Толерантность история возникновения: Подлинная этимология: толерантность — Ремарки в сторону — LiveJournal

16 ноября — Международный День толерантности

Непрерывно упражняясь в искусстве выносить всякого рода ближних, мы бессознательно упражняемся в искусстве выносить самих себя, что, по сути, является самым непонятным достижением человека.

Ф. Ницше

16 ноября жители многих стран мира отмечают Международный день толерантности или День терпимости. 16 ноября 1995 года государства-члены ЮНЕСКО приняли Декларацию принципов терпимости. Позднее праздник был учрежден в 1996 году по решению Генеральной Ассамблеи ООН. День терпимости отмечается в разных странах по аналогичному сценарию: проводятся массовые мероприятия, посвященные воспитанию терпимости у жителей стран-участниц ООН и других народов мира.

• Слово «толерантность» произошло от латинского «tolerantia» – терпение. Основные принципы толерантности:
• Уважение человеческого достоинства всех без исключений людей. Уважение различий.
• Понимание индивидуальной неповторимости.
• Взаимодополняемость как основная черта различий.
• Взаимозависимость как основа совместных действий.
• Культура мира.
• Сохранение памяти.
• Также к числу этих принципов следует, прежде всего, отнести: отказ от насилия как неприемлемого средства приобщения человека к какой-либо идее.
• Добровольность выбора, «свобода совести», акцент на искренности убеждений. умение принудить себя, не принуждая других.

Страх и принуждение извне не способствуют формированию терпимости, хотя в качестве воспитательного фактора в определенный момент дисциплинируют людей, при этом формируя определенные нравы; толерантность, в европейском понимании, задает пример «законопослушания», подчинения законам, традициям и обычаям. Подчинение законам, а не воле большинства или одной личности, представляется важным фактором общественного развития; принятие «другого», который может отличаться по разным признакам — национальным, расовым, культурным, религиозным и т.д. Формирование взаимоотношений согласно «золотому» правилу: «Поступай по отношению к другим так, как ты хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе».

Кто отмечает праздник? Красота нашего мира состоит в его многообразии. Именно благодаря разнообразию взглядов, вероисповеданий, мыслей людей развитие цивилизации происходит многогранно. Поэтому столь важно уважение чужой точки зрения, самобытности. Дискриминация приводит к экстремизму, насилию и даже войнам на этой почве. Каждый, кто понимает важность терпимости, значение толерантности, отметит День толерантности в 2017 году в России. И это будут не просто пустые слова о важности понимания и уважения, а действия, позволяющие сблизить людей, избежать насилия.

День толерантности 16 ноября. История праздника

«Толерантность означает уважение, принятие и правильное понимание богатого многообразия культур нашего мира, форм самовыражения и проявления человеческой индивидуальности». Статья 1 Декларации принципов толерантности ЮНЕСКО. Именно с этого документа начинается история Международного дня толерантности, который стал символом терпимости во всем мире. Провозглашение принципов и самого праздника состоялось в 1995 году. Оба события связывают с 50-летием организации. В 1997 году Ассамблея ООН призывает страны-участницы присоединиться к празднованию и объявляет о Годе толерантности. Нетерпимость рассматривается как угроза человечеству. Поэтому в рамках праздника и декларации разрабатываются программы борьбы с нетерпимостью, дискриминацией, экстремизмом. Наиболее эффективным средством предупреждения нетерпимости является, согласно декларации, воспитание, которое начинается с обучения людей тому, в чем заключаются их общие права и свободы, чтобы обеспечить осуществление этих прав, и с поощрения стремления к защите прав других. Организация Объединенных Наций привержена укреплению терпимости путем углубления взаимопонимания между культурами и народами. Эта настоятельная необходимость лежит в основе Устава ООН и Всеобщей декларации прав человека. Она еще более актуальна в нынешнюю эпоху усиливающегося и насильственного экстремизма, распространения радикализма и расширения конфликтов, одной из отличительных черт которых является полное пренебрежение к человеческой жизни. Премия присуждается раз в два года, и её вручение приурочено к Международному дню терпимости. Премия может быть присуждена учреждениям, организациям или отдельным лицам за значительный вклад и эффективную деятельность по утверждению терпимости и ненасилия.

Определения толерантности:

• Сотрудничество, дух партнёрства.
• Готовность мириться с чужим мнением.
• Уважение человеческого достоинства.
• Уважение прав других.
• Принятие другого таким, какой он есть.
• Способность поставить себя на место другого.
• Уважение прав быть иным.
• Признание многообразия.
• Признание равенства других.
• Терпимость к чужим мнениям, верованиям и поведению.
• Отказ от доминирования, причинения вреда и насилия.

Как нам стать толерантными?

• Оставаться самим собой, видеть свои ошибки.
• Принимать людей таковыми, каковы они есть.
• Уважать чувства и интересы других людей.
• Быть добрым, милосердным, отзывчивым; помогать в беде; проявлять сострадание.

Мы все друг на друга ничуть не похожи,

Разрезами глаз и оттенками кожи,

Культурой, привычками и положением,

Поборемся с ненавистью и раздражением!

Ведь мы рождены на чудесной планете,

За счастье и мир на ней каждый в ответе,

За дружбу, за правду, за жизнь без забот,

Пусть день толерантности длится весь год.

От толерантности к интерсуществованию

Проблема с историей веротерпимости – имманентная рамка

Проблема с историей веротерпимости не в том, что ее никто не изучает. В настоящее время быстро растет число книг и статей, посвященных этой теме с разных точек зрения и в разных странах. Проблема в том, что мы предполагаем, что все те, кто изучает толерантность, изучают одно и то же. Хотя на самом деле мы описываем разнообразие механизмов, динамики и возможностей, имевших место в разных обществах в разное время, мы все же пишем и думаем так, как если бы существовала единственная надлежащая форма терпимости, которой должны придерживаться все остальные, или идеал, подобный «религиозная свобода», к которой все должны стремиться. Одним из симптомов этой тенденции является регулярность, с которой различные проявления толерантности описываются как неполные или отсутствующие, или, что еще хуже, как форма нетерпимости, а не толерантности. Наряду с этой тенденцией приходят неоднократные попытки определить «толерантность», «терпимость», религиозную свободу или свободу вероисповедания, но при ближайшем рассмотрении определения часто не совпадают: ясное указание на то, что еще нет согласия относительно того, что именно мы говорим о в конце концов.

Любая объективная оценка итоговой истории вызывает недоумение, поскольку история толерантности, как и сама толерантность, является глубоко партийным явлением. Далекая от того, чтобы быть стабильной категорией или опытом, толерантность по своей сути является отношением, и по своей сути продолжающимся, постоянно развивающимся отношением, содержание которого значительно варьируется в зависимости от вовлеченных сторон. Например, можно сказать, что в Османской империи, так же как и в Британской империи, была терпимость, но одна поддерживала форму правления, в которой доминировали мусульмане, а вторая — англикан. Каждая группа жила в ситуации толерантности, но оказалась бы в очень изменившихся обстоятельствах в системе другой. Делает ли это того или другого менее терпимым?

Тенденция рассматривать веротерпимость в единственном виде — как «идею веротерпимости» (например, у Переса Загорина, Как идея религиозной веротерпимости пришла на Запад ) или как отличительную черту, скажем, голландцев, британцев, или американской истории — затемняет партизанское измерение толерантности. Мы по-прежнему принимаем отдельное проявление или интерпретацию толерантности (наиболее популярно в теориях либерализма — интерпретацию Джона Локка) как представитель целого, а не как то, чем оно является: просто одно из многих проявлений. В случае Локка и англо-американского мира это, конечно, очень влиятельная версия терпимости. Однако предполагать, что тогда это универсальная модель, по которой все остальные, прошлое и настоящее, могут и должны оцениваться, значит смешивать общее с частным: главная проблема истории толерантности, которую я здесь подчеркиваю.

Еще одним признаком партийной динамики, невольно сохранившейся в истории толерантности, является тенденция искать человека или место, которые лучше всего воплощают идеал толерантности. Здесь тоже ответ зависит от пристрастий. Была ли это эпоха convivencia в средневековой Испании? Голландская республика? Польша-Литва шестнадцатого века? Франция под Нантским эдиктом? Великобритания после Славной революции? Пенсильвания? Могольская Индия? Роджер Уильямс? Себастьен Кастеллио? Эразм? Пьер Бейль? Барух Спиноза? Преобладание европейской истории раннего Нового времени и протестантских мыслителей в исследованиях по истории веротерпимости выдает их тесную связь с историей возникновения протестантизма, а также с ростом глобального господства Европы и Соединенных Штатов. Действительно, в двадцатом веке многие мыслители не делали различий между ними.

Традиционно римский католицизм играл роль великого антагониста в таких историях веротерпимости. Действительно, многие из самых ранних историй возникновения терпимости были созданы как разоблачительные истории инквизиции. Римские католики, как правило, поддерживали идею религиозной терпимости (или, в наши дни, свободы вероисповедания) только тогда, когда они были религиозным меньшинством: например, в елизаветинской Англии или в колониальном Мэриленде. Нет нужды рассматривать это как упрек католикам, ибо многие великие защитники веротерпимости принадлежали к религиозному меньшинству, выступавшему за большие права и признание: евреи и квакеры в кромвельской Англии; лютеране в Голландской республике; Баптисты больше всего где-либо до девятнадцатого века.

Одним из великих переходов между ранним современным и современным периодом является роль, которую терпимость или религиозная свобода стали играть в битвах различных групп за более широкое признание, признание или власть. В более ранний период редко кто выступал за терпимость или религиозную свободу как таковые, не связывая их с делом конкретной группы. В то же время, когда кто-то поступал так, как, например, баптисты или сепаратисты, регулярно выступавшие за терпимость к евреям, мусульманам и различным христианам, это явно соответствовало их партийным потребностям как членов группы, которая либо дала претендовали на всеобщую привлекательность или, как в случае с ранними квакерами, были убеждены в убедительной силе своего послания в любой свободной от принуждения ситуации. Точно так же, когда члены протестантского истеблишмента, такие как Гуго Гроций или Уильям Чиллингворт, высказывались в пользу терпимости к разнообразию мнений, они также исходили из предположения, что в конце концов разнообразие мнений объединится вокруг истины, в которой они никогда не сомневались. проживал больше в своей официальной церкви, чем в любой другой.

Начиная с Эпохи Революций в конце восемнадцатого века, деятели все чаще высказывались в пользу религиозной терпимости и свободы как таковой. Однако и здесь легко уловить партийное измерение. Американские протестанты горячо защищали религиозную свободу в девятнадцатом веке не потому, что они предвосхищали расцвет буддизма в Соединенных Штатах, а скорее потому, что это помогало оправдать преобладание протестантов в стране без устоявшейся церкви и растущего римско-католического меньшинства. Точно так же римские католики сейчас не поддержали дело свободы вероисповедания, потому что они считают, что это ослабит их положение в Соединенных Штатах. Ничто из этого не упоминается в попытке дискредитировать или унизить различных защитников религиозной свободы. Это просто указывает на то, что не все они продвигают одну и ту же цель, несмотря на использование схожей терминологии. Борьба за свободу вероисповедания сегодня имеет значительно иные коннотации, чем в Вирджинии 1780-х годов, Англии 1650-х или Саксонии 1520-х годов.

Рассматривая толерантность как отдельный, идентифицируемый феномен, а не как проблему, требующую объяснения, мы рискуем лишить толерантность какой-либо аналитической силы, сохранив при этом ее как полемический инструмент, которым она всегда была. Я не хочу сказать, что у других это неправильно, а у меня (или у какого-то конкретного философа) «это» правильно. Скорее, это просто для того, чтобы подчеркнуть, насколько неустойчива категориальная толерантность. И это не должно удивлять, учитывая относительный характер терпимости. Я сомневаюсь, что когда-либо может быть ситуация, в которой на карту действительно поставлено абстрактное качество, стоящее над составляющими партиями. Это был бы просто другой поворот отношений (как самопровозглашенное светское государство в Индии, Турции или Франции). Использование термина «толерантность» без уточнения контекста и состава рассматриваемой толерантности означает просто принятие и отстаивание определенной партийной позиции, часто имеющей глубокие корни в европейской истории. Это не использование мощной, не говоря уже об объективной, категории анализа.

Партийное измерение религиозной терпимости не следует рассматривать как признак лицемерия или фатального недостатка мышления. Скорее, его следует принять как неотъемлемую часть самой темы толерантности. Ибо толерантность, как бы она ни описывалась, будь то идеальное состояние бытия или религиозная свобода, религиозная свобода, секуляризм или плюрализм, не является объективным статусом или трансцендентным условием. Толерантность — это отношения, причем глубоко и неизбежно партийные, поскольку они предполагают отношения между двумя или более разными сторонами, ни одна из которых не будет в равной степени удовлетворена тем, какими бы ни были их конкретные отношения в данный момент. Чрезвычайно трудно, если вообще возможно, написать историю веротерпимости, которая не была бы партийной. Полагаю, что самое меньшее, что мы можем сделать, это быть честными и открытыми в отношении этой трудности.

Конечно, существует история терпимости. Любой человек может сразу же вызвать определенные ассоциации и образы при произнесении этой фразы. Однако то, что именно приходит на ум, я уверен, будет значительно различаться в зависимости от рассматриваемого ума. Борьба евреев за признание в «Новом Амстердаме» Питера Стайвесанта? Католиков в Ирландии? Меннонитов в Швейцарии? Ремонстранты в Голландской республике? Православные греки в Османской империи? Епископалы в Шотландии? Мусульмане в английском Танжере? Индусы в португальском Гоа? Или голландские протестанты в Японии? И так далее. Действительно ли наша работа состоит в том, чтобы отстаивать один нарратив над другим?

Вместо того, чтобы оценивать отношения (у одних более напряженные, чем у других) между различными религиозными группами по предполагаемой универсальной шкале терпимости, нам следует сосредоточиться на специфике рассматриваемой ситуации. Как только мы сможем оценить, как «подъем» терпимости в определенном месте, например в Ирландии, повлияет на отношения между различными вовлеченными группами (в данном случае демографическое большинство католиков по сравнению с меньшим населением различных протестантов, включая пресвитериан, баптистов, квакеров и ирландской церкви, но не до девятнадцатого века, иудеев, мусульман или других нехристиан), то мы можем приступить к более полному обсуждению того, о чем мы говорим, когда говорим о религиозной свободы (как предлагает Саба Махмуд в отношении Ближнего Востока).

Задача сегодняшнего мира, в котором глобальное осознание и последствия неизбежны, чего не было в шестнадцатом веке, состоит в том, чтобы придумать метод подхода к истории терпимости, который мог бы уловить ее вечную, продолжающуюся и, Я бы сказал, бесконечная природа. Каким бы распространенным и мощным ни было религиозное единство и конформизм в средневековой Европе, все еще можно найти исключения — частички разнообразия, которые поддерживали вопросы веротерпимости задолго до появления протестантов. А если вернуться еще дальше, к позднему античному периоду, то можно вернуться в мир религиозного разнообразия, в котором Римско-католическая церковь была лишь одним из многих соперников (действительно, для пламенного христианина Роджера Уильямса все пошло под откос, как только император Константин обратил и объединил свою церковь со своей империей). Толерантность в той или иной форме существует уже давно. Он не исчезнет, ​​хотя и изменится. Нам нужно отойти от моделей взлета и падения, прогресса и упадка и найти способ запечатлеть вечный двигатель, которым на самом деле является толерантность. Только тогда идеи давно ушедших протестантов сохранят свою актуальность в мире, где теперь католики берут на себя инициативу в качестве защитников свободы вероисповедания.

Веротерпимость — Ренессанс и Реформация

Введение

В истории религиозной терпимости долгое время доминировала виговская историография, которая фокусируется на определении происхождения современных ценностей и институтов. Историки-виги часто определяли терпимость как положительную ценность, уходящую корнями в европейские интеллектуальные традиции, особенно среди английских и протестантских мыслителей 16, 17 и 18 веков. В то время как некоторые интеллектуальные историки подчеркивают период Просвещения в распространении религиозной терпимости, значительные исследования указывают на вклад в эпоху Возрождения и Реформации. Некоторые обращаются к традициям гуманизма и скептицизма эпохи Возрождения, в то время как другие указывают на распад христианства после Реформации, вынудивший некоторых европейцев разрабатывать оправдания терпимости. Некоторые критики этого подхода изучали сторонников веротерпимости в средние века. Другие отошли от истории идей и подчеркнули, что правовые рамки религиозной терпимости, такие как 1598 Нантский эдикт во Франции или Вестфальский мир 1648 года в Священной Римской империи были приняты неохотно только после того, как убеждения, принуждение и открытая война оказались безуспешными в разрешении религиозных конфликтов. Совсем недавно социальные и культурные историки продвигали ревизионистскую точку зрения, которая подчеркивает, что люди часто учились сосуществовать даже в отсутствие философских теорий или правовых рамок, узаконивающих терпимость. Результатом стал растущий интерес к повседневным практикам терпимости. Большая часть этих исследований была сосредоточена на сосуществовании между членами конкурирующих христианских церквей (также называемых конфессиями), но некоторые также включали исследования христиан, мусульман и евреев. Широта этого исследования продолжала расширяться, включая контакты европейцев с нехристианами и неевропейцами и идеи о них. В Европе местные и биографические исследования изучали случайный и разнообразный характер форм терпимости и сосуществования. Значительные недавние исследования подчеркнули, в какой степени проницаемость религиозных границ помогает объяснить формы плюрализма и терпимости. Таким образом, несмотря на поляризующую и эксклюзивистскую риторику духовенства, размытые, проницательные и двусмысленные взгляды на веру и сверхъестественное теперь часто упоминаются как важные для понимания терпимости и практик сосуществования в эпоху Возрождения и Реформации.

Общий обзор

До середины 20-го века изучение истории веротерпимости в основном было прерогативой историков-виггов. В целом в этой литературе подчеркивался постепенный переход от нетерпимости Средневековья к переходным периодам Возрождения и Реформации, кульминацией которого стало появление терпимости как определяющей черты современности с конца 17 века. Среди рекомендуемых книг, написанных одним автором, есть ведущие представители виггской науки. Эти работы, такие как Джордан 1932–1940, подчеркивают интеллектуальный вклад протестантов и англичан в развитие современной терпимости. Также рекомендуется важная критика этой традиции. История виггов впервые подверглась критике в 1931 году; см. Butterfield 1965. В 1960-х годах Kamen 1967 и Lecler 1960 признали католиков-толерантистов, а также протестантов, которые были принципиально нетерпимы, хотя оба в целом сохранили один и тот же рассказ о переходе от нетерпимости к терпимости. Guggisberg 1983 предлагает полезную типологию аргументов в пользу терпимости от Ренессанса до Просвещения. Загорин 2003 — один из последних авторов, подчеркивающих распространение толерантных идей. Эта точка зрения была недавно оспорена по двум основным направлениям. Во-первых, средневековые интеллектуальные историки, такие как Nederman 2000, указывают на то, что сторонники религиозной терпимости появились задолго до Возрождения и Реформации. Во-вторых, ревизионисты, такие как Kaplan 2007, указывают на динамичные формы сосуществования, которые люди развили даже в отсутствие современных либеральных интеллектуальных защит толерантности. Ревизионисты также ввели множество новых методов культурной и социальной истории для изучения религиозной терпимости.

• Баттерфилд, Герберт. Интерпретация истории вигами . Нью-Йорк: Нортон, 1965.

  Необходимая литература по истории терпимости. Первоначально опубликованная в 1931 году, книга Баттерфилда критикует так называемых историков-вигов, то есть историков, которые сосредоточены на выявлении происхождения современных институтов и ценностей. Особое внимание уделено взаимосвязи Реформации и веротерпимости как современной ценности.

• Гуггисберг, Ханс Р. «Защита религиозной терпимости и религиозной свободы в Европе раннего Нового времени: аргументы, давление и последствия». История европейских идей 4.3 (1983): 35–50.

  DOI: 10.1016/0191—6599(83)—6

  Следы аргументов, использовавшихся сторонниками веротерпимости в Европе с 16 по 17 века. Отличает более ограниченную религиозную терпимость от религиозной свободы, приверженцев которой не было до эпохи Просвещения. Гуггисберг делает аналогичные заявления в нескольких других немецкоязычных трудах, с которыми тоже стоит ознакомиться.

• Jordan, W. K. Развитие религиозной терпимости в Англии . 4 тт. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета, 1932–1940.

  Несмотря на то, что этот обзор религиозной терпимости в Англии с 1558 по 1660 год широко критикуют как виггов, он представляет собой полезное введение. Выявляются истоки веротерпимости в так называемой «умеренности» елизаветинского режима. Противоположную позицию см. в Shagan 2011 (цитируется в разделе «Право и практика: Англия»).

• Камен, Генри. Расцвет терпимости . Нью-Йорк: McGraw-Hill, 1967.

  Удобочитаемое введение в историю религиозной терпимости в Европе от Средневековья до эпохи Просвещения для студентов и широкой публики. Предлагает повествование, которое обычно переходит от нетерпимости средневековья к возрастающей терпимости. Акцентируется внимание на интеллектуальных и правовых формах толерантности.

• Каплан, Бенджамин Дж. Разделенные верой: религиозный конфликт и практика терпимости в Европе раннего Нового времени . Cambridge, MA: Belknap, 2007.

  Самый авторитетный обзор форм религиозного сосуществования. Этот ревизионистский подход к религиозной терпимости предлагает альтернативу телеологическим или виггским историям, а также историям, которые отдают предпочтение интеллектуальной истории над социальными и культурными реалиями Европы раннего Нового времени.

• Леклер, Джозеф. Терпимость и Реформация . 2 тт. Перевод Т. Л. Уэслоу. Лондон: Лонгманс, 1960.

  Первоначально опубликовано на французском языке в 1955 году под номером Histoire de la tolérance au siècle de la Réforme . Интеллектуальная история терпимости, которая представляет собой контрапункт виггским историкам, которые находят истоки терпимости в Англии и / или протестантизме. По-прежнему подвержен критике со стороны ревизионистов, таких как Kaplan 2007.

• Nederman, Cary. Миры различий: европейские дискурсы терпимости, c. 1100–ок. 1550 . Университетский парк: University of Pennsylvania Press, 2000.

  В отличие от тех, кто находит истоки веротерпимости в эпоху Возрождения, Реформации или Просвещения, эта книга предлагает исследования семи сторонников веротерпимости в Средние века.

• Загорин, Перес. Как идея веротерпимости пришла на Запад . Принстон, Нью-Джерси: Princeton University Press, 2003.

  No related posts.