфику и постсоветскую трансформацию, а также сложный этнический и конфессиональный состав современного российского общества и особенности сегодняшней политической системы и режима. Эволюция российского феминизма в течение последних тридцати лет и трансформация феминизма в «нон-феминизм» и постфеминизм так же интересны, как и более глубокие исторические корни современной повестки.

Многие из озвученных на конференции проблем имеют системный характер и выходят за рамки женской повестки, их решение требует культурного сдвига и политической трансформации. Российский консервативный поворот смещает внимание с экономического кризиса и растущего неравенства к статусным тревогам и отрицательно сказывается и на традиционной, и на интерсекциональной феминистских повестках. Некоторые феминистские и женские организации, которые раньше воспринимались как нормальная часть гражданского общества, сейчас отвергаются широкой общественностью. И хотя нельзя сводить борьбу за права женщин к борьбе против конкретной политики и законодательных инициатив государства, Россия представляет собой интересный случай, на примере которого можно изучать мотивацию и стратегии активизма и социальные изменения в авторитарном контексте.

Учитывая широкий спектр обсуждаемых тем и интерес участников к работе друг друга, есть явная потребность продолжать разговор и подробно обсуждать отдельные вопросы в более узком кругу в ходе встреч в Интернете и реальной жизни. Одна из идей, озвученных при подведении итогов, заключалась в том, чтобы создать закрытое онлайн-пространство, внутри которого эта группа исследовательниц, активисток и практиков могла бы поддерживать постоянную связь, обмениваться информацией и обсуждать возможные совместные проекты.

Другой идеей, которую озвучили и коротко обсудили участники, была идея книги об истории советского и российского женского движения. Исходя из выводов конференции, в рамках такого проекта следует представить исторический обзор, осмыслить опыт первых советских феминисток, которых не принимали даже другие диссиденты, найти то, что осталось от архивов и библиотек феминистских организаций и центров гендерных исследований, и взять интервью у еще живых мыслительниц и активисток позднесоветского и раннего постсоветского периода, которые подготовили почву для сегодняшней работы. В число авторов такой книги должны войти и молодые исследовательницы и активистки, что позволит преодолеть поколенческий разрыв и обеспечить преемственность российского женского движения.

Из-за временных ограничений участникам пришлось в ходе дискуссий обойти вниманием целый ряд проблем, существующих внутри самого феминизма и активизма, но удалось коснуться сложных отношений между ними. Не секрет, что, несмотря на недавний всплеск интереса к феминизму, само это слово имеет отрицательные коннотации в России. Активистки часто сами избегают этого ярлыка, даже если их практическая работа отражает идеи феминизма. Тем не менее, как подчеркнули многие участники конференции, ключ к успеху — в солидарности, включая солидарность поверх гендерных и идеологических границ. Можно утверждать, что пришло время активисткам принять феминизм, мужчинам — стать подлинными союзниками в борьбе за права женщин, а феминисткам – присоединиться к борьбе за более широкие социальные перемены.


Влияние гендерных различий на функциональный и когнитивный статус, состояние физического здоровья и распространённость изменений, указывающих на гериатрические синдромы, у лиц в возрасте 60–64 года | Онучина

1. Рогачева Т.В. Влияние гендерных особенностей на здоровье. Сибирский медицинский журнал. 2012, 44: 23-30.

2. Андреев Е.М., Школьников В.М. Продолжительность здоровой жизни. Вопросы статистики. 2002; 11: 16-21.

3. Maccoby Е., Jacklin C. The psychology of sex differences. Stanford, CA: Stanford University Press, 1974.

4. Шарвадзе Г.Г., Поддубская Е.А., Мамедов М.Н. Междисциплинарный подход к диагностике и лечению возрастного гипогонадизма, ассоциированного с сердечно-сосудистыми заболеваниями. Архив внутренней медицины. 2014; 1(15): 2-7.

5. Мамедов М.Н., Чепурина Н.А. Суммарный сердечно-сосудистый риск: от теории к практике. Под ред. Р. Г. Оганова. — М, 2007.

6. Оганов Р.Г., Масленникова Г.Я. Гендерные различия кардиоваскулярной патологии Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2012; 11(4): 101-104.

7. Чазова И.Е., Жернакова Ю.В., Ощепкова Е.В., Шальнова С.А., Яровая Е.Б., Конради А.О., Бойцов С.А. от имени участников исследования. Распространенность факторов риска сердечно-сосудистых заболеваний в российской популяции больных артериальной гипертонией (исследование ЭССЕ РФ-2012). Кардиология. 2014; 10: 4-12.

8. Подзолков В.И., Брагина А.Е., Родионова Ю.Н., Панферова Е.К. Гендерные особенности ренин-ан-гиотензин-альдостероновой системы у пациентов с артериальной гипертензией. Рациональная фармакотерапия в кардиологии. 2010; 6(3): 306-10.

9. Рекомендации по лечению артериальной гипертонии. ESH/ESC 2013. Российский кардиологический журнал. 2014; 105 (T.1): 7-94.

10. Podsiadlo D., Richardson S. The timed ‘Up & Go’: A test of basic functional mobility for frail elderly persons. J Am Geriatr Soc. 1991; 39 (№ 2): 142-148.

11. Karpman C. et al. Measuring gait speed in the out-patient clinic: methodology and feasibility. Respir Care. 2014; 59 (№ 4): 531-537.

12. Шашкин К.А., Шапиро Д.М., Валеев Н.М. Оценка двигательных возможностей инвалидов пожилого возраста, страдающих остеохондрозом позвоночника. Теория и практика физической культуры. 2002; 7: 20-21.

13. Mahoney F., Barthel D. Functional evaluation: the Barthel Index. Maryland State Medical J. 1965; 14: 61-65.

14. Lawton M.P. Scales to measure competence in everyday activities. Psychopharmacology bulletin. 1988; 24 (№ 4): 609-614.

15. Рекомендации по ведению больных с метаболическим синдромом. Под редакцией Чазовой И.Е, Недогода С.П. и соавт. Клинические рекомендации. М., 2013. https://cardioweb.ru/klinicheskie-rekomendatsii

16. Levey A.S., Stevens L.A., Schmid C.H. et al. A New Equation to Estimate Glomerular Filtration Rate. Ann Intern Med. 2009; 150 (№ 9): 604-612.

17. Ткачёва О.Н., Рунихина Н.К., Котовская Ю.В. и др. Диагностика, профилактика и лечение старческой астении и других гериатрических синдромов. Методическое пособие. М.; 2017; 138 с.

18. Guigoz Y., Vellas B., Garry P.J. Mini Nutritional Assessment: a practical assessment tool for grading the nutritional state of elderly patients. Facts Res Gerontol. 1994; 2: 15-59.

19. Nasreddine Z.S., Phillips N.A., Bedirian V. et al. Montreal Cognitive Assessment, MoCA: a brief screening tool for mild cognitive impairment. J Am Geriatr Soc. 2005; 53: 695-699.

20. Sheikh J.I., Yesavage J.A. Geriatric Depression Scale (GDS): Recent evidence and development of a shorter version. Clinical Gerontologist. 1986; 5: 165-173.

21. van Reenen M., Janssen B. EQ-5D-5L User Guide — Basic information on how to use the EQ-5D-5L instrument. Version 2.1. 2015 (October).

22. Остапенко В.С., Рунихина Н.К., Ткачёва О.Н., Шарашкина Н.В. Инструменты скрининга синдрома старческой астении в амбулаторной практик. Успехи геронтологии. 2016; 2 (T.29): 306-312.

23. Кон И.С. Мужчина в меняющемся мире. М.: Издательство Время; 2009.

24. Gohlke-Barwolf C. Coronary artery disease — is menopause a risk factor? Basic Res Cardiol. 2000; 95 Suppl. 1: 77-83.

25. Шарвадзе Г.Г., Курбатов Д.Г., Поддубская Е.А., Мамедов М.Н. Андроген-дефицитное состояние и сердечно-сосудистые заболевания: актуальные вопросы коморбидности в клинической практике. Рациональная Фармакотерапия в Кардиологии. 2010; 6(4).

26. Goodman-Gruen D., Barrett-Connor E. Sex differences in the association of endogenous sex hormone levels and glucose tolerance status in older men and women. Diabetes Care. 2000; 23 (7): 912918. https://doi.org/10.2337/diacare.23.7.912

27. Akahoshi M., Soda M., Nakashima E., et al. Effects of age at menopause on serum cholesterol, body mass index, and blood pressure. Atherosclerosis. 2001; 156: 157-63.

28. Mendelsohn M.E., Karas R.H. The protective effects of estrogen on the cardiovascular system. N Engl J Med. 1999; 340: 1801-11.

29. Kim E.S, Menon V. Status of women in cardiovascular clinical trials. Arteriosclerosis, Thrombosis, and Vascular Biology. 2009; 29: 279-283.

30. Brundtland G.H. Mental health in the 21st century. Bulletin of the World Health Organization. 2000; 78 (4): 411.

31. Мартинчик А.Н., Батурин А.К., Кешабянц Э.Э., Пескова Е.В. Гендерные и возрастные особенности и тенденции распространения ожирения среди взрослого населения России в 1994-2012 гг. Вопросы питания. 2015; 3 (84): 50-57.

32. Svartberg J., Muhlen D., Sundsfjord J., Jorde R. Waist Circumference and Testosterone Levels in Community Dwelling Men. The Troms0 Study. European Journal of Epidemiology. 2004; 19 (Issue 7): 657-663.

33. Дедов И.И., Шестакова М.В., Галстян Г.Г. Распространённость сахарного диабета 2 типа у взрослого населения России (Исследование NATION). Сахарный диабет, 2016; 19(2): 104-112.

34. Muller M., van den Beld A.W., Bots M.L. et al. Endogenous sex hormones and progression of carotid atherosclerosis in elderly men. Circulation. 2004; 109 (№ 17): 2074-2079.

35. Phillips G.B., Pinkernell B.H., Jing T.Y. The association of hypotestosteronemia with coronary artery disease in men. Arteriosclerosis Thromb. 1994; 14 (№ 5): 701-706.

36. Svartberg J., Jenssen T., Sundsfjord J. et al. Association of endogenous testosterone with blood pressure and left ventricular mass in men. The Tromso Study. Eur. J. Endocrinol. 2004; 150 (№ 1): 65-71.

37. Хрестоматия феминистских текстов. Переводы. Под ред. Здравомысловой Е., Темкиной А. СПб: издательство Д. Буланин; 2001: 251-279 [Коннелл Р. Современные подходы].

38. Орлов А.В., Ротарь О.П., Бояринова М.А., Алиева А.С., Дудорова Е.А., Колесова Е.П., Могучая Е.В., Паскарь Н.А., Солнцев В.Н., Баранова Е.А., Конради А.О. Гендерные особенности распространенности поведенческих факторов риска у жителей Санкт-Петербурга. Вестник РАМН. 2015; 70 (5): 585-591. DOI: 10.15690/vramn.v70.i5.1446.

39. Jette A.M., Branch L.G. The Framingham Disability Study: II. Physical disability among the aging. Am J Public Health. 1981; 71(11): 1211-1216.

Электронный научный архив ТПУ: Гендерный статус женщины в Республике Корея: история и современность


Please use this identifier to cite or link to this item: http://earchive.tpu.ru/handle/11683/40265

Title: Гендерный статус женщины в Республике Корея: история и современность
Authors: Чудайкина, Елена Вадимовна
metadata.dc.contributor.advisor: Трубникова, Наталья Валерьевна
Keywords: Корейский полуостров; гендерный статус женщины; гендер; конфуцианство; социальная структура; религии в Корее; Республика Корея; Korean peninsula; gender status of women; gender; confucianism; social structure; religion in Korea; The Republic of Korea
Issue Date: 2017
Citation: Чудайкина Е. В. Гендерный статус женщины в Республике Корея: история и современность : бакалаврская работа / Е. В. Чудайкина ; Национальный исследовательский Томский политехнический университет (ТПУ), Институт социально-гуманитарных технологий (ИСГТ), Кафедра истории и философии науки и техники (ИФНТ) ; науч. рук. Н. В. Трубникова. — Томск, 2017.
Abstract: Цель работы — определение гендерного статуса женщины в период традиционного общества и его трансформацию вплоть до настоящего времени. Объект исследования образуют социокультурные трансформации корейского общества. Предмет исследования — представляет эволюция гендерного статуса корейской женщины. Полученные в результате исследования выводы позволяют рассмотреть статус корейской женщины в разных сферах общественной жизни, проследить эволюцию корейского общества с упором на гендерные различия, а также увидеть перспективы положения женщины в корейском обществе.
The purpose of this study is to determine the gender status of women in the period of traditional society and to define its transformation up to the present time. The object of research is formed by the sociocultural transformations of Korean society. The subject of the study is the evolution of the gender status of the Korean woman. The findings of the study allow us to examine the status of the Korean woman in various spheres of public life, to follow the evolution of Korean society with an emphasis on gender differences, and to see the prospects for the status of women in Korean society.
URI: http://earchive.tpu.ru/handle/11683/40265
Appears in Collections:Выпускные квалификационные работы (ВКР)

Items in DSpace are protected by copyright, with all rights reserved, unless otherwise indicated.

Введение. Социальная конструкция гендера и гендерная система в России

Здравомыслова Е., Тёмкина А. Введение. Социальная конструкция гендера и гендерная система в России // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период. Сб. научных статей / Под ред. Здравомысловой Е., Тёмкиной А. СПб.: ЦНСИ, 1996. Труды. Вып. 4. С. 5—13.

Все исследования, включенные в данный сборник, посвящены проблеме участия женщин в общественной политической жизни в современной Росссии. Рассматривая мотивацию и сценарии приобщения российских женщин к политической деятельности, благотворительности, диссидентскому и феминистскому движению, мы тем самым реконструируем гендерную культуру, усвоенную и создаваемую этими женщинами в течение их жизненного пути. Это гендерная культура (или гендерная система) “общества развитого социализма”, доминировавшая в России до последнего времени.

Итак, на самом деле макро-задачей группового исследовательского проекта является амбициозная попытка реконструировать некоторые элементы гендерной культуры на основе эмпирических исследований, что не делалось до настоящего времени. Хотя в современной российской феминистской литературе сформулирована задача воссоздания гендерной культуры, доминировавшей в советской России (Айвазова 1991, Воронина 1988, 1990, Клименкова 1993, Посадская 1993, Posadskaya, A. and E. Waters 1995, Lissyutkina L. 1993 и пр.), однако, насколько нам известно, эмпирических исследований на эту тему до сих пор не было проведено. Мы попытаемся начать исследования в этой области на основе изучения разных сюжетов и аспектов гендерной социализации и гендерной системы.

Теория

Методологической основой данных исследований стали две концепции: теория социальной конструкции гендера и теория гендерной системы. Если первый подход рассматривает динамическое измерение гендерной культуры — процесс ее создания и воспроизводство в процессе социализации; то вторая концентрируется на гендерном измерении социальной структуры общества. Таким образом теория социальной конструкции гендера позволяет изучать представляет диахронический аспект культуры: а концепция гендерной системы — синхронический.

Для начала определим понятия, которыми мы пользуемся и которые пока еще не стали конвенциональными в отечественной социологии.

Гендер (gender), который часто называют социальным полом в отличие от биологического пола (sex), рассматривается как одно из базовых измерений социальной структуры общества наряду с классовой принадлежностью, возрастом и другими характеристиками, организующими социальную систему. “Гендер” — это социальный статус, который определяет индивидуальные возможности образования, профессиональной деятельности, доступа к власти, сексуальности, семейной роли и репродуктивного поведения. Социальные статусы действуют в рамках культурного пространства данного сообщества. Это означает, что гендеру как статусу соответствует гендерная культура.

Поясним нашу позицию.

Мы солидарны с теми социологами, которые рассматривают гендер как социальный конструкт (Lorber, Farrell 1991). В основе данного конструкта лежат три группы характеристик: биологический пол; поло- ролевые стереотипы, распространенные в том или ином обществе; и так называемый «гендерный дисплей» — многообразие проявлений, связанных с предписанными обществом нормами мужского и женского действия и взаимодействия (нормами трудно вычленимыми «замыленным глазом» из общего культурного контекста).

Мы используем здесь понятие “гендер”, несмотря на всю противоречивость иностранного, феминистского и неоднозначного термина в российском дискурсе. Сложности использования этого термина бесконечно обсуждаются не только здесь, но и в западной литературе (напр., Braidotti 1994). Мы согласны с критикой данного термина проф. И. Коном, однако, не считаем возможным заменить термин «гендер» словосочетанием «поло-ролевые стереотипы» или «поло-ролевая культура». Гендер не исчерпывается понятием роли или совокупности ролей, предписанных обществом по признаку пола. Именно поэтому И. Гоффман ввел в свое время понятие гендерного дисплея, т.е. множества проявлений культурных составляющих пола (Goffman 1976: 69). Множественные размытые, зачастую незамечаемые культурные коды, проявляющиеся в социальном взаимодействии — суть гендерный дисплей.

Гендер — это измерение социальных отношений, укоренное в данной культуре. В нем есть элементы устойчивости и элементы изменчивости. В каждом обществе, особенно многокультурном и многонациональном, необходимо иметь в виду гендерное разнообразие. Это означает, что предписания и исполнения, соответствующие мужественности и женственности, могут быть различны для разных поколений, разных этно-культурных и религиозных групп, разных слоев общества. Для России такой подход также имеет смысл.

В данном исследовательском проекте мы представляем ту гендерную культуру, которая воспроизводится среди российского образованного класса крупных городов. При этом мы придерживаемся двух теоретических подходов — теории социальной конструкции гендера и теории гендерной системы. Изложим основные положения названных выше теорий.

Основное положение теории социальной конструкции реальности (и социальной конструкции гендера как ее варианта) заключается в том, что индивид усваивает культурные образцы (паттерны) в процессе социализации, продолжающемся в течение всей жизни. Период первичной социализации связан в основном с бессознательными и пассивными механизмами усвоения культуры, в то время как вторичная социализация предполагает большую включенность когнитивных механизмов и возможность творческого преобразования среды. По данным психологов, гендерная идентичность — константа — формируется у детей в возрасте 5-7 лет, а в дальнейшем идет ее развитие и содержательное насыщение за счет опытов и практик (Spence 1984).

Важнейшим этапом вторичной социализации является возраст между 17 и 25 годами, когда, по словам К.Манхейма, формируется мировоззрение личности и ее представление о собственном предназначении и смысле жизни. Это период юности, в течение которого усваивается опыт поколения. События, пережитые и осмысленные в этом возрасте, становятся базовыми детерминантами ценностной доминанты (Mannheim 1952).

Значимость агентов социализации на разных этапах жизненного пути различна. В период младенчества и детства (первичной социализации) главную роль играют семья, группы сверстников, соответствующие средства массовой информации, школа, “значимые другие”. В дальнейшем в период вторичной социализации, когда «уже социализированный индивид входит в новые сектора объективного мира своего общества» (Giddens 1994: 80), особенно значимы образовательные институты (учебные заведения), сообщества, средства массовой информации (Бергер и Лукман 1995: 213). Именно здесь формируется cреда, которую восприемлет индивид, с которой он себя идентифицирует и существование которой он поддерживает.

Для нашего подхода чрезвычайно значимо понятие ресоциализации. По определению Гидденса, это процесс, в результате которого происходит разрушение ранее усвоенных норм и образцов поведения, вслед за которым идет процесс усвоения или выработки иных норм. Как правило, ресоциализация происходит в связи с попаданием в критическую и нерелевантную прежним нормам ситуацию. Такая ситуация может быть связана с вхождением в соответствующую среду в юношеском возрасте. Но для нас особенно важно, что ресоциализация, в том числе в отношении гендера, наиболее вероятна в период современной трансформации в России. В процессе ресоциализации возникают новые нормы (эмержентные нормы — Turner, Killian 1957), которые регулируют социальное взаимодействие в новых условиях.

Итак, в процессе социализации и ресоциализации происходит воспроизводство и развитие гендерной культуры сообщества. Социализация конструирует гендер личности и сообщества, к которому данная личность принадлежит. Изучая социализационные процессы, мы работаем в диахроническом измерении — раскрываем динамику творения и воспроизведения культуры.

Синхронический аспект гендерной культуры мы описываем в терминологии «гендерной системы».

Понятие «гендерная система» включает разнообразные компоненты и по-разному определяется разными авторами. Так, шведская исследовательница Hirdman обозначает гендерную систему как совокупность отношений между мужчинами и женщинами, включая идеи, неформальные и формальные правила и нормы, определенные в соответствии с местом, целями и положением полов в обществе (Hirdman 1991: 190-191). «Гендерная система — это институты, поведение и социальные взаимодействия, которые предписываются в соответствии с полом» (Renzetti & Curran 1992: 14). Кроме термина «гендерная система» используется и термин «гендерный контракт». Гендерная система представляет собой совокупность контрактов.

Гендерная система предполагает гендерное измерение публичной и приватной сферы. Она является относительно устойчивой и воспроизводится социализационными механизмами. Так, например, для «классического капитализма» первой половины 20-го века публичная сфера была преимущественно сферой мужской занятости, в то время как частная сфера — женской. Рыночные ценности диктовали примат публичной — мужской — индустриальной сферы. При этом приватная — женская — домашняя сфера воспринималась как вторичная, второстепенная по значимости, обслуживающая. Соответственно поддерживалась иерархия ролей гендерной системы, которая в феминистской теории обычно называется «патриархатной». Базовым гендерным контрактом был контракт «домохозяйки» (housewife) для женщины и «кормильца» (breadwinner) — спонсора жизни для мужчины.

В постиндустриальном обществе изменяются ценности культуры, в том числе меняется гендерная система. Постепенно классический базовый гендерный контракт вытесняется по крайней мере для среднего класса контрактом «равного статуса» (equal status), в соответствии с которым на смену иерархии патриархата приходит выравнивание положения прав и возможностей мужчин и женщин как в публичной сфере (политика, образование, другие профессии, культурная жизнь), так и в приватной сфере (ведение домашнего хозяйства, воспитание детей, сексуальность и пр.) (Hirdman 1991: 19-20).

Наша исследовательская задача заключается в том, чтобы изучить как работают диахроничекий и синхронический подходы к гендерной культуре в российском контексте.

В исследованиях, представленных в данном сборнике, мы интересовались главным образом положением женщины, но это не есть идеология нашего подхода, мы вполне сознаем, что для реконструкции гендерной культуры необходимо не менее пристальное внимание к положению мужчин и к отношениям гендерного и полового взаимодействия. Но мы только в начале пути.

Как конструируется гендерная идентичность образованного класса в России советского периода? Вплоть до самого последнего времени различались воспитательные модели для девочек и мальчиков из интеллигентных семей. Подготовка девочек к будущей роли “работающей матери”осуществлялась как в семье в период первичной социализации, так и в дошкольных детских учреждениях, позднее в школе, в общественных детских организациях (пионерская и комсомольская организации). Постоянно воспроизводилась двойная ориентация — на материнство и связанное с ней супружество, с одной стороны, и на активность в публичной сфере и, прежде всего, в сфере профессионального труда, с другой. Исследования детской литературы (Gerasimova, Troyan, Zdravomyslova 1996), интервью с родителями и воспитателями дошкольных учреждений, так же как биографические интервью указывают на то, что доминирующий образ женственности предполагает то, что в другом месте мы назвали “квазиэгалитарным» стереотипом — вспомогательная, но важная роль на службе и материнское предназначение. Именно это наблюдали женщины в своих семьях, где большинство респонденток говорит о работающих матерях и бабушках; читали сказки, где не столько дом был миром Василисы Прекрасной, но и мир становился ее домом. При этом дискриминирующие паттерны, характерные для всякого индустриального общества, воспроизводились, но в камуфлированном виде. Для советского социализма зафиксировано общественное разделение труда по признаку пола, где женщины были заняты в менее престижных и менее оплачиваемых отраслях связанных с функцией социальной заботы. Социализация во многом связана с механизмами произвольного и бессознательного усвоения общественных норм, поэтому ее результаты не воспринимаются как дискриминация, если нет обстоятельств, приводящих к ресоциализации. Укажем на специфические агенты гендерной социализации в советской России.

Роль семьи оказывается весьма специфичной. Это семья, где, как правило, работают оба родителя, и в которой необходимо исполнение роли бабушки. Бабушка — это не родственник, а определенная функция, которую могут выполнять различные родственники, близкие люди или оплачиваемые няни. Эта роль зафиксирована в мифологеме об Арине Родионовне — няне Пушкина. Бабушка — это мощный фактор воспитания и транслятор традиционной культуры.

Мать при этом, как правило, работающая мать, а отец — часто депривированный субъект .

В формировании образа женственности большее значение до сих пор играет детская литература и детское чтение. Этот тезис для нас чрезвычайно важен, особенно при сравнении с западной культурой, где чтение детям вслух не столь распространенная практика воспитания. То, что читается детям вслух, как показывают исследования, проведенные с нашим участием, воспроизводит разнообразные ролевые стереотипы. При том, что гендерный дисплей однозначно и грубо идентифицирует мужественность и женственность, однако ролевое наполнение не соответствует классически патрархатному разделению ролей. Сильная и доминирующая мать — архаическая богиня и царевна и старинных русских сказок, которая выполняет «мужские роли» и может переодеваться в мужские платья — это героиня русского фольклора (Gerasimova, Troyan, Zdaravomyslova 1996; Hubbs 1988).

Детский сад — важный агент социальной конструкции гендера. Это учреждение необходимо для воспроизведения и поддержания гендерной системы России. Методические рекомендации по дошкольному воспитанию и профессиональный ежемесячный журнал “Дошкольное воспитание” могут стать специфическим предметом исследования, так же как установки и практики воспитания. При том, что эксплицитно не существовало никакого дифференцированного воспитания по признаку пола, имплицитно оно присутствовало в детских играх, прежде всего ролевых и сюжетных.

Вторичная социализация в школе и в общественных коммунистических организациях также определяла гендерную систему в России. Особую роль следует уделить в дальнейшем исследовании специфическому “спонтанному” сексуальному воспитанию, агентами которого были сверстники или старшие братья и сестры, но не специалисты и не родители. Это и привело к тому, что И. Кон называет сексистским бесполым обществом (Kohn 1995).

Мы подчеркиваем, что социальная конструкция гендера различна для разных социальных классов (cтрат), разных этносов и религиозных групп. До сих пор наш исследовательский интерес ограничивается европейской городской Россией и ее образованным классом (интеллигенцией). Однако, стоит отметить, что унификационная политика решения “женского вопроса”, проводимая советским государством, привела к определенной однородности институтов, обеспечивающих формирование гендерной идентичности в советском обществе.

Разнообразие усиливается сейчас в процессе быстрых социальных изменений.

Все эти, как и другие агенты социальной конструкции гендера способствовали формированию гендерной системы России.

Мы утверждаем, что в советской культуре доминировал тип гендерного контракта, который можно назвать «контрактом работающей матери» (Rotkirch, Temkina 1996). Этому соответствует и социализационный паттерн работающей матери и общественное разделение труда, поддерживавшееся политикой партии-государства. Повторим еще раз, что такой гендерный контракт подразумевает обязательность “общественно-полезного” труда в советском обществе и “обязательность” выполнения миссии материнства как женского природного предназначения.

Особенностью советской и постсоветской гендерной системы является сочетание в ней эгалитарной идеологии женского вопроса, квази-эгалитарной практики и традиционных стереотипов.

Исторические традиции

Традиционные идеалы и квази-эгалитарная практика уходят корнями в российскую (предсоветскую) историю. Традиционное доиндустриальное общество бессмысленно описывать в категориях частной и общественной сфер. Это разделение характеризует процесс модернизации. Женщина в традиционном обществе, выполняя роли хозяйки, матери, занимаясь сельскохозяйственным трудом, не выходит при этом за пределы “своего дома” как своего хозяйства. Социальная роль и влияние женщины в традиционном обществе оценивается как чрезвычайно значимые. Рудименты этой роли сохранились в условиях советского типа модернизированного общества.

В России также запаздывало формирование среднего класса, буржуазии и буржуазных ценностей, которые в Европе лежали в основе сочетания практики и идеала домашней хозяйки, разделения сфер жизни по гендерному признаку: общественная публичная (public) = мужская, частная или приватная (private)= женская. (Engel 1986: 6-7, см. также Glikman 1991, Edmondson 1990, Stites 1978). Традиционные образцы гендерного поведения сочетались с модернизированными.

Гендерная система, окончательно сложившаяся в России (СССР) в 30-е годы, соединила радикальные марксистские и традиционные российские ценности. Вовлечение женщины в производство за пределами семьи в сочетании с традиционными ценностями (Clements 1989: 221, 233) легло в основу доминирующего гендерного контракта.

Доминирующий гендерный контракт

В соответствии с наиболее распространенным — доминирующим -гендерным контрактом женщине предписывалось работать и быть матерью. Однако в деятельности вне дома, формально и неформально обязательной для советской женщины, не предписывалось стремления к карьере. Последнее обстоятельство особенно распространялось на женского участие в политической сфере. Политика считалась и считается мужским делом; хотя «нормативно» низкая политическая активность женщин имеет в советском обществе и особые причины. При участии в политике, которое было обеспечено официальными квотами, предполагалось воспроизведение традиционной женской роли — социальной защиты. Вопросы семьи, материнства и детства — были основными предметами политической деятельности женщин. Таким образом гендерный контракт воспроизводился и на политическом уровне. Такой феномен мы наблюдаем только в России. В 1960-е годы, когда впервые стало фактом массовое участие женщин в политической деятельности в Скандинавии — “социальное материнство” стало сферой их политической деятельности.

Оценка сфер политической деятельности, за которые несут ответственность, женщины как второстепенных, относительна. В современном обществе благосостояния вопросы здравоохранения, социального обеспечения, экологии выдвигаются на передний план в связи изменением ценностей постиндустриального общества. Соответственно оказывается, что женщина ответственна за важнейшие сферы.

Специфика гендерного контракта “работающая мать” заключается не только в том, что предполагается участие женщин в общественно полезном труде и контролируемой общественной деятельности, но и в специфике ее роли в приватной сфере социалистического общества. Частная сфера имела особый характер при социализме. Именно эта сфера своеобразно компенсировала отсутствие свободной общественной сферы, и именно здесь женщина была традиционно доминирующей. Советский тип модернизации предполагал изменение роли в приватной сфере таким образом, что она являлась личностно чрезвычайно значимой, затруднялся ее контроль со стороны авторитарного государства, и потому она становилась ареной квази-общественной жизни. Роль женщины в советском обществе напоминает ее роль в традиционных аграрных культурах, где гендерная роль традиционна, но важна настолько, что зачастую такую гендерную систему называют матриархатом. Традиционная советская «кухня» — сфера женского доминирования — была символом свободы и интеллектуальной жизни. Особенно ярко это видно в исследовании открытых домой диссидентов, приведенном в данном сборнике (Чуйкина 1996) (см. также Lissyutkina 1993:276). По словам других исследователей, в условиях государственного социализма значимой была не дихотомия общественное / частное, а дихотомия государство / семья, когда семья являлась эрзацем общественной (публичной) сферы, представляя собой анти-государство и сферу свободы (Havelkova 1993).

Кроме того в условиях тотального дефицита частная сфера была сферой особой деятельности по организации повседневной жизни, где доминировала cистема отношений “взятка-блат”, система государственного распределения и привилегий отдельных групп. Эта деятельность требовала специальных навыков, организационных и коммуникативных умений, где также очевидно гендерное измерение.

Женский активизм

Итак, социальная конструкция гендера в России и соответствующая ему гендерная система предполагают высокую степень социального активизма женщин. При этом следует иметь ввиду, что этот активизм имеет гендерную специфику — он воспроизводит существующие гендерные стереотипы, как это показано в случае участия женщин в благотворительности и, отчасти, в политической деятельности. Также в процессе участия происходит ресоциализация — изменение гендерных стереотипов, как мы это видим в случае феминистского движения.

Гендерная идентичность, основанная на эссенциалистской идеологии женского предназначения, может стать важным фактором мотивации участия в некоторых видах общественных движений, таких как, например, благотворительные, женские — материнские и др. Гендерная идентичность, основанная на отказе — явном или скрытом — от традиционной роли, может стать идейным мотивом участия в разнообразных формах феминизма (радикального, эмансипационного, либерального, и др.).

Метод

Для изучения культуры (в том числе гендерной), особенно той, в рамках которой исследователи существуют сами, необходим специфический культурно чувствительный инструментарий, который обеспечит как бы “взгляд со стороны”. Мы считаем, что одним из таких методов может быть биографическое нарративное интервью. В ходе него рассказчик-респондент представляет нарративы о собственной жизни, где этап за этапом возникают картины практик обыденной жизни. Несомненно, что всякий такой рассказ идеологизирован. Ясно также, что ресоциализация предполагает особенное внимание к идеологической окраске рассказа (это очевидно в нарративах феминисток). Тем не менее, если исключить участвующее наблюдение и анализ материально-вещной среды (символов культуры) анализ текстов таких интервью, особенно нарративов, описывающих конкретные практики, является, пожалуй единственным способом воссоздать уже уходящую культуру.

Литература

Бергер П. и Т. Лукман. 1995. Социальное конструирование реальности. М. “Медиум”.

Айвазова С. 1991. Идейные истоки женского движения в России // “Общественные науки и современность” N4, с. 125-132

Воронина О. 1988. Женщина в мужском обществе // Социологические исследования. 1988. N2.

Воронина О. 1990. Женщина — друг человека? Образ женщины в массмедиа // Человек. N5.

Клименкова Т. 1993. Перестройка как гендерная проблема. В сб: M. Liljestrom et al. (Eds.) Gender Restructuring in Russian Studies. Tampere. Pp. 155-162.

Кон И.С. 1993. Устные лекции в Центре гендерных проблем. СПб.

Посадская А. 1993. Интервью в журнале “Огонек” #38.

Римашевская Н. М. (отв. ред.) 1991. Женщины в обществе : реалии, проблемы, прогнозы. М. Наука.

Римашевская Н. М. (отв. ред.) 1992. Женщины в меняющемся мире. М. Наука.

Чуйкина C. 1996. Участие женщин в диссидентском движении // В этом сбонике

Braidotti, R. 1994. Nomadic Subjects. N.Y., Columbia University Press.

Clements, B.E. 1989. The Birth of the New Soviet Woman. In: Gleason A., ed. et al. Bolshevik Culture. Bloomington. Indiana Univ.Press.

Edmondson, L. 1990. Women and Society in Russia and the Soviet Union. Cambridge University Press, Cambridge.

Engel, B.A. 1986. Mothers and Daughters: Women of the Intelligentsia in Nineteenth Century Russia. Cambridge. Cambridge University Press.

Gerasimova, K., Troyan, N., Zdravomyslova, E. 1996. Gender Stereotypes in Pre-school Children’s Literature. In: A.Rotkirch and E.Haavio-Mannila (Eds.) Women’s Voices in Russia Today. Dartmouth.

Giddens, A. 1994. Sociology. Polity Press.

Glikman, R. 1991. The Peasant Woman as Healer. In: Clements et al. (Eds.) Russia’s Women: Accomodation, Resistance, Transformation. Berkeley, University of California Press.

Goffman, E. 1976. Gender Display // Studies in the Anthropology of Visual Communication. #3, pp.69-77.

Havelkova, H. 1993. A Few Prefeminist Thoughts. In: Funk, N. & Mueller, M. (Eds.) Gender Politics and Post-Communism. NY, L.: Routledge. Pp.62-74.

Hirdman, Y. 1991. The Gender System. In: T. Andreasen, et al. (Eds.) Moving on. New Perspective on the Women’s Movement. Aarhus Univ. Press. Pp. 208-220.

Hubbs, J. 1988. Mother Russia: The Feminine Myth in Russian Culture. Indiana University press.

Kohn, I. 1995. The Sexual Revolution. NY. The Free Press.

Lissyutkina, L. 1993. Soviet Women at the Crossroads of Perestroika. In: Funk N., ed. Gender Politics and Post- Communism. NY, L.: Routledge.

Lorber, S., Farrell, S . (Eds.). 1991. The Social Construction of Gender. Sage Publications.

Mannheim, K. 1952. The Sociological Problem of Generations In: Essays on the Sociology of Knowledge. London.

Posadskaya, A. and E. Waters. 1995. Democracy Without Women IS No Democracy: Women’s Struggle in Postcommunist Rusia. In: A. Base (Ed.) The Challange of Local Feminisms. Wesview Press. Pp. 374-405.

Rotkirch, A., Temkina, A. 1996. The Fractured Working Mother and Other New Gender Contracts in Contemporary Russia // Actia Sociologia. В печати.

Renzetti C. & Curran D. 1992. Women, Men, and Society. Boston: Allyn & Bacon.

Spense, J. 1984. Gender Identity and Its Implications for the Concepts of Masculinity and Femininity. — Nebraska Simposium on Motivation, Vol.32. University of Nebraska. Lincoln and London.

Shlapentokh V. 1989. Public and Private Life of the Soviet People: Changing Values in Post-Stalin Russia. NY: Oxford Univ.Press.

Stites, R. 1978. The Women’s Liberation Movement in Russia. Princeton University Press.

Turner, R. and L.Killian. 1957. Collective Behavior. Englewood Cliffs.

Гендерная идентичность и роли | Женские черты и стереотипы

У нашего общества есть набор представлений о том, как мы ожидаем от мужчин и женщин, чтобы они одевались, вели себя и представляли себя.

Каковы гендерные роли?

Гендерные роли в обществе означают, как мы должны вести себя, говорить, одеваться, ухаживать и вести себя в зависимости от того, какой у нас пол. Например, от девочек и женщин обычно ожидается, что они будут одеваться по-женски и будут вежливыми, любезными и заботливыми.Обычно ожидается, что от мужчин будут сильные, агрессивные и смелые.

В каждом обществе, этнической группе и культуре есть ожидания относительно гендерных ролей, но они могут сильно отличаться от группы к группе. Они также могут со временем меняться в одном и том же обществе. Например, розовый раньше считался мужским цветом в США, а синий считался женским.

Как гендерные стереотипы влияют на людей?

Стереотип — это широко распространенное суждение или предубеждение в отношении человека или группы людей, даже если оно слишком упрощено и не всегда верно.Стереотипы в отношении пола могут привести к неравному и несправедливому обращению из-за пола человека. Это называется сексизмом.

Существует четыре основных вида гендерных стереотипов:

  • Личностные черты. Например, от женщин часто ожидается уступчивость и эмоциональность, а от мужчин — уверенность в себе и агрессивность.

  • Домашнее поведение — Например, некоторые люди ожидают, что женщины будут заботиться о детях, готовить и убирать в доме, в то время как мужчины заботятся о финансах, работают с автомобилем и ремонтируют дом.

  • Профессии — Некоторые люди быстро предполагают, что учителя и медсестры — женщины, а пилоты, врачи и инженеры — мужчины.

  • Внешний вид — Например, ожидается, что женщины будут худыми и изящными, а мужчины — высокими и мускулистыми. Также ожидается, что мужчины и женщины будут одеваться и выглядеть стереотипно для их пола (мужчины в брюках и с короткой стрижкой, женщины в платьях и с макияжем.

Гиперженственность — это преувеличение стереотипного поведения, которое считается женским.Гиперженские люди преувеличивают те качества, которые они считают женскими. Это может включать в себя пассивность, наивность, сексуальную неопытность, мягкость, кокетливость, грациозность, заботу и принятие.

Гипермаскулинность — это преувеличение стереотипного поведения, которое считается мужским. Гипермужные люди преувеличивают качества, которые они считают мужскими. Они считают, что должны соревноваться с другими мужчинами и доминировать над женщинами, будучи агрессивными, мирскими, сексуально опытными, бесчувственными, физически внушительными, амбициозными и требовательными.

Эти преувеличенные гендерные стереотипы могут затруднить отношения между людьми. Гиперженские люди с большей вероятностью будут терпеть физическое и эмоциональное насилие со стороны своих партнеров. Гипермужные люди более склонны к физическому и эмоциональному насилию по отношению к своим партнерам.

Крайние гендерные стереотипы вредны, потому что не позволяют людям полностью выражать себя и свои эмоции. Например, мужчинам вредно чувствовать, что им нельзя плакать или выражать чувствительные эмоции.И женщинам вредно чувствовать, что им нельзя быть независимыми, умными или напористыми. Разрушение гендерных стереотипов позволяет каждому проявить себя как можно лучше.

Как бороться с гендерными стереотипами?

Вы, вероятно, видите повсюду гендерные стереотипы. Возможно, вы также видели или сталкивались с сексизмом или дискриминацией по признаку пола. Есть способы бросить вызов этим стереотипам, чтобы помочь всем — независимо от пола или гендерной идентичности — чувствовать себя равными и ценными как люди.

  • Укажите на это — журналы, телевидение, фильмы и Интернет полны негативных гендерных стереотипов. Иногда людям трудно увидеть эти стереотипы, если на них не указать. Будь этим человеком! Поговорите с друзьями и членами семьи о стереотипах, которые вы видите, и помогите другим понять, насколько сексизм и гендерные стереотипы могут быть вредными.

  • Будьте живым примером. Будьте примером для подражания для своих друзей и семьи. Уважайте людей независимо от их гендерной идентичности.Создавайте безопасное пространство, где люди могут выражать себя и свои истинные качества независимо от гендерных стереотипов и ожиданий общества.

  • Говорите — если кто-то делает сексистские шутки и комментарии, будь то онлайн или лично, бросьте им вызов.

  • Попробуйте. Если вы хотите сделать что-то, что обычно не связано с вашим полом, подумайте, безопасно ли это делать. Если вы думаете, что сможете, попробуйте. Люди будут учиться на вашем примере.

Если вы боретесь с полом или гендерной идентичностью и ожиданиями, вы не одиноки. Это может помочь вам поговорить с надежным родителем, другом, членом семьи, учителем или консультантом.

границ | Развитие, но не исправление: история жизни гендерных ролей и гендерного неравенства

Как социальные конструкторы (например, Wood and Eagly, 2012), так и эволюционные психологи (например, Buss and Schmitt, 2011) стремятся выяснить два взаимосвязанных явления, касающихся гендерных отношений: (1) традиционное разделение труда по половому типу («гендерные роли»). ”), При этом женщины служат хранительницами домашнего очага и опекунами, а мужчины — кормильцами и защитниками (Shelton and John, 1996; Alesina et al., 2011), и (2) асимметрия власти между полами в отношении контроля над репродуктивными, экономическими и политическими ресурсами («гендерное неравенство»). Ученые с различных теоретических точек зрения обсуждали отдаленные истоки и непосредственные причины таких гендерных ролей и гендерного неравенства, начиная от врожденных предрасположенностей до исторического построения и от полового отбора (Buss, 1995) до патриархальных социальных структур (Lerner, 1986; Hrdy, 1997). . То, как люди решают такие вопросы, влияет на то, как они устраняют существующее гендерное неравенство.

Настоящая статья пытается объединить теорию истории жизни (Del Giudice et al., 2015) с теорией полового отбора (Andersson, 1994). В нашем отчете утверждается, что гендерные отношения формируются стратегиями жизненного цикла, которые в среднем способствуют нынешнему или будущему репродуктивному успеху людей в различных экологических и социальных средах. Когда во главу угла ставятся репродуктивные цели, ориентированные на настоящее, половой отбор имеет тенденцию преувеличивать половые различия в направлении, благоприятствующем традиционным гендерным ролям.Такая стратегия, ориентированная на настоящее, в сочетании с основанной на доминировании иерархией, сформированной агонистической неограниченной конкуренцией (в первую очередь среди мужчин), может способствовать гендерному неравенству в пользу мужчин. Напротив, когда приоритетом становятся ориентированные на будущее репродуктивные цели, женщины и мужчины освобождаются от традиционных гендерных ролей «женщины как опекуны и мужчины как кормилицы». Стратегия, ориентированная на будущее, также способствует появлению основанных на престиже иерархий, управляемых неагонистической, регулируемой правилами конкуренции, что, в свою очередь, уменьшает асимметрию власти между полами.Следовательно, гендерные отношения рассматриваются как в значительной степени податливые, а не фиксированные, и могут быть систематически объяснены путем изучения взаимодействия между экологической и социальной средой в эволюционной истории человека, культурах, онтогенетических средах и переходных ситуациях. Текущий счет не оправдывает и не натурализует гендерное неравенство, сосредотачиваясь на инвариантных половых различиях, и не рассматривает гендерное неравенство как чисто социально-историческое изобретение. Скорее, мы стремимся расширить существующие эволюционные объяснения и способствовать пониманию зависимых от окружающей среды вариаций гендерных отношений.

Предыдущие теории гендерных отношений

Был предложен ряд объяснений гендерных ролей и гендерного неравенства, начиная от изобретения плуга для интенсивного сельского хозяйства (Alesina et al., 2011) до общего прогресса «модернизации» (например, Inglehart and Baker, 2000). . Эти индивидуально выделенные элементы технологии и исторического процесса, однако, интегрированы или объяснены более обширными теориями, касающимися отдаленных причин гендерных ролей и гендерного неравенства, которые могут быть широко классифицированы в эволюционных психологических концепциях (например,г., Басс и Кенрик, 1998; Buss and Schmitt, 2011) и биосоциальные отчеты (Wood and Eagly, 2002, 2012).

Эволюционные психологи утверждают, что по крайней мере некоторые половые различия в человеческом поведении и психологических предрасположенностях, особенно те, которые связаны с поиском и отбором партнера, объясняются избирательным давлением интерсексуального отбора и внутриполовой конкуренции, вызванным рядом адаптивных проблем (Buss, 1995; Buss и Kenrick, 1998; Puts, 2010). Эти проблемы включают определение репродуктивно ценных партнеров для обоих полов, уменьшение неопределенности отцовства для мужчин и выявление родительских вложений партнеров в потомство для женщин (Buss and Schmitt, 1993; Buss, 1995).Мужчины и женщины сталкиваются с разными проблемами из-за более высокой репродуктивной способности мужчин, что вызывает неравенство в родительских вкладах между полами (Geary, 2000; Archer, 2009). «Решения» сексуального отбора для этих проблем, связанных с полом, считаются ответственными за психологические предрасположенности, относящиеся к брачным отношениям и гендерным ролям (Buss and Schmitt, 2011). Например, конкуренция между мужчинами за приобретение партнера может привести к склонности мужчин к агрессии и принятию риска, в то время как выбор самками защитных самцов с высокими инвестициями может позволить им стать более зависимыми и избегать риска (Archer, 2009; Пуц, 2010).

В то время как разные теории эволюционной психологии различаются по своему акценту на различных процессах полового отбора (например, конкуренция между мужчинами или интерсексуальный отбор), все они утверждают, что половые различия в конечном итоге вызываются отбором наследуемых признаков, а не негенетическими процессами, такими как как социальное обучение (Buss and Schmitt, 2011). Это подтверждается твердым консенсусом в поведенческой генетике, согласно которому почти все психологические и поведенческие черты человека имеют существенное генетическое влияние (Plomin et al., 2016). Более того, самцы и самки сталкиваются с разным давлением полового отбора из-за дифференцированных по полу репродуктивных показателей и затрат (Trivers, 1972; Geary, 2002). Например, наследственность социосексуальности (т.е. интерес к случайному сексу) оказалась выше среди женщин, чем среди мужчин (0,43 против 0,26; Bailey et al., 2000), что указывает на то, что большая сексуальная ограниченность женщин находится под большим влиянием. генетическими факторами. Этот акцент на генетических влияниях часто путают с генетическим эссенциализмом (т.е. относительно поверхностных черт или социальных явлений, определяемых «генами», которые составляют фиксированную «сущность» организмов и социальных категорий; Dar-Nimrod and Heine, 2011), что часто порождает неправильное понимание эволюционной психологии и эволюционных представлений о гендере.

Вопреки этому ошибочному впечатлению, современные эволюционные психологи активно отвергают генетический эссенциализм, признавая негенетические факторы, факторы окружающей среды и фенотипическую пластичность в стратегиях истории человеческой жизни (Geary, 2002).Несмотря на это, ранние эволюционно-психологические гипотезы, связывающие инвариантные процессы полового отбора непосредственно с половыми различиями в спаривании, не учитывают сложные экологические эффекты, включая взаимодействия генов и окружающей среды (Bailey et al., 2000). Также проблематично рассматривать половые различия в спаривании как отражающие функционально различные «модули», не принимая во внимание возможность того, что такие половые различия в спаривании могут быть стратегиями, адаптированными к различным экологическим проблемам, с которыми сталкивается каждый пол.В более поздних эволюционных исследованиях вариаций и половых различий при спаривании учитывались такие факторы, как рабочее соотношение полов, давление патогенов, доступность ресурсов, а также культурный и правовой контекст (например, Gangestad and Simpson, 2000; Schmitt, 2005; Lee and Zietsch , 2011). Однако эти отдельные воздействия окружающей среды на совокупление еще предстоит объединить в одну теоретическую основу и расширить для учета гендерных отношений (Buss and Schmitt, 2011). В результате продолжается «эссенциалистская» критика эволюционных психологических представлений о гендерных отношениях и опасения, что такие представления служат для узаконивания гендерного неравенства (Hrdy, 1997; Wood and Eagly, 2002).

В качестве альтернативы биосоциальная модель Вуда и Игли (2002, 2012) приписывает гендерные роли и гендерное неравенство взаимодействию между «ограничениями и возможностями, налагаемыми физическими характеристиками каждого пола и репродуктивной деятельностью» (Wood and Eagly, 2002, с. 709), а также социальные, технологические и экономические факторы. Они считают, что, поскольку биологические ограничения по признаку пола делают разделение труда по половому признаку более эффективным, чем сотрудничество по признаку пола, мужчины становятся специализированными на квалифицированных занятиях, которые уводят их из дома, в то время как женщины сосредотачиваются на домашних делах.Мужчины достигают более высокого статуса через , монополию на «войну, сельское хозяйство и производственную деятельность», которые создают гораздо больше материальных благ, чем домашний труд (Wood and Eagly, 2002, p. 716). В конце концов, чрезмерное обобщение социальной реальности разделения труда по половому признаку на внутренние характеристики женщин и мужчин посредством «соответствующего вывода» заставляет людей конструировать и рационализировать гендерное неравенство (Wood and Eagly, 2012). Биосоциальная перспектива также явно связывает предпочтения человека в отношении брачных отношений с гендерным неравенством.Однако, в отличие от эволюционных психологических теорий, биосоциальная модель рассматривает сексуальные стереотипные предпочтения партнера как результат социально сконструированных патриархальных систем, а не полового отбора (Eagly and Wood, 1999).

Следовательно, как и эволюционные теории, биосоциальная модель признает существование половых различий. Однако, как и другие социальные конструкционистские теории (например, Hrdy, 1997), он прибегает к социальному конструкционистскому объяснению гендерных отношений и соответствующих психологических диспозиций, основанных на более поздних социально-исторических факторах, таких как патриархальные системы, адаптирующиеся к половым различиям в эффективности участия в рабочей силе ( Вуд и Игли, 2002, 2012).Тем не менее, множество этнографических находок поставили под сомнение эту точку зрения, показав, что многие общества охотников-собирателей, для которых важны биологические ограничения на эффективность участия женщин в рабочей силе, демонстрируют относительно эгалитарные гендерные отношения (например, матрилинейные традиции в обществе собирателей пищи и садоводства на острове Ванатинай). ; Lepowsky, 1993; Agta women hunters; Goodman et al., 1985). Половое неравенство в эффективности участия в рабочей силе также не может объяснить преобладание гендерных ролей в традиционных обществах, которые сильно различаются по вкладу мужчин в существование (Marlowe, 2000), или сохранение сексистских гендерных ролей в современных обществах с минимальным гендерным неравенством в заработках. потенциалы (например,г., Эванс и Дикман, 2009; Ebert et al., 2014). Эти ограничения указывают на то, что биосоциальную модель необходимо дополнить эволюционными механизмами, учитывающими возможность того, что женщины и мужчины приобретают физическую форму в разной степени, придерживаясь неравных гендерных отношений в некоторых средах.

Таким образом, эволюционная психология и биосоциальная модель разделяют некоторые общие взгляды на гендерные отношения, но расходятся во мнениях относительно роли полового отбора и социально-исторических факторов.Важно отметить, что дистальные эволюционные механизмы, такие как родительские вложения (Trivers, 1972) и половой отбор (Andersson, 1994), не исключают друг друга с более близкими и податливыми биосоциальными и социокультурными факторами. Таким образом, в дополнение к обеим теориям наша история жизни объясняет промежуточные механизмы, управляющие эволюцией и проявлением гендерных отношений в различных экологических и социальных средах. Это позволяет нам генерировать более конкретные гипотезы относительно индивидуальных и популяционных различий в психологических атрибутах, связанных с гендерными ролями и гендерным неравенством.

История жизни гендерных ролей и гендерного неравенства

Теория истории жизни использовалась для объяснения индивидуальных различий людей по широкому спектру психологических и социальных характеристик на основе компромисса между настоящим и будущим репродуктивным успехом (Del Giudice et al., 2015). «Стратегии жизненного цикла», которые представляют собой кластеры черт, служащих репродуктивным целям, ориентированным на настоящее или будущее (включая черты, связанные со спариванием и гендерными ролями), чувствительны к экологическим рискам на протяжении всей жизни, хотя ранний жизненный опыт особенно важен (Chisholm , 1999).Таким образом, перспектива истории жизни больше связана с объяснением обусловленной окружающей средой поведенческой гибкости (в пределах норм реакции), чем с поиском конкретных эволюционных объяснений определенных черт и поведения, наблюдаемых в современной среде.

Здесь мы разделяем «влияние окружающей среды» на две всеобъемлющие силы: (1) внешние риски (часто разделяемые на жесткость и непредсказуемость), которые представляют собой угрозы заболеваемости и смертности, которых невозможно избежать индивидуальными усилиями (Ellis et al., 2009; Chang and Lu, 2017) и (2) социальная конкуренция, которая представляет собой степень, в которой индивидуальные усилия влияют на доступ человека к ресурсам, желаемым другими в том же обществе. Обе силы теоретизировались как фундаментальные формирующие силы наследуемой биологической истории жизни (MacArthur and Wilson, 1967) и присутствовали на протяжении всей истории эволюции человека. Соответственно, они формируют приобретенные культурные ценности, которые, в свою очередь, приводят к межкультурным и региональным различиям в семейных отношениях, тенденциям убийств и моральным представлениям (Hackman and Hruschka, 2013; Van Leeuwen et al., 2014). В наше время внешние риски могут принимать форму бедствий, несчастных случаев и болезней, в то время как социальная конкуренция обычно принимает форму неагонистических, основанных на престиже состязаний в образовательной и профессиональной сферах (Zhu et al., 2018), но может также проявляются в агонистических соревнованиях, основанных на доминировании (например, гангстеры борются за более высокие должности в мафиозных организациях, бизнесмены участвуют в ценовых войнах за долю на рынке). Ранний опыт этих событий служит для калибровки индивидуальных стратегий жизненного цикла через развитие (Chisholm, 1999; Belsky et al., 2012). Между тем, эти события могут также служить внешними сигналами для выявления поведения, соответствующего соответствующей стратегии жизненного цикла в переходных ситуациях (Griskevicius et al., 2011; Zhu et al., 2019).

Влияние внешних рисков на гендерные роли

В человеческом обществе жестокость и непредсказуемость (например, голод, болезнетворные микроорганизмы, стихийные бедствия и насилие) за счет их косвенного воздействия на семьи (например, родительская резкость и небезопасная привязанность), как было продемонстрировано, «ускоряют» жизненный путь людей, что проявляется в более раннем физиологическом созревании, раннем половом дебюте и более раннем размножении (Ellis and Essex, 2007; Belsky et al., 2010а, б, 2012; обзор см. в Бельском, 2012). Все эти факторы эффективно служат для продления репродуктивной карьеры женщины и, в конечном итоге, максимизируют текущий репродуктивный успех обоих полов. Таким образом, это увеличивает вероятность того, что человек оставит по крайней мере одно потомство, прежде чем он столкнется с заболеваемостью или смертностью в опасных условиях (Ellis et al., 2009). В качестве исключения из предполагаемой связи между внешними рисками и ускоренным жизненным циклом Шмитт (2005) обнаружил в кросс-культурном исследовании, что многие индикаторы внешних рисков (например,g., высокий уровень младенческой смертности) отрицательно коррелировали с неограниченной социосексуальностью на популяционном уровне. Однако важно отметить, что социосексуальность (то есть принятие случайного секса) не обязательно предполагает репродуктивные цели, ориентированные на настоящее. Фактически, большинство причин, приводимых молодыми людьми для краткосрочных сексуальных контактов, в богатых странах, кажется, не связаны с репродукцией (Regan and Dreyer, 1999). Это может объяснить, почему социосексуальность отрицательно коррелировала с другими индикаторами жизненного опыта, ориентированного на настоящее (например,g., уровень подростковой беременности) и положительно коррелировал с валовым внутренним продуктом и индексом человеческого развития (Schmitt, 2005).

Однако упомянутые стратегии влекут за собой долгосрочные издержки для здоровья человека, взаимоотношений и конкурентоспособности потомства (Chisholm, 1999; Geary, 2000, 2002). В частности, хотя оба пола разделяют преимущества репродуктивной стратегии, ориентированной на настоящее, женщины несут значительно большие затраты на такую ​​стратегию. Репродуктивная деятельность, такая как беременность, кормление грудью и уход за детьми, представляет собой серьезное препятствие для участия женщин в большинстве видов экономической производственной деятельности (Wood and Eagly, 2012).Относительная уязвимость и беспомощность женщин в эти критические периоды также усиливают их зависимость от мужчин, даже в традиционных обществах, где женщины и мужчины в целом вносят одинаковый вклад в средства к существованию (Marlowe, 2003). Более того, из-за несбалансированности первоначальных родительских вложений в млекопитающих (включая людей) и неопределенности отцовства, вызванной скрытой овуляцией (Geary, 2000; Buss and Schmitt, 2011), матери предрасположены оказывать больший непосредственный уход своему потомству, чем отцы ( Trivers, 1972).Напротив, мужчины получают больше репродуктивной выгоды от поиска дополнительных партнеров, чем от инвестиций в существующее потомство (Buss and Schmitt, 1993). В самом деле, в большинстве обществ фуражиров отцы обеспечивают гораздо меньше непосредственной заботы о своем потомстве, чем матери (Marlowe, 2000). Это еще больше увеличивает разрыв в родительских инвестициях между женщинами и мужчинами: чем больше у женщин потомства, тем меньше времени и энергии они тратят на непродуктивные виды деятельности.

Примечательно, что крайне несбалансированные родительские инвестиции не являются фиксированной природой человечества.Люди являются исключительными среди млекопитающих с точки зрения отцовских вложений в потомство (Geary, 2000). Однако совместная родительская забота и обширное воспитание детей (обеспечение и обучение детей) снизили отдачу в бедных и опасных условиях (Quinlan, 2007), что может ограничить отцовские инвестиции, тем самым возложив на женщин в таких условиях бремя ухода за детьми. Другими словами, более высокие репродуктивные издержки женщин будут только способствовать несбалансированному родительскому вкладу и традиционному разделению труда по половому признаку (т.д., женщины в качестве лиц, обеспечивающих уход, и мужчины, в качестве поставщиков), когда затраты на соблюдение таких жестких гендерных ролей считаются необходимыми для достижения более высокого репродуктивного успеха перед лицом внешних рисков.

Влияние социальной конкуренции на гендерные роли

Поскольку экологическое доминирование человеческого вида преодолело многочисленные внешние риски, включая хищников и холодный климат, люди стали злейшими врагами самих себя из-за социальной конкуренции (Alexander, 1989). Гиперконкурентоспособность человеческого общества оказывает давление отбора на качество или конкурентоспособность потомства.Это эффективно увеличивает репродуктивные издержки для обоих полов и способствует отложенному воспроизводству меньшего числа потомков, что позволяет выделять чрезмерную энергию и ресурсы на рост, поддержание тела и родительские усилия (Geary, 2002; Del Giudice et al., 2015). Увеличение затрат на воспитание детей может существенно повлиять на историю жизни человека и родительские инвестиции из-за преждевременного рождения человеческих младенцев и продолжительной зависимости человеческих детей (Walker et al., 2010). Более того, с накоплением и наследованием богатства в стабильных и безопасных человеческих обществах увеличение инвестиций от обоих родителей (особенно отцов) не только улучшает показатели выживаемости потомства, но также способствует развитию их навыков и социального статуса (Mace, 1998; Geary, 2000). .Таким образом, в стабильной и безопасной среде неагонистическая общественная конкуренция, основанная на престиже, способствует «гонке вооружений» родительских инвестиций, поскольку для потомства становится все более важным преуспевать в навыках (которые помогают заработать престиж, повышающий физическую форму). ; Хенрих и Гил-Уайт, 2001). Между тем, скрытая овуляция у женщин в сочетании с механизмом создания пар также побуждает мужчин сохранять долгосрочные инвестиции в своих партнеров и потомство (Geary, 2000). Мужчины, которые более склонны и способны вкладывать средства, обычно превосходят по воспроизводству тех, кто не находится в конкурентном обществе, в результате чего половой отбор благоприятствует отцовским инвестициям (Geary, 2000).Это в конечном итоге сократит разрыв между родительскими инвестициями между полами и будет способствовать «модернизированным» гибким гендерным ролям и гендерному равенству.

Важно отличать социальную конкуренцию от конкуренции, зависящей от плотности населения. Модели раннего периода жизни рассматривают конкуренцию как эквивалент плотности популяции или К-отбору и противоположность внешним рискам или r-отбору, поскольку популяции, сталкивающиеся с высокими рисками смертности, обычно имеют проблемы с поддержанием высокой плотности населения и, следовательно, с интенсивной конкуренцией (например,г., MacArthur and Wilson, 1967). Действительно, есть исследования, демонстрирующие, что люди, подвергшиеся воздействию сигналов плотности населения (Sng et al., 2017), демонстрировали более выраженную ориентацию на долгосрочное совокупление, более поздний брачный возраст, более низкую фертильность и большую родительскую заинтересованность. Однако в этих исследованиях не учитывались внешние риски. Более того, предположение о том, что конкуренция обратно пропорциональна внешним рискам, неверно для людей на уровне населения: многие нестабильные, раздираемые войной страны (например,г., Ирак, 93 человека на км 2 ) имеют более высокую плотность населения, чем стабильные процветающие страны (например, США, 36 человек на км 2 ; Департамент по экономическим и социальным вопросам ООН, 2019). Учитывая, что более высокие темпы воспроизводства, вызванные внешними рисками, могут более чем компенсировать потери населения, вызванные внешними рисками, суровые и непредсказуемые условия окружающей среды также могут иметь высокую плотность населения. Дефицит ресурсов или неравномерное распределение ресурсов в такой среде, в свою очередь, может усилить конкуренцию в обществе.Между тем, в стабильных и безопасных обществах с низким уровнем неравенства в богатстве высокая плотность населения не обязательно ведет к высокой социальной конкуренции. Таким образом, модель гендерных отношений на протяжении всей жизни должна учитывать взаимодействие между внешними рисками и социальной конкуренцией.

Взаимодействие экологических сил, влияющих на гендерные отношения

Социальная конкуренция в сочетании с внешними рисками может не привести к эгалитарным гендерным отношениям по нескольким причинам.Во-первых, конкурентоспособность потомства, полученная в результате увеличения родительских инвестиций, снизила отдачу от внешних угроз (Quinlan, 2007). Столкнувшись с частыми голодом, вспышками болезней или войнами, оба пола, вероятно, будут отдавать приоритет выживанию и репродуктивным целям, ориентированным на настоящее, а не будущему развитию, тем самым укрепляя традиционные гендерные роли.

Во-вторых, такое сочетание факторов окружающей среды усилит конкуренцию между мужчинами за репродуктивные цели, ориентированные на настоящее.Соревнование между мужчинами часто связано с физическими состязаниями и даже насилием в истории эволюции человека (Archer, 2009; Puts, 2010). Действительно, ранняя война между группами мужчин часто включает захват женщин в качестве рабов или «трофеев» (Lerner, 1986). Репродуктивная конкуренция среди мужчин была одним из основных стимулов борьбы в до-сельскохозяйственных обществах (Gat, 2000). До установления моногамии и социальных институтов, направленных против насилия, в более крупных обществах возможность обзавестись множеством жен посредством чистой силы направила социальную конкуренцию в сторону борьбы за доминирование, отдавая предпочтение грозным и воинственным мужчинам.Возникающий порочный круг возмездия и мести часто приводит к непредсказуемости доступности ресурсов, что, в свою очередь, усиливает агонистическую конкуренцию даже в богатых ресурсами регионах (Gat, 2000). Такое сочетание внешних рисков и доминирующей конкуренции (не подавляемой социальными институтами, выступающими против насилия) усиливает роль мужчин как защитников и зависимость женщин от мужчин-защитников. Между тем, в таких условиях мужчины также сталкиваются с возросшей угрозой неопределенности отцовства со стороны конкурентов одного пола, которые преследуют ориентированные на настоящее репродуктивные цели посредством экстра-парных спариваний .Чтобы обеспечить максимальную уверенность в отцовстве для своих брачных попыток, мужчины могут применять стратегии контроля, чтобы монополизировать своих партнеров-женщин, от насильственного принуждения до «кларустрации, идеологической обработки, наблюдения, сплетен, правил наследования и законов» (Hrdy, 1997, стр. 25). В результате ограничение женской автономии и мобильности создает дополнительные препятствия для участия женщин в производственной деятельности, требующей накопления навыков и опыта посредством социальных обменов (Wood and Eagly, 2002, 2012), что фактически приводит к экономической зависимости женщин от мужчин.

Снижение отдачи от родительских инвестиций и усиление конкуренции между мужчинами и женщинами — не единственные последствия внешних рисков, они также влияют на выражение социальной конкуренции и, как следствие, на социальную структуру. Существенной чертой власти в человеческом обществе является способность предоставлять или удерживать ценные ресурсы (Anderson and Berdahl, 2002), включая доступ к партнерам. Социальная конкуренция позволяет успешным людям контролировать ресурсы и / или партнеров без частых вызовов со стороны подчиненных, что приводит к иерархии статусов (Alexander, 1989; Cummins, 2006).Есть два пути к высокому статусу в человеческих обществах. Люди могут заслужить свободно выражаемое уважение окружающим (то есть престиж), демонстрируя экстраординарные навыки или знания в ценных областях, а также готовность делиться такой информацией с сородичами (Henrich and Gil-White, 2001). Такая основанная на престиже социальная конкуренция зависит от (1) уникального человеческого культурного потенциала и (2) ориентированных на будущее стратегий истории жизни, направленных на выделение большего количества энергии и ресурсов на развитие навыков, накопление знаний и альтруистический обмен.В результате престижная конкуренция и результирующая престижная иерархия становятся хрупкими перед лицом внешних рисков, которые побуждают людей преследовать краткосрочные цели воспроизводства и монополии на партнера, часто с помощью насилия и тактики доминирования (Daly and Wilson, 1990). Другими словами, люди могут участвовать в социальной конкуренции на уровне престижа и соответствовать иерархии престижа в среде с низкими внешними рисками, чтобы подорвать ценность культурной передачи. Однако они прибегли бы к подобному виду конкуренции за доминирование, наблюдаемому у других видов в суровых и непредсказуемых условиях, что привело бы к иерархии доминирования, закрепляемой насилием и принуждением (Henrich and Gil-White, 2001).

Иерархии доминирования, сформированные агонистическими формами конкуренции, чаще отдают предпочтение мужчинам. Половой диморфизм с точки зрения физической силы, агрессивности и психологической конкурентоспособности благоприятствует мужчинам в бою или угрозе. В свою очередь, иерархия власти, в которой доминируют мужчины, усиливает традиционные гендерные роли, что максимизирует репродуктивный успех мужчин за счет монополизации партнеров-женщин (нескольких или более молодых) (Puts, 2010). Действительно, исследования показали, что женщины проявляют повышенное сексуальное влечение к мужчинам, демонстрирующим доминирующее поведение (Sadalla et al., 1987). Этнографические данные также показывают, что полигинные системы спаривания более распространены в обществах с более неравномерным распределением богатства и более высокими вариациями мужского статуса по сравнению с другими обществами (Marlowe, 2000). Данные по репродуктивному успеху показывают, что в современных традиционных обществах (охотники-собиратели и пастухи-садоводы) и древних сельскохозяйственных обществах мужчины (но не женщины) демонстрируют еще больший разброс и диапазон репродуктивных возможностей и успешности спаривания в более стратифицированных обществах (Betzig, 2012). ).В древних земледельческих обществах люди с наивысшим статусом (например, императоры) обычно поддерживают свой статус посредством доминирования (Betzig, 2012). Таким образом, в той степени, в которой конкуренция за доминирование преобладает в обществах досовременного периода, гендерное неравенство должно усиливаться в этих обществах, когда они становятся более стратифицированными. Более того, когда такая иерархия доминирования сочетается с акцентом на нынешнем репродуктивном успехе перед лицом внешних рисков, выбор женщин ограничивается (Hrdy, 1997), поскольку их зависимость от мужчин может быть единственным средством, которым они могут воспользоваться для продвижения своих ориентированных на настоящее. репродуктивные цели.В полигинных обществах, ограничивающих доступ женщин к ресурсам, женщины обычно предпочитают быть одной из нескольких сожительниц зажиточного мужчины, а не единственной женой бедного (Betzig, 1986).

Социальная конкуренция, выраженная как неагонистические соревнования, основанные на навыках и альтруизме, также может принести пользу репродуктивным людям с высоким престижем (Henrich and Gil-White, 2001). Одно исследование показало, что женщины предпочитают мужчин с высоким престижем и низким уровнем доминирования в долгосрочных отношениях, но мужчины с высоким уровнем доминирования предпочтительнее в краткосрочных отношениях (Snyder et al., 2008). Похоже, это применимо и к традиционным обществам. Например, исследование индейских обществ показало, что престиж мужчин, но не доминирование, косвенно определяет количество их потомков через возраст их партнерши при первом воспроизведении (von Rueden et al., 2011). Точно так же более недавнее исследование охотников-собирателей пигмеев Баяка показало, что престиж (определяемый популярностью в подарочной игре) положительно предсказывает успех мужчин на рынке спаривания (Chaudhary et al., 2015). Что еще более важно, в той степени, в которой престижное соревнование требует социальных навыков больше, чем физического мастерства, мужчины не имеют преимущества в таком соревновании, поскольку женщины обычно получают более высокие результаты, чем мужчины по альтруизму, покладистости и социальным навыкам (MacDonald, 1995; Petrides and Furnham, 2000).В сочетании с навязываемой обществом моногамии, противозачаточными технологиями и расширением экономических ниш, которые меньше зависят от физической силы, престижная конкуренция, вероятно, трансформирует традиционные социальные роли по признаку пола в гибкие по признаку пола и будет способствовать формированию гендерной эгалитарной социальной структуры.

Приведенный выше анализ приводит нас к ряду прогнозов относительно гендерных ролей и гендерного неравенства (см. Таблицу 1, где приведены краткие теоретические прогнозы в средах, различающихся по этим двум параметрам).В частности, в обществах, которые опасны и нестабильны, но без острой конкуренции, будет преобладать традиционное разделение труда по половому типу. Однако женщины в таких обществах будут пользоваться таким же социальным статусом, что и мужчины. Напротив, безопасные, стабильные и конкурентоспособные общества будут способствовать развитию модернизированных гендерных ролей и гендерных эгалитарных ценностей. Однако, когда внешние риски сочетаются с социальной конкуренцией, приоритетными будут репродуктивные цели, ориентированные на настоящее, что способствует сохранению традиционных гендерных ролей.Кроме того, конкуренция между мужчинами в суровых и непредсказуемых условиях будет способствовать мужской монополии на ресурсы и социальной иерархии, основанной на доминировании, которая отдает предпочтение мужчинам, что в конечном итоге увековечивает гендерное неравенство. Наконец, в обществах, которые являются стабильными и безопасными, но неконкурентоспособными, мужчины будут пытаться реализовать свой репродуктивный потенциал, ориентируясь на репродуктивные цели, ориентированные на настоящее, в то время как женщины предпочитают более низкие репродуктивные издержки при ориентированных на будущее репродуктивных целях. Компромисс, вероятно, приведет к умеренной сегрегации по гендерным ролям.Между тем, отсутствие социальной иерархии, в которой доминируют мужчины, позволило бы в определенной степени обеспечить гендерное равенство.

Таблица 1 . Резюме теоретических предсказаний репродуктивных стратегий, социальных структур и результатов гендерных отношений в различных условиях окружающей среды.

Последствия и прогнозы счета истории жизни

Из предыдущего анализа можно сделать два общих вывода. Первая и самая важная проблема заключается в том, что социальные и поведенческие предубеждения, которые приводят к гендерным ролям и гендерному неравенству, развиваются, но не фиксируются.Быстрые изменения в гендерных отношениях могут происходить из-за культурной эволюции (Newson and Richerson, 2009) и более тонких изменений окружающей среды в обществе. Примечательно, что этим можно объяснить многочисленные открытия, касающиеся половых различий в предпочтениях партнера (например, Buss et al., 2001; Chang et al., 2011), социосексуальности (Schmitt, 2005; Kandrik et al., 2015) и сексизма (Glick et al., 2015). др., 2000; Glick, Fiske, 2001). Во-вторых, взаимодействие между внешними рисками и социальной конкуренцией лежит в основе некоторых вариаций гендерных ролей и гендерного неравенства.Это позволяет нам по-новому интерпретировать исторические и межкультурные различия в супружеских системах, родительских вкладах и культурных практиках (например, практика связывания ног и мода на корсеты).

Гендерные роли развиваются и меняются

Половые различия в предпочтениях партнера могут пролить свет на преобладающие гендерные роли в обществе. В частности, предпочтения мужчин в отношении домашних навыков и фертильности женщин отражают традиционные гендерные роли женщин в качестве хранительниц домашнего очага и опекунов.Это дополняет предпочтение женщин в отношении социального статуса мужчин и их способностей к обеспечению, что отражает традиционные мужские гендерные роли в качестве кормильцев и защитников. Предыдущие исследования действительно продемонстрировали такие половые различия в стандартах выбора партнера (Buss, 1989, 1995; Buss and Schmitt, 1993). В целом сообщалось, что женщины отдают предпочтение финансовым перспективам и социальному статусу, тогда как мужчины отдают предпочтение молодости и внешнему виду (Shackelford et al., 2005; Furnham, 2009).Эта закономерность сохранялась в долгосрочных усилиях по отбору партнера среди более широкого круга потенциальных партнеров и в «предусмотренных бюджетом» задачах по выбору партнера (Li et al., 2002, 2011), что побудило Li et al. (2002) рассматривать такие предпочтения как универсальные «потребности».

Эти хорошо задокументированные предпочтения партнера считаются стратегиями, вытекающими из полоспецифической адаптации к давлению полового отбора (Buss and Schmitt, 1993). Однако это не означает, что величина половых различий в предпочтениях партнера обязательно универсальна или фиксирована.Фактически, несколько перекрестных исследований, отслеживающих предпочтения партнеров в основных экономиках за последние несколько десятилетий, показали устойчивое уменьшение половых различий (в США, 1939–1996: Buss et al., 2001; Китай, 1980-е – 2008: Chang et al. , 2011; Бразилия 1984–2014: Соуза и др., 2016). Во всех этих исследованиях финансовые перспективы все больше ценились обоими полами, особенно мужчинами (что могло отражать усиление социальной конкуренции), тогда как мужчины придали меньшее значение домашним навыкам и девственности.Это в некоторой степени отражает преобладание ориентированных на будущее историй жизни и постепенную модернизацию гендерных ролей в этих обществах, что совпадает с длительными периодами мирного и стабильного экономического роста после Второй мировой войны во все более конкурентных обществах.

Кроме того, предпочтения партнеров также различаются в разных обществах и, по-видимому, зависят от внешних рисков (например, патогенов, нехватки ресурсов, войны). Исследования показали, что в такой опасной среде женщины предпочитают мужчин с показателями хороших генов (например,g., симметричные черты; Gangestad and Simpson, 2000) или статус доминирования (Cummins, 2006), чтобы повысить выживаемость их потомков. Например, женщины в танзанийских группах охотников-собирателей хадза проявляли повышенное предпочтение симметрии лиц противоположного пола (особенно когда они были беременны или кормили грудью) по сравнению с людьми в Соединенном Королевстве (Little et al., 2007). Аналогичным образом, в кросс-культурном исследовании в 29 странах распространенность патогенов была связана с большей воспринимаемой важностью привлекательности для обоих полов и более низкой воспринимаемой важностью отцовских инвестиций для женщин (Gangestad and Buss, 1993).В более позднем исследовании предпочтения женщин в отношении мужской маскулинности лица отрицательно коррелировали с национальным индексом здоровья (DeBruine et al., 2010). Эти результаты бросили вызов чрезмерно упрощенному взгляду на половой отбор, который не учитывает вызванные средой вариации половых различий в предпочтениях партнера, которые помогают формировать гендерные роли в разных обществах.

Даже внутри общества предпочтения людей в отношении супругов различаются предсказуемым образом. Исследования показали, что финансовая независимость и власть женщин (Moore et al., 2006) и уровень образования (Kasser and Sharma, 1999) были негативно связаны с тем значением, которое они придают финансовым перспективам в предпочтениях партнера. Аналогичным образом Lu et al. (2015) отметили, что женщины с высоким социально-экономическим статусом или живущие в городских районах, по сравнению с женщинами с низким социально-экономическим статусом или живущими в сельской местности, отдают предпочтение качествам хорошего отца (например, забота, любит детей), а не хорошему кормильцу (например, успешная карьера, амбициозный) или хорошие генные характеристики (например, мужской, спортивный).Наконец, экспериментальные исследования показали, что мужчины, идентифицированные как ориентированные на настоящее в стратегии жизненного цикла, больше отдавали предпочтение фертильности и качествам, связанным с хорошими генами, и были более чувствительны к неотении женских лиц, представляющих фертильность. В целом, приведенные выше данные совместимы с историей жизни, описывающей гендерные роли, указывая на то, что репродуктивные стратегии, ориентированные на настоящее, могут способствовать формированию традиционных гендерных ролей «уязвимых женщин и защиты мужчин» в спаривании. И наоборот, ориентированные на будущее репродуктивные стратегии, поддерживаемые равноправной конкуренцией, способствуют модернизированным предпочтениям партнеров и гендерным ролям.

Как еще один аспект человеческого спаривания, социосексуальная ориентация отражает принятие индивидами незаинтересованного секса (Simpson and Gangestad, 1991). Как обсуждалось ранее, совокупная социосексуальность на популяционном уровне между полами может не отражать ориентированные на настоящее репродуктивные цели или гендерные отношения (например, в гендерно-эгалитарных обществах женщины имеют тенденцию быть более сексуально неограниченными, тогда как мужчины демонстрируют противоположную тенденцию; Schmitt, 2005). Тем не менее, с точки зрения истории жизни, мы прогнозируем, что половые различия в социосексуальности должны быть функцией преобладания репродуктивных целей, ориентированных на настоящее.В подтверждение этого прогноза Шмитт (2005) обнаружил, что масштабы половых различий в социосексуальности действительно различались в разных странах. В частности, коэффициент подростковой беременности и коэффициент фертильности, отражающие ориентированные на настоящее репродуктивные цели, отрицательно коррелировали с социосексуальностью женщины, но не с социосексуальностью мужчин, что способствовало более значительным половым различиям в социосексуальности. Аналогичным образом, более недавнее исследование показало, что в Соединенных Штатах женщины, но не мужчины, сообщали о более низком желании заниматься сексом без обязательств в штатах с более требовательной средой (например,g., более высокий уровень подростковой беременности, более низкая продолжительность жизни), хотя однополые различия не были обнаружены в отношении социально-сексуальных установок или поведения (Kandrik et al., 2015).

Наконец, история жизни также предлагает понимание половых различий в сексизме, который определяется как враждебные или «доброжелательные» суждения противоположного пола, оправдывающие обращение с людьми в соответствии с их полом (Glick and Fiske, 2001). Сексизм часто рассматривается как оправдание традиционных гендерных ролей и патриархальной системы (Barreto and Ellemers, 2010).Однако он также отражает психологическую адаптацию обоих полов для продвижения своих репродуктивных интересов перед лицом внешних рисков и социальной конкуренции. Предыдущие исследования в целом показали, что мужчины получают более высокие баллы, чем женщины, как по враждебному, так и по доброжелательному сексизму (например, Glick and Fiske, 2001). Это понятно с эволюционной точки зрения, поскольку мужчины больше выигрывают от оправдания традиционных гендерных ролей, которые способствуют ориентированным на настоящее репродуктивным целям из-за их более высоких репродуктивных показателей.Соответственно, мужчины должны быть более «мотивированы» проявлять более выраженные сексистские установки, чем женщины, особенно когда они сталкиваются с повышенными внешними рисками. Кроме того, в обществах с более острыми конфликтами между полами из-за родительских инвестиций (что отражает репродуктивные цели, ориентированные на настоящее), мужчины должны демонстрировать более высокий враждебный сексизм, тогда как женщины должны отвергать такой враждебный сексизм. В соответствии с этим прогнозом Glick et al. (2000) обнаружили, что в 19 странах враждебный сексизм мужчин связан с увеличением гендерного разрыва в принятии сексизма.Более того, используя данные Всемирного исследования ценностей, Ньюсон и Ричерсон (2009) показали, что страны с более ранним снижением рождаемости (что свидетельствует о культурной поддержке ориентированных на будущее репродуктивных целей) демонстрировали более высокий уровень гендерных прав и возможностей (противоположный сексистским установкам), чем страны с более поздним снижением рождаемости. в плодородии. Эти результаты, хотя и предварительные, предполагают, что стратегии жизненного цикла могут повлиять на отношение и убеждения относительно гендерных отношений.

Таким образом, несколько линий доказательств предполагают, что дифференцированные по полу предпочтения партнера, которые поддерживают традиционные гендерные роли, вероятно, представляют собой ориентированные на настоящее репродуктивные стратегии, адаптированные к внешним рискам.Точно так же половые различия в социосексуальности и сексизме также лучше воспринимаются как эволюционные продукты гибких стратегий истории жизни, чем фиксированные аспекты человеческой природы или чисто социально-исторические артефакты. Однако для подтверждения подробных гипотез необходимы дальнейшие исследования.

Взаимодействие между непредсказуемостью и социальной конкуренцией

Текущее описание истории жизни выходит за рамки признания влияния окружающей среды на гендерные отношения с помощью стратегий истории жизни.Мы также стремимся предсказать нюансы различий в гендерных отношениях между обществами и внутри общества, исследуя отдаленные экологические эффекты, которые также действуют в человеческой среде эволюционной адаптированности (EEA). В частности, взаимодействие между внешними рисками и социальной конкуренцией может пролить свет на множество культурных явлений (в основном задокументированных в этнографических исследованиях), имеющих отношение к гендерным ролям и гендерному неравенству.

Мелкие несельскохозяйственные общества, некоторые из которых, вероятно, напоминают общества, населяющие ЕЭЗ человека (Volk and Atkinson, 2013), как правило, сталкиваются с высокими внешними рисками.Двумя основными источниками неконтролируемых внешних рисков в этих обществах являются младенческая / детская смертность и насилие (например, кровная месть, рейды и полномасштабные войны), которые, как обнаружено, более распространены в традиционных обществах, чем в современных обществах (Chagnon, 1988; Kramer and Greaves, 2010). Исследование современных охотников-собирателей и исторические данные показали, что уровни младенческой и детской смертности в человеческом EEA составляют 27 и 47,5% соответственно (Volk and Atkinson, 2013). Между тем, на основе своего исследования племенных обществ яномами, Chagnon (1988) сообщил, что смерть, вызванная насилием, составляет примерно 30% смертности взрослых мужчин и что почти 70% взрослых в возрасте 40 лет и старше потеряли по крайней мере одну близкую к смерти. по отношению к насилию.Более активные репродуктивные усилия, направленные на компенсацию повышенного уровня детской и взрослой смертности, могут привести к стратегиям жизненного опыта, ориентированным на настоящее, и более несбалансированным родительским инвестициям между полами, что будет способствовать сохранению традиционных гендерных ролей в несельскохозяйственных обществах. В соответствии с этим прогнозом, в 77% доиндустриальных обществ, проанализированных Келли (1995), мужчины вносили больше, чем женщины, в средства к существованию, что согласуется с традиционной мужской ролью в качестве основных кормильцев.

Тем не менее, доля полигинных систем спаривания, которая обычно связана с ограничениями автономии женщин (Hrdy, 1997), сильно различается в этих обществах. Среди обществ охотников-собирателей, имевших самую низкую плотность населения и социальную стратификацию, только 21% были классифицированы как в целом полигинные, по сравнению с 41% среди скотоводческих обществ, 39% среди садоводческих обществ и 25% среди сельскохозяйственных обществ (Marlowe, 2000; аналогичную оценку уровня полигинии в 190 обществах охотников-собирателей см. в Apostolou, 2007).Среди несельскохозяйственных обществ (включая общества охотников-собирателей, садоводов и скотоводов) степень полигинии была положительно связана с социальной стратификацией (Marlowe, 2000; Betzig, 2012), что отражает различия в социальном статусе мужчин. Учитывая, что люди в этих обществах также сталкиваются с высокой степенью внешних рисков, интенсивная социальная конкуренция с большей вероятностью приводит к насильственным конфликтам и иерархиям доминирования, а не соревнованиям по навыкам и иерархиям престижа. Другими словами, в обществах, сталкивающихся с высокими внешними рисками, менее интенсивная социальная конкуренция (проявляющаяся как более низкие уровни социальной стратификации) может фактически предотвратить возникновение крайней асимметрии власти в пользу мужчин.Похоже, так обстоит дело с большинством обществ охотников-собирателей, чей стиль жизни не может поддерживать плотное население, необходимое для более сложных социальных структур (по сравнению с садоводами и скотоводами, охотники-собиратели имеют наименьшее социальное расслоение; Marlowe, 2000), и степень полигинии обычно низкая (например, Marlowe, 2000, 2004; Apostolou, 2007). Кроме того, практика охотников-собирателей справедливого распределения больших диких животных между домашними хозяйствами без поддержки семей охотников (Hawkes et al., 2001) также может предотвратить неравномерное распределение богатства и возникновение любой формы иерархии. Следовательно, в соответствии с нашим теоретическим предсказанием, отсутствие иерархии доминирования может объяснить, почему некоторые охотники-собиратели менее восприимчивы к гендерному неравенству в супружеской системе, даже если они принимают традиционные гендерные роли (Marlowe, 2000, 2004).

Многоженство также редко встречается в сельскохозяйственных обществах, но это может быть связано с навязанной обществом моногамией, а не с указанием равной власти полов в таких обществах (Алесина и др., 2011). В обществах, которые практикуют интенсивный сельскохозяйственный труд, женщины обычно имеют гораздо более низкий статус, чем мужчины (Алесина и др., 2011). Этнографические исследования показали, что в сельскохозяйственных обществах меньше женщин по сравнению с другими несельскохозяйственными обществами (Marlowe, 2000). Это косвенно отражает эффективный контроль мужчин над репродуктивной деятельностью женщин. Кроме того, некоторые культурные обычаи в исторически сложившихся сельскохозяйственных культурах, по-видимому, преувеличивают уязвимость, беспомощность и потребность женщин в защите, ограничивая их мобильность.Это включает в себя практику связывания ног в феодальном Китае (Carroll, 2009) и моду корсетов и тесных шнурков в Европе 19 века (Steele, 1999). Обе практики сексуально привлекательны для мужчин, но одновременно ограничивают мобильность женщин: например, связывание ног затрудняет ходьбу среди женщин без поддержки обуви (Bossen, 2004). Общей чертой этих двух культурных практик является то, что они возникают в сильно стратифицированных обществах с доминирующей мужской иерархией до демографического перехода (Lee, 2003).Это согласуется с нашим постулатом о том, что сочетание интенсивной конкуренции мужчин и женщин за статус доминирования и высоких репродуктивных усилий способствует гендерному неравенству.

Напротив, эта практика быстро пришла в упадок, и гендерные эгалитарные ценности заменили традиционные ценности, подавляющие свободу женщин, поскольку Европа и Восточная Азия переживали индустриализацию и демографический переход. Эту культурную практику и переход культурных ценностей можно объяснить двумя взаимосвязанными причинами.Во-первых, повышенная концентрация населения в городских районах и на промышленных предприятиях приводит к возникновению крупномасштабных кооперативных обществ, состоящих в основном из незнакомцев, а не из родственных групп (Henrich et al., 2010). С точки зрения культурной эволюции, культурная передача от родственников (которая обычно поощряет репродуктивные цели, ориентированные на настоящее) снизилась в таких современных условиях, что позволило ориентированным на будущее репродуктивным целям преобладать в этих конкурентных обществах (Newson and Richerson, 2009). Это может стать предпосылкой для освобождения женщин (и мужчин) от традиционных гендерных ролей.Между тем, наказание со стороны третьих лиц и меры по борьбе с насилием жизненно важны для стабильности и порядка в таких крупных обществах (Henrich et al., 2010), которые сдерживают конкуренцию на основе доминирования и способствуют конкуренции на основе престижа. Вместе с ориентированной на будущее репродуктивной стратегией этот сдвиг в сторону престижной конкуренции может сделать устаревшими культурные практики доминирования мужчин и соответствующие ценности гендерного неравенства. В целом этот анализ показывает, что культурные обычаи и ценности, связанные с гендерными отношениями, не являются просто произвольными социально-историческими конструкциями.Скорее, они могут воплощать стратегии жизненного цикла и культурные адаптации, чувствительные к внешним рискам и социальной конкуренции.

Заключение

Наш отчет об истории жизни дополняет существующие теории о гендерных отношениях: (1) подчеркивая тот факт, что эволюционные процессы, включая половой отбор, которые формируют традиционные гендерные роли и гендерное неравенство, являются гибкими, а не фиксированными, и (2) предоставляя конкретные прогнозы относительно как эти процессы зависят от взаимодействия между внешними рисками и социальной конкуренцией.Дальнейшие исследования необходимы для улучшения доказательного статуса влияния окружающей среды на гендерные отношения, и это связано с рядом проблем.

Во-первых, определение источников внешних рисков в современной среде при одновременном исключении смешанных генетических эффектов может быть трудным. В предыдущих исследованиях изучалась неуверенность в ресурсах семьи (например, соотношение доходов и потребностей; Belsky et al., 2012), жизненные изменения или негативные жизненные события (например, Brumbach et al., 2009; Zhu et al., 2018), родительские отсутствие (e.g., Chang and Lu, 2018), и самооценки к насилию (например, Brumbach et al., 2009). Однако ни одна из этих мер не отражает чисто экологическое влияние, поскольку исследования поведенческой генетики показали, что экологические риски в общей семейной среде (например, стили воспитания, материнская привязанность) частично объясняются генетическими эффектами (Plomin et al., 2016). Однако внешние риски, оцениваемые в форме неконтролируемых жизненных событий (например, смерть супруга), с меньшей вероятностью будут связаны с генетическими влияниями, чем контролируемые жизненные события (например, смерть супруга).g., финансовые проблемы; Пломин и др., 2016). Таким образом, чтобы проверить наши вышеупомянутые гипотезы, важно использовать оценки с меньшей генетической дисперсией или наследуемостью, а также осторожно интерпретировать результаты, когда такие оценки, вероятно, включают контролируемые аспекты окружающей среды.

Во-вторых, необходимы дальнейшие теоретические и эмпирические исследования для разработки различных факторов эволюционного давления и различных последствий для социального развития доминирования и престижной конкуренции в рамках истории жизни.Как две формы социальной конкуренции или стратегии поиска статуса, доминирование и престиж концептуально отделимы (Henrich and Gil-White, 2001). Однако вполне возможно, что любая статусная иерархия передает как статус доминирования, так и статус престижа в различной степени, и в большинстве случаев они могут приводить или в конечном итоге смешиваться друг с другом (Henrich and Gil-White, 2001). Доминирование и престиж как различные средства получения статуса также не привязаны к определенному типу общества или стилю жизни.С одной стороны, не все традиционные общества структурированы как иерархии доминирования, порожденные воинственной конкуренцией. Основанная на престиже конкуренция может быть важным способом достижения большего репродуктивного успеха без накопления богатства в некоторых обществах охотников-собирателей (например, Chaudhary et al., 2015). В других группах охотников-собирателей, таких как хадза в северной Танзании, нет четкой иерархии доминирования или престижа (Marlowe, 2004), хотя альтруистическое разделение мяса хорошими охотниками можно рассматривать как примеры соревнования, основанного на престиже (Hawkes и другие., 2001). В этих группах моногамия является нормой (при довольно высоком уровне разводов), и женщины обычно имеют право голоса при принятии важных решений (что указывает на некоторый уровень гендерного равенства; Marlowe, 2004). С другой стороны, в индустриальных обществах, хотя иерархия доминирования в значительной степени подавлена, конкуренция за доминирование все еще существует в некоторых областях и продолжает влиять, по крайней мере, на краткосрочные брачные предпочтения (например, Snyder et al., 2008).

Мы предполагаем, что относительная важность доминирования и престижа в социальной конкуренции, возможно, больше связана с компромиссами на основе жизненного опыта перед лицом внешних рисков.В частности, конкуренция за доминирование может преобладать в среде с высоким риском, поскольку репродуктивные цели, ориентированные на настоящее, вызывают конкуренцию между мужчинами и мужчинами и агонистическую конфронтацию за ресурсы (Gat, 2000). Напротив, престижная конкуренция может быть более распространенной, когда внешние риски низки, поскольку развитие навыков и альтруизм требуют ориентированных на будущее соматических усилий в относительно стабильной среде. Индивидуальные различия в стратегиях поиска статуса, основанных на доминировании или престиже, также могут зависеть от индивидуальных стратегий жизненного опыта (ускоренный жизненный опыт может побуждать людей больше полагаться на доминирование).Таким образом, стратегии жизненного цикла, проявляющиеся на уровне культуры, могут влиять на природу статусных иерархий, что, в свою очередь, влияет на гендерные отношения. В качестве предостережения, поскольку конкуренция за престиж в значительной степени связана с культурными способностями людей (Henrich and Gil-White, 2001), нет хорошей аналогии с нечеловеческими видами. Таким образом, необходимы дополнительные теоретические и эмпирические работы, чтобы расширить рамки жизненной истории до потенциального компромисса между доминированием и престижем в статусной динамике и социальных структурах.

Третья проблема заключается в распознавании индивидуальных различий в восприимчивости к воздействиям окружающей среды на разных уровнях (Бельский, 2012). Например, экспериментальные данные показывают, что ситуативные сигналы о внешних рисках могут стимулировать более ориентированное на настоящее репродуктивное планирование у лиц с детством или хроническим воздействием нехватки ресурсов, чем у тех, кто не испытывал нехватки ресурсов (Griskevicius et al., 2011). Аналогичным образом, недавнее исследование показало, что люди, сталкивающиеся с хронической нехваткой ресурсов, снижают свое просоциальное поведение, когда подвергаются конкурентным сценариям, тогда как противоположное верно для людей с обеспеченными возможностями (Zhu et al., 2019). Более того, хотя текущий счет фокусируется только на двух всеобъемлющих экологических факторах, он не исключает других факторов окружающей среды, оказывающих более непосредственное влияние на гендерные отношения, таких как навязанные обществом брачные системы, наличие контрацептивов и всех родителей, кооперативное разведение и достижения. в сфере образования, законодательства и технологий. Эти факторы могут повлиять на подверженность индивидов внешним рискам и социальной конкуренции, а также привести к изменениям в социальной структуре, которые влияют на поведение и психологию, лежащие в основе гендерных отношений.Эти более близкие факторы дополняют пластичность черт, сформированную компромиссами в истории жизни, под влиянием хронического опыта внешних рисков и социальной конкуренции. Их учет дает дополнительные направления для будущих исследований вариаций гендерных отношений на индивидуальном и общественном уровне.

Четвертая задача состоит в том, чтобы отличить гендерное неравенство от гендерных ролей, хотя они иногда сложно связаны друг с другом (см. Eagly and Wood, 1999), и избежать ловушки, когда все гендерные роли олицетворяют гендерное неравенство.Как свидетельствуют этнографические исследования, гендерное разделение труда (например, обеспечение мужчин продуктами питания) и практика гендерного неравенства (например, полигинные системы спаривания) могут быть результатом независимого давления окружающей среды (Marlowe, 2000). Это также предостерегает от оценки гендерного неравенства с использованием одного показателя, поскольку гендерное неравенство может принимать различные формы и даже скрываться в якобы благожелательных социальных механизмах.

Наконец, нашу позицию не следует воспринимать как еще одну версию гендерного эссенциализма.Мы согласны с биосоциальной моделью (Wood and Eagly, 2002, 2012) и другими социальными конструкционистскими взглядами (например, Lerner, 1986) в том, что гендерное неравенство не должно быть оправдано просто потому, что оно имеет эволюционные корни. Мы также не рассматриваем сексистские гендерные роли и гендерное неравенство как социально-исторические артефакты, которые должны быть устранены «социальным прогрессом» или «модернизацией». Такие события, как насильственные революции, войны и внутренние конфликты, могут нарушить социальный прогресс в направлении гендерного равенства.Более того, даже мирные современные общества не свободны от внешних рисков в виде преступлений, семейных разногласий и социальных волнений, которые могут смещать социальную конкуренцию в сторону мужского доминирования. Это могло бы объяснить непреодолимое преобладание сексистских гендерных ролей и гендерного неравенства в постиндустриальных странах, которые долгое время отстаивали идеологии гендерного равенства. Чтобы заставить людей по-настоящему хотеть гендерного равенства и гибких гендерных ролей, история текущей жизни предполагает, что мы должны начать с преобразования нашего общества в стабильное и безопасное с неагонистической конкуренцией за престиж.

Авторские взносы

NZ и LC разработали концепцию рукописи. NZ подготовил первый проект, а LC отредактировал и доработал рукопись.

Финансирование

Исследование проводилось при поддержке профессора Гранта (CPG2019-0008-FSS) из Университета Макао.

Заявление о конфликте интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Список литературы

Алесина А., Джулиано П. и Нанн Н. (2011). Плодородие и плуг. Am. Экон. Ред. 101, 499–503. DOI: 10.1257 / aer.101.3.499

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Александр, Р. Д. (1989). «Эволюция психики человека» в г. Человеческая революция . ред. К. Стрингер и П. Мелларс (Эдинбург, Великобритания: University of Edinburgh Press), 455–513.

Google Scholar

Андерсон К. и Бердал Дж.Л. (2002). Опыт власти: изучение влияния власти на тенденции приближения и торможения. J. Pers. Soc. Psychol. 83, 1362–1377. DOI: 10.1037 / 0022-3514.83.6.1362

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Андерссон, М. Б. (1994). Половой отбор . Принстон, Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета.

Google Scholar

Апостолоу М. (2007). Половой отбор по выбору родителей: роль родителей в эволюции спаривания человека. Evol. Гм. Behav. 28, 403–409. DOI: 10.1016 / j.evolhumbehav.2007.05.007

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Арчер, Дж. (2009). Объясняет ли половой отбор человеческие половые различия в агрессии? Behav. Brain Sci. 32, 266–267. DOI: 10.1017 / S0140525X099

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бейли, Дж. М., Кирк, К. М., Чжу, Г., Данн, М. П., и Мартин, Н. Г. (2000). Представляют ли индивидуальные различия в социосексуальности генетические или обусловленные окружающей средой стратегии? Свидетельства из реестра близнецов Австралии. J. Pers. Soc. Psychol. 78, 537–545. DOI: 10.1037 / 0022-3514.78.3.537

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Баррето, М., и Эллемерс, Н. (2010). Бремя доброжелательного сексизма: как он способствует сохранению гендерного неравенства. Eur. J. Soc. Psychol. 35, 633–642. DOI: 10.1002 / ejsp.270

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бельский Дж. (2012). Развитие репродуктивных стратегий человека: успехи и перспективы. Curr. Реж. Psychol. Sci. 21, 310–316. DOI: 10.1177 / 0963721412453588

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бельский Дж., Хаутс Р. М. и Фирон Р. П. (2010a). Безопасность младенческой привязанности и время полового созревания: проверка эволюционной гипотезы. Psychol. Sci. 21, 1195–1201. DOI: 10.1177 / 0956797610379867

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бельский Дж., Шломер Г. Л., Эллис Б. Дж. (2012).Помимо совокупного риска: определение резкости и непредсказуемости как детерминант родительской стратегии и стратегии раннего детства. Dev. Psychol. 48, 662–673. DOI: 10.1037 / a0024454

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бельский Дж., Стейнберг Л., Хаутс Р. М. и Халперн-Фельшер Б. Л. (2010b). Развитие репродуктивной стратегии у женщин: ранняя материнская суровость → раннее начало менархе → повышенный сексуальный риск. Dev. Psychol. 46, 120–128. DOI: 10.1037 / a0015549

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бетциг, Л. Л. (1986). Деспотизм и дифференциальное воспроизводство: дарвиновский взгляд на историю . Хоторн, штат Нью-Йорк: Алдин.

Google Scholar

Бетциг, Л. Л. (2012). Средние, различия и диапазоны репродуктивного успеха: сравнительные данные. Evol. Гм. Behav. 33, 309–317. DOI: 10.1016 / j.evolhumbehav.2011.10.008

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Боссен, Л.(2004). Обзор фильма — Связка ног: поиск трехдюймового золотого лотоса. Anthropologica 48, 301–303. DOI: 10.2307 / 25606208

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Брумбах, Б. Х., Фигередо, А. Дж., И Эллис, Б. Дж. (2009). Влияние суровых и непредсказуемых условий в подростковом возрасте на развитие стратегии жизненного цикла. Хум. Nat. 20, 25–51. DOI: 10.1007 / s12110-009-9059-3

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бусс, Д.М. (1989). Половые различия в предпочтениях человека в отношении супругов: эволюционные гипотезы проверены в 37 культурах. Behav. Brain Sci. 12, 1–49. DOI: 10.1017 / S0140525X00023992

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Басс, Д. М., и Кенрик, Д. Т. (1998). «Эволюционная социальная психология» в . Справочник по социальной психологии . 4-е изд. Vol. 2, ред. Д. Т. Гилберт, С. Т. Фиск и Г. Линдзи (Бостон: McGraw-Hill), 982–1026.

Google Scholar

Бусс, Д.М., Шмитт Д. П. (2011). Эволюционная психология и феминизм. Половые роли 64, 768–787. DOI: 10.1007 / s11199-011-9987-3

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Басс, Д. М., Шакелфорд, Т. К., Киркпатрик, Л. А., и Ларсен, Р. Дж. (2001). Полвека предпочтений партнера: культурная эволюция ценностей. J. Marriage Fam. 63, 491–503. DOI: 10.1111 / j.1741-3737.2001.00491.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кэрролл, Дж.Л. (2009). Сексуальность сейчас: охватывая разнообразие . Бостон, Массачусетс: обучение Cengage.

Google Scholar

Чанг, Л., и Лу, Х. (2017). «Экологические риски» в Энциклопедия эволюционно-психологических наук . ред. Т. К. Шакелфорд и В. Уикс-Шакелфорд (Нью-Йорк: Springer Meteor).

Google Scholar

Чанг, Л., и Лу, Х. Дж. (2018). Ресурсный и внешний риск в определении кратких историй жизни китайских брошенных детей в сельских районах. Evol. Гм. Behav. 39, 59–66. DOI: 10.1016 / j.evolhumbehav.2017.10.003

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Чанг, Л., Ван, Ю., Шакелфорд, Т. К., и Басс, Д. М. (2011). Предпочтения китайских партнеров: культурная эволюция и преемственность за четверть века. Личный. Индивидуальный. Отличаются. 50, 678–683. DOI: 10.1016 / j.paid.2010.12.016

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Чаудхари Н., Салали Г. Д., Томпсон Дж., Дайбл М., Пейдж А., Смит Д. и др. (2015). Многоженство без богатства: популярность подарочных игр предсказывает многоженство у пигмеев Баяки. R. Soc. Open Sci. 2: 150054. DOI: 10.1098 / RSOS.150054

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Чисхолм, Дж. С. (1999). Смерть, надежда и секс: шаги к эволюционной экологии разума и морали . Нью-Йорк и Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Google Scholar

Камминз Д. (2006). «Доминирование, статус и социальные иерархии» в Справочник по эволюционной психологии .изд. Д. М. Басс (Хобокен, Нью-Джерси: Уайли), 676–697.

Google Scholar

ДеБрюн, Л. М., Джонс, Б. К., Кроуфорд, Дж. Р., Веллинг, Л. Л., и Литтл, А. С. (2010). Здоровье нации определяет их партнерские предпочтения: межкультурные различия в предпочтениях женщин в отношении маскулинизированных мужских лиц. Proc. Биол. Sci. 277, 2405–2410. DOI: 10.1098 / rspb.2009.2184

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Del Giudice, M. D., Gangestad, S. W., and Kaplan, H.С. (2015). «Теория истории жизни и эволюционная психология» в . Справочник по эволюционной психологии . изд. Д. М. Басс (Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Wiley), 88–114. DOI: 10.1002 / 9781119125563.evpsych202

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Игли, А. Х., и Вуд, В. (1999). Истоки половых различий в человеческом поведении: эволюция предрасположенностей в сравнении с социальными ролями. Am. Psychol. 54, 408–423. DOI: 10.1037 / 0003-066X.54.6.408

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Эберт, И.Д., Стеффенс М.С. и Крот А. (2014). Тепло, но, может быть, не настолько компетентно? — современные имплицитные стереотипы о женщинах и мужчинах в Германии. Половые роли 70, 359–375. DOI: 10.1007 / s11199-014-0369-5

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Эллис, Б. Дж., И Эссекс, М. Дж. (2007). Семейная среда, адренархе и половое созревание: продольный тест модели жизненного цикла. Child Dev. 78, 1799–1817. DOI: 10.1111 / j.1467-8624.2007.01092.x

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Эванс, К.Д., Дикман А. Б. (2009). О мотивированном выборе ролей: гендерные убеждения, отдаленные цели и карьерный интерес. Psychol. Женщины Quart. 33, 235–249. DOI: 10.1111 / j.1471-6402.2009.01493.x

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Фернхэм, А. (2009). Половые различия в предпочтениях при выборе партнера. Личный. Индивидуальный. Отличаются. 47, 262–267. DOI: 10.1016 / j.paid.2009.03.013

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Гангестад, С.У. и Басс Д. М. (1993). Распространенность патогенов и предпочтения партнера. Ethol. Sociobiol. 14, 89–96. DOI: 10.1016 / 0162-3095 (93)

-7

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Гат, А. (2000). Мотивационный комплекс человека: эволюционная теория и причины борьбы охотников-собирателей. Часть I. Первичные соматические и репродуктивные причины. Антрополь. Q. 73, 20–34. Доступно по адресу: http://www.jstor.org/stable/3317472

Google Scholar

Глик П., и Фиск, С. Т. (2001). Двойственный союз: враждебный и доброжелательный сексизм как дополнительные оправдания гендерного неравенства. Am. Psychol. 56, 109–118. DOI: 10.1037 / 0003-066X.56.2.109

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Глик П., Фиске С. Т., Младинич А., Сайз Дж. Л., Абрамс Д., Массер Б. и др. (2000). За пределами предрассудков как простой антипатии: враждебный и доброжелательный сексизм в разных культурах. J. Pers. Soc. Psychol. 79, 763–775. DOI: 10.1037 / 0022-3514.79.5.763

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Гудман М. Дж., Эстиокогриффин А., Гриффин П. Б. и Гроув Дж. С. (1985). Менархе, беременность, интервалы между родами и менопауза у женщин-собирателей агта провинции Кагаян, Лусон, Филиппины. Ann. Гм. Биол. 12, 169–177. DOI: 10.1080 / 03014468500007661

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Грискявичюс В., Делтон А. В., Робертсон Т. Э. и Тайбур Дж.М. (2011). Экологические непредвиденные обстоятельства в стратегиях жизненного цикла: влияние смертности и социально-экономического статуса на сроки репродукции. J. Pers. Soc. Psychol. 100, 241–254. DOI: 10.1037 / a0021082

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Hackman, J., и Hruschka, D. (2013). Не патогены, а быстрые жизненные истории объясняют различия в убийствах, жестоком обращении с детьми и семейных связях на уровне штатов в США. Evol. Гм. Behav. 34, 118–124.DOI: 10.1016 / j.evolhumbehav.2012.11.002

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Хоукс, К., О’Коннелл, Дж. Ф., и Джонс, Н. Б. (2001). Хадза мясорубка. Evol. Гм. Behav. 22, 113–142. DOI: 10.1016 / S1090-5138 (00) 00066-0

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Хенрих Дж., Энсмингер Дж., Макэлрит Р., Барр А., Барретт К., Больянац А. и др. (2010). Рынки, религия, размер сообщества и эволюция справедливости и наказания. Наука 327, 1480–1484. DOI: 10.1126 / science.1182238

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Генрих Дж. И Гил-Уайт Ф. Дж. (2001). Эволюция престижа: свободное проявление почтения как механизм увеличения благ культурной трансмиссии. Evol. Гм. Behav. 22, 165–196. DOI: 10.1016 / S1090-5138 (00) 00071-4

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Инглхарт Р. и Бейкер В.Э. (2000). Модернизация, культурные изменения и сохранение традиционных ценностей. Am. Социол. Ред. 65, 19–51. DOI: 10.2307 / 2657288

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кандрик М., Джонс Б. К. и ДеБруин Л. М. (2015). Нехватка самок определяет региональные различия в социально-сексуальной ориентации мужчин и женщин в штатах США. Evol. Гм. Behav. 36, 206–210. DOI: 10.1016 / j.evolhumbehav.2014.11.004

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кассер, Т.и Шарма Ю.С. (1999). Репродуктивная свобода, равенство в образовании и предпочтение самками характеристик приобретения ресурсов у партнеров. Psychol. Sci. 10, 374–377. DOI: 10.1111 / 1467-9280.00171

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Келли Р. Л. (1995). Спектр добычи: разнообразие образа жизни охотников-собирателей . Вашингтон: Смитсоновский институт-пресс.

Google Scholar

Крамер, К. Л., и Гривз, Р. Д. (2010).Синхронность между ростом и репродуктивными паттернами у самок человека: ранние инвестиции в рост фуражиров Pumé. Am. J. Phys. Антрополь. 141, 235–244. DOI: 10.1002 / ajpa.21139

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Ли Р. (2003). Демографический переход: три века фундаментальных изменений. J. Econ. Перспектива. 17, 167–190. DOI: 10.1257 / 089533003772034943

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Ли, А. Дж., И Зитч, Б.П. (2011). Экспериментальные данные, свидетельствующие о том, что на предпочтения женщин в половом акте напрямую влияют сигналы распространенности патогенов и нехватки ресурсов. Biol. Lett. 7, 892–895. DOI: 10.1098 / RSBL.2011.0454

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Леповски, М.А. (1993). Плод родины: пол в эгалитарном обществе . Нью-Йорк, Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета.

Google Scholar

Лернер, Г. (1986). Создание патриархата .Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

Google Scholar

Ли, Н. П., Бейли, Дж. М., Кенрик, Д. Т., и Линсенмайер, Дж. А. (2002). Необходимость и роскошь предпочтений партнера: проверка компромиссов. J. Pers. Soc. Psychol. 82, 947–955. DOI: 10.1037 / 0022-3514.82.6.947

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Ли, Н. П., Валентин, К. А., и Патель, Л. (2011). Предпочтения партнера в США и Сингапуре: кросс-культурный тест модели приоритета предпочтений партнера. Личный. Индивидуальный. Отличаются. 50, 291–294. DOI: 10.1016 / j.paid.2010.10.005

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Литтл, А. С., Апичелла, К. Л., и Марлоу, Ф. У. (2007). Предпочтения симметрии человеческих лиц в двух культурах: данные из Великобритании и хадза, изолированной группы охотников-собирателей. Proc. Биол. Sci. 274, 3113–3117. DOI: 10.1098 / rspb.2007.0895

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Лу, Х.Дж., Чжу, X. Q., и Чанг, Л. (2015). Хорошие гены, хорошие кормильцы и хорошие отцы: экономическое развитие влияет на то, как женщины выбирают себе пару. Evol. Behav. Sci. 9, 215–228. DOI: 10.1037 / ebs0000048

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Макартур Р. Х. и Уилсон Э. О. (1967). Теория островной биогеографии . Принстон, Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета.

Google Scholar

Макдональд, К. (1995). Эволюция, пятифакторная модель и уровни личности. J. Pers. 63, 525–567. DOI: 10.1111 / j.1467-6494.1995.tb00505.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Марлоу, Ф. (2000). Отцовский вклад и человеческая система спаривания. Behav. Процесс. 51, 45–61. DOI: 10.1016 / S0376-6357 (00) 00118-2

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Марлоу, Ф. У. (2003). Критический период для обеспечения мужчин хадза: последствия для парных связей. Evol. Гм. Behav. 24, 217–229. DOI: 10.1016 / S1090-5138 (03) 00014-X

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Мур, Ф. Р., Кэссиди, К., Ло Смит, М. Дж., И Перретт, Д. И. (2006). Влияние женского контроля над ресурсами на предпочтения партнеров по половому признаку. Evol. Гм. Behav. 27, 193–205. DOI: 10.1016 / j.evolhumbehav.2005.08.003

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Ньюсон, Л., и Ричерсон, П. Дж. (2009). Почему люди становятся современными? Дарвиновское объяснение. Население.Dev. Ред. 35, 117–158. DOI: 10.1111 / j.1728-4457.2009.00263.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Петридес, К. В., и Фернхэм, А. (2000). Гендерные различия в измеряемых и самооценочных характеристиках эмоционального интеллекта. Половые роли 42, 449–461. DOI: 10.1023 / A: 1007006523133

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Пломин, Р., ДеФрис, Дж. К., Кнопик, В. С., и Нейдерхайзер, Дж. М. (2016). 10 лучших повторений результатов поведенческой генетики. Перспектива. Psychol. Sci. 11, 3–23. DOI: 10.1177 / 1745691615617439

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Путс, Д. А. (2010). Красавица и чудовище: механизмы полового отбора у человека. Evol. Гм. Behav. 31, 157–175. DOI: 10.1016 / j.evolhumbehav.2010.02.005

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Риган, П. К., и Дрейер, К. С. (1999). Похоть? Любовь? Статус? Мотивы молодых людей для случайного секса. J. Psychol. Человек Сексуальный. 11, 1–24. DOI: 10.1300 / J056v11n01_01

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Садалла, Э. К., Кенрик, Д. Т., и Вершуре, Б. (1987). Доминирование и гетеросексуальное влечение. J. Personal. Soc. Psychol. 52, 730–738. DOI: 10.1037 / 0022-3514.52.4.730

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Шмитт, Д. П. (2005). Социосексуальность от Аргентины до Зимбабве: исследование пола, культуры и стратегий человеческого спаривания в 48 странах. Behav. Brain Sci. 28, 247–275. DOI: 10.1017 / S0140525X05000051

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Shackelford, T., Schmitt, D., and Buss, D. (2005). Краткий отчет. Cogn. Эмоция 19, 1262–1270. DOI: 10.1080 / 02699930500215249

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Шелтон, Б.А., и Джон, Д. (1996). Разделение домашнего труда. Annu. Rev. Sociol. 22, 299–322. DOI: 10.2307/2083433

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Симпсон, Дж.А. и Гангестад С. В. (1991). Индивидуальные различия в социосексуальности: доказательства конвергентной и дискриминантной значимости. J. Pers. Soc. Psychol. 60, 870–883. DOI: 10.1037 / 0022-3514.60.6.870

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Синг, О., Нойберг, С. Л., Варнум, М. Э. У. и Кенрик, Д. Т. (2017). Переполненная жизнь — это медленная жизнь: плотность населения и стратегия жизненного цикла. J. Pers. Soc. Psychol. 112, 736–754. DOI: 10.1037 / pspi0000086

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Снайдер, Дж. К., Киркпатрик, Л. А., и Барретт, Х. С. (2008). Дилемма доминирования: действительно ли женщины предпочитают доминирующих партнеров? чел. Relat. 15, 425–444. DOI: 10.1111 / j.1475-6811.2008.00208.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Соуза, А. Л., Конрой-Бим, Д., и Басс, Д. М. (2016). Брачные предпочтения в Бразилии: эволюция желаний и культурная эволюция за три десятилетия. Личный. Индивидуальный. Отличаются. 95, 45–49. DOI: 10.1016 / j.paid.2016.01.053

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Стил В. (1999). Корсет: мода и эротика. Теория моды J. Платье Body Cult. 3, 449–473. DOI: 10.2752 / 136270499779476054

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Триверс Р. (1972). «Родительское вложение и половой отбор» в Половой отбор и происхождение мужчины . изд. Б. Б. Кэмпбелл (Лондон, Великобритания: Aldine), 136–179.

Google Scholar

Ван Левен, Ф., Кениг, Б. Л., Грэм, Дж., И Парк, Дж. Х. (2014). Моральные проблемы в Соединенных Штатах: ассоциации с переменными жизненного цикла, распространенностью патогенов, урбанизацией, когнитивными способностями и социальным классом. Evol. Гм. Behav. 35, 464–471. DOI: 10.1016 / j.evolhumbehav.2014.06.005

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Волк, А.А., Аткинсон, Дж. А. (2013). Младенческая и детская смерть в среде эволюционной адаптации человека. Evol. Гм. Behav. 34, 182–192. DOI: 10.1016 / j.evolhumbehav.2012.11.007

CrossRef Полный текст | Google Scholar

фон Рюден, К., Гурвен, М., и Каплан, Х. (2011). Почему мужчины ищут статуса? фитнес — это вознаграждение за доминирование и престиж. Proc. Биол. Sci. 278, 2223–2232. DOI: 10.2307 / 41314919

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Уокер Р., Хилл К., Бургер О. и Уртадо А. М. (2010). Возвращение к жизни в медленном переулке: онтогенетическое разделение шимпанзе и человека. Am. J. Phys. Антрополь. 129, 577–583. DOI: 10.1002 / ajpa.20306

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Вуд, В., Игли, А. Х. (2002). Кросс-культурный анализ поведения женщин и мужчин: последствия для происхождения половых различий. Psychol. Бык. 128, 699–727. DOI: 10.1037 / 0033-2909.128.5.699

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Вуд, В., Игли, А. Х. (2012). Биосоциальное конструирование половых различий и сходства в поведении. Adv. Exp. Soc. Psychol. 46, 55–123. DOI: 10.1016 / B978-0-12-394281-4.00002-7

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Чжу, Н., Хок, С. Т., и Чанг, Л. (2019). Непредсказуемые и конкурентные сигналы влияют на просоциальное поведение и суждения. Личный. Индивидуальный. Отличаются. 138, 203–211. DOI: 10.1016 / j.paid.2018.10.006

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Гендерная роль | Культурная антропология

A Гендерная роль — это набор социальных норм, определяющих, какие типы поведения обычно считаются приемлемыми, подходящими или желательными для человека в зависимости от его фактического или предполагаемого пола.Обычно они сосредоточены вокруг противоположных концепций женственности и мужественности , хотя есть множество исключений и вариаций. Специфика этих гендерных ожиданий может существенно различаться в разных культурах, в то время как другие характеристики могут быть общими для разных культур. Продолжаются дискуссии о том, в какой степени гендерные роли и их вариации биологически детерминированы, а в какой — социально сконструированы.

Различные группы предприняли усилия по изменению аспектов преобладающих гендерных ролей, которые, по их мнению, являются угнетающими или неточными, в первую очередь это феминистское движение.

Термин «гендерная роль» был впервые введен Джоном Мани в 1955 году в ходе его исследования интерсекс-индивидов для описания манер, в которых эти индивиды выражают свой статус мужского или женского пола в ситуации, когда не существует четкого биологического назначения. .

Фон

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) определяет гендерные роли как «социально сконструированные роли, модели поведения, виды деятельности и атрибуты, которые данное общество считает подходящими для мужчин и женщин». [1] Однако продолжаются споры о том, в какой степени гендер и его роли являются социально сконструированными (т.е. не подверженными биологическому влиянию) и в какой степени «социально сконструированные» могут считаться синонимами «произвольных» или «податливых». [2] [3] [4] [5] [6] Таким образом, краткое авторитетное определение гендерных ролей или самого пола неуловимо.

Некоторые системы классификации, в отличие от ВОЗ, являются небинарными или гендерными квирами, перечисляя несколько возможных полов, включая трансгендеров и интерсексуалов, как отдельные категории. [7] [8] Гендерные роли зависят от культуры, и хотя в большинстве культур различают только две (мальчик и девочка или мужчина и женщина), в других признается больше. Андрогинность, например, была предложена в качестве третьего пола. [9] Другие общества утверждали, что имеют более пяти полов, [10] и некоторые незападные общества имеют три пола — мужчина, женщина и третий пол. [11] Некоторые люди (не обязательно принадлежащие к такой культуре) идентифицируют себя вообще без пола. [12]

Гендер Роль — определяется как относящаяся в некотором смысле к культурным ожиданиям в соответствии с понятной гендерной классификацией — не следует путать с гендерной идентичностью, внутренним чувством собственного пола, которое может совпадать или не совпадать с категориями, предлагаемыми общественными нормами. . Точка, в которой эти интернализованные гендерные идентичности становятся экстернализованными в набора ожиданий , является генезисом гендерной роли . [13] [14]

Гендерные роли обычно упоминаются в уничижительном смысле как институт, ограничивающий свободу поведения и выражения мнения, или используются как основание для дискриминации.

Из-за преобладающей гендерной роли общего подчинения женщинам не было предоставлено право голоса во многих частях мира до 19 или 20 веков, а некоторым и до 21 века. [15] Женщины во всем мире во многих отношениях не пользуются полной свободой и защитой закона. «Что мы подразумеваем под« полом »и« гендером »?». Джеймс Поневозик (10 июня 2014 г.). «Работающим отцам пора в отпуск по уходу за ребенком». TIME.com . Проверено 14 июня 2015 г.

Пол, статус и поведение в рабочих ситуациях в JSTOR

Abstract

Гендер — одна из наиболее широко исследованных конструкций социальных наук. Это основа макросоциальной организации и индивидуальная характеристика, которая формирует микросоциальное взаимодействие. Социально-психологическая литература содержит по крайней мере четыре альтернативных концепции того, как гендер действует при непосредственном взаимодействии: нормативное влияние, информационное влияние, взвешенное усреднение и гипотезы состояний ожидания.Используя богатый набор экспериментальных данных о дискуссиях о решении проблем смешанного пола, связанных с «женскими», гендерно-нейтральными и «мужскими» задачами, мы исследовали относительную эмпирическую адекватность этих четырех гипотез. Зависимые переменные включали время разговора и частоту жестов, инициацию речи, взгляд во время разговора, взгляд во время слушания, толчки подбородка, улыбку, смех и прикосновения к себе. Довидио и его коллеги сообщили, что для некоторых показателей, но не для других, существует статистическое взаимодействие между полом актера и гендерной связью задачи.Используя более точный теоретический анализ, мы обнаружили, что гипотеза состояний ожидания очень хорошо описывает первую категорию переменных, в то время как гипотеза о нормативном влиянии очень хорошо описывает вторую категорию. Гипотеза взвешенного усреднения систематически отклоняется от эмпирических данных, собранных Довидио и его коллегами. Мы предполагаем, что «гендерные эффекты» в предположительно ориентированном на задачу взаимодействии проистекают из гендерной ценности и гендерной идентичности как личности.Обсуждаются некоторые выводы для дальнейших исследований.

Информация журнала

Social Psychology Quarterly (SPQ) публикует теоретические и эмпирические статьи о связи между человеком и обществом, в том числе изучение отношений людей друг с другом, а также с группами, коллективы и учреждения. Он также включает изучение внутрииндивидуальных процессы, поскольку они существенно влияют или находятся под влиянием социальных структура и процесс.SPQ действительно междисциплинарный, издательский работы как социологов, так и психологов. Публикуется ежеквартально в марте, Июнь, сентябрь и декабрь.

Информация об издателе

Заявление о миссии Американской социологической ассоциации: Служить социологам в их работе Развитие социологии как науки и профессии Содействие вкладу социологии в общество и ее использованию Американская социологическая ассоциация (ASA), основанная в 1905 году, является некоммерческой организацией. членская ассоциация, посвященная развитию социологии как научной дисциплины и профессия, служащая общественному благу.ASA насчитывает более 13 200 членов. социологи, преподаватели колледжей и университетов, исследователи, практикующие и студенты. Около 20 процентов членов работают в правительстве, бизнес или некоммерческие организации. Как национальная организация социологов Американская социологическая ассоциация, через свой исполнительный офис, имеет все возможности для предоставления уникального набора услуги для своих членов и способствовать жизнеспособности, заметности и разнообразию дисциплины.Работая на национальном и международном уровнях, Ассоциация стремится сформулировать политику и реализовать программы, которые, вероятно, будут иметь самые широкие возможное влияние на социологию сейчас и в будущем.

Объединение феминистского и семейного подходов к насилию в JSTOR

Abstract

Исследователи насилия в семье предполагают, что социально-демографические показатели структурного неравенства влияют на предрасположенность к насилию в семье.Ученые-феминистки утверждают, что домашнее насилие коренится в гендере и власти и представляет собой активные попытки мужчин сохранить доминирование и контроль над женщинами. В этой статье объединены оба подхода, предполагая, что элементы структурного неравенства по-разному влияют на насильственное поведение женщин и мужчин. Используя данные, представленные самими людьми и партнерами из волны 1 Национального обследования семей и домохозяйств, в этом исследовании изучаются взаимосвязи между социально-демографическими характеристиками, полом, статусом (несовместимостью) и насилием в семье.Результаты показывают, что несовместимость доходов и образовательного статуса по-разному связана с домашним насилием, совершаемым женщинами и мужчинами. Расхождения между сообщениями о насилии, сообщаемыми самим собой и партнером, исследуются, чтобы определить корреляты различий в сообщениях. Результаты показывают, что будущие исследования выиграют от интеграции семейного насилия и феминистских подходов.

Информация о журнале

Журнал о браке и семье (JMF), опубликован Национального совета по семейным отношениям, ведущий исследовательский журнал в сфере семьи, и так было уже более шестидесяти лет.Возможности JMF оригинальные исследования и теории, интерпретация исследований и обзоры, а также критические обсуждение всех аспектов брака, других форм близких отношений, и семьи. Журнал также публикует рецензии на книги. Авторы JMF приходят из самых разных областей, в том числе антропология, демография, экономика, история, психология и социология, а также а также в междисциплинарных областях, таких как человеческое развитие и науки о семье. JMF издает оригинальная теория и исследования с использованием разнообразных методов, отражающих полный спектр социальных наук, включая количественные, качественные и мультиметодические конструкции.Интегральные обзоры, а также отчеты по методологическим и статистическим успехи тоже приветствуются. JMF выходит ежеквартально, в феврале, мае, августе и ноябре. каждого года. Объем каждого выпуска составляет в среднем 284 страницы. По всему миру, его распространение более 6200 экз.

Информация об издателе

Уже более шестидесяти четырех лет Национальный совет по семейным отношениям (NCFR) связывает мультидисциплинарные семейные специалисты через свои журналы, конференции, государственные партнерские советы и секции по интересам.NCFR является некоммерческой, беспартийной и полностью финансируется членами. Исследователи, педагоги, практикующие врачи и политики из всех семейных сфер и направлений делятся знания и информация о семьях. NCFR была основана в 1938 году. Миссия NCFR: Национальный совет по семейным отношениям (NCFR) обеспечивает форум для семейных исследователей, преподавателей и практиков, чтобы поделиться своими разработками и распространение знаний о семье и семейных отношениях, устанавливает профессиональные стандарты и работает над повышением благополучия семьи.

УВКПЧ | Гендерные стереотипы

Гендерные стереотипы

Гендерные стереотипы — это обобщенное представление или предвзятое мнение об атрибутах или характеристиках, или ролях, которыми должны или должны обладать или исполнять женщины и мужчины. Гендерный стереотип вреден, когда он ограничивает способность женщин и мужчин развивать свои личные способности, продолжать профессиональную карьеру и / или делать выбор в отношении своей жизни.

Будь то откровенно враждебные (например, «женщины иррациональны») или кажущиеся добрыми («женщины лелеют») вредные стереотипы увековечивают неравенство.Например, традиционный взгляд на женщин как на воспитателей означает, что обязанности по уходу за детьми часто ложатся исключительно на женщин.

Кроме того, гендерные стереотипы, усугубляющиеся и пересекающиеся с другими стереотипами, оказывают непропорционально негативное влияние на определенные группы женщин, такие как женщины из групп меньшинств или коренных народов, женщины с ограниченными возможностями, женщины из низших каст или с более низким экономическим статусом, женщины-мигранты, и т. д.

Гендерные стереотипы относятся к практике приписывания отдельной женщине или мужчине определенных атрибутов, характеристик или ролей только на основании ее или его принадлежности к социальной группе женщин или мужчин.Гендерные стереотипы являются противоправными, если они приводят к нарушению прав человека и основных свобод.

Примеры включают:

  • Отсутствие уголовной ответственности за изнасилование в браке, поскольку считается, что женщины являются сексуальной собственностью мужчин; и
  • Неспособность расследовать, преследовать и осудить сексуальное насилие в отношении женщин, полагая, что жертвы сексуального насилия соглашались на половые акты, поскольку они не одевались и не вели себя «скромно».

Неправильные гендерные стереотипы — частая причина дискриминации в отношении женщин.Это фактор, способствующий нарушению широкого спектра прав, таких как право на здоровье, достаточный уровень жизни, образование, брак и семейные отношения, работа, свобода выражения мнений, свобода передвижения, участие в политической жизни и представительство, эффективное средство правовой защиты, и свобода от гендерного насилия.

Запрещение гендерных стереотипов и гендерных стереотипов

Два международных договора по правам человека содержат прямые обязательства в отношении вредных стереотипов и неправомерных стереотипов.

Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин

Артикул 5 :

Государства-участники принимают все соответствующие меры … для изменения социальных и культурных моделей поведения мужчин и женщин с целью достижения искоренения предрассудков, обычаев и всей другой практики, основанной на идее неполноценности или превосходства. любого пола или стереотипных ролей мужчин и женщин;

Конвенция о правах инвалидов

Статья 8 (1) (b):

Государства-участники обязуются принимать немедленные, эффективные и надлежащие меры по борьбе со стереотипами, предрассудками и вредной практикой в ​​отношении инвалидов, в том числе по признаку пола и возраста, во всех сферах жизни.

Права на недискриминацию и равенство, предусмотренные другими международными договорами о правах человека, такими как Пакт об экономических, социальных и культурных правах и Конвенция о правах ребенка, также толкуются как включающие дискриминацию и неравенство, которые коренятся в стереотипах, в том числе гендерных.

Связанные публикации, исследования, отчеты и документы

Гендерные стереотипы и судебная система: руководство для семинаров (2020)
PDF: Английский
Учебные материалы по теме: Английский

Руководство для судебных органов по гендерным стереотипам и международным стандартам прав женщин, Уругвай (2020)
PDF: Español

Руководство для прокуратуры по гендерным стереотипам и международным стандартам прав женщин, Уругвай (2020)
PDF: Español

Роль судебной власти в устранении стереотипов в делах о сексуальном и репродуктивном здоровье и правах — обзор прецедентного права (2017)
PDF: Английский | Español

Одна пейджер: Гендерные стереотипы и стереотипы и права женщин (2014)
PDF: Английский

Устранение судебных стереотипов: равный доступ женщин к правосудию в делах о гендерном насилии (2014)
Word: Английский

Отчет по заказу УВКПЧ: Гендерные стереотипы как нарушение прав человека (2013)
Слово: Английский

Внешние ссылки *

Совет Европы

Unstereotype Alliance

* Примечание: ООН по правам человека не несет ответственности за содержание внешних ссылок.

Ограничения в предпочтениях: пол, статус и новые карьерные устремления

Коррелл, Шелли Дж. 2004. «Ограничения предпочтений: пол, статус и новые карьерные устремления». Американский социологический обзор 69: 93-113.

Это исследование представляет собой экспериментальную оценку модели, которая описывает сдерживающее влияние культурных представлений о гендере на возникающие карьерные устремления мужчин и женщин.Модель определяет условия, при которых представления о гендерном статусе вызывают двойные стандарты, дифференцированные по признаку пола, для приписывания результатов деятельности способностям, что по-разному влияет на то, как мужчины и женщины оценивают свою компетентность в задачах, связанных с карьерой, с учетом фактических способностей. Модель подразумевает, что, если мужчины и женщины по-разному оценивают свою компетентность при выполнении карьерных задач, у них также сформируются разные стремления к карьерному пути и деятельности, которая, как считается, требует компетентности в этих задачах.Данные эксперимента подтверждают эту модель. В одном из условий студенты мужского и женского пола выполнили экспериментальное задание после того, как убедились, что мужчины лучше справляются с этим заданием. В этом состоянии участники-мужчины оценили свои способности к выполнению задач выше, чем участники-женщины, хотя всем были даны одинаковые оценки. Мужчины в этом состоянии также имели более высокое стремление к карьерной деятельности, которая описывалась как требующая компетентности в этой задаче. Не было обнаружено гендерных различий ни в оценках, ни в устремлениях во втором состоянии, когда участники вместо этого были подвержены убеждению, что мужчины и женщины имеют равные способности к выполнению задач.Чтобы проиллюстрировать полезность модели в «реальном мире» (т.е. вне лаборатории), результаты сравниваются с предыдущим исследованием, которое показало, что мужчины делают более высокие оценки своих математических способностей, чем женщины, что способствует более высокому уровню их настойчивости.

Читайте также:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *