Аскетичность это что: Недопустимое название — Викисловарь

Автор: alexxlab · Опубликовано 21.01.1984 · Обновлено 02.12.2021

Содержание

аскетичность — это… Что такое аскетичность?

аскетичность — аскет ичность, и … Русский орфографический словарь

скупость — жадность, скаредность, прижимистость, скряжничество; краткость, сжатость, немногословность, лаконизм, лаконичность, конспективность, лапидарность; сквалыжничество; недостаточность, копеечность, умеренность, сдержанность, короткость,… … Словарь синонимов

строгость — правильность; требовательность, взыскательность, суровость; крутость, скупость, чинность, чопорность, холодность, неприступность, жесткость, ригоризм, точность, неукоснительность, ригористичность, нетерпимость, начальственность, простота, правило … Словарь синонимов

БРЕССОН — (Bresson) Робер (родился в 1907), французский кинорежиссер. Аскетичность режиссерской манеры, обращение к религиозно философским и нравственным проблемам, искреннее сочувствие людям присущи фильмам: Дневник сельского кюре (1950), Приговоренный к… … Современная энциклопедия

Ислам — [араб. , буквально покорность, предание себя (воле божьей)], одна из наиболее распространённых религий мира. Её последователи мусульмане составляют большую часть (от 80 до 98% ) населения Мавритании, Марокко, Алжира, Туниса, Ливии, Египта … Большая советская энциклопедия

МУСУЛЬМАНЕ — приверженцы религии, основанной пророком Мухаммедом (ок. 570 632). ВОЗНИКНОВЕНИЕ ИСЛАМА Период пророчества. Центром Аравии времени возникновения ислама была Мекка, лежавшая на древнем пути пряностей и благовоний из Южной Аравии и стран Индийского … Энциклопедия Кольера

ВЕБЕРН Антон фон — ( 3 XII 1883, Вена 15 IX 1945, Миттерзиль, близ Зальцбурга) Положение в мире становится все более ужасным, особенно в области искусства. А наша задача становится все более огромной. А. Веберн Австрийский композитор, дирижер и педагог А. Веберн… … Музыкальный словарь

САНХИНЕС Хорхе — САНХИНЕС (Sanjines) Хорхе (р. 31. 07. 1936), боливийский режиссер, сценарист. Настоящая фамилия Санхинес Армайо. В 1958 1960 учился на киноотделении философского факультета Католического Университета в Сантьяго де Чили. По возвращении в Боливию… … Энциклопедия кино

Mozilla Firefox — Запрос «Firefox» перенаправляется сюда; см. также другие значения … Википедия

Постживописная абстракция — (англ. Post painterly Abstraction), хроматическая абстракция течение в живописи, зародившееся в Америке в 1950 е гг. Термин введен критиком Клементом Гринбергом для обозначения направления, представленного на курируемой им выставке… … Википедия

Аскетизм (аскеза) — Православный портал «Азбука веры»

Аудио-версия статьи

См. раздел: АНТРОПОЛОГИЯ И АСКЕТИКА
***
Аскети́зм (греч. ἄσκησις от ἀσκέω — упражнять) – христианское подвижничество, основанное на ревностном стремлении к единению с Богом, духовно-нравственному совершенству, осуществляемое через подвиги добродетельной жизни в монастыре или миру.
Можно сказать, что аскетизм проявляется в напряженных усилиях человека стяжать благодать Святого Духа как залог спасения и достижения Царства Небесного. Наука о христианском подвижничестве именуется аскетикой.
В христианство слово «аскетизм» и его формы «аскеза», «аскет» пришли из античной культуры. Слово «аскетика» восходит к греческому глаголу ἀσκέω (аскео), который в древности обозначал: 1) искусное и старательное обрабатывание что-либо, например, грубого материала, украшение или обустройство жилища; 2) упражнение, развивающее телесные и/или душевные силы. Христианство сохранило для себя это слово в значении напряжения, труда, усилия и упражнения. Вместе с этим оно добавило к этому слову новый смысл, которого не знал языческий мир.

Христианский аскетизм стал усилием по приобретению неизвестных языческому миру добродетелей, выраженных в заповедях любви к Богу и ближнему.
Христианский аскетизм стал означать особое волевое действие. Это волевое действие человека, поддерживаемое действием Бога, Который желает внутреннего преображения и изменения человека, помогает ему Своей благодатью на пути исполнения заповедей. Именно в синергизме (сотрудничестве, согласовании) двух воль, Божественной и человеческой, заключается основополагающий принцип христианского аскетизма.
По учению святых отцов, аскетические усилия (подвиги) сами по себе еще не ведут к совершенству. Выделяя телесные и душевные подвиги (телесное и душевное или умное делание), святые отцы утверждают их необходимость для подтверждения ревности и желания человека в деле спасения, но в то же время указывают, что все аскетические усилия не имеют самоценности. Спасти, преобразить, исцелить и обновить человеческое естество может только Божественная благодать. Только через ее осеняющие действие человеческие подвиги приобретают смысл.

Св. Феофан Затворник подчеркивает, что все человеческие подвиги – пост, труд, бдение, уединение, удаление от мира, хранение чувств, чтение Священного Писания и др. сами по себе останутся лишь упражнениями, если через них не пройдет Божественная благодать. «Вступая в подвиг, не на нем останавливай свое внимание и сердце, – учит св. Феофан Затворник, – но минуй его как нечто стороннее, – разверзай себя для благодати, как готовый сосуд, полным Богу преданием». Присутствие благодати в человеческой душе знаменует себя соуслаждением всему духовному, любовью к Богу и ближнему, обилием духовных сил для исполнения евангельских заповедей. Стяжание благодати есть живое Богообщение. Оно есть вселение Бога в человека – «последняя цель искания человеческого духа» (св. Иоанн Лествичник).

***
«Наше понимание аскезы синтетически может быть определено как свободно-разумный подвиг и борьба за достижение христианского совершенства.
Но совершенство, мыслимое нами, не заключено в тварной природе человека и потому не может быть достигнуто простым развитием возможностей этой природы, взятой в самой себе, в своей ограниченности. Нет, совершенство наше лишь в Самом Боге и есть дар Святого Духа.
Отсюда аскеза, как таковая, никогда у нас не становится целью; она лишь средство, лишь проявление нашей свободы и разумности на пути к стяжанию дара Божия. Как разумный подвиг в своем развитии, наша аскеза становится наукой, искусством, культурой. Но, снова скажу, как бы ни была высока эта культура, взятая в своем человеческом аспекте, она имеет весьма условную ценность.
Посты, воздержание, бдения; суровый образ жизни, нищета, понимаемая как нестяжание, как нежелание «иметь», как свобода от власти над нами вещественного мира; послушание, как победа над своей эгоистической, «индивидуальной» волей и как одно из высоких и прекрасных выявлений нашей любви к Богу и ближнему; отшельничество, как следствие искания внутренней клети, где можно «помолиться Отцу в тайне»; поучение в слове Божием, не в смысле «внешнего», так сказать академического знания, а как напоение себя тем духом благодатной жизни и богопознания, который заключен в Священном Писании и в творениях Св. Отцов; целомудрие, как преодоление плотских «бессловесных» движений и вообще «комплекса плоти» чрез пребывание в памяти Божией; мужество, долготерпение и смирение; сострадание и милостыня, как выражение любви к Богу и ближнему; вера, как тот же подвиг любви, – все это может и должно быть разумным и свободным подвигом человека; но доколе не придет всеутверждающее действие Божественной благодати, дотоле все это останется лишь человеческим действием и следовательно – тленным.
В силу этого все в нашем подвиге сводится к исканию слияния нашей воли и нашей жизни с волею и жизнью Самого Бога».

архимандрит Софроний (Сахаров)
Аскеза – это вовсе не «жизнь в пещере и постоянный пост», а способность регулировать свои инстинкты.
патриарх Кирилл
Делание аскетики – не только ограничивать себя, уклоняться от зла, но и творить благо, сознательно и волево, исполнять евангельскую заповедь, понуждать себя к ее осуществлению. «Уклонись от зла и сотвори благо» (1Петр. 3:11). А чтобы на месте зла, от которого ты отказался, появилось что-то доброе, должно появиться смирение.
митрополит Алексий (Кутепов)

Цель христианского аскетизма не в достижении равнодушия ко всему, происходящему вокруг человека. Христианство, напротив, развивает и возвышает верующего, исполняя его любовью и жалостью ко всему миру, ко всему творению Божию, призывает каждого к богоуподоблению, и прежде всего к уподоблению жертвенной любви Христа Спасителя. Преподобный Исаак Сирин говорит, что каждый истинно подвизающийся наполняет свое сердце любовью и жалостью, и не только к верным чадам Церкви Христовой, но и к согрешающим, и даже к врагам истины.
протоиерей Максим Козлов
***
См. ПОДВИЖНИЧЕСТВО, АНТРОПОЛОГИЯ
Аскетичная квартира дизайнера Генри Тими, 120 м²
Металлическая полка в гостиной с вазами по дизайну хозяина дома.
Здесь нет ничего лишнего, только самое необходимое, причем созданное самим дизайнером. Тими проектирует предметы интерьера и выпускает их под брендом HENRYTIMI. Его коллекции — это ода минимализму и натуральным материалам. У предметов нет никаких деталей, кроме тех, которые нужны им, чтобы выполнять свои функции, они предельно просты, а выразительность достигается за счет формы и пропорций. “В последнее время я все больше стремлюсь к предельному совершенству и абсолютному качеству во всем. Меня всегда привлекали только чистые линии, я отрицаю любой декор”, — делится Тими.
Кухня. Арочные проемы остались от предыдущего интерьера.
Вид из кухни на гостиную. Кухонный остров сделан из камня, вся бытовая техника спрятана за фасадами шкафов, покрытых фактурной штукатуркой.
Посуда и столовые приборы из коллекции HENRYTIMI.
За декоративность в этом проекте отвечают неочевидные на первый взгляд детали. Например, все каменные панели, плиты и дверцы шкафов одинаковой ширины, и обратите внимание, как швы уложенных на полу плит совпадают с границами каменных слэбов на стене или с фасадами шкафов. Дизайнер даже подчеркнул это, сделав на ножке обеденного стола декоративную бороздку, которая будто поднимается сюда с пола. Все системы хранения и бытовая техника скрыты в шкафах, которые протянулись вдоль одной стены из гостиной в зону кухни. Монолитный кухонный блок смотрится как скульптура, то же можно сказать и о вырезанной из камня раковине в ванной комнате. Вообще пространство больше похоже на концептуальную арт-галерею, чем на жилье. “Я стремлюсь быть оригинальным и не следую трендам. Это не только мое творческое кредо, но и образ жизни”, — заявляет Генри Тими.
Столовая. Диван, стол и стулья сделаны по эскизам дизайнера. По правой стене расположена система хранения: все полки скрыты за фасадами шкафов.
Фрагмент столовой. Вся мебель сделана по эскизам дизайнера.
Одна из двух спален, они идентичны по оформлению. Кровать из тонированного дуба сделана по эскизам дизайнера. На прикроватной полочке его же скульптуры.
Фрагмент ванной комнаты. Подстолье с раковиной сделано по эскизам дизайнера из камня на его собственной фабрике.
Фрагмент ванной комнаты с монолитной раковиной из камня.
Главный вход в дом. Дизайнер Генри Тими поселился в центре Милана, в районе Брера.
Фото: Натали Крэг; стилист и продюсер: Тами Кристиансен
Учебник по аскетичному гардеробу на год вперед
Вместе с глобальной интернет-витриной Farfetch «Афиша» составила инструкцию по клонкору — вызывающей методе носить каждый день одно и то же. Здесь мы рассказываем, как повторяться 365 раз в году с чистой совестью и хорошо выглядеть.
Недавно редактор моды «Афиши» рассказывала, каково это — носить ежедневно одну и ту же одежду. Главное, что выяснилось в результате эксперимента, — это возможно. Простые и не выделяющиеся вещи способны облегчить жизнь. Нейтральные водолазки, аккуратные свитера, «никакие» рубашки, простые цвета, кеды и практичная обувь — на фоне сегодняшней пестроты все это выглядит вызывающе. Приведенный ниже набор позволить комбинировать образы быстро и выглядеть везде к месту — на работе в офисе, на вечеринке в «Стрелке», на приеме в итальянском посольстве или праздновании дня рождения бабушки. Кризис в любом случае научит нас всех рациональности.
Инструкция по клонкору для женщин
Ключевой принцип клонкора — выбирать вещи из приятных натуральных тканей и нейтральных оттенков. Крой одежды — вопрос привычки и степени вовлеченности в моду. Привыкли к узким брюками и обтягивающими юбкам-карандашам — возьмите их за основу. Вычитали, что сейчас актуальны широкие прямые укороченные брюки, а также юбки А-силуэта, — вот вам второй вариант базы. Белая рубашка и футболка — вечные ценности. Обувь тоже выбирайте на основе привычек. Любите каблуки — подойдут ботильоны или лодочки. Ищете удобства — тогда лоферы или ботинки в мужском стиле. Без аккуратных кед не обойтись, они должны быть полностью белыми или черными. Пальто-халат — ответ на вопрос про подходящую верхнюю одежду. Зимой в этот список нужно добавить шубу или пуховик. Сумка играет не последнюю роль: она должна быть удобной и качественной. Желательно — без цыганских золотых застежек. Понадобятся две — вместительная торба и маленькая на длинном ремешке. Лаконичные украшения — кулоны, серьги, часы и кольца — также хороши тем, что скорее дополняют, чем украшают.
Инструкция по клонкору для мужчин
Общие принципы для мальчиков аналогичны: белые футболки и рубашки, свитер, толстовка или худи, универсальные классические брюки или чиносы, треники или крепкие джинсы. Неплохо завести вещи, которые интуитивно считываются как классика, и такие, что не мнутся. Одно классическое пальто и парка (или пуховик), кеды и крепкие ботинки — это все, что вам нужно, чтобы стать похожим на скромного, но очень востребованного архитектора или арт-директора «Афиши».
Вещевой аскетизм: Почему знаменитости носят одну и ту же одежду
Трудоголизм, тайм-менеджмент или безразличие к стилю?
Аскезу в отношении вещей часто ассоциируют с отсутствием стиля. Это несправедливо: ежедневную униформу можно трактовать как продуманную часть тайм-менеджмента или примету трудоголизма. Доказываем это на примерах фэшн-дизайнеров, инфлюенсеров, писателей и гендиректоров.

Джонатан Андерсон
Дизайнер
Посмотрите на последнюю коллекцию Джонатана Андерсона: в ней есть референсы к фильму «Комната с видом» Джеймса Айвори, отсылки к фотоработам Винченцо Гальди, а еще тренчкоты с серебряными сердечками, конверсы в блестках и остроумный стайлинг. А теперь посмотрите, в чем Джонатан Андерсон обычно выходит на поклон после шоу. Внесезонная униформа самого прогрессивного дизайнера британской фэшн-сцены — это темно-синий свитер Uniqlo, синие джинсы (чаще всего Levi’s или A.P.C.) и, «в зависимости от погоды», кроссовки Nike или кеды Converse. Он не может носить вещи из своих коллекций: они отвлекают его от работы и мешают быть беспристрастным. Любовь Андерсона к Converse и Uniqlo пошла дальше собственного гардероба. Дизайнер уже представил коллаборацию с Converse, а результат сотрудничества с японским ретейлером мы увидим уже осенью: «Converse и Uniqlo — то, к чему надо стремиться. Они универсальны. Я бы хотел, чтобы вещи J.W. Anderson стали такими же».

Фран Лебовиц
Писательница
«По-настоящему интересно быть женщиной только мужчинам-трансвеститам. Для истинных женщин это просто хороший предлог, чтобы не играть в футбол», — крылатой фразой Лебовиц можно описать и ее отношение к гардеробу. Стиль американской писательницы и документалистки — уверенный образец power dressing. Он исключает любой намек на женственность и включает мужские вещи. Формула Лебовиц складывается из пиджака, белой рубашки, джинсов (или брюк на официальных мероприятиях) и обуви в мужском стиле. Сорочки — только мужские Hilditch & Key (около 135 фунтов стерлингов за штуку), пиджаки — только британского бренда Anderson & Sheppard, джинсы — только мужские Levi’s 501. Такая униформа минимизирует время на шопинг: сшитые по индивидуальным меркам костюмы Лебовиц присылают из Лондона, а джинсы и рубашки можно покупать пачками сразу на несколько лет. Но у приверженности одним и тем же брендам есть и обратная сторона. 20 лет назад модель любимой рубашки Лебовиц Brooks [Brothers] сняли с производства — пришлось потратить время и силы на поиск замены. «Если вы собираетесь прекратить выпускать предмет, предупредите людей, которые его покупают. Скажите: «Предупреждаем, мы больше не будем производить эту отличную рубашку, поэтому закупитесь ими на всю оставшуюся жизнь», — прокомментировала писательница.

Кристофер Нолан
Режиссер
«В школе я носил униформу: с тех времен я привык набивать все карманы пиджака. Просто так удобнее. Я не забочусь о том, что надеть, я просто ношу одно и то же каждый день», — комментирует режиссер «Начала» и «Темного рыцаря». Его униформа состоит из голубой рубашки и костюма; в холодное время к ним добавляется кардиган. Подход Нолана строится на отсутствии каких-либо эмоций по отношению к вещам, но уступки он все-таки делает: например, надевает полосатые носки, которые напоминают о трогательном праздновании Дня отца в большой семье режиссера.

Диана Перне
Обозреватель моды
Макси-юбка, блузка, жакет, очки, обувь на платформе и вуаль — и все черного цвета. Фэшн-пионер онлайн-журналистики и основатель фестиваля модного кино A Shaded View on Fashion Film носит эти вещи с середины 1980-х годов. По словам Перне, ее любимый цвет — розовый, но «события и ситуации, которые люди на себя примеряют, отпечатываются в сознании и материализуются в жизни». Обозревателя моды всегда привлекал грустный, но сексуальный образ молодой вдовы, навеянный фильмами Лукино Висконти и Пьера Паоло Пазолини. Кроме того, абсолютно неожиданно умер ее первый муж. «Многие считают, что я ношу траур, но любовь к черному цвету и образу молодой вдовы появилась задолго до этого трагического события», — рассказывает Перне, которая любит Dries Van Noten, Haider Ackermann, Comme Des Garçons и молодых авангардных дизайнеров. В прическе с фатой также нет никакого мистического подтекста — она просто делает женщину выше, как и обувь на платформе. Символика присутствует только в очках — они помогают держать дистанцию с собеседником.

София Коппола
Режиссер, сценарист
На красных дорожках Met Gala и кинофестиваля в Каннах мы видели режиссера в золотом платье Marc Jacobs, этно-наряде Valentino и костюмах Chanel. Но вне торжественных мероприятий Коппола придерживается двух вариантов. Первый — это набор для съемочных площадок: по ее словам, мужская рубашка Charvet и джинсы Acne помогают ей сосредоточиться на работе. Второй — темно-синие вещи: платья средней длины, свитера и сумки. «Мой друг занимается дизайном обуви в Louis Vuitton. Он постоянно подшучивает надо мной в духе «София, а ты, наверное, хочешь эти туфли в темно-синем цвете?». Да, хочу. Мои мемуары должны называться «Выйдет ли это в темно-синем?», — рассказывает режиссер в интервью Telegraph.

Эмили Уэйс
Автор блога Into The Gloss, основательница марки Glossier
Чем больше решений мы принимаем за короткий промежуток времени, тем больше мы устаем. Этой формулы придерживался Стив Джобс, который носил черные водолазки от Иссея Мияке, джинсы Levi’s и кроссовки New Balance, на нее ориентируется глава Facebook Марк Цукерберг, чей гардероб состоит из аскетичных серых футболок и худи. В список руководителей, которые носят одну и ту же одежду каждый день, можно занести и президента исследовательской компании Deka Дина Кеймена и исполнительного директора Polyvore Джесс Ли. Униформа — негласная примета трудоголика. Это доказывает основательница и CEO косметического бренда Glossier Эмили Уэйс, у которой есть все права называть себя фэшн-инфлюенсером — и это несмотря на то, что по будням она носит один и тот же набор: кроссовки, джинсы и светлый верх. «Я никогда не экспериментирую с сочетаниями по утрам, а просто надеваю то, что есть, и иду работать», — рассказывает Уэйс, построившая свою бьюти-империю на недорогих и минималистичных, как и ее гардероб, средствах.

Вера Вонг
Дизайнер
Второй (после CEO) профессией, представители которой носят одну и ту же одежду, являются фэшн-дизайнеры. Дрис Ван Нотен выбирает темные свитеры с расслабленными брюками из своих мужских коллекций, Джорджо Армани — только синие джемперы, брюки и теннисные туфли, Том Форд одевается в собственные костюмы. Униформу носят Карл Лагерфельд, Томми Хилфигер и Майкл Корс. В этом ряду ироничнее всего смотрится Вера Вонг. Дизайнер, которая делает сложносочиненные свадебные наряды, сама одевается очень просто. Позицию Вонг можно объяснить концепцией Андерсона: работая со сложными тканями, фактурами и сочетаниями, важно максимально отдалиться от них и стать своего рода вспомогательным фоном для собственной работы. Майки-футболки и легинсы Веры Вонг пускай иногда слегка отличаются друг от друга, но всегда отвечают правилу: только черный цвет.
Материал подготовлен Buro 24/7.

Смотрите также: Топ-10: Что будут носить мужчины следующим летом.
Макс Вебер: Протестантская этика и дух капитализма. Часть II. Профессиональная этика аскетического протестантизма. Глава II. Аскеза и капиталистический дух

Для понимания связи между основными религиозными идеями аскетического протестантизма и правилами экономических будней необходимо прежде всего обратиться к тем богословским произведениям, которые выросли из повседневной душеспасительной практики Ибо в те времена, когда мысли о потустороннем мире заполняли жизнь людей, а от допущения к причастию зависело социальное положение христианина, когда значение духовника в деле спасения души, в осуществлении церковной дисциплины и в качестве проповедника достигало такой степени, о которой мы, современные люди, просто не можем составить себе представления (для того чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к собраниям «consilia» — (Советы [лат.] — Прим. перев.), «casus conscientiae» (Вопросы совести [лат.] — Прим. перев.) и тому подобное), — в те времена движущие религиозные идеи, накладывавшие свой отпечаток на данную практику, решающим образом формировали «национальный характер».

В настоящем разделе в отличие от последующих мы можем рассматривать аскетический протестантизм как некое единство. Поскольку, однако, наиболее последовательное обоснование идее профессионального призвания даёт выросший на почве кальвинизма английский пуританизм, мы в соответствии с нашей принципиальной установкой ставим одного из его представителей в центр нашего исследования Ричард Бакстер отличается от многих других литературных представителей пуританской этики ярко выраженной практической и миролюбивой направленностью и вместе с тем всеобщим признанием — его работы постоянно переиздавались и переводились на другие языки. Просвитерианин и апологет Вестминстерского синода, он вместе с тем, как многие лучшие умы той эпохи, постепенно отходил от строгой кальвинистской догматики; противник в душе кромвелевской узурпации власти, как и вообще любой революции, чуждый сектантству и фанатическому рвению «святых», он вместе с тем проявлял большую широту взглядов в оценке внешних специфических особенностей и объективность по отношению к своим противникам. Сферу своей деятельности Бакстер стремился ограничить практическими проблемами церковно-нравственной жизни и, будучи одним из самых выдающихся среди всех известных духовников, он служил на этом поприще парламенту, Кромвелю и Реставрации ¹⁹⁵ вплоть до того момента, когда он одним из последних — уже незадолго до дня Св. Варфоломея — ушёл со своей должности. Его «Christian directory» («Напутствия христианам» [англ.] — Прим. перев.) — наиболее полный компендиум моральной теологии пуритан, полностью основанный на личном практическом опыте спасения души. Ввиду недостатка места мы переносим в примечания ¹⁹⁶ основные данные, необходимые для сопоставления «Теологических размышлений» Шпенера как образца немецкого пиетизма с «Апологией» Роберта Барклея (квакерство) и работами других представителей аскетической эпохи ¹⁹⁷.

Если обратиться к «Вечному покою святых» Бакстера, к его «Christian directory» или к близким им работам других авторов ¹⁹⁸, то в их суждениях о богатстве ¹⁹⁹ и способе его приобретения сразу же бросается в глаза акцент на эбионитические (Эбиониты — иудео-христианская секта, проповедовавшая бедность Эбионитская направленность — осуждение богатства. — Прим. перев.) элементы новозаветного откровения ²⁰⁰. Богатство как таковое таит в себе страшную опасность, искушения его безграничны; стремление ²⁰¹ к богатству не только бессмысленно по сравнению с бесконечно превышающим его значением царства Божьего, но вызывает сомнения и нравственного порядка. Здесь аскеза направлена, по-видимому, против любого стремления к мирским благам, притом значительно более резко, чем у Кальвина. Кальвин не видел в богатстве духовных лиц препятствия для их деятельности; более того, он усматривал в богатстве средство для роста их влияния, разрешал им вкладывать имущество в выгодные предприятия при условии, что это не вызовет раздражения в окружающей среде.

Из пуританской литературы можно извлечь любое количество примеров того, как осуждалась жажда богатства и материальных благ, и противопоставить их значительно более наивной по своему характеру этической литературе Средневековья. И все эти примеры свидетельствуют о вполне серьёзных предостережениях; дело заключается, однако, в том, что подлинное их этическое значение и обусловленность выявляются лишь при более внимательном изучении этих свидетельств. Морального осуждения достойны успокоенность и довольство достигнутым ²⁰², наслаждение богатством и вытекающие из этого последствия — бездействие и плотские утехи — и прежде всего ослабление стремления к «святой жизни». И только потому, что собственность влечёт за собой эту опасность бездействия и успокоенности, она вызывает сомнения. Ибо «вечный покой» ждёт «святых» в потустороннем мире, в земной жизни человеку, для того чтобы увериться в своём спасении, должно делать дела пославшего его, доколе есть день (Ин., 9, 4. — Прим. перев.). Не бездействие и наслаждение, а лишь деятельность служит приумножению славы Господней согласно недвусмысленно выраженной воле Его ²⁰³. Следовательно, главным и самым тяжёлым грехом является бесполезная трата времени. Жизнь человека чрезвычайно коротка и драгоценна, и она должна быть использована для «подтверждения» своего призвания. Трата этого времени на светские развлечения, «пустую болтовню» ²⁰⁴, роскошь ²⁰⁵, даже не превышающий необходимое время сон ²⁰⁶ — не более шести, в крайнем случае восьми часов — морально совершенно недопустима ²⁰⁷. Здесь ещё не вошло в употребление изречение «время — деньги», которое нашло себе место в трактате Бенджамина Франклина, однако в духовном смысле эта идея в значительной степени утвердилась; время безгранично дорого, ибо каждый потерянный час труда отнят у Бога, не отдан приумножению славы Его ²⁰⁸. Пустым, а иногда даже вредным занятием считается поэтому и созерцание, во всяком случае тогда, когда оно осуществляется в ущерб профессиональной деятельности ²⁰⁹. Ибо созерцание менее угодно Богу, чем активное выполнение его воли в рамках своей профессии ²¹⁰. К тому же для занятий такого рода существует воскресенье. По мнению Бакстера, люди, бездеятельные в своей профессии, не находят времени и для Бога, когда приходит час Его ²¹¹.

Всё основное произведение Бакстера пронизывает настойчивая, подчас едва ли не страстная проповедь упорного, постоянного физического или умственного труда ²¹². В этом обнаруживается влияние двух мотивов ²¹³. Прежде всего труд издавна считался испытанным аскетическим средством: в качестве такового он с давних пор высоко ценился ²¹⁴ церковью Запада в отличие не только от Востока, но и от большинства монашеских уставов всего мира ²¹⁵. Именно труд служит специфической превентивной мерой против всех тех — достаточно серьёзных — искушений, которые пуританизм объединяет понятием «unclean life» (Нечистой жизни [англ.] — Прим. перев.). Ведь сексуальная аскеза пуританизма отличается от монашеской лишь степенью, а не основополагающим принципом, а поскольку она простирается и на брачную жизнь, то сфера её действия более обширна. Ибо половая жизнь в браке также допустима лишь как угодное Богу средство для приумножения славы Его согласно завету: «Плодитесь и множитесь» ²¹⁶. В качестве действенного средства против соблазнов плоти предлагается то же, что служит для преодоления религиозных сомнений и изощрённого самоистязания: наряду с диетой, растительной пищей и холодными ваннами предписание: «Трудитесь в поте лица своего на стезе своей» ²¹⁷.

Однако труд выходит по своему значению за эти рамки, ибо он как таковой является поставленной Богом целью всей жизни человека ²¹⁸. Слова апостола Павла: «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» — становятся общезначимым и обязательным предписанием ²¹⁹. Нежелание работать служит симптомом отсутствия благодати ²²⁰.

Здесь отчётливо обнаруживается отличие от средневекового отношения к этой проблеме. Фома Аквинский тоже дал своё толкование этих слов апостола Павла. Однако в его истолковании ²²¹ труд лишь naturali ratio nе (В силу естественных причин [лат.] — Прим. перев.) необходим для поддержания жизни как отдельного человека, так и человечества в целом. Там, где отсутствует эта цель, теряет свою силу и это предписание. Оно имеет в виду лишь род человеческий, а не каждого человека в отдельности. На того, кто обладает необходимым имуществом и может существовать не работая, это предписание не распространяется; что же касается созерцания как духовной формы деятельности в царстве Божьем, то в средневековом понимании оно было, конечно, выше завета апостола Павла в его буквальном значении. Ведь для популярного богословия высшей формой монашеской «производительности» было умножение «thesaurus ecclesiae» (Сокровищницы церкви [лат.] — Прим. перев.) молитвой и пением в хоре. У Бакстера же не только отсутствует подобная этическая интерпретация трудовых обязанностей, но всячески подчёркивается, что богатство не освобождает от этого безусловного требования апостола Павла ²²². Имущий также да не ест, если он не работает, ибо, если он и не нуждается в работе для удовлетворения своих потребностей, это не меняет того, что заповедь Божья остаётся в силе, и он обязан блюсти её так же, как соблюдает её бедный ²²³ Провидение Господне дало каждому профессию (calling), которую он должен принять и на стезе которой должен трудиться; это профессиональное призвание здесь не судьба, с которой надо примириться и которой надо покорно следовать (как в лютеранстве ²²⁴), а требование Бога к каждому человеку трудиться к вящей славе Его. И такой как будто незначительный оттенок имел далеко идущие психологические последствия и способствовал дальнейшему утверждению того провиденциального толкования экономического космоса, которое было известно уже схоластам.

Фома Аквинский от учения которого нам в данной связи наиболее уместно отправляться), подобно многим другим мыслителям, рассматривал разделение труда и деление общества по профессиям как прямое следствие божественного плана мирового устройства. Введение же человека в этот космос происходит ex causis naturalibus и случайно по своему характеру («contingent», по терминологии схоластов). Для Лютера распределение людей по существующим сословиям и профессиям в соответствии с объективным историческим устройством общества было, как мы уже видели, прямой эманацией божественной воли, а пребывание каждого человека на своём месте и его деятельность в рамках, установленных для него Богом, превращались, следовательно, в религиозный долг ²²⁵. Это ещё усугублялось тем, что отношение лютеровской религиозности к «миру» с самого начала носило характер некоторой неопределённости и таковым оставалось и в дальнейшем. Из круга идей Лютера, который полностью так и не освободился от влияния апостола Павла с его индифферентным отношением к мирской жизни, нельзя было вывести этические принципы мирового устройства, поэтому его приходилось просто принимать таким, как оно есть, преобразуя покорное приятие его в религиозный долг.

Иначе трактуется провиденциальный характер взаимопереплетения частно-хозяйственных интересов в пуританском учении. О значении провиденциальной цели, в соответствии с которой люди делятся по профессиям, мы, согласно пуританской схеме прагматического толкования, узнаем по плодам этого деления. По этому вопросу Бакстер высказывает взгляды, которые в ряде моментов прямо соприкасаются с известным апофеозом разделения труда у Адама Смита ²²⁶. Специализация ведёт, способствуя выучке (skill) рабочего, к количественному повышению производительности труда и тем самым служит общему благу (common best), которое тождественно благу наибольшего числа людей. Если до этого момента мотивация Бакстера чисто утилитарна и близка многим хорошо известным взглядам, высказываемым в светской литературе того времени ²²⁷, то чисто пуританский оттенок его идей выступает сразу, как только Бакстер ставит во главу угла следующий мотив: «Вне определённой профессии всякая дополнительная деятельность не что иное, как случайная работа; выполняя её, человек больше времени лентяйничает, чем трудится». Это изречение Бакстер завершает следующим образом: «Он (работник определённой профессии) занят упорядоченной деятельностью, в отличие от тех, кто пребывает в вечном замешательстве, совершая свои действия вне постоянного места и времени ²²⁸ … поэтому определённая профессия («certain calling», в других местах говорится о «stated calling») является наивысшим благом для каждого человека». Случайную работу, которую часто вынужден выполнять рядовой подёнщик, следует рассматривать как подчас неизбежное, но всегда нежелательное временное занятие. В жизни человека «без определённой профессии» отсутствует тот систематически-методический характер, который является, как мы видели, непременным требованием мирского аскетизма. Квакерская этика также требует, чтобы профессиональная деятельность человека представляла собой последовательное аскетическое воспитание добродетели, испытание его избранности; избранность воплощается в добросовестности, которая в свою очередь находит своё отражение в тщательном ²²⁹ и методичном выполнении своих профессиональных обязанностей. Не труд как таковой, а лишь рациональная деятельность в рамках своей профессии угодна Богу.

В пуританском учении о профессиональном призвании ударение делается всегда на методическом характере профессиональной аскезы в отличие от интерпретации Лютера, который рассматривает профессиональную деятельность как покорность своей предрешённой Богом участи ²³⁰. Поэтому пуританское учение не только решительно высказывается в пользу сочетания нескольких callings при условии, что это будет способствовать общему и собственному ²³¹ благу и никому не принесёт ущерба и что такое сочетание разных профессий не приведёт к недобросовестному (unfaithful) выполнению своих обязанностей в рамках одной из них, но пуритане отнюдь не считают достойной порицания и перемену профессии, если только это не совершается легкомысленно и проистекает из желания заняться более угодной Богу ²³² — что, исходя из общей принципиальной направленности пуританства, означает более полезной — деятельностью.

И ещё одно, и это самое важное: полезность профессии и, следовательно, её угодность Богу в первую очередь определяются с нравственной точки зрения, затем степенью важности, которую производимые в её рамках блага имеют для «всего общества»; однако в качестве третьего и практически безусловно наиболее важного критерия выступает её «доходность» ²³³. Ибо если Бог, перст которого пуританин усматривает во всех обстоятельствах своей жизни, представляет кому-нибудь из своих избранников какой-либо шанс для извлечения прибыли, то он совершает это, руководствуясь вполне определёнными намерениями. И верующий христианин должен следовать данному указанию свыше и использовать предоставленную ему возможность ²³⁴. «Если Бог указует вам этот путь, следуя которому вы можете без ущерба для души своей и не вредя другим, законным способом заработать больше, чем на каком-либо ином пути, и вы отвергаете это и избираете менее доходный путь, то вы тем самым препятствуете осуществлению одной из целей вашего призвания (calling), вы отказываетесь быть управляющим (steward) Бога и принимать дары его для того, чтобы иметь возможность употребить их на благо Ему, когда Он того пожелает. Не для утех плоти и грешных радостей, но для Бога следует вам трудиться и богатеть» ²³⁵. Богатство порицается лишь постольку, поскольку оно таит в себе искушение предаться лени, бездеятельности и грешным мирским наслаждениям, а стремление к богатству — лишь в том случае, если оно вызвано надеждой на беззаботную и весёлую жизнь. В качестве же следствия выполнения профессионального долга богатство морально не только оправдано, но даже предписано ²³⁶. Об этом как будто прямо говорится в притче о рабе, который впал в немилость за то, что не приумножил доверенную ему мину серебра ²³⁷. Желание быть бедным было бы равносильно, как часто указывается, желанию быть больным ²³⁸ и достойно осуждения в качестве проявления синергизма, наносящего ущерб славе Божьей. Что же касается нищенствования, которому предаётся человек, способный работать, то это не только грех бездеятельности, но и, по словам апостола, нарушение завета любить ближнего своего ²³⁹.

Подобно тому как акцентирование аскетического значения постоянной профессии служит этической идеализации современной профессиональной специализации, так провиденциальное истолкование стремления к наживе служит идеализации делового человека ²⁴⁰. Аскетически настроенным пуританам в равной степени претит как аристократическая небрежность знати, так и чванство выскочек. Полное этическое одобрение встречает трезвый буржуа — selfmademan (Человек, всем обязанный себе [англ.] — Прим. перев.) ²⁴¹. Слова «God blesseth his trade» — принятое пожелание в адрес тех «святых» ²⁴², которые добивались успеха, следуя божественным предписаниям. С точки зрения пуританина, контролировавшего по совету Бакстера свою избранность посредством сравнения своего душевного состояния с душевным состоянием библейских героев ²⁴³ и толковавшего при этом библейские изречения «как параграфы судебника», в том же направлении действовала вся мощь ветхозаветного Бога, который награждал своих избранных за их благочестие ещё в этой жизни ²⁴⁴. Впрочем, изречения Ветхого завета не всегда были однозначны, мы уже знаем, что Лютер впервые применил понятие «Beruf» в светском его значении при переводе одного места из Книги Иисуса сына Сирахова. Между тем Книга Иисуса сына Сирахова по всему своему настроению принадлежит, несмотря на сильно ощущаемое в ней эллинистическое влияние, к традиционалистским частям (расширенного) Ветхого завета. Характерно, что эта книга пользуется вплоть до настоящего времени особой любовью большинства немецких крестьян лютеранского вероисповедания ²⁴⁵; лютеранская направленность широких слоёв немецкого пиетизма также обычно находит своё выражение в особом предпочтении именно Книги Иисуса сына Сирахова ²⁴⁶.

Пуритане, основываясь на резком противопоставлении божественного рукотворному ²⁴⁷, отвергали апокрифы как небогодухновенные. Тем большим признанием пользовалась у них Книга Иова с её величественным прославлением божественной воли, абсолютной по своей суверенности и несоизмеримости с человеческими масштабами (что было столь конгениально кальвинистским воззрением), с одной стороны, и возникающей в конце Книги уверенностью (второстепенной для Кальвина, но чрезвычайно важной для пуритан) в том, что Всевышний осенит благодатью избранников своих ещё в этой жизни (в Книге Иова только в этой жизни!) и дарует им материальное благополучие ²⁴⁸, — с другой. Пуритане так же игнорировали восточный квиетизм, проступающий в ряде наиболее одухотворённых псалмов и Притчей Соломоновых, как Бакстер — традиционалистский оттенок важного для понятия «Beruf» места в Первом послании к коринфянам. Подчёркивались именно те места Ветхого завета, в которых восхвалялась формальная добропорядочность как признак угодного Богу поведения.

Теория, устанавливающая, что законы Моисея лишь постольку потеряли своё значение с момента заключения нового союза, поскольку они содержат обрядовые или исторически обусловленные предписания иудаизма, в остальном же от века имели значение (и сохраняют его) в качестве выражения lex naturae ²⁴⁹, — эта теория позволила, с одной стороны, устранить все несовместимые с современной жизнью предписания, с другой — используя многочисленные родственные ей черты, расчистить путь для усиления того мощного духа легальности, трезвости и уверенности в своей правоте, который был свойствен мирской аскезе протестантизма ²⁵⁰. Поэтому если многие современники, а также и писатели последующего времени определяли этическую настроенность именно английских пуритан как «english hebraism» ²⁵¹, то это при правильном понимании вполне соответствует истине. Надо только иметь в виду не палестинский иудаизм времени ветхозаветных книг, а иудаизм, постепенно формировавшийся под воздействием многовекового влияния Талмуда и формалистически воспринятых предписаний Закона, но и тогда проводить исторические параллели следует лишь с большой осторожностью. Непосредственное по своей сущности восприятие жизни древними иудеями в целом резко отличается от своеобразного духовного склада пуритан. Столь же чужда пуританизму, и это следует иметь в виду, и хозяйственная этика евреев средневекового и нового времени, причём различие это распространялось, в частности, на те черты, которые имели решающее значение при определении роли обоих религиозных учений в развитии капиталистического этоса. Еврейство находилось в сфере политически или спекулятивно ориентированного «авантюристического» капитализма: его этос был, если попытаться охарактеризовать его, этосом капиталистических париев: пуританизм же был носителем этоса рационального буржуазного предпринимательства и рациональной организации труда. И из иудейской этики он взял лишь то, что соответствовало его направленности.

В данном очерке невозможно показать, какие характерологические последствия имело насыщение жизни ветхозаветными нормами, — эта чрезвычайно интересная задача до сих пор полностью не решена даже в рамках иудаизма ²⁵². Для понимания внутренней настроенности пуритан следует наряду с указанной выше ролью в их жизни Ветхого завета прежде всего иметь в виду, что в пуританизме возродилась во всём её величии вера в народ, избранный Богом ²⁵³. Даже кроткий Бакстер благодарит Бога за то, что он предназначил ему родиться в Англии и в лоне истинной церкви, а не в каком-либо другом месте: этим чувством благодарности за свою обусловленную Божьей милостью безупречность преисполнено все жизнеощущение ²⁵⁴ пуританского бюргерства, определившее формально-корректный, жёсткий характер, свойственный представителям героической эпохи капитализма.

Мы попытаемся теперь остановиться на ряде таких моментов в пуританском понимании профессионального призвания и требовании аскетической жизни, которые должны были оказать непосредственное влияние на развитие капиталистического стиля жизни. Всю силу удара аскетизм направляет, как мы уже видели, на непосредственное наслаждение жизнью и всеми её радостями. Наиболее яркое выражение это нашло в борьбе, развернувшейся вокруг «Book of sports» (Книга об увеселениях [англ.] — Прим. перев.) ²⁵⁵, которую Яков I и Карл I в их очевидном желании покончить с пуританством возвели в закон, причём Карл I повелел читать её с кафедры во всех церквах. Если пуритане бешено сопротивлялись королевскому постановлению, объявлявшему обычные народные увеселения в воскресные дни вне времени богослужения дозволенными законом, то они тем самым выступали не только против нарушения субботнего покоя, но и против преднамеренного нарушения упорядоченного жизненного строя святых. И если король в свою очередь грозил строгой карой за попытки объявить эти развлечения незаконными, то целью его было сломить ту аскетическую направленность, которая по своему антиавторитарному характеру представляла собой опасность для государства. Феодальное общество монархического государства ограждало «склонных к развлечениям» людей от посягательств возникающей буржуазной морали и аскетических общин, враждебных властям, подобно тому как в настоящее время капиталистическое общество защищает «желающих работать» от классовой морали рабочих и враждебных властям профсоюзов. В этой борьбе пуритане отстаивали свою специфическую особенность — принцип аскетической жизни, ибо в остальном антипатия пуритан и даже квакеров к спортивным играм была отнюдь не принципиальной. Но они должны были служить определённой рациональной цели: отдыху, необходимому для сохранения физической работоспособности. В качестве средств для освобождения от избытка жизненных сил они вызывали у пуритан сомнения, а в той мере, в какой они превращались в чистое развлечение или даже способствовали пробуждению спортивного азарта, грубых инстинктов или рационального стремления к соперничеству, — они безусловно отвергались. Инстинктивное стремление к наслаждению жизнью, отвлекавшее и от профессиональной деятельности, и от религиозного долга, было по самой своей природе враждебно рациональной аскезе, независимо от того, находило ли оно своё выражение в спортивных играх «сеньоров» или в посещении рядовым обывателем танцевальных вечеров и таверн ²⁵⁶.

Недоверие и враждебность проявляли пуритане и по отношению ко всем тем культурным ценностям, которые не были непосредственно связаны с религией. Из этого не следует, что жизненный идеал пуританина включает в себя в качестве своего компонента мрачный, презирающий культуру фанатизм невежества. Можно — во всяком случае, поскольку речь идёт о науке — с полным основанием утверждать обратное (за исключением ненавистной пуританам схоластики). Крупнейшие представители пуританизма глубоко восприняли идейное богатство Возрождения — проповеди представителей пресвитерианского крыла этого движения пестрят классицизмами ²⁵⁷. Не пренебрегали в полемике по богословским вопросам такого рода учёностью и радикалы, хотя они именно её и порицали. Вероятно, нигде не было такого количества «graduates» (Людей с высшим образованием [англ.] — Прим. перев.), как в Новой Англии в первом поколении её жителей. В основу сатирического изображения пуритан, например, в «Гудибрасе» Сэмюэля Батлера положена прежде всего именно их кабинетная учёность и изощрённая диалектика. Это отчасти связано c религиозной оценкой знания, сложившейся в результате неприятия «fides implicita» (Сокровенной веры [лат.] — Прим. перев.) католицизма.

Иначе обстоит дело, как только мы переходим в область литературы ненаучного характера ²⁵⁸ и изобразительного искусства. Здесь аскетизм действительно заключил в оковы жизнь веселой старой Англии. И это касалось не только светских празднеств. Гнев и ненависть пуритан, направленные против всего того, в чём можно было усмотреть оттенок «superstition» (Суеверия [англ.] — Прим. перев.), против всех реминисценций магических и церковных обрядов сообщения благодати, распространялись на христианский праздник Рождества так же, как и на праздник Майского дерева ²⁵⁹, и на всю ту непосредственную радость, которую доставляло верующим церковное искусство. То обстоятельство, что в Голландии это не помешало развитию великого, подчас откровенно реалистического искусства ²⁶⁰, свидетельствует лишь о том, сколь малоэффективными были все усилия тамошних ревнителей строгой регламентации нравов по сравнению с влиянием двора и регентов (слоя рантье), а также с жизнерадостностью разбогатевших бюргеров, после того как кратковременное господство кальвинистской теократии растворилось в рамках трезвой государственной церкви, а кальвинистская аскеза тем самым в значительной степени утеряла свою притягательную силу ²⁶¹. Театр пуритане отвергали ²⁶², а полное исключение всех элементов эротики и любого изображения нагого человеческого тела из сферы искусства сделало невозможным появление радикальных взглядов в литературе или живописи. Такие понятия, как «idle talk» (Пустая болтовня [англ.] — Прим. перев.), «superfluities» (Излишества [англ.] — Прим. перев.) ²⁶³, «vain ostentation» (Суетное тщеславие [англ.] — Прим. перев.), а ими пуритане клеймили всякую иррациональную деятельность, лишённую определённой цели и тем самым направленную не на достижение аскетических идеалов и не на приумножение славы Господней, а на служение человеку, неизменно фигурировали всякий раз, когда надо было подчеркнуть значение трезвости и целесообразности и противопоставить их чисто художественным мотивам. И особой силы это противопоставление достигало тогда, когда речь шла о личной склонности к роскоши, например в одежде ²⁶⁴.

Идейной основой ярко выраженной тенденции к унифицированию стиля жизни, которая в настоящее время служит капиталистическим интересам стандартизации продукции ²⁶⁵, является отказ от «обожествления рукотворного» ²⁶⁶. При этом не следует, конечно, забывать, что в пуританизме была заключена бездна противоречий, что инстинктивное стремление к вневременному высокому искусству было значительно более свойственно ведущим мыслителям пуританизма, чем «кавалерам» ²⁶⁷, и что на творчество такого неповторимого гения, каким был Рембрандт, наложила несомненный отпечаток и его сектантская среда, как ни мало его «поведение» соответствовало требованиям пуританского Бога ²⁶⁸. Однако в целом это не изменяет общей картины, ибо то глубокое погружение личности в свой внутренний мир, к которому могло привести дальнейшее развитие пуританского мироощущения и одним из факторов которого оно действительно стало, оказало своё влияние главным образом на литературу, да и то более позднего времени.

Мы не можем здесь более подробно останавливаться на влиянии пуританизма в разных областях культуры: укажем лишь на то, что радость, доставляемая чисто эстетическим восприятием культурных ценностей или спортом, всегда имела одно характерное ограничение: она должна была быть бесплатной. Ведь человек — лишь управляющий благами, доверенными ему милостью Божьей, он, подобно рабу в библейской притче, обязан отчитываться в каждом доверенном ему пфенниге ²⁶⁹, и если он истратит что-либо не во славу Божью, а для собственного удовольствия, то это по меньшей мере вызывает сомнение в богоугодности его поступка ²⁷⁰. Кому из беспристрастных людей не известны сторонники подобной точки зрения и в наши дни? ²⁷¹ Мысль об обязательстве человека по отношению к доверенному ему имуществу, которому он подчинён в качестве управителя или даже своего рода «машины для получения дохода», ложится тяжёлым грузом на всю его жизнь и замораживает её. Чем больше имущество, тем сильнее, если аскетическое жизнеощущение выдержит искус богатства, чувство ответственности за то, чтобы имущество было сохранено в неприкосновенности и увеличено неустанным трудом во славу Божью. Генетически отдельные элементы этого образа жизни, как и многие другие компоненты современного капиталистического духа, уходят в Средневековье ²⁷², однако свою действительную этическую основу этот жизненный уклад находит лишь в этике аскетического протестантизма. Значение его для развития капитализма очевидно ²⁷³.

Подводя итог сказанному выше, мы считаем возможным утверждать, что мирская аскеза протестантизма со всей решительностью отвергала непосредственное наслаждение богатством и стремилась сократить потребление, особенно когда оно превращалось в излишества. Вместе с тем она освобождала приобретательство от психологического гнёта традиционалистской этики, разрывала оковы, ограничивавшие стремление к наживе, превращая его не только в законное, но и в угодное Богу (в указанном выше смысле) занятие. Борьба с плотью и приверженностью к материальным блатам была, как наряду с пуританами настойчиво подчёркивает и великий апологет квакерского учения Барклей, борьбой не с рациональным приобретательством, а с иррациональным использованием имущества. Оно прежде всего находило своё выражение в привязанности к показной роскоши (проклинаемой пуританами в качестве обожествления рукотворного) ²⁷⁴, столь свойственной феодальной жизни, тогда как Богу угодно рациональное и утилитарное использование богатства на благо каждого отдельного человека и общества в целом. Аскеза требовала от богатых людей не умерщвления плоти ²⁷⁵, а такого употребления богатства, которое служило бы необходимым и практически полезным целям. Понятие «comfort» характерным образом охватывает круг этих этически дозволенных способов пользования своим имуществом, и, разумеется, не случайно связанный с этим понятием строй жизни прежде всего и наиболее отчётливо обнаруживается у самых последовательных сторонников этого мировоззрения, у квакеров. Мишурному блеску рыцарского великолепия с его весьма шаткой экономической основой и предпочтением сомнительной элегантности трезвой и простой жизни они противопоставляли в качестве идеала уют буржуазного «home» (Дома [англ.] — Прим. перев.) с его безупречной чистотой и солидностью ²⁷⁶.

Борясь за производительность частно-хозяйственного богатства, аскеза ратовала как против недобросовестности, так и против инстинктивной жадности, ибо именно её она порицала как «covetousness», «мамонизм» и тому подобное, другими словами, против стремления к богатству как самоцели. Ибо имущество само по себе, несомненно, является искусом. Однако тут-то аскеза превращалась в силу, «что без числа творит добро, всему желая зла» (Гёте. Фауст. Перев. Б. Л. Пастернака. — М., 1953, с. 90. — Прим. перев.) (зло в её понимании — это имущество со всеми его соблазнами). Дело заключалось не только в том, что в полном соответствии с Ветхим заветом и с этической оценкой «добрых дел» эта сила видела в стремлении к богатству как самоцели вершину порочности, а в богатстве как результате профессиональной деятельности — Божье благословение; ещё важнее было другое: религиозная оценка неутомимого, постоянного, систематического мирского профессионального труда как наиболее эффективного аскетического средства и наиболее верного и очевидного способа утверждения возрождённого человека и истинности его веры неминуемо должна была служить могущественным фактором в распространении того мироощущения, которое мы здесь определили как «дух» капитализма ²⁷⁷. Если же ограничение потребления соединяется с высвобождением стремления к наживе, то объективным результатом этого будет накопление капитала посредством принуждения к аскетической бережливости ²⁷⁸. Препятствия на пути к потреблению нажитого богатства неминуемо должны были служить его производительному использованию в качестве инвестируемого капитала. Конечно, степень этого воздействия не может быть исчислена в точных цифрах. В Новой Англии эта связь ощущается очень сильно, она не ускользнула от взора такого выдающегося историка, каким является Джон Дойл ²⁷⁹. Однако и в Голландии, где действительное господство кальвинизма продолжалось лишь семь лет, простота жизненного уклада, утвердившегося в подлинно религиозных кругах, привела при наличии громадных состояний к ярко выраженному импульсу накопления капитала ²⁸⁰. Само собой разумеется, что пуританизм с его антипатией к феодальному образу жизни должен был заметно ослабить широко распространённую повсюду и во все времена тенденцию (сильную у нас и поныне) приобретать на нажитый капитал дворянские земли. Английские писатели-меркантилисты XVII века видели причину превосходства голландского капитала над английским в том, что в Голландии (в отличие от Англии) нажитые состояния не вкладывались в землю и, что гораздо важнее — ибо именно это, а не приобретение земли как таковой здесь существенно, — владельцы крупных капиталов не стремились воспринять аристократический образ жизни и превратить свою собственность в феодальное владение, что вывело бы её из сферы капиталистического предпринимательства ²⁸¹. Распространённая и в пуританских кругах высокая оценка, сельского хозяйства как особо важной и способствующей благосостоянию отрасли имеет в виду (например, у Бакстера) отнюдь не лендлордов, а иоменов и фермеров; в XVIII веке — не юнкеров, а «рационального» сельского хозяина ²⁸². Начиная с XVII века в английском обществе намечается водораздел между «сквайрами», представлявшими «весёлую старую Англию», и пуританскими кругами, социальное влияние которых резко колебалось ²⁸³. Вплоть до настоящего времени в «национальном характере» англичан сохранились противоречивые черты: с одной стороны, несокрушимая наивная жизнерадостность, с другой — строго контролируемая сдержанность, самообладание и безусловное подчинение принятым этическим нормам ²⁸⁴. Через всю раннюю историю североамериканской колонизации проходит это противоречие: с одной стороны, «adventurers» (Авантюристы [англ.] — Прим. перев.), обрабатывающие плантации с помощью indentured servants (Эксплуатируемых рабов [англ.] — Прим. перев.) в качестве рабочей силы и склонные к аристократическому образу жизни, с другой — пуритане с их специфической буржуазной настроенностью ²⁸⁵.

Повсюду, где утверждалось пуританское мироощущение, оно при всех обстоятельствах способствовало установлению буржуазного рационального с экономической точки зрения образа жизни, что, конечно, имеет неизмеримо большее значение, чем простое стимулирование капиталовложений. Именно пуританское отношение к жизни было главной опорой этой тенденции, а пуритане — её единственно последовательными сторонниками. Пуританизм стоял у колыбели современного «экономического человека». Правда, и пуританские жизненные идеалы подчас не выдерживали натиска слишком сильных «искушений», которые, как хорошо было известно и пуританам, таило в себе богатство. Мы постоянно встречаем искренних сторонников пуританской веры в рядах поднимающихся слоев ²⁸⁶ мелкой буржуазии и фермеров; и даже «beati possidentes» (Благословенные собственностью [лат.] — Прим. перев.) среди квакеров весьма часто склонялись к отказу от своих прежних идеалов ²⁸⁷. Здесь всё тот же рок, который постоянно преследовал и предшествующую мирской аскезе средневековую «монашескую аскезу»: как только в обители строго регулируемой жизни и ограниченного потребления рациональное ведение хозяйства достигало полного расцвета, приобретённое имущество либо сразу феодализировалось, как это происходило до Реформации, либо складывалась такая ситуация, которая ставила под угрозу монастырскую дисциплину, и тогда наступал момент для проведения одного из многочисленных «реформирований» монастырских уставов. Вся история уставов монашеских орденов в определённом смысле не что иное, как непрестанная борьба с секуляризирующим влиянием собственности. То же в безгранично большей степени относится к мирской аскезе пуританизма. Могучее «revival» методизма, предшествовавшее расцвету английской промышленности в XVIII веке, можно уподобить такой монастырской реформе.

Здесь уместно привести отрывок из Джона Уэсли ²⁸⁸, который вполне мог бы служить эпиграфом ко всему вышесказанному. Слова Уэсли свидетельствуют о том, что главы аскетических движений полностью (и совершенно в духе нашего толкования) отдавали себе отчёт в изложенной выше, на первый взгляд парадоксальной взаимосвязи ²⁸⁹. Уэсли пишет: «Я опасаюсь того, что там, где растёт богатство, в той же мере уменьшается религиозное рвение. Поэтому, исходя из логики вещей, я не вижу возможности, чтобы возрождение подлинного благочестия где бы то ни было могло быть продолжительным. Ибо религия неминуемо должна порождать как трудолюбие (industry), так и бережливость (frugality), а эти свойства в свою очередь обязательно ведут к богатству. Там же, где увеличивается богатство, создаётся благодатная почва для гордыни, страстей и привязанности к мирским радостям жизни во всех их разновидностях. Как же можно рассчитывать на то, что методизм, эта религия сердца, сохранит свой первоначальный облик, пусть даже теперь эта религия подобна древу с пышной листвой? Повсеместно методисты становятся прилежными и бережливыми. Их имущество, следовательно, растёт. Вместе с тем растут и их гордыня, страсти, любовь к плотским мирским утехам и высокомерие. В результате этого сохраняется лишь форма религии, но дух её постепенно исчезает. Неужели же нет такого средства, которое могло бы предотвратить этот непрекращающийся упадок чистой религии? Мы не можем препятствовать тому, чтобы люди были радивыми и бережливыми. Мы обязаны призывать всех христиан к тому, чтобы они наживали столько, сколько можно, и сберегали всё, что можно, то есть стремились к богатству». (За этим следует увещевание, чтобы «наживающие сколько могут и сберегающие сколько могут» были готовы и «отдать всё, что могут», чтобы сохранить милосердие Господне и скопить сокровища на небесах.) Очевидно, что в этих словах вплоть до мельчайших нюансов обнаруживается тот же ход мыслей, который был предложен нами вниманию читателей ²⁹⁰.

Как указывает Уэсли, великие религиозные движения, чьё значение для хозяйственного развития коренилось прежде всего в их аскетическом воспитательном влиянии, оказывали наибольшее экономическое воздействие, как правило, тогда, когда расцвет чисто религиозного энтузиазма был уже позади, когда судорожные попытки обрести царство Божье постепенно растворялись в трезвой профессиональной добродетели и корни религиозного чувства постепенно отмирали, уступая место утилитарной посюсторонности; в это время, пользуясь определением Доудена, «Робинзон Крузо», изолированный от мира экономической человек, занимающийся отчасти и миссионерством ²⁹¹, вытеснил в народной фантазии «пилигрима» Беньяна, этого одинокого человека, все усилия которого направлены на то, чтобы поскорее миновать «ярмарку тщеславия» в поисках царства Божьего. Если вслед за тем утверждается принцип «to make the best of both Worlds» (Использовать наилучшим образом возможности обоих миров [англ.] — Прим. перев.), то в конечном итоге, как указал уже Доуден, спокойная совесть становилась одним из компонентов комфортабельного буржуазного существования. Это хорошо выражено немецкой пословицей о «мягкой подушке» (Немецкая пословица гласит: «Reines Gewissen ist ein sanftes Ruhekissen», что аналогично русскому: «Коль совесть чиста, спи спокойно до утра». — Прим. перев.). И если та полная интенсивной религиозной жизни эпоха XVII века что-то и завещала сроей утилитаристски настроенной наследнице, то прежде всего безупречно чистую совесть (которую с полным основанием можно назвать фарисейской), сопутствующую наживе, если только эта нажива не выходит за рамки легальности. От «Deo placere vix potest» (Едва ли будет угодным Богу [лат.] — Прим. перев.) не осталось и следа ²⁹². Так возникает специфически буржуазный профессиональный этос. В обладании милостью Божьей и Божьим благословением буржуазный предприниматель, который не преступал границ формальной корректности (чья нравственность не вызывала сомнения, а то, как он распоряжался своим богатством, не встречало порицания), мог и даже обязан был соблюдать свои деловые интересы. Более того, религиозная аскеза предоставляла в его распоряжение трезвых, добросовестных, чрезвычайно трудолюбивых рабочих, рассматривавших свою деятельность как угодную Богу цель жизни ²⁹³. Аскеза создавала и спокойную уверенность в том, что неравное распределение земных благ, так же как и предназначение к спасению лишь немногих, — дело божественного провидения, преследующего тем самым свои тайные, нам не известные цели ²⁹⁴. Уже Кальвину принадлежит часто цитируемое впоследствии изречение, что «народ» (то есть рабочие и ремесленники) послушен воле Божьей лишь до той поры, пока он беден ²⁹⁵. Нидерландцы (Питер де ля Кур и другие) «секуляризировали» это положение следующим образом: люди в своём большинстве работают лишь тогда, когда их заставляет нужда. Сформулированный таким образом лейтмотив капиталистического хозяйства вошёл затем в теорию «производительности» низкой заработной платы в качестве одного из её компонентов. И здесь в полном соответствии с той эволюцией, которую мы нередко обнаруживали, идее по мере отмирания её религиозных корней был незаметно придан утилитарный оттенок. Средневековая этика не только допускала нищенство, но даже возвела его в идеал в нищенствующих орденах. И в миру нищие подчас определялись как некое «сословие», значение которого заключается в том, что оно создаёт для имущих благоприятную возможность творить добрые дела, подавая милостыню. Ещё англиканская социальная этика эпохи Стюартов была внутренне очень близка к этой точке зрения. И лишь пуританская аскеза сыграла известную роль в том жёстком английском законодательстве о бедных, которое полностью преобразовало сложившееся положениедел. И она сделала это с тем большей лёгкостью, что протестантские секты и строго пуританские общины действительно не знали нищенства в своей среде ²⁹⁶.

С другой стороны, если мы обратимся к рабочим, то в цинцендорфовской разновидности пиетизма, например, идеалом служит верный профессиональному долгу рабочий, который не стремится к наживе, — именно он уподобляется в своей жизни апостолам и, следовательно, обладает харизмой учеников Христа ²⁹⁷. Ещё более радикальными были сначала подобные воззрения в баптистских кругах. И конечно, аскетическая литература почти всех вероисповеданий исходит из представления, что добросовестная работа, даже при низкой её оплате, выполняемая теми, кому жизнь не предоставила иных возможностей, является делом, чрезвычайно угодным Богу. В этом отношении протестантская аскеза сама по себе не создала ничего нового. Однако она не только бесконечно углубила это представление, но и присоединила к существующей норме то, что, собственно говоря, только и определяло силу её воздействия, — психологический импульс, который возникал в результате отношения к своей работе как к призванию, как к самому верному, в конечном итоге единственному, средству увериться в своём избранничестве ²⁹⁸. Вместе с тем аскеза легализовала также эсплуатацию этой специфической склонности к труду, объявив «призванием» и стремление приобретателя к наживе ²⁹⁹. Совершенно очевидно, в какой сильной степени устремлённость исключительно к тому, чтобы обрести спасение в загробной жизни посредством выполнения своих профессиональных обязанностей в качестве своего призвания, и строгая аскеза, которой церковь подчиняла в первую очередь, конечно, неимущие классы, способствовали увеличению «производительности» труда в капиталистическом значении этого понятия. Отношение к труду как к призванию стало для современного рабочего столь же характерным, как и аналогичное отношение предпринимателя к наживе. Столь проницательный англиканский наблюдатель, как сэр Уильям Петти, отразил эту новую для того времени ситуацию в своём указании на то, что экономическая мощь Голландии XVII века объясняется наличием там многочиленных «dissenters» (Диссентеров [англ.] — Прим. перев.) (кальвинистов и баптистов), людей, которые видят «в труде и интенсивном предпринимательстве свой долг перед Богом». «Органическому» социальному устройству в том фискально-монополистическом его варианте, который оно получило в англиканстве при Стюартах, в частности в концепции Уильяма Лода, — этому союзу церкви и государства с «монополистами» на почве христианского социализма — пуританизм, все сторонники которого были решительными противниками такого, пользовавшегося государственными привилегиями капитализма торговцев, скупщиков и колониалистов, противопоставлял индивидуалистические импульсы рационального легального предпринимательства, основанного на личных качествах, на инициативе. И если пользовавшаяся государственными привилегиями монополистическая промышленность Англии скоро пришла в упадок, то рациональное предпринимательство пуритан сыграло решающую роль в развитии тех промышленных отраслей, которые возникали без какой-либо поддержки со стороны государства, а подчас и несмотря на недовольство властей и вопреки ему ³⁰⁰. Пуритане (Принн, Паркер) решительно отказывались от сотрудничества с «придворными прожектерами» крупнокапиталистического типа, считая, что они вызывают сомнения в этическом отношении. Пуритане гордились превосходством своей буржуазной морали и деловых качеств, усматривая в них подлинную причину тех преследований, которым они подвергались со стороны придворных кругов. Уже Даниэль Дефо предлагал прибегнуть в борьбе с диссентерами к бойкоту банковских векселей и к денонсации вкладов. Противоположность этих двух видов капиталистической деятельности во многом соответствует различиям религиозных учений их представителей. Нонконформисты ещё в XVIII веке постоянно подвергались издевательствам за то, что они являли собой носителей «spirit of shopkeepers» (Духа лавочников [англ.] — Прим. перев.), и преследовались за искажение идеалов старой Англии. В этом коренилась и противоположность между пуританским и еврейским хозяйственным этосом — уже современникам (Принн) было ясно, что первый, а не второй был буржуазным хозяйственным этосом ³⁰¹.

Один из конституционных компонентов современного капиталистического духа, и не только его, но и всей современной культуры, — рациональное жизненное поведение на основе идеи профессионального призвания — возник (и настоящая работа посвящена доказательству этого) из духа христианской аскезы. Достаточно вспомнить приведённый в начале нашего исследования трактат Франклина, чтобы обнаружить, насколько существенные элементы того образа мыслей, который мы определили как «дух капитализма», соответствуют тому, что (мы показали это выше) составляет содержание пуританской профессиональной аскезы ³⁰², только без её религиозного обоснования — ко времени Франклина оно уже отмерло. Впрочем, мысль, что современная профессиональная деятельность носит отпечаток аскетизма, сама по себе не нова. Что ограничение человеческой деятельности рамками профессии вместе с отказом от фаустовской многосторонности (который, естественно, вытекает из этого ограничения) является в современном мире обязательной предпосылкой плодотворного труда, что, следовательно, «дело» и «отречение» в настоящее время взаимосвязаны — этот основной аскетический мотив буржуазного стиля жизни (при условии, что речь идёт именно о стиле, а не об отсутствии его) хотел довести до нашего сознания уже Гёте на вершине своей жизненной мудрости, о чём свидетельствуют его «Годы странствий» и то, как он завершил жизненный путь Фауста ³⁰³. Для Гёте осознание этого факта означало отречение и прощание с эпохой гармоничного, прекрасного человека, с эпохой, повторение которой для нашей культуры столь же невозможно, как для древности невозможен был возврат к эпохе расцвета афинской демократии. Пуританин хотел быть профессионалом, мы должны быть таковыми. Но по мере того, как аскеза перемещалась из монашеской кельи в профессиональную жизнь и приобретала господство над мирской нравственностью, она начинала играть определённую роль в создании того грандиозного космоса современного хозяйственного устройства, связанного с техническими и экономическими предпосылками механического машинного производства, который в наше время подвергает неодолимому принуждению каждого отдельного человека, формируя его жизненный стиль, причём не только тех людей, которые непосредственно связаны с ним своей деятельностью, а вообще всех ввергнутых в этот механизм с момента рождения. И это принуждение сохранится, вероятно, до той поры, пока не прогорит последний центнер горючего. По Бакстеру, забота о мирских благах должна обременять его святых не более, чем «тонкий плащ, который можно ежеминутно сбросить» ³⁰⁴. Однако плащ этот волею судеб превратился в стальной панцирь. По мере того как аскеза начала преобразовывать мир, оказывая на него всё большее воздействие, внешние мирские блага все сильнее подчиняли себе людей и завоевали наконец такую власть, которой не знала вся предшествующая история человечества.

В настоящее время дух аскезы — кто знает, навсегда ли? — ушёл из этой мирской оболочки. Во всяком случае, победивший капитализм не нуждается более в подобной опоре с тех пор, как он покоится на механической основе. Уходят в прошлое и розовые мечты эпохи Просвещения, этой смеющейся наследницы аскезы. И лишь представление о «профессиональном долге» бродит по миру, как призрак прежних религиозных идей. В тех случаях, когда «выполнение профессионального долга» не может быть непосредственно соотнесено с высшими духовными ценностями или наоборот, когда оно субъективно не ощущается как непосредственное экономическое принуждение, современный человек обычно просто не пытается вникнуть в суть этого понятия. В настоящее время стремление к наживе, лишённое своего религиозно-этического содержания, принимает там, где оно достигает своей наивысшей свободы, а именно в США, характер безудержной страсти, подчас близкой к спортивной ³⁰⁵. Никому не ведомо, кто в будущем поселится в этой прежней обители аскезы: возникнут ли к концу этой грандиозной эволюции совершенно новые пророческие идеи, возродятся ли с небывалой мощью прежние представления и идеалы или, если не произойдёт ни того, ни другого, не наступит ли век механического окостенения, преисполненный судорожных попыток людей поверить в свою значимость. Тогда-то применительно к «последним людям» этой культурной эволюции обретут истину следующие слова: «Бездушные профессионалы, бессердечные сластолюбцы — и эти ничтожества полагают, что они достигли ни для кого ранее не доступной ступени человеческого развития».

Однако тем самым мы вторгаемся в область оценочных и религиозных суждений, которые не должны отягощать это чисто историческое исследование. Наша задача сводится к следующему: показать значение аскетического рационализма (лишь намеченное в предыдущем очерке) и для социально-политической этики, следовательно, для организации и функций социальных сообществ — от религиозных собраний до государства. Далее мы предполагали исследовать отношение аскетического рационализма к рационализму гуманистическому ³⁰⁶, его жизненным идеалам и культурным влияниям. Затем — к развитию философского и научного эмпиризма, к развитию техники и духовных ценностей культуры. И наконец, следовало бы проследить историческое становление аскетического рационализма, начиная от его средневековых истоков до его преобразования в чистый утилитаризм во всех областях распространения аскетической религиозности. Только таким путём можно было бы установить степень культурного значения аскетического протестантизма в его отношении к другим пластическим элементам современной культуры. Здесь же мы лишь попытались свести влияние аскетического протестантизма и характер этого влияния к их мотивам в одном, хотя и немаловажном пункте. Далее следовало бы также установить, в какой степени протестантская аскеза в процессе своего становления и формирования в свою очередь подвергалась воздействию со стороны всей совокупности общественных и культурных факторов, прежде всего экономических ³⁰⁷. Ибо несмотря на то, что современный человек при всём желании обычно неспособен представить себе всю степень того влияния, которое религиозные идеи оказывали на образ жизни людей, их культуру и национальный характер, это, конечно, отнюдь не означает, что мы намерены заменить одностороннюю «материалистическую» интерпретацию каузальных связей в области культуры и истории столь же односторонней спиритуалистической каузальной интерпретацией. Та и другая допустимы в равной степени ³⁰⁸, но обе они одинаково мало помогают установлению исторической истины, если они служат не предварительным, а заключительным этапом исследования ³⁰⁹.

Минимализм в интерьере квартиры: 6 удачных сочетаний
Аскетичный минимализм, каким он был несколько десятилетий назад, уже не настолько строг и лаконичен. Современные варианты предполагают смешение стилей, а «РБК Недвижимость» делится самыми яркими примерами
Фото: Pexels
Смешать, но не взбалтывать
Классический минимализм отличается сдержанностью, отсутствием лишних деталей и большими свободными пространствами. Идеальной цветовой гаммой считается монохром из двух-трех базовых цветов, как правило, холодной гаммы. При этом раньше дизайнеры предлагали отказаться от ярких акцентов, узоров, сложных конструкций и любых акцентных предметов интерьера, перетягивающих на себя внимание. Результат в большинстве случаев был похож на хорошо отредактированную журнальную картинку — пустая комната, в которой много света и воздуха, но блеклая и незапоминающаяся.
Минималистичные проекты похожи друг на друга, и непросто создать оригинальный вариант, придерживаясь аскетичных правил. В настоящее время уход от канонов в тренде, и можно креативно сочетать несочетаемое, выбирая лучшие черты различных стилей. Главное — определиться с «ингредиентами» и не перестараться.
Интерьер в стиле минимализм (Фото: Pexels)
Минимализм и лофт
Лофт считают одной из форм минимализма. Стиль, зародившийся в результате переделки фабричных помещений в жилые комплексы, часто повторяют и в типичных городских квартирах, создавая имитации перекрытий, кирпичных стен и несущих балок. У лофта много общего с классическим минимализмом: оба стиля предполагают цельность и большое количество свободного пространства. Сочетания их друг с другом могут тяготеть в сторону одного или второго стиля как основы. Проще отталкиваться от минимализма, разбавив его признаками лофта: грубыми металлическими деталями, необработанными поверхностями, деревом, бетоном и мебелью из палет. При этом важно сохранить обилие светлых оттенков.
Минимализм в лофте (Фото: Pexels)
Минимализм и скандинавский стиль
Люди часто путают эти стили, что неудивительно: оба варианта предполагают интерьер в светлых тонах, лаконичную мебель и отсутствие вычурных деталей. Но не все так просто. Скандинавский стиль тоже претерпел изменения за последние несколько лет. Это уже не белая комната с геометрическими акцентами и однотонными стенами. Современный скандинавский интерьер не исключает обилие красок, принтов, насыщенных оттенков, практичных решений и мебели с блошиных рынков. Но если вам больше нравится старый вариант, добавьте минимализма. Это сочетание позволяет сохранить признаки классической «скандинавии»: пустое пространство, натуральные материалы, отсутствие ярких декораций и мозаик. При этом можно оставить акцентный текстиль, плетеную мебель и максимум растений.
Минимализм и скандинавский стиль (Фото: Pexels)
Минимализм и экостиль
В противовес технологичности стали популярны идеи возвращения к природе и отказа от современных материалов, включая пластик. Экоинтерьер — это уют, мягкие формы, естественные фактуры и цвета. Дизайнеры используют переработанные материалы и заряжают вещи новыми функциями, превращая деревянную лестницу в стеллаж, а винтажный чемодан — в прикроватный столик. Такой интерьер тоже может быть минималистичным. Важно избегать захламления комнаты вещами и сделать акцент на натуральных поверхностях. Отдавайте предпочтение глине, камню, бамбуку, льну, хлопку и дереву. Следует отказаться от очевидной контрастности, разбавляя белое помещение природными цветами: коричневым, бежевым и зеленым.
Эко-интерьер в стиле минимализм (Фото: Unsplash)
Минимализм и классика
Зародившись в XVI–XVIII веках, классический стиль интерьера видоизменялся со временем. Изначально это были элементы барокко, ампира и рококо, а сейчас он отвечает требованиям современного подхода к дизайну без чрезмерной вычурности. Элегантность, строгость, функциональность и роскошь остались основой стиля. Неоклассика не исключает орнаменты и рисунки, но для сочетания с минимализмом лучше выбирать однотонные поверхности. Если свободного пространства достаточно, можно дополнить комнату колоннами и арками, ненавязчивой лепниной и резными элементами. Консервативная цветовая гамма часто включает в себя темные цвета: серые, синие, коричневые и золотые оттенки, приемлем контраст между светлым и темным.
Сочетание классического стиля и минимализма (Фото: Pexels)
Минимализм и поп-арт
Классический минимализм — белый лист, на котором можно рисовать все что угодно. Стиль сочетается даже с теми вариантами дизайна, которые изначально кажутся противоположными основной идее. Например, яркий творческий поп-арт, возникший на волне популярности Энди Уорхола и остающийся в трендах на сегодняшний день. Необычные формы, контрасты, кричащие оттенки, комиксы и граффити на стенах можно продуманно вписать в минималистичные квартиры. В основе остаются лаконичная мебель и строгие формы, в дополнение к которым появляются красочные картины, сочные акценты и креативные декорации.
Поп-арт и минимализм (Фото: Aliexpress.com)
Минимализм и бохо-шик
Подчеркнутая скупость классического минимализма идеально дополняется этническими деталями. Если вам нравятся проекты в стиле бохо, но вы не готовы к такому буйству красок, возьмите из них любимые элементы. Дизайнерский шкаф, декорированный в восточных традициях, ковер или плед в турецких узорах, цветная мебель, жестяные кувшины и зеркало в витиеватой позолоченной раме — можно сочетать находки или оставить только одну, сделав ее центром интерьера. В последнем случае стоит продумать гармоничные цветовые нюансы, иначе предмет будет казаться инородным в светлой комнате с гладкими поверхностями и строгими линиями.
Элементы бохо в минималистичном интерьере (Фото: Pexels)
Читайте также Как не надо: устаревшие дизайнерские приемы, о которых пора забыть
Автор
Ирина Рудевич
Аскетизм — Библейские исследования — Oxford Bibliographies
Лучшее краткое введение в аскетизм — это Harich-Schwarzbauer, et al. 2007; в нем также проводится различие между конкретными религиозными и философскими традициями, хотя читателям следует опасаться концептуальных предположений о природе аскетизма в различных статьях. Полезный обзор концептуальных различий ученых в определении темы с критическим осмыслением достоинств различных определений см. В Saldarini 1999.Le Bras 1964 цитируется из-за его места в раннем французском обсуждении этой темы. Подходя к аскетизму конкретно по отношению к библейским текстам, разумно начать с введения в аскетизм в греко-римском мире, признавая при этом, что они в большинстве случаев полностью игнорируют еврейский аскетизм и могут быть дополнены статьями, конкретно посвященными аскетизму. последняя тема, такая как Fraade 1986. До конца 20 века описания аскетизма также часто ограничивались протестантскими или католическими предпосылками относительно нормативного (христианского) поведения.Студенты, которым требуется только краткое описание аскетизма в классических и иудео-христианских традициях, могут обратиться к Ashbrook Harvey 1999 и Wimbush 2000. Тем, кто ищет более полное академическое введение, включающее критическое обсуждение как концепции, так и историографии аскетизма, следует обратиться к Krawiec 2008. Тем, кто интересуется, как аскетическое поведение имеет социальное значение, следует обратить внимание на Valantasis 1995.
Эшбрук Харви, Сьюзен. «Аскет». В Поздняя античность: Путеводитель по постклассическому миру .Под редакцией Глена В. Бауэрсока, Питера Брауна и Олега Грабаря, 317–318. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета, 1999.
Из классического греческого значения ascesis как «обучение» аскетизм определяется как «практика дисциплинированной жизни в поисках духовного состояния». Это ограничивает отмеченные темы: греческая философская и раввинская самодисциплина, манихейские и маркионитские практики, связанные с верованиями о физическом мире, и монашество в основных церквях.
Fraade, Стивен Д. «Аскетические аспекты древнего иудаизма». В Еврейская духовность: от Библии до средневековья . Под редакцией Артура Грина, 253–288. Мировая духовность: энциклопедическая история религиозных поисков 13. Лондон: Рутледж и Кеган Пол, 1986.
Хороший обзор еврейских текстов, касающихся аскетизма до поздней античности, хотя читатели должны знать о спорных датировках, происхождении и композиционном материале. Обсуждается история апокрифов и псевдоэпиграфов.
Harich-Schwarzbauer, Henriette, Julien Ries, Thomas Podella и др. «Аскетизм.» В Религия в прошлом и настоящем: энциклопедия теологии и религии . Vol. 1, А-Бху . Под редакцией Ханса Д. Бец, Дона С. Браунинга, Бернд Яновски и Эберхарда Юнгеля, 433–440. Лейден, Нидерланды: Brill, 2007.
Набор кратких статей охватывает «Религиоведение», «Ветхий Завет», «Новый Завет», «Историю церкви», «Этику», «Иудаизм» и «Индийские религии.Библиографии немногочисленные и датированные, с несколькими записями за последнее десятилетие. Взятые вместе, статьи предлагают полезную дорожную карту для новичков.
Кравец, Ребекка. «Аскетизм.» В Оксфордский справочник раннехристианских исследований . Под редакцией Сьюзан Эшбрук Харви и Дэвид Г. Хантер, 764–785. Oxford: Oxford University Press, 2008.
Содержит, в дополнение к упомянутому выше материалу, ценный раздел об идеях Мишеля Фуко относительно «технологий личности» и их связи с основополагающей работой Питера Брауна The Body and Society (Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета, 1988).
Ле Бра, Габриэль. «Place de l’ascéticisme dans la sociologie des Religions». Archives des Sciences Sociales des Religions 18.18 (1964): 21–26.
DOI: 10.3406 / assr.1964.1765
Французский отчет о социологических семинарах по аскетизму перед журнальным томом об аскетизме в различных религиях. Полезно подходит к религии как к социальной конструкции с группами и институтами, а не как к набору убеждений отдельных лиц. Аскетизм определяется как личный, направленный на самоуничижение перед божественным и подразумевает строгое целомудрие.
Салдарини, Энтони Дж. «Аскетизм и Евангелие от Матфея». В Аскетизм и Новый Завет . Под редакцией Лейфа Э. Ваге и Винсента Л. Уимбуша, 11–27. New York: Routledge, 1999.
Первые восемь страниц книги представляют собой ценное обсуждение различных определений аскетизма, используемых другими учеными.
Валантазис, Ричард. «Конструкции силы в аскетизме». Журнал Американской академии религии 63.4 (1995): 775–821.
DOI: 10.1093 / jaarel / LXIII.4.775
Использует теорию социальной семиотики Фуко для анализа конструкции значения с акцентом на индивидуального «аскета». Доступно онлайн для подписчиков.
Уимбуш, Винсент. «Аскетизм.» В Оксфордский компаньон христианской мысли . Под редакцией Адриана Гастингса, Алистера Мэйсона и Хью С. Пайпера, 45–46. Oxford: Oxford University Press, 2000.
Христианский аскетизм установлен в доктринальном контексте трансцендентности.Обсуждает заблуждения: негативные коннотации в мышлении после Реформации; чрезмерное внимание к людям; Ограничение анализа языком аскезис . Отмечает долг христианского поста перед еврейской практикой, а александрийских богословов Климента и Оригена — перед «греческой и греко-еврейской» моральной философией.
Добродетель аскетизма | Thinking Faith: Интернет-журнал иезуитов в Великобритании
Так от чего ты решил отказаться на Великий пост? Мы часто слышим, что важно не отказаться от чего-то, а сделать что-то хорошее.Но странно, не правда ли, что до сих пор остается ощущение, что Великий пост — это на самом деле о том, чтобы отказаться от всяких вещей? Отказ от шоколада, отказ от алкоголя, отказ от десертов, отказ от сигарет, отказ от телевидения, отказ от мяса по пятницам … К лучшему или худшему, мы склонны спрашивать себя не «Что я буду делать в хорошем смысле этого слова?», А «От чего я откажусь?» Так почему же мы так зациклены на посте, воздержании, отказываться от вещей?
Путь аскетизма
«Есть только две жизненные философии», — Фултон Дж.Шин однажды сказал: «Сначала пир, а потом головная боль; другой — сначала пост, а затем праздник ». Сегодня, как никогда, настало время для возрождения и обновления этой второй« философии », пути аскетизма.
На поверхностном уровне аскетизм (созвездие практик добровольного самоотречения, таких как воздержание от еды) сегодня не привлекает нас. В киноверсии «Код да Винчи », сумасшедшего и кровожадного монаха-альбиноса, Сайлас изображен хлестающим себя и с цепью, обернутой вокруг его ноги, которую он стягивает, чтобы пролить собственную кровь.Такая картина передает фанатизм, ненависть к себе и религиозную практику, оторванную от всего святого, здорового и доброго.
Тем не менее, в нашей сегодняшней культуре есть множество признаков того, что на более глубоком уровне существует желание освобождающего аскетизма, если бы мы только знали, как его практиковать. В эпоху розничной терапии и консьюмеризма мы слышим о людях, которые открыли для себя преимущества уменьшения размеров, разгрузки и простоты материалов. Оказавшись в непрерывном и лихорадочном темпе современной жизни, мы стремимся найти способ сойти с конвейерной ленты дел и найти какое-то место, чтобы просто быть, быть с другими, быть с Богом.Утопая в бесконечном море калорий, мы покупаемся на многомиллиардную, но явно неэффективную диетическую индустрию с ее обещаниями «естественным образом» очистить наш организм от токсинов, «голоданием на соках» и тысячей разновидностей квази-аскетических практик. Осознавая нашу склонность к непреднамеренному чрезмерному использованию Интернета и других наших коммуникационных устройств, мы стремимся к свободе, которую дает «отключение от сети», но не можем заставить себя отключиться даже на несколько часов. Итак, есть ли способ извлечь из христианской традиции мудрость для подлинной практики аскетизма, которая может привести к свободе и молитве, которых мы сейчас жаждем больше, чем когда-либо?
Три искажения
Первое, на что следует обратить внимание, это то, что христианская традиция прекрасно понимает, что пост и воздержание могут пойти не так, как надо, по ряду довольно предсказуемых причин.Я отмечу три заметных искажения, которым особенно подвержен аскетизм, и средства, предписываемые традицией.
1. Искажение лишнее
Первый вид опасности, которой подвержен аскетизм, — это превышение . Например, длительное голодание может привести к самовозбуждению и гордости за свои достижения, что в конечном итоге приведет к обратным результатам. Практически любой, кто пробовал соблюдать диету, знает, что чрезмерное голодание быстро сменяется перееданием.В крайних случаях это может даже нанести вред здоровью, как это было у святого Игнатия Лойолы вскоре после его обращения. Позже, когда он вырос в проницательности и зрелости, он понял, что такой героический пост — не то, чего желает Бог.
Традиционным средством исправления чрезмерного поста является доктрина «среднего». Среднее — это середина между слишком большим и слишком маленьким. Полезная аналогия — музыкальный инструмент: чтобы он оставался настроенным, струны не должны быть ни слишком натянутыми, ни слишком расслабленными, но средними.Святой Фома Аквинский указывает на то, что даже пост является подлым: нельзя поститься до такой степени, чтобы он повредил своему здоровью или стал слишком слабым для выполнения своих обязанностей, поскольку это было бы чрезмерным. Следуя философам-стоикам, он рекомендует постепенный подход: начинать с малого, приближаться к среднему постепенно. Лучше набраться терпения, быть нежным, чем пытаться совершить зрелище и рискнуть попасть в столь же зрелищную аварию.
Сегодня мы так далеко зашли в другую крайность, что чрезмерное голодание вряд ли является нашей главной опасностью.Фома делает вызывающее заявление, которое может удивить нас сегодня, но заслуживает нашего серьезного рассмотрения: он говорит, что пост — это не просто церковный закон, но требование самой человеческой природы. Другими словами, взрослый человек не может надеяться найти правильный баланс в жизни, не может надеяться найти выход, если не будет регулярно соблюдать пост. В противном случае наши желания вещей, которые сами по себе хороши, выходят за их пределы и в конечном итоге порабощают нас.
Найти середину в аскетизме сегодня, середину между излишеством и слабостью, — это задача, которая потребует внимательного отношения к мудрости традиции, а также упражнения христианского воображения.Новый аскетизм сегодня будет заключаться не только в голодании, но и в любом аспекте современной жизни, в котором принуждение начинает преобладать, и мы теряем нашу свободу, наше равновесие. Если я покупаю вещи, чтобы почувствовать себя лучше, возможно, мне нужно воздержаться от покупок; если я обнаруживаю, что навязчиво проверяю Facebook и Twitter, или проверяю свои тексты или электронную почту, возможно, мне нужно от этого поститься; и так далее. В любом случае, нам нужна творческая верность традиционным практикам поста и воздержания, осознавая, что аскетизм прошлых веков необходимо восстановить, но также адаптировать к новой эпохе потребительства, интернета и деградации окружающей среды.
2. Искажение дуализма
Второй способ искажения аскетизма более тонкий и потому более коварный. В католической духовности тех, кто стремится к прогрессу в духовной жизни, часто поощряют «умерщвлять» свою плоть, буквально предавая ее смерти. Конечно, «плоть» здесь относится не к самому телу, а к нашей греховной природе. Тем не менее, непреднамеренно создается впечатление, по крайней мере иногда, что духовная жизнь означает отказ от всего, что от тела.Другими словами, существует риск дуализма , который рассматривает душу как добро, а тело и материальный мир как зло.
Такой дуализм, конечно, сильно противоречит некоторым основным принципам христианской веры, доктринам Творения, Воплощения и Воскресения. Мы верим, что при сотворении мира Бог смог взглянуть на созданный им мир и увидеть, что он «очень хорош» (Бытие 1:31). Мы верим, что в Иисусе Христе Бог стал плотью и таким образом освятил человеческое тело.Мы верим, что в последний день тело и душа будут взяты в воскресение Христа. Таким образом, в нашей вере нет места отрицанию тела и материального мира как нечистых.
Таким образом, риск состоит в том, что наши аскетические практики бессознательно заражаются пренебрежением к нашим телам, нашим страстям, нашей сексуальности, что следует рассматривать как драгоценный дар от Бога. Смысл подлинно христианского аскетизма не в том, чтобы освободить душу от тела и даже не в подавлении тела и его побуждений, а в том, чтобы поднять их до истинно духовного уровня, интегрировать их в духовное путешествие к Богу.
3. Искажение пустой религиозности
Чтобы выявить третье и последнее искажение аскетизма, нам нужно обратить внимание на убедительные слова пророка Исаии (58: 5-6):
Это то, что вы называете постом, днем, угодным Господу?

Разве это не тот вид поста, который я избрал:
чтобы развязать цепи несправедливости и развязать узы ига,
чтобы освободить угнетенных и сломать всякое иго?
Здесь пророк атакует пустую религиозность , которая пытается выслужиться перед Богом, не соблюдая основной долг справедливости по отношению к бедным.Пустая религиозность, сосредоточенная исключительно на внешней религиозной практике, — это бегство от реального мира: сила религиозной практики, открывающая сердце для трансформации, ведущей к более глубокой любви к Богу и ближнему, утрачена.
Тем не менее, нам не следует неправильно истолковывать критику Исайи как нападение на практику поста как таковую. Исайя говорил в то время, когда аскетические практики считались само собой разумеющимся, частью повседневной жизни. Он призвал людей осознать, что их религиозные обычаи не имеют смысла, если между ними не существует союза и того, как они относятся к другим.Сегодня мы часто испытываем искушение по-другому, полагая, что истинная религия — это просто то, как мы относимся к другим, и что нам больше не нужна духовность, воплощенная в конкретных религиозных практиках, таких как пост. В этом отношении мы можем вспомнить памятную критику антропологом Мэри Дуглас в отношении точки зрения, согласно которой внешняя практика не имеет ничего общего с истинной духовностью или подлинной религией:
Ибо было бы ошибкой предполагать, что может существовать религия, которая является полностью внутренней, без правил, без литургии, без внешних признаков внутренних состояний.Как в обществе, так и в религии, внешняя форма является условием его существования …

(Мэри Дуглас, Чистота и опасность: анализ концепций загрязнения и табу [Нью-Йорк / Вашингтон: Praeger, 1966], стр. .62.)
Пророки призывают нас не к отказу от аскетической практики, а к подлинному посту, который включает в себя и тело, и душу. Тогда пост станет не бегством из реального мира, а способом приблизиться к тем, кто практикует, по словам Ганди, «вечный, обязательный пост» просто потому, что им не хватает еды.
Почему быстро?
Как мы уже видели, если мы хотим заниматься здоровым и святым аскетизмом сегодня, нам нужно прислушиваться к мудрости, которую мы находим в нашей традиции, которая может помочь нам избежать ловушек избытка , дуализма и из пустой религиозности . Не менее важно, что традиция учит нас избегать чрезмерных исправлений, которые приводят к бестелесной духовности или слишком расслабленному подходу. Но в чем, в конечном счете, причины аскетизма? Какая конечная точка?
Совершенно очевидно, что пост может помочь нам обрести надлежащую власть над собой.Сегодня у нас есть тысяча способов заставить себя чувствовать себя хорошо: я знаю, я съем что-нибудь вкусное, или выпью, или займусь интернетом, или проверю, написал ли мне друг, или включу телевизор, или послушаю мой iPod, или пойти по магазинам одежды, или купить что-нибудь на Amazon, или поиграть в компьютерную игру. Все это может быть хорошо, но если мы постоянно используем их, чтобы чувствовать себя лучше, мы можем стать рабами того, что нам нравится. Когда у нас их нет, мы жаждем их. Когда их не хватает, мы впадаем в депрессию.Когда мы понимаем, что не следует переусердствовать, мы ничего не можем с собой поделать. Итак, в Великий пост, когда мы отказываемся от вещей, мы осуществляем власть над и , вместо того, чтобы позволять и контролировать нас. Мы пытаемся развязать себя. Мы стараемся стать свободными.
Но есть более глубокая причина поститься. «Исполненный Святым Духом, Иисус вернулся с Иордана и был водим Духом в пустыню на сорок дней» (Луки 4: 1). Недавно мой класс студентов университета прочитал автобиографию Дороти Дэй, общественной активистки, и нашел католического рабочего движения.Некоторые считают ее современной святой. В книге рассказывается о том, как, став взрослой, она стала атеисткой, но затем постепенно вернулась к молитве и к Богу, так что она обратилась в католицизм и посвятила свою жизнь работе для бедных и социальной справедливости. Но она называет книгу Долгое одиночество . И она описывает, как временами она переживала ужасное одиночество в своей жизни. Ей хотелось быть с людьми, с теми, кого она любила, и она чувствовала боль разлуки и горя.Но, несмотря на боль одиночества, которую она испытала, она как будто осознала, что ее одиночество не всегда отрицательно. В этом переживании одиночества она стремилась быть с бедными и стремилась познать Бога.
Итак, я спросил своих учеников, когда они прочитали книгу: «Можете ли вы относиться к этому опыту одиночества? Вы когда-нибудь проводите время в одиночестве? »И ответы были поразительными. Одна студентка призналась, что те части книги об одиночестве пугали ее. Другая студентка сказала, что она практически не проводит времени одна, и когда она одна, у нее есть какое-то электронное устройство, к которому можно обратиться: мобильный телефон или компьютер — проверка Facebook или электронной почты.Другой сказал, что он начал учиться сознательно проводить время без компьютера или телефона, чтобы иметь время подумать или подумать. А другой сказал, что единственный раз, когда он действительно должен был побыть одному, был когда он отправлялся на пробежку, но что это время было для него драгоценно именно потому, что это было его единственное время, чтобы подумать.
Дело в том, что сегодня трудно уйти в пустыню с Иисусом. Мы живем в эпоху отвлечения внимания, когда у нас есть тысяча различных способов заполнить эту пустоту одиночества.И в некоторой степени это означает, что мы что-то упускаем. В недавнем отчете в Соединенных Штатах был проведен обзор использования электронных устройств детьми в возрасте от 8 до 18 лет. Он хотел узнать, сколько детей подключено к iPod, телевизору, Интернету или мобильному телефону и так далее: сколько время, которое ребенок провел в СМИ. Несколько лет назад это было более 6 часов в день; Сегодня американский ребенок проводит в среднем 7 часов 28 минут в день, подключенный к какому-либо электронному устройству. Это более 50 часов в неделю.
«Наполненный Святым Духом, Иисус вернулся с Иордана и был водим Духом в пустыню в течение сорока дней». И во время своего общественного служения Иисус намеренно, неоднократно, настойчиво уходил от толпы, чтобы избежать быть одному. Он развивал аскетизм одиночества, особенно когда дела были наиболее напряженными и требовательными. Он проводил время в одиночестве, в уединенных местах, чтобы проводить время с Богом.
Итак, я думаю, что этот пост — приглашение для нас быть ведомыми Святым Духом в пустыню, чтобы сопровождать нашего Господа, когда Он удаляется в уединенное место.Этот пост — время для нас немного отключиться, культивировать эту внутреннюю атмосферу, использовать старомодное, но ценное слово. Прежде всего, этот Великий пост — это время для нас не бояться выбора одиночества, а поверить в то, что даже в нашем одиночестве, особенно там, Дух Иисуса находится с нами, тянет нас к Отцу.
Николас Остин SJ преподает этику в Хейтроп-колледже Лондонского университета.
Heythrop College
Аскетизм — Социология религии
Концепция аскетизма показывает единство усилий, посредством которых человек желает прогрессировать в своей нравственной, религиозной и духовной жизни.Первоначальное значение этого термина относится к любым упражнениям, физическим, интеллектуальным или моральным, выполняемым методично и строго в надежде на самосовершенствование и прогресс. Несмотря на большую гибкость, характеризующую применение аскетизма, концепция всегда намекает на поиск совершенства, основанный на подчинении тела духу, напоминая о символическом различии между внешней и внутренней жизнью.
Следуя эволюции концепции аскетизма в различных исторических и социальных контекстах, можно увидеть его стратегическое значение в социальных науках, особенно в отношении понимания западного мира.Помимо комбинации физических и интеллектуальных упражнений, которые всегда имели свою социальную значимость, аскетизм относится к сложным отношениям между природой и культурой, а также к классическим религиозным отношениям между верой и разумом; такие аспекты являются плодом постоянных и динамичных переговоров, которые развиваются в конкретных социальных и культурных контекстах.
Исторические аспекты аскетизма
Всесторонний взгляд на историческую эволюцию концепции аскетизма позволяет описать, что подразумевается под этим термином.Этимологически этот термин происходит из греческого языка, и именно Гомер использовал его только для описания художественной техники и производства. Геродот и Фукидид использовали этот термин в отношении физических упражнений и усилий, предпринимаемых спортсменами и солдатами, чтобы поддерживать свое тело в форме. В сочетании с этим физическим аспектом аскетизма есть моральное измерение, где постоянные и продолжительные усилия — это то, что ведет интеллект к мудрости и добродетели. Методическая тренировка духа, которую отмечали почти все классические философы, включает постепенное освобождение души от тела, которое считалось плохим и ненормальным.
Именно у пифагорейцев понятие аскетизма используется в специфической религиозной сфере, имея в виду упражнения совершенствования, которые душа предпринимает, чтобы заслужить созерцание Бога. Уже в классическом мире эта концепция соединяла воедино физическое с моральным и религиозным измерениями: упражнения для тела, контроль над страстями, умерщвление посредством воздержания и отречения, а также добрые дела считались последующими этапами, которые воспитывали добродетельного человека.
В раннем христианстве все вышеперечисленные элементы интерпретировались и организовывались согласованно. Особенно в монашеской жизни, как если бы вместо кровавых жертв ранних мучеников, покаяние и аскетизм становятся необходимыми, чтобы победить в борьбе с грехом и получить особые милости от Бога.
Воспринимаемая таким образом христианская жизнь становится суровой борьбой, сочетающей страдание и отречение в постоянном стремлении преодолеть искушения плоти.Именно такой контроль над инстинктами, а иногда даже над законными наклонностями желаний, отмечает особые отношения аскета со своим собственным телом. Помимо бедности и послушания, в первые века христианской жизни рекомендовалось целомудрие, которое иногда проявлялось в крайних формах радикальной враждебности к сексуальности. Помимо телесного умерщвления, особенно в традициях бенедиктинцев и цистерцианцев, характерными элементами аскетизма были труд, тишина и молитва вместе с постом и бдениями.
В средние века аскетические практики покинули монастыри, чтобы привлечь группы мирян, которые, подражая великим религиозным орденам, таким как доминиканцы или францисканцы, объединились, чтобы дать начало Третьим орденам. В этот период аскетизм стал еще более утонченным, были разработаны новые методы, направленные на совершенствование упражнений духовной жизни. Среди них особое место было уделено мысленным молитвам, которые включали в себя постоянное повторение простых молитвенных формул, таких как розарий или краткие обращения к святым.Наряду с повторением устных формул повторялись внешние акты почитания, такие как преклонение колен, часто совершавшееся с глубоким покаянием, а также использование рубахи и других средств умерщвления.
Аскетизм и мистицизм
С приходом современной эпохи, особенно с началом Реформации, можно найти радикальную критику аскетизма в том виде, в каком он был задуман в средние века. Однако учение Лютера об оправдании, которое отрицало ценность человеческих усилий по достижению спасения, не привело к этическому и моральному безразличию.Реформация способствовала новому пониманию аскетизма, которое отличалось от физической дисциплины и проявлялось в работе, супружеской жизни, уважении к родителям и принятии политических обязательств, очевидно, наряду с молитвой и размышлениями над Библией. Макс Вебер (1958) обсуждает протестантскую этику с точки зрения этого мирского аскетизма и рассматривает современный капитализм как выражение пуританского кальвинистского менталитета.
Даже католики осознавали чрезмерность и опасность неизбирательного применения аскетизма.Церковь предостерегала от эксцессов, дистанцируясь от самых ужасных и бесчеловечных обычаев. Даже в области богословия возникла новая чувствительность, которая, несмотря на необходимость человеческих усилий, подчеркнула превосходство действий Бога. Важны были не человеческие действия, а пассивное человеческое принятие дел Духа. Чрезмерная готовность к аскетизму была заменена мистическим отношением, ценившим телесность, привязанность и эмоции человека, тем самым преодолевая откровенно дуалистическое и часто ман-ичеанское видение.Однако аскетизм и мистицизм следует рассматривать не как противопоставление друг другу, а как два аспекта одного и того же духовного пути. Это путешествие, особенно с наших времен, не отдавало предпочтения умерщвлению тела и страстям, но подчеркивало важность гармоничного развития человека как в физическом, так и в духовном измерениях. Начиная с отречения ради самого себя, есть движение от функционального выбора к достижению более гармоничной и уравновешенной личности.
Социологический подход к аскетизму
Отцы-основатели социологии проявили большой интерес как к аскетизму, так и к мистицизму, прежде всего к особым формам религиозной сплоченности, которые развивались из этих двух опытов на протяжении веков. Интерес к этим вопросам сохраняется даже в современном мире, и социологи находят его не только в новом религиозном опыте, но и в связи с различными областями, такими как уход за телом или политическая активность.
Макс Вебер противопоставляет аскетизму и мистицизму, уточняя, что первый рассматривает спасение как результат человеческих действий в мире, а второй относится к особому состоянию просветления, которое достигается лишь несколькими избранными людьми через созерцание.
В то время как аскетизм призывает людей активно посвящать себя в этом мире воплощению в нем религиозных ценностей, с мистической точки зрения мир теряет свое значение, уступая место единению с Богом.Логика мистицизма — убежать от мира, а логика аскетизма — воинственное отношение к миру, исполненному греха. Вебер указывает, что аскетизм является широкой и в некоторых аспектах неоднозначной социологической категорией. С одной стороны, это означает систематические и методологические усилия по подчинению естественных и мирских инстинктов религиозным принципам. С другой стороны, это относится к религиозной критике часто утилитарных и условных отношений социальной жизни.Следовательно, можно выделить две разные формы аскетизма. Один основан на крайне негативном восприятии мира. Второй считает мир творением Бога. Хотя мир — это место, где люди могут грешить, это также конкретная ситуация, когда добродетельный человек выполняет свое призвание рациональным методом. Согласно второму определению аскетизма, человек, чтобы найти подтверждение своему собственному состоянию благодати и привилегий, живет своим существованием в мире, как если бы он был орудием, избранным Богом.
Аскетизм, когда он воплощается в конкретную практику в жизни религиозной группы, как в случае с кальвинизмом или в различных протестантских сектах, может стать чрезвычайно динамичным элементом социальной и культурной трансформации, провоцируя реформы или революционные движения. Начиная с различия между аскетизмом и мистицизмом, Вебер указывает на разницу между западными и восточными религиями. Хотя это и не является строгим контрастом, восточные религии полагаются на мистицизм, в то время как западные религии сосредоточены на аскетических идеалах и этике.Это не означает, что в западном христианстве нет мистических переживаний, особенно в католической сфере, которые определяют аскетические практики, укрепляющие авторитет иерархической церкви. Жан Сеги (1968) выдвигает гипотезу о том, что в католицизме социологическая категория мистицизма часто используется для утверждения послушания как добродетели и, следовательно, задуманного как аскетизм.
Переосмысляя различие Вебера между церковью и различными сектами, Эрнст Трельч (1992) использует концепцию аскетизма для проверки правдоподобия каждой части.С этой целью он предлагает подробный анализ всех форм христианского аскетизма в соответствии с различными историческими периодами, экономическими и социальными контекстами и типами религиозных групп. Во-первых, это героический аскетизм ранних христиан. Основываясь больше на этике Христа, чем на враждебности к миру, он состоит из чувства безразличия к тому, что обязательно исчезнет. Отсюда следует, что определение аскетизма, основанное на пессимистическом взгляде Августина на мир, обесценивает материальный мир по сравнению с внутренним миром, заставляя останавливать или дисциплинировать импульсы плоти.Средневековое христианство стремилось к компромиссу с мирской реальностью; в то время как монахи практиковали бегство от мира, миряне должны были принять его динамику. Лютеранство последовательно предлагало светский аскетизм, который рассматривал усилия по преобразованию мира как инструмент непрерывного обращения, в то время как кальвинизм рассматривал труд и профессиональные достижения как признаки божественного избрания. Наконец, внутри сект аскетизм превратился в отречение от мира, выражавшееся по-разному — от безразличия до враждебности и покорности.Аскетизм в этом конкретном свете — это не подавление чувств, а, скорее, отрицание установленной власти.
Аскетизм в современном мире
Аскетизм не только не исчез, но и присутствует в современном мире, и не только в контексте восточных религиозных переживаний, таких как некоторые практики индуизма и буддизма. В то время как в строго религиозной сфере новыми формами аскетизма могут быть тантрические практики или йога, Дебора Луптон (1996) связывает аскетизм с проблемой еды и осознания тела, а Энцо Пейс (1983) помещает его в контекст политической активности.
Согласно Луптону, в западных культурах еда и диета интерпретируются в диалектике, которая рассматривает аскетизм и гедонистическое потребление как две крайности. Прием пищи вместе с телесным опытом требует постоянного осуществления самодисциплины: такие аскетические диеты, помимо того, что на протяжении веков имели типично религиозную ценность, представляют собой средство для развития собственной субъективности. Более того, как в религии аскетические отречения вознаграждаются милостью Бога, так и самоконтроль и самоотречение в отношении еды вознаграждаются здоровым, стройным и подтянутым телом.Тогда фитнес, бодибилдинг и диета стали бы аскетическими практиками современной эпохи, где с моральной точки зрения считается нравственно устранение потребности в плохой или нездоровой пище. Даже сегодня искушению плоти, рассматриваемому как пища, а не как сущность, противостоящая душе, необходимо энергично противостоять посредством строгого диетического аскетизма.
Энцо Пейс размышляет о взаимосвязи между религией и политикой в итальянском контексте со ссылкой на партию Демократия Кристиана.Он выдвигает гипотезу о том, что преобладание аскетического отношения на политической арене, которое характеризовало инакомыслие в нескольких католических группах, сменилось мистицизмом, типичным для харизматических движений, которые отделяют их веру от любого присутствия в обществе и политике, чтобы дать место инакомыслию. действия Духа. Мирский неоаскетизм поощрял субъективную приверженность к своей вере, а не объективную принадлежность к определенному институту: такое субъективное напряжение заново открыло этическую религиозную основу по собственному выбору, основанную на личном контакте с Библией и, следовательно, не контролируемую церковным институтом.Эта форма политического аскетизма подчеркивает важность социальной и политической преданности, испытываемой с точки зрения христианского призвания, начиная с рабочих и тех, кто находится в маргинализованном положении и бедности, открыто критикуя прогрессивную секуляризацию церкви, которая шла на политические компромиссы с государственной стороной. Демократия Кристиана. Интересный момент этой гипотезы, выходящей за рамки конкретного итальянского контекста, состоит в том, что она показывает, что мирской аскетизм политической преданности делу позволяет интерпретировать собственные политические действия как связанные с евангельским посланием равенства, справедливости и солидарности, даже если такая религиозная идентичность больше не воспринимается как напрямую зависящая от религиозного института, который ее гарантирует.
Анализируя роль аскетизма в протестантской сфере, Жан Сеги (1972) подчеркивает, что он не обязательно связан с трудовой этикой, но может предполагать другие способы выражения, такие как отказ от табака или алкоголя, особый способ одежды, украшения. места поклонения или украшения дома. Наблюдения Сеги, объединяющие схему интерпретации Вебера, по-прежнему оставляют открытым вопрос о роли аскетизма в современном мире.
Ссылки:
Луптон, (1996) Еда, тело и личность.Шалфей, Лондон.
Pace, (1983) Asceti e mistici in una societa` secolarizzata. Марсилио, Венеция.
Сеги, (1968) Эрнст Трельч или сущность религии в типологии христианства. Архив социологии религий 25: 3 11.
Сеги, (1972) Макс Вебер и история социологии религий. Archives de Sociologie des Religions 33: 71 104.
Трельч, (1992) Социальные учения христианских церквей, 2 тома. Пресса Джона Нокса, Луисвилл.
Вебер, (1958) Протестантская этика и дух капитализма. Сыновья Чарльза Скрибнера, Нью-Йорк.
Вебер, (1963) Социология религии. Beacon Press, Бостон.
Назад к социологии религии

Подвижник, Подвижник
Антоначчо, Мария, Дальгрюн, Коринна, Даймонд, Элиэзер, Хантер, Дэвид Г., Роггема, Барбара, Шпикерманн, Герман, Валантазис, Ричард и Циолковски, Маргарет К.. «Подвижники, Подвижники». Энциклопедия Библии и ее прием в Интернете: Аним — Атеизм , под редакцией Констанс М. Фьюри, Джоэла Маркуса Лемона, Брайана Матца, Томаса Кр. Ремер, Йенс Шретер, Барри Дов Уолфиш и Эрик Циолковски. Берлин, Бостон: De Gruyter, 2010. https://www.degruyter.com/database/EBR/entry/MainLemma_5230/html. Дата обращения 2021-12-02. Antonaccio, M., Dahlgrün, C., Diamond, E., Hunter, D., Roggema, B., Spieckermann, H., Valantasis, R., Ziolkowski, M.(2010). Аскеты, Аскетизм. В К. Фьюри, Дж. Лемон, Б. Матц, Т. Ремер, Дж. Шретер, Б. Уолфиш и Э. Циолковски (ред.), Энциклопедия Библии и ее прием в Интернете: Аним — Атеизм . Берлин, Бостон: Де Грюйтер. https://www.degruyter.com/database/EBR/entry/MainLemma_5230/html Антоначчо, М., Дальгрюн, К., Даймонд, Э., Хантер, Д., Роггема, Б., Шпикерман, Х., Валантасис, Р. и Циолковски, М. 2010. Аскеты, аскетизм. В: Furey, C., LeMon, J., Мац, Б., Рёмер, Т., Шретер, Дж., Уолфиш, Б. и Циолковски, Е. изд. Энциклопедия Библии и ее прием в Интернете: Аним — Атеизм [онлайн]. Берлин, Бостон: Де Грюйтер. Доступно по ссылке: https://www.degruyter.com/database/EBR/entry/MainLemma_5230/html. [Дата обращения 2021-12-02] Антоначчо, Мария, Дальгрюн, Коринна, Даймонд, Элиэзер, Хантер, Дэвид Г., Роггема, Барбара, Шпикерманн, Герман, Валантасис, Рихард и Циолковски, Маргарет С. «Аскеты, аскетизм» в Энциклопедии Библии года и ее восприятии Онлайн: Аним — Атеизм под редакцией Констанс М.Фьюри, Джоэл Маркус Лемон, Брайан Матц, Томас Кр. Ремер, Йенс Шретер, Барри Дов Уолфиш и Эрик Циолковски. Берлин, Бостон: De Gruyter, 2010. https://www.degruyter.com/database/EBR/entry/MainLemma_5230/html Антоначчо М., Дальгрюн С., Даймонд Е, Хантер Д., Роггема Б., Шпикерманн Х., Валантазис Р., Циолковски М. Аскеты, Аскетизм. В: Furey C, LeMon J, Matz B, Römer T, Schröter J, Walfish B, Ziolkowski E (ed.) Энциклопедия Библии и ее прием в Интернете: Anim — Atheism .Берлин, Бостон: Де Грюйтер; 2010. Доступно по адресу: https://www.degruyter.com/database/EBR/entry/MainLemma_5230/html [по состоянию на 2 декабря 2021 г.].
АСЕТИКА, РЕЛИГИЯ И БИОЛОГИЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ на JSTOR
Абстрактный
В этой статье изначально утверждается, что аскетизм и связанные с ним явления в классической Индии и в христианской античности предполагают существование универсальной, общей, врожденной человеческой предрасположенности. После предоставления описательных данных о широко распространенной вере в душу, отличную от тела, наряду с межкультурными описаниями аскетических практик, статья обращается к общему размышлению о характеристиках врожденной склонности, называемой « аскетическим инстинктом », в свете других такие предрасположенности, в частности «языковой инстинкт», о существовании которого выдвигали некоторые лингвисты.Также представлены дополнительные доказательства в поддержку предложенного аскетического инстинкта, на этот раз взятые в основном из племенных обществ. В заключение статья опирается на недавние исследования языка и символического мышления, чтобы предложить, как возникла эта контр-репродуктивная универсальность и как она сохранилась у людей.
Информация о журнале
«Метод и теория в изучении религии» (MTSR) публикует статьи, заметки, книжные обзоры и письма, в которых прямо рассматриваются проблемы методологии и теории академического изучения религии.Сюда входят такие традиционные отправные точки, как история, философия, антропология, психология и социология, а также естественные науки и такие другие подходы, как феминистская теория, анализ дискурса и критика идеологии. Метод и теория в изучении религии также концентрируется на критическом анализе истории изучения самой религии.
Информация об издателе
BRILL, основанный в 1683 году, — это издательский дом с сильной международной ориентацией.BRILL известен своими публикациями в следующих предметных областях; Азиатские исследования, Древний Ближний Восток и Египет, Библейские исследования и религиоведение, Классические исследования, Средневековые и ранние современные исследования, Ближний Восток и исламские исследования. Публикации BRILL в основном на английском языке включают серии книг, отдельные монографии и энциклопедии, а также журналы. Публикации становятся все более доступными в электронном формате (CD-ROM и / или онлайн-версии). BRILL гордится тем, что работает с широким кругом ученых и авторов и обслуживает своих многочисленных клиентов по всему миру.За время своего существования компания была удостоена множества наград, подтверждающих вклад BRILL в науку, издательское дело и международную торговлю.
определение аскетизма от The Free Dictionary
Но в моей природе есть аскетизм, и я каждую неделю подвергал свою плоть более суровому умерщвлению. Нет ничего проще, чем придать христианскому аскетизму социалистический оттенок. Но не думайте, что, восхваляя их, я унижаю других. ; все, что я хочу сказать, это то, что аскезы нынешних не доходят до аскетизма и строгости прежних времен; но из этого не следует, что не все они достойны; по крайней мере, я так думаю; а в худшем случае лицемер, притворяющийся добрым, причиняет меньше вреда, чем открытый грешник.Его голова, полная изящного величия, была покрыта епископской митрой, головным убором, который придавал ему, помимо характера суверенитета, характер аскетизма и евангельской медитации. Сжав губы и помутнев лоб, он шагал вверх и вниз по дубовый пол, самый гений и подражание аскетизму, в то время как большой колокол все еще гремел и звенел над его головой. «Я не тот парень, который беспокоится о себе внутри». Внешне он был веселым, надежным и храбрым, но внутри, все обратилось к хаосу, управляемому, если вообще им управляли, неполному аскетизму.Будь то мальчик, муж или вдовец, он всегда тайно верил в то, что телесные страсти — это плохо, убеждение, которое желательно только тогда, когда страстно его держат. поистине циничный ход — это была черта аскетизма мисс Брук. Но в ее ярких, полных глазах не было ничего аскетического выражения лица, когда она смотрела перед собой, не сознательно видя, но поглощая накал своего настроения торжественную славу полудня с его длинными полосами света между далекими лучами. ряды лип, тени которых касались друг друга.Старый эффект аскетизма, порожденный ужасными невзгодами и тяжелым трудом, исчез; черты лица стали шире и тяжелее, выдавая все стигматы жизни, которую он прожил, рекламируя потакание своим прихотям, грубость и жестокость. Одно лишь вид его превосходного аппетита было залогом успеха; потому что у меня были очень ясные воспоминания о днях и ночах без мыслей о еде, когда его сбитый с толку ум терзался перед какой-то проблемой, в то время как его тонкие, нетерпеливые черты лица становились более смягченными благодаря аскетизму полной умственной концентрации.Это узкий аскетизм; Мне не нравится, что ты настаиваешь на этом, Мэгги. Об аскетизме, притупляющем чувства, и о вульгарном расточительстве, притупляющем их, было ничего не знать.
Аскетизм или анорексия? Переосмысление голода и женской духовности
В 1380 году молодая женщина заморила себя голодом. Ее отказ от еды рассматривался как форма аскетизма, способ слиться со Христом через общие страдания. Позже она была канонизирована и известна как святая Екатерина Сиенская.В 2014 году молодая женщина заморила себя голодом. Но далеки от святого, ее считают психически больной, считают жертвой коварных культурных образов, пропагандирующих невозможную худобу. Разве эти два случая разделяет исторический контекст?
Конечно, различий в культурной среде много. Тем не менее, теологи, историки, социологи и феминистки по-прежнему очарованы тематическим сходством в жизнях этих средневековых мистиков и современных женщин с нервной анорексией.Этические кодексы жертвоприношения, греха, наказания и причиненной себе боли — это лишь некоторые из связей между современниками Екатерины и нашими.
Некоторые ученые подчеркивают сходство и называют средневековых мистиков «святыми анорексиками». Другие избегают слишком упрощенного ярлыка. Кэролайн Уокер Байнум, например, утверждает, что включение этих двух явлений в понятие «анорексия» означает игнорирование исторических различий в культурных и символических значениях еды, еды и отказа от еды, не говоря уже о неравенстве в статусе женщин. в обществе.
Но что, если бы мы переосмыслили нервную анорексию как неуместный аскетизм, а не как клиническую сущность, которую нужно вылечить? Что, если бы мы «теологизировали» то, что сейчас в основном медицинское? Тогда какой новый свет прольет жизнь средневековых женщин на сегодняшний опыт расстройств пищевого поведения?
Нет никаких сомнений в том, что Кэтрин была бы госпитализирована, если бы она была жива сегодня. Фактически, в сегодняшнем теологическом или культурном дискурсе аскетизм — это слово, которое иллюстрирует многое из того, чего мы хотим избежать в исторической христианской традиции, а аскетические практики, которые когда-то были неотъемлемой частью христианства, такие как пост, встречаются редко.
Так что, похоже, мы почти потеряли связь между актами телесной дисциплины и внутренней жизнью, которую так хорошо знали Екатерина и ее современники. Или мы?
Примите любую из доступных для употребления диет или физических упражнений. Послания, заложенные в их маркетинге, заключаются не только в том, чтобы стать тоньше, стройнее и сильнее, но и в в целом . Работа «телом и душой» — привычный рефрен среди одетых в лайкра энтузиастов занятий йогой и студий пилатеса.Дисциплинированное тело сродни дисциплинированному уму, поэтому потеря веса — это не только контроль над своим телом, но и своей жизнью. Многие диеты и программы упражнений обещают, что стройное тело является ключом к счастью и более полноценной жизни.
Чем это отличается от христианского аскетизма? Рискуя чрезмерно упрощать различные формы и цели аскетизма в христианстве, его можно понимать по существу как ритуальные практики, которые включают в себя дисциплинирование тела, чтобы сосредоточить дух на Боге.По словам Маргарет Майлз, речь идет о преодолении этого дуалистического разрыва: «Христианские богословы всегда хотят разделять тело и душу. Они настаивают на этом, потому что тогда они хотят сблизить их как можно ближе, без путаницы. Все ритуалы пытаются сделать это. , чтобы воссоединить то, что уже было разделено «.
В раннем христианстве формирование души было ключом к хорошей жизни и вечной судьбе, поэтому в центре внимания ритуала. Сегодня поле битвы — это тело. Но хотя акцент мог бы сместиться, «современный аскетизм» фанатов спортзала и последователей диеты по-прежнему выражает цели, аналогичные целям античного аскетизма.Святая Екатерина Сиенская, возможно, не произнесла «Нет боли — нет выгоды», но мантра, в основном связанная с потными тренажерными залами, имеет более возвышенный подтекст. Он выражает страстное желание, скрытое желание сформировать себя через форму тела.
В случае Екатерины это было религиозное стремление: желание быть ближе к Богу, или, по крайней мере, в это хотели бы нас поверить ее агиографы. Для современных молодых женщин и мужчин, которые идут на крайности, чтобы придать своему телу еще более стройные пропорции, желания более аморфны.
Одно из мест, где можно изучить рассказы молодых людей о том, почему они стремятся к худобе в ущерб себе, а иногда и к смерти, — это, конечно, Интернет. Некоторые сайты явно являются сайтами «про-ана» или «вдохновляющие», поощряющие опасное поведение. Но большинство историй молодых людей подлинны и повествуют об их попытках разобраться в опасной для жизни хватке, которую оказывает анорексия.
Некоторые говорят, что они пытаются голодать в качестве формы самонаказания, в то время как другие утверждают, что отказ от еды означает «чувство безопасности», потому что мясистое женское тело пугает.Третьи выражают страх перед сексуальностью, в то время как тревожное количество молодых людей пытается справиться с болью жестокого обращения в детстве. Истории столь же разнообразны, как и их много, и объединять все эти рассказы в категории «искаженное изображение тела» и «патологический страх стать толстым» (согласно пятому изданию DSM ) было бы слишком редукционистским. Что еще более важно, это предотвращает любое исследование того, на что направлено экстремальное анорексическое поведение.
«Что такое, что женщины не могут говорить, что им приходится говорить через очень крайние проявления своего тела?» — спрашивает богослов-феминистка Лиза Ишервуд.«Что это за тело кричит, потому что это большой крик, не так ли, если ты готов умереть за то, что тебе нужно сказать». Действительно, для Шэрон Эро это был опасный для жизни крик. Мягко разговаривающая мать и инструктор по фитнесу, теперь она утверждает, что оправилась от долгой борьбы с расстройствами пищевого поведения. Анорексия «была способом поиска внимания моим телом. Когда я не могла сказать словами, мне больно, мне просто нужно, чтобы ты заботился, я сказала это своим телом», — объясняет она.
Эро — христианка, и процесс ее выздоровления прошел через ее веру.Но это также включало в себя оценку ее воплощения, знаний из ее тела, которые так обесцениваются в мире, где картезианский дуализм глубоко укоренился в нашей психике и языке. Неотъемлемой частью ее выздоровления стало то, что она стала инструктором PraiseMoves, христианской альтернативы йоге, которая частично включает молитву, частично ритуал, частично тренировку. Читая отрывки из Священных Писаний во время упражнений, PraiseMoves намеренно стремится работать над собой, а не только с его составными частями. Эро называет это своего рода «многозадачностью» тела / духа, и она говорит, что это способствовало выявлению и оценке ее собственных стремлений или желаний любви и заботы, которые остались без внимания.
Этот анти-дуализм, охватывающий воплощенный опыт, является предметом «богословия тела». Лиза Ишервуд — один из таких богословов, которая посвятила большую часть своей карьеры изучению тела в христианстве. Она сетует на то, что при патриархальном христианстве трудно иметь положительный взгляд на воплощенную женщину, и что христианские идеи оказали значительное влияние на то, как наше недоверие к телесности — особенно к женской плоти — развивалось на протяжении всей истории.
В своей книге Толстый Иисус: феминистские исследования границ и нарушений Ишервуд утверждает, что подозрения в отношении женской плоти восходят к Еве, чей аппетит к запретному привел к гибели человечества. С тех пор женские аппетиты считаются непослушными и подозрительными, а женские тела — постыдными. Благодаря тому, что Ева совершила проступок через рот, женские отверстия особенно подверглись суровому контролю со стороны полиции.
Кроме того, лидеры ранней церкви утверждали, что Адам был слишком умен, чтобы поддаваться плотским побуждениям, и поэтому, согласно Мишель Лелвика, сатана выбрал Еву. Эти идеи заложили основу глубоко укоренившейся в западной культуре ассоциации женщин с их телом и мужчин с их разумом или духом. Поэтому неудивительно, что выражение женских аппетитов, их желаний или стремлений настолько проблематично.
Маргарет Майлз утверждает, что расстройства пищевого поведения имеют «особую связь с историей христианства, как в том, что касается тела, так и в том, что касается его положения в постхристианском обществе, в котором древнее отношение к женскому телу теперь проявляется в светской одежде.«Она задает уместный вопрос: проявляются ли расстройства пищевого поведения из-за« нехватки символических положений для женской субъективности и духовности? »Могут ли женщины и девушки испытывать дисбаланс между размером своего тела и внутренней жизнью?
В своей книге Религия худобы: утоление духовного голода за счет одержимости женщин едой и весом Мишель Лельвика призывает женщин (расстройства пищевого поведения по-прежнему в основном поражают женщин) восстановить этот дисбаланс, определяя «духовные потребности, которые скрыты в нашем желании быть тоньше.«Лелвика намечает духовный путь к выздоровлению от расстройств пищевого поведения, который включает в себя как индивидуальную трансформацию с помощью практик осознанности, так и оспаривание и трансформацию культурных норм, принижающих женщин, как в прямом, так и в переносном смысле.
В тезисе Лелвицы примечательно то, что нарушение социальных и культурных норм является важной частью процесса «духовного» выздоровления. В конце концов, если мы хотим переосмыслить себя не как дуалистически разделенные умы и тела, а как разумные целые существа, тогда политическая / социальная деятельность является частью нашей «духовности».«И« духовность »в этом контексте — это« способность трансформировать, превосходить », — утверждает Лелвица.« Духовность дает смелость противостоять нашим проблемам и принимать наши страсти, связывая нас с силой, которая находится внутри нас и больше, чем мы сами. . «Это, несомненно, ключевое послание христианства.
Итак, будь то желание стать ближе к Богу или стать следующим премьер-министром, как мы можем изменить общество, чтобы молодые женщины и мужчины не чувствовали себя вынужденными умирать с голоду? И снова жизнь Екатерины Сиенской дает ключ к разгадке.Как указала Кэролайн Уокер Байнум, экстремальный пост Кэтрин можно интерпретировать как способ манипулировать ее мужской средой, в которой доминируют мужчины, чтобы она могла жить жизнью строгого христианского благочестия и преданности, к которой она так стремилась. Так, может быть, она не такая уж святая, но в душе бунтарь?
Ишервуд предполагает, что мужчины-агиографы святых женщин были заинтересованы в представлении этих женщин как святых. Рассказы этих женщин-святых, которые связали себя так, что они не принимали ничего, например, святого воинства, в течение многих лет, возможно, больше относятся к «церковной пропаганде».«Возможно ли, что Екатерине, возможно, не пришлось бы морить себя голодом, если бы средневековая церковь была менее анти-женской, и она смогла бы исполнить свои желания? Ответить невозможно. Но можно ответить так: если бы мы платили меньше внимание к телу молодых людей и больше внимания к их внутренней субъективности, смогут ли они вести более полноценную жизнь?
Масако Фукуи — независимый журналист и продюсер из Сиднея.
No related posts.