Любит или: Книга: «Любит, не любит… или Истории о любви и ненависти» — Гжегож Касдепке. Купить книгу, читать рецензии | Kocha. Lubi. Szanuje. Czyli jeszcze o uczuciach | ISBN 978-985-15-3862-7
Любит или не любит: парное программирование / Хабр
Есть два типа разработчиков — одни любят парное программирование, а другие — нет. Конечно же, это — инструмент со своими сильными и слабыми сторонами. Его используют как крупные корпорации, так и небольшие стартапы.
В блоге T1 Cloud мы рассказываем о том, что происходит в сфере облачных технологий, облачной разработки и за её пределами. Сегодня мы решили обсудить различные точки зрения на эффективность парного программирования, а также поговорить о методиках, призванных перекрыть недостатки подхода.
/ Unsplash.com / David RangelКто и почему пишет код в парах
Такой подход используют уже не первый десяток лет, хотя его происхождение достаточно туманно. Одни убеждены, что первопроходцем в этой области был американский инженер Ларри Константин. В 1970-х он сформулировал концепцию Dynamic Duo, которая гласит, что пара программистов решит проблему быстрее, чем три разработчика по отдельности. С другой стороны, говорят, что ученый в области теории вычислительных систем и автор книги «Мифический человеко-месяц» Фредерик Брукс практиковал совместное программирование еще в 50-х.
Сегодня «разработку в четыре руки» применяют в компаниях из разных сфер — например, банки, автопроизводители, а также крупные соц.сети. Кроме корпораций, концепция находит место в стартап-сообществе. Ярые апологеты убеждены, что парное программирование это must have для молодых компаний и используют методику для проверки знаний соискателей на собеседованиях.
Но она находит применение и других, самых разнообразных, сценариях и в некоторых случаях даже позволяет командам пропускать этап code review. В то время как один разработчик находится у руля и концентрируется на решении задачи, второй — отсматривает код на ходу, проводит рефакторинг практически в прямом эфире и формирует альтернативную точку зрения на проблему.
Парное программирование также служит инструментом для обучения и менторства. «Разработка в четыре руки» помогает быстрее стажировать молодые кадры, так как старший специалист получает возможность в боевом режиме познакомить новичка с фреймворками и другими корпоративными нюансами.
Именно по этой причине pair programming практикуют в банковском холдинге Wells Fargo. Методика помогает улучшить взаимопонимание в команде, особенно если все её участники попробуют поработать в парах друг с другом.
Дополнительно коллаборация еще и сокращает риски, связанные с «фактором автобуса». Этот параметр определяет число разработчиков, после ухода которых проект не смогут довести до конца оставшиеся участники команды. Когда сразу несколько коллег понимают, на каком этапе находится тот или иной продукт, они при необходимости могут подхватить разработку.
Метод парного программирования у всех на слуху — разработчики пишут о нем в своих блогах, обмениваются опытом в социальных сетях и на тематических площадках. Но в ИТ-сообществе все же есть специалисты, которые считают методологию неудобной, а интерес к ней — чрезмерным.
Что здесь может быть не так
Pair programming упрощает реализацию небольших функций, но плохо подходит для запуска систем с сотнями интерфейсов и комплексной архитектурой.
В первую очередь потому, что парная разработка в таких масштабах увеличивает издержки, так как над каждым вопросом трудятся два инженера.
Также существует мнение, что парное программирование мешает опытным разработчикам, которые держат идею и структуру решения в уме, а сама концепция «четырех рук» все же не способна заменить ревью кода. Нередки ситуации, когда коллега делает акцент не на качестве решаемой задачи, а на особенностях синтаксиса, и привносит в оценку собственные привычки. Это одна из причин, почему к оценке кода привлекают людей, которые не имеют отношения к его написанию. Очевидно, что свежим взглядом проще искать недостатки.
/ Unsplash.com / charlesdeluvioСвой отпечаток на качество кода накладывает и тот факт, что разработчикам может быть психологически сложно работать с кем-то в паре. У каждого свой темп работы — кто-то предпочитает обдумать код за чашкой кофе, а кому-то нужно походить кругами по кабинету — и некоторым некомфортно, когда за ними постоянно наблюдают.
На этот счет даже проводили исследования. Еще в 2013 году профессор из Гарварда Итан Бернштейн отмечал, что постоянное наблюдение за работой коллег снижает их продуктивность. К аналогичным выводам пришла команда нейробиологов из Медицинской школы Брайтона и Сассекса тремя годами позднее. Ситуация усугубляется, если разработчики в паре не сошлись характерами.
Также можно встретить мнение, что подход pair programming наиболее эффективен, когда программисты сидят за одним компьютером — так им проще взаимодействовать. Однако сейчас, когда удаленная работа становится новой нормой, а распределенные команды еще более распределенными, может быть сложно посадить двух разработчиков рядом. Да, можно организовать весь процесс онлайн, но на рынке не так много инструментов, позволяющих без всяких затруднений взаимодействовать с кодовой базой в дистанционном формате.
Хотя некоторые ключевые фигуры в ИТ-индустрии убеждены, что парное программирование в полной мере раскрывается именно на удаленке.
Например, технический директор GitHub Джейсон Уорнер в одном из выпусков подкаста Deep Collaboration заметил, что в дистанционном формате инженеры не отвлекаются на офисную суету, а работают в комфортной для них обстановке.
О том, что этот вопрос актуален, говорит большое количество выпускаемой литературы, которая помогает освоить практики парного программирования на удаленке. Примером может быть книга «Practical Remote Pair Programming», затрагивающая тонкости взаимодействия в распределенных командах. Но если вы хотите еще глубже погрузиться в особенности «парной разработки», можете обратить внимание на книгу «Practical Pair Programming» от издательства O’Reilly или справочник «Pair Programming Illuminated».
Что с перспективами
ИТ-сообщество разделилось во мнениях касательно парного программирования. Но сегодня прорабатывают новые подходы к методологии, которые должны сгладить острые углы и усилить преимущества. Примером такой концепции может быть collaborative-adversarial pair programming (CAP).
В отличие от традиционного подхода, в случае CAP девелоперы работают плечом к плечу только на этапах проектирования и тестирования. В остальное время один разработчик пишет код, а второй — тесты. В некоторых случаях CAP может сократить время и стоимость разработки на 50%, по сравнению с традиционным подходом.
Возможно, в будущем роль второго разработчика будет играть виртуальный помощник. Некоторые системы такого рода уже умеют анализировать текущий код и предлагать новые строки в зависимости от контекста. Однако им предстоит пройти еще долгий путь — даже сами авторы одного из сервисов говорят, что его нельзя назвать надежным компаньоном для парного программирования. Система не проверяет сгенерированный код на правильность, поэтому он вообще может не компилироваться.
Больше материалов про разработку, системное администрирование и open source в облаке — в нашем блоге на Хабре. Подписывайтесь, чтобы не пропустить свежие публикации:
Четыре PowerShell-скрипта для проверки ваших SSL-сертификатов
Что происходит с лицензиями в open source
Что там с OpenStack — все еще актуален или нет?
Читать онлайн «Любить или воспитывать?», Екатерина Мурашова – ЛитРес
МОСКВА • САМОКАТ
Слишком маленький?С какого возраста дети умеют сочувствовать, сопереживать другим людям?
Хотя нет, даже не так.
Американские исследователи в последней четверти двадцатого века убедительно показали, что младенцы уверенно опознают основные эмоциональные состояния матери и реагируют на них уже через четыре часа после рождения. Спокойствие, радость, страх, тревога… Я хотела сказать не об этом. С какого возраста со-чувствие, со-переживание у ребенка может стать действенным, сознательно направленным не на изменение собственного состояния, а на другого человека?
Нередко можно слышать от родителей, жалующихся на плохое поведение, неуправляемость или даже жестокость собственных чад: «Да он же еще маленький! Он же не понимает, что папа на работе устает, дедушка тяжело болен, сестра расстроена из-за ссоры с подругой, а маме хотя бы иногда нужно побыть одной. Поэтому он и ведет себя так…»
Понимает или не понимает? Должен или не должен подстраивать свое поведение ко всем вышеназванным ситуациям? Надо ли этому учить? Если должен и надо, то с какого возраста? В два года – вроде еще рано, он еще и не говорит толком.
А в пять – не поздно ли, ведь как будто бы (откуда только взялось!) уже получился законченный эгоист, которому лишь свои желания и интересны?
Я расскажу случай из реальной жизни. Признаюсь честно: если бы сама не была тому свидетелем, может, и не поверила бы.
Итак, ребенку полтора года. Он обычный малыш, говорит несколько слов вроде «мама», «папа», «дай», «гав-гав» и, конечно же, очень любит играть со своей мамой.
Помимо всех прочих развлечений, доступных полуторагодовалому ребенку и его родителям, у них есть глуповатая, но любимая игра. Когда малыш чем-нибудь расстроен или упал и ушибся (а наш ребенок очень активен и всюду лезет), мать нажимает указательным пальцем на его носик-кнопку и громко говорит:
– Би-и-ип! Би-и-ип! Би-и-ип!
Ребенок забывает про обиды и хохочет от восторга. Мать тоже смеется и объясняет происхождение игры тем, что круглая, почти лысенькая головка сына напоминает ей первый советский спутник и его позывные.
Именно в полтора года ребенок, который до этого времени казался весьма здоровым, заболел.
Какая-то сильная инфекция, острое и страшное повышение температуры, фебрильные судороги, остановка дыхания…
Мать не растерялась и не впала в панику. Она, как умела, стала делать ребенку искусственное дыхание, непрямой массаж сердца. Старшая дочь, проинструктированная матерью, мгновенно вызвала скорую. Скорая приехала очень быстро. Благодаря четким словам девочки врачи заранее знали, на что едут, и действовали слаженно и стремительно. Малыша накачали всем, чем можно, подключили ко всему, к чему можно, и, конечно, вместе с матерью увезли в больницу.
Уже в больнице он стал медленно приходить в себя.
Медики столпились вокруг, с тревогой и надеждой глядя на малыша. Никто не знал наверняка, чем обернется для него случившаяся трагедия. Насколько пострадал мозг? Сколько времени он был без кислорода? Какие структуры окажутся пораженными? А может быть, помощь подоспела вовремя и все вообще обойдется?
Ребенок был жив, вокруг – профессиональные медики, все, что можно, для него было уже сделано.
И у матери, которая до сих пор держалась собранно и спокойно, началась разрядка. Руки и ноги дрожат, слезы и сопли размазались по лицу ровным слоем, она то хватает ребенка на руки и начинает его целовать, то снова кладет в кроватку и отворачивается, закрыв лицо руками.
Ребенок открыл глаза, оглядывает все вокруг и как будто пытается осознать, где он и что происходит. Медики радостно переглядываются: вроде бы взгляд малыша вполне осмысленный, хотя и несколько «в кучку» (что объяснимо еще и действием лекарств).
Все незнакомое – больница, кроватка, белые стены, какие-то дяди и тети вокруг. Наконец ребенок находит глазами знакомое лицо – мама! Сказать по чести, в нынешнем состоянии ее трудно узнать. Но малыш явно справляется, а медики, увидев это, облегченно выдыхают и собираются расходиться с сознанием выполненного долга.
Мать снова хватает ребенка на руки. Малыш хмурит светлые бровки, как будто напряженно, изо всех сил пытается что-то осознать, потом с таким же крайним напряжением, явно преодолевая слабость и неповиновение всех членов, поднимает ручку…
– Что? Что? – с тревогой спрашивает мать.
С третьего раза у него получается сконцентрировать взгляд и направить движение руки.
С облегченной улыбкой он нажимает пальчиком на нос матери и хрипло, но торжествующе говорит:
– Мама! Би-и-ип!
И явно ждет, что теперь-то уж мать перестанет плакать и засмеется. Ему это всегда помогало – значит, поможет и ей.
Врачи, улыбаясь, уходят из палаты, мать судорожно, почти подвывая, смеется сквозь слезы, а пожилая медсестра как-то подозрительно часто моргает.
Слишком маленький?
Сага о северной бабушкеПроизошло это лет десять назад.
Уже под вечер ко мне на прием пришла молодящаяся интеллигентная дама с толстым широколицым младенцем на руках. Сонному младенцу на вид было около года, возраст дамы допускал различные варианты родства, поэтому я решила пока помолчать.
Как я и предполагала, дама сразу взяла быка за рога:
– Я – бабушка! – решительно заявила она. – Вообще-то нам, наверное, надо к психиатру. Но я не знаю, как оформить, поэтому сначала к вам.
– Помилуйте! – нешуточно удивилась я. – С таким маленьким ребенком – к психиатру?! Может быть, к невропатологу?
– Нет-нет! – дама сокрушенно покачала прической. – Здесь все серьезнее. Я и так ждала два месяца – думала, само пройдет…
– Да что случилось-то? – не выдержала я.
– Сейчас покажу, – пообещала дама, и как следует встряхнула младенца. – Олечка!
До этой секунды я полагала, что толстощекий, широкоскулый младенец – мальчик.
Услышав призыв бабушки, Олечка распахнула темные, как бы припухшие глаза и добродушно улыбнулась, обнажив мелкие, неровные, словно рассыпанные во рту зубы.
– Олечка, спой!
Дальше произошло нечто действительно странное. Девочка встрепенулась, напружинила пухлые ручки и не менее пухлые ножки, прижала подбородок к груди, широко раскрыла рот и…
Ничего подобного мне до той минуты слышать не приходилось. Низкий переливчатый звук вибрировал прямо на моих барабанных перепонках. Олечка исподлобья смотрела на меня пронзительными глазками и слегка двигала головой, модулируя свое завывание, напоминавшее то ночной вой метели, то визг неисправных тормозов.
Иногда в горле ребенка раздавалось какое-то бульканье, иногда все это прерывалось низким хрипом, как будто бы Олечке не хватало воздуха.
– Все, хватит! – дама вполне неделикатно хлопнула внучку по спине.
Олечка докончила последнюю руладу и послушно замолчала.
– Господи, да что же это?! – совершенно непрофессионально воскликнула я.
– Хотела бы я знать! – вздохнула дама.
– Сколько Олечке сейчас?
– Год и два месяца. Началось три месяца назад. Сейчас лучше, потому что она стала что-то понимать. Раньше был кошмар. Она могла «запеть» в тихий час в яслях, в автобусе, на прогулке. У окружающих просто челюсти отваливались, а у меня нервный тик начинался. Вот видите, и сейчас еще веко дергается…
– Олечка что-то говорит?
– Практически нет. «Мама», «папа», «пи» – это пить или писать, «ки» – это кошка. Пожалуй, и все.
– В каких случаях она… гм… поет?
– Да в любых. Когда настроение хорошее, когда плохое, когда просто скучно. Может под телевизор запеть.
Сейчас вот стала петь по просьбе.
– А так… в целом… Олечка ведет себя как обычный ребенок?
– В том-то и дело! Прекрасная девочка. Умная, спокойная, ласковая. Невропатолог нас смотрел, сказал: все бы так развивались… Так что нам – к психиатру!
– Подождите, подождите, давайте разберемся. Не может быть, чтобы не было причины… Психиатрия в семье была? Алкоголизм, наркомания? Может, у вас кто-то увлекается какой-то экзотической религией? – В ответ на каждый из моих вопросов дама отрицательно качала головой. – Рассказывайте с самого начала. Где родители ребенка?
Из дальнейшего разговора выяснилось следующее. Родители Олечки познакомились, когда дочь дамы, студентка технического вуза, была на практике на каком-то северном металлургическом комбинате. Потом два года переписывались, он приезжал в отпуск. Потом поженились. Он – ненец, вырос в интернате, по образованию тоже инженер. Семья получилась, по словам дамы, вполне гармоничная. Через два года родилась Олечка. А еще через полгода молодой маме надо было выходить на работу («там такая фирма полукоммерческая, и зарплата хорошая, и перспективы, вы ведь понимаете, как сейчас инженеру хорошую работу найти, да еще женщина с ребенком…»).
В ясли Олечку по малолетству не брали («только после года!»), дама работала в библиотеке Академии наук, так что положение казалось безвыходным. И тогда на семейном совете было решено выписать из полуразвалившегося оленеводческого совхоза ненецкую бабушку, мать мужа.
Бабушка немедленно приехала. По-русски она говорила не очень хорошо, метро, троллейбусов и трамваев боялась, городских цен не понимала (в совхозе к тому времени денег не видели уже лет семь), но с внучкой сидела исправно и по дому помогала. Словом, все было вполне благополучно. Младенца Олечку бабушка почти не спускала с рук, рассказывала ей ненецкие сказки и, к удивлению семьи, к восьми месяцам приучила ее ходить на горшок. Теперь Олечка всегда была сухой, обласканной и всем довольной.
После лета обвешанная подарками бабушка отбыла на свою далекую родину, а Олечка пошла в ясли. И через две недели «запела».
– Может, она ее сглазила? – сама себя стесняясь, спросила интеллигентная сотрудница БАН. – Я прямо не знаю… Ведь очень хорошая вроде бы женщина… Хоть и необразованная…
– А отец, муж дочери? – спросила я.
– Ему «пение» Олечки ничего не напоминает?
– Нет, – удивилась дама. – А что оно должно напоминать?
– Ах да, он же вырос в интернате! – вспомнила я. – Срочно раздобудьте ненецкие народные мелодии. Точнее, даже не мелодии, а песни!
– Вы думаете?.. – просветлела дама. – Вы думаете, это она и вправду поет?!
– Почти уверена! – решилась я (надо же было как-то оградить Олечку от психиатра с его непременными таблетками). – Я когда-то читала, что у северных народов есть очень странная манера пения, шокирующая европейцев…
– Господи, пусть это будет так! – истово воскликнула дама. И тут же засомневалась: – Но ведь при нас она, мать Вити, никогда не пела…
– Стеснялась, наверное, – предположила я. – Да вы же все целый день на работе…
– Да-да, конечно, наверное так… – утопающий, как известно, хватается за соломинку. – Спасибо, мы пойдем, – дама подхватила окончательно сомлевшую Олечку и выбежала из кабинета.
В следующий раз я увидела их в коридоре поликлиники спустя год.
Олечка очень вытянулась и похудела. Однако ее широкая мордашка лучилась все той же добродушной улыбкой.
– Ну как песни? – спросила я.
– Ой, спасибо вам, – засуетилась бабушка. – Мы все собирались зайти, собирались… Искали мы тогда, искали… Потом зять чуть ли не в представительстве их, северном, какой-то фильм разыскал. Вот там они стоят и поют… Это же ужас какой-то! Он потом вспомнил, что и сам в детстве слышал. Но это же взрослые, а здесь – ребенок…
– А сейчас-то Олечка поет?
– Нет, разучилась почти. Но вот та бабушка просит привезти ее летом на месяц. Дед совсем плохой, хочет внучку перед смертью увидеть. Зять говорит, надо ехать. Думаем…
Воспитать правильноЭтот визит не заладился с самого начала. Не слишком молодые, хорошо одетые и тщательно причесанные мужчина и женщина друг за другом вошли в мой кабинет, внимательно огляделись (я заметила, что им очень не понравилась протечка на потолке) и аккуратно уселись рядом на стульях. Ребенка с ними не было.
Я еще не успела произнести свое традиционное «слушаю вас», как мужчина заговорил сам – веско и внушительно:
– Мы хотим, чтобы вы сразу поняли: родительство для нас – это не случайность, как для большинства современных молодых людей, а важнейший, глубоко осознанный акт.
Мне вдруг показалось, что сейчас он предъявит какую-то важную бумагу, заверенную здоровенной печатью. Акт родительства.
– Да, конечно, – сказала я, погасив улыбку, и стала ждать, что будет дальше.
– Поскольку мы серьезно подходим к этому вопросу, мы еще до рождения ребенка много читали – и книг, и в интернете – и столкнулись с прискорбным фактом: сведения о воспитании детей, которые там даются, удивительно противоречивы.
Я согласно закивала: конечно, конечно.
– Это касалось даже самых важных, можно сказать, базовых тем воспитания, – женщина продолжила мысль мужа. – Как кормить, как наказывать, как развлекать, развивать и образовывать ребенка, на какой основе организовывать его общение с другими детьми.
И каждая из позиций – подчас противоположных – выглядела вполне аргументированной, подкреплялась мнениями врачей, психологов, педагогов…
Меня немного напрягло, что наказание она назвала вторым важным пунктом, сразу после кормежки. Что-то в этом было от цирковой дрессировки – кнут и пряник. Но я, конечно, продолжала слушать. Интересно, сколько лет их ребенку? Если они пришли ко мне, стало быть, где-то в осознанном родительстве их уже настигла неудача… Значит, сейчас ее и обсудим.
– Мы, естественно, задумались: где же выход? Ведь у нас всего один ребенок, мы не можем себе позволить экспериментировать на нем в угоду различно мыслящим специалистам…
– Очень, очень разумно, – кивнула я.
– И вот мы решили: надо выбрать какую-то одну систему, которая кажется нам здравой, и в дальнейшем ее и придерживаться. Тут нам в руки попала ваша книга «Непонятный ребенок», и очень многое в ней показалось разумным, без крайностей. Важно и то, что вы живете с нами в одном городе, следовательно, всегда можно будет проконсультироваться лично.
Короче, мы выбрали вас.
Лица обоих оставались совершенно серьезными, а у меня в голове моментально всплыла дразнилка из детства – из незабвенного французского ужастика: «Мне нужен труп. Я выбрал вас. До скорой встречи. Фантомас».
Я не удержалась и фыркнула. Они посмотрели удивленно и укоризненно.
– Сколько лет вашему ребенку?
– Одиннадцать месяцев.
Я вздохнула и заговорила, стараясь сохранять серьезную мину.
– Понимаете, мир, в который приходит ребенок, может быть очень разным. Городская квартира и деревенский дом, дворец и юрта в степи, одинокая молчаливая скандинавская мать и огромная крикливая родоплеменная семья африканских негров. Ребенок не знает, куда он попал, и у него есть врожденная способность адаптироваться ко всему вышеперечисленному. Уже к году он может есть протертый шпинат, упакованный в стерильные баночки, и прожеванную матерью ореховую кашку, хрустеть специальным детским печеньем и поджаренными на костре личинками жуков, строить пирамидки из деревянных кубиков, выкрашенных экологически чистыми красками, и из лепешек сушеного дерьма, которое используется родителями в качестве топлива, спать в специально оборудованной кроватке, на сундуке или в гамаке, подвешенном к потолку…
Родители смотрели на меня с ужасом, округлив глаза, – должно быть, живо представляли, как их ребенок закусывает личинками, складывая в пирамидки сушеное дерьмо.
– И все это по-своему правильно…
– Ради бога! – воскликнул отец. – Наш ребенок не живет и никогда не будет жить в юрте или вигваме! Нас интересуют конкретные реалии нашей, нормальной цивилизации: что можно давать в качестве игрушек, в какие игры полезно играть, с какого возраста лучше отдавать в садик, можно ли включать мультики по телевизору, в дальнейшем – с какого возраста надо начинать учить буквы, когда рекомендуется первое приобщение к компьютеру…
– Хорошо, попробую по-другому, – сказала я. – Любому ребенку действительно нужны правила. Это необходимо для устойчивости его мира. Эти конкретные, уникальные для вашей семьи правила определяете вы – мама и папа, предварительно договорившись между собой. А потом сообщаете их ребенку в доступной для него форме.
– Да, но на что мы при этом должны опираться? Как учесть интересы ребенка и не избаловать его?
– Вы опираетесь на то, что вам удобно. А ребенок подстраивается к правилам жизни в вашем доме, как подстроился бы к жизни в юрте или в королевском дворце.
Ни в коем случае не наоборот: когда взрослые подстраиваются к интересам ребенка, это непосильная нагрузка на его нервную систему и ведет это прямо к неврозу, так как у ребенка возникает иллюзия, что он может управлять взрослыми людьми. А он не может, ему не отпущено на это сил. Только приспосабливаться.
– То есть мы должны жить как нам удобно, и тогда все будет правильно?
– Именно!
– Ладно, это по быту. А как же интеллектуальное, в конце концов, духовное развитие ребенка?! Как это правильно формировать?
«В конце концов, духовное развитие» меня доконало.
– Товарищи, пока вы не поймете, что дать вместе с ребенком корм поросятам так же важно, увлекательно и духоподъемно, как сходить в театр на «Аиду» или в этнографический музей, просветление вас не настигнет. И еще важно: никто не требует от вас, чтобы, живя в переулке у Театральной площади, вы непременно завели на балконе поросят, а живя на ферме под Тихвином, каждую неделю таскали ребенка в Мариинку.
– Спасибо, – они поднялись так же согласно, как вошли в мой кабинет.
– Мы поняли вашу точку зрения. Пожалуй, мы поищем другого специалиста, который даст нам более конкретные рекомендации по интересующим нас вопросам.
– Удачи. Вы, конечно, найдете, – пообещала я. – Но помните на всякий случай и то, о чем мы сегодня говорили.
– Мы, безусловно, не забудем, – они многозначительно переглянулись, и в их глазах я отчетливо увидела прочно запечатлевшийся образ грызущего личинки младенца.
«Ну хоть что-то», – уныло подумала я, провожая их взглядом.
Это, несомненно, была моя неудача.
Чего бы вы хотели для своих детей
Я уже писала про «модели потребного будущего», создаваемые моими клиентами-подростками в рамках профориентации. Это спокойная, позитивная, иногда удивительным образом срабатывающая методика. Между тем такие модели строят не только подростки, но и родители для своих детей, иногда даже для совсем маленьких. Причем делают они это не всегда сознательно. И здесь довольно часто спрятаны корни проблем в детско-родительских отношениях, да и проблем самих выросших детей.
– Я должен (должна) его (ее) воспитывать! – императивное родительское утверждение, с которым не поспоришь.
– А что вы видите, так сказать, на выходе? – мой осторожный вопрос. – Ну когда уже воспитаете?
Недоумение.
– Чего бы вы непременно хотели для своего ребенка? Когда он уже вырос, то он должен… – уточняю я.
Некоторые – самые робкие или конформисты по природе – сразу идут на попятный:
– Да ничего особенного. Ничего не должен, лишь бы здоровенький был. И счастливый.
– А что такое это счастье, по-вашему? – не отпускаю я. – Ведь его все понимают по-разному. Для кого-то это материальный достаток и возможность утолять свои прихоти, для кого-то религиозный подвиг, для кого-то любимая работа…
– Семья чтобы была! – твердо заявляют мои посетители из этой категории (часто матери-одиночки), решительно отметая непонятные религиозные подвиги и творческий экстаз. – И здоровье!
– Этого достаточно, чтобы стать счастливым?
– Да!
Я никак не комментирую, так как проблема находится за рамками моей временнóй компетенции, но понимаю, что если дочь или сын в будущем не поторопится создать нормальную (с точки зрения матери) семью, то мать будет жалостливо или, наоборот, агрессивно проецировать: «Несчастный ты мой, не повезло тебе…»
Некоторые пожелания лежат существенно ближе ко времени моего общения с семьей.
– У нормального человека обязательно должно быть образование. Высшее. И языки. Без этого в наше время никуда! – и напористо ко мне: – Ведь вы согласны?
– А если этого нет? Не получилось вообще или пока не получается? Несчастный неудачник?
– Безусловно! Но я понимаю, куда вы клоните. В нашем случае ему создаются все условия, а он просто ни черта не хочет делать. Учителя так и говорят: способностей достаточно, но лентяй.
Как бы так объяснить родительской и педагогической общественности, что «просто лени» не существует?! Она всегда что-то обозначает. В наше время очень часто ребенок или подросток «ленится» из-за того, что попросту не справляется с выливающимся на него колоссальным информационным потоком – и начинает защищаться, уходя из реальности.
Собеседник явно сам получил все компоненты счастья (образование, языки), и я с надеждой начинаю говорить про модели.
– У него одна модель – сидеть у компьютера, шляться с приятелями или валяться на диване и слушать музыку! Я такой модели не понимаю и никогда принять не смогу, что бы там ваша психология ни говорила!
– А чем вы сами занимаетесь?
– Я руководитель проекта.
– И для сына видите что-то подобное?
– Ну разумеется. У меня интересная, хорошо оплачиваемая работа. Чем это плохо, по-вашему?
Да ничем, безусловно. Только его сын – это другой человек, а властный отец, убежденный: кто не добился того, что есть у него (не стал руководителем, не выучил языки), тот неудачник, – легко и надолго снижает самооценку спокойному медлительному подростку-наблюдателю, из которого получился бы вдумчивый архивариус или, быть может, интересный преподаватель.
Еще одна позиция: «Мы из кожи вон лезем, чтобы он (она, они)…» Здесь модель строится вполне сознательно и от противного: дети должны получить или совершить все то, чего не смогли получить или совершить родители.
Именно эту модель обычно ругают во всяких популярных статьях по психологии и педагогике. Зря, кстати, потому что именно она сравнительно безобидна. Здесь все снаружи, все неоднократно проговаривается вслух, и уже довольно маленький ребенок – лет десяти-одиннадцати – может сказать свое решительное «нет»: «Нет, папа, я не буду ходить в хоккейную школу только потому, что ты когда-то не стал великим хоккеистом.
Мне больше нравится заниматься судомоделированием»; «Нет, мама, я не буду учить три иностранных языка из-за того, что тебе не удалось выучить даже один!» Или, наоборот, вполне сознательно согласиться с доводами родителей и таким образом принять на себя долю ответственности за происходящее с ним: «Я же хочу в будущем путешествовать и чувствовать себя свободно в других странах, значит, нужно как-то этот английский язык учить…»
Единственное возражение от психолога для родителей: стройте модели на здоровье, продолжайте в детях свои свершения (если они согласятся, конечно), но не надо уж очень лезть из кожи вон. Потому что потом велик будет соблазн припомнить: «Мы ради тебя… а ты, неблагодарный…» Помните: вас никто не просил, это вы сами так решили, для собственного удовольствия.
Самая опасная модель… Не знаю, как ее назвать, – может быть, синтетическая? Ее обычно не формулируют даже по просьбе психолога. Она существует на уровне эмоций: «Я должен (должна) дать своим детям все…» Что «все»? А что получится и что подвернется: пеленки – фирменные, садик (а еще лучше няню) – с тремя языками, школу – самую лучшую из возможных, елку – кремлевскую, прочие развлечения – по высшему доступному классу… В чем опасность? Разумеется, ничего плохого нет ни в трех языках, ни в симпатичных и дорогих игрушках.
Опасность в том, что эта модель часто не проговаривается до конца. Помните, я спрашивала в начале: а что вы, собственно, хотите получить на выходе? К сожалению, в этой модели на выходе часто получаются потребители всего вышеперечисленного, так как в процессе реализации родительской программы детям не совсем понятно, когда и куда следует сделать шаг самим. Да и не очень хочется, ведь и так все вокруг хорошо…
Есть модели «красивые». Они встречаются не так часто, но зато запоминаются.
«Я хочу воспитать своего ребенка настоящим гражданином великой России».
«Главное, что должен родитель, – это воспитать в детях смирение: ведь все мы в воле Господней».
«Мои дети должны быть внутренне свободны – это моя главная цель!»
«Только творческая жизнь, только художник угоден богам, все остальное – прозябание! Так я всегда ему и говорю».
«Человек должен много бабла зарабатывать. Потратить потом – кому ума недоставало? Если у человека денег нет, значит, он и сам ничего не стоит».
Честное слово, все это я не придумала, а действительно слышала в стенах своего кабинета. Не нужно быть психологом, чтобы догадаться, как подобные установки могут отразиться на взрослеющих детях и на их взаимоотношениях с проповедующим родителем.
Местоположение и поиск топлива
Поиск (город, штат, шоссе)
Быстрый поиск местоположения:
Выберите местоположение:
Выберите штат
Выберите город
Выберите шоссе
- {{ item.ОтображаемоеИмя || название предмета}}
Услуги по выбору грузовых автомобилей:
- {{ item.ОтображаемоеИмя || название предмета}}
Выбор удобств:
storeAmenities| filter: {‘Section’:’Select Amenities’}»>
{{ item.ОтображаемоеИмя || название предмета}}
storeTypes).length»>Выберите тип местоположения:
Избранные рестораны:
- {{ item.ОтображаемоеИмя || название предмета}}
Особые блюда:
- {{ item.ОтображаемоеИмя || название предмета}}
Выберите местоположение:
Выберите штат
Выберите город
Выберите шоссе
Выберите тип местоположения:
storeTypes»>
{{item.DisplayName || название предмета}}Услуги по выбору грузовых автомобилей:
- {{item.DisplayName || название предмета}}
Выберите удобства:
Избранные рестораны:
- {{item.DisplayName || название предмета}}
Избранные деликатесы:
storeFoodConcepts»>
{{item.DisplayName || название предмета}}Предпочтительным браузером является Google Chrome, Edge, Safari или Firefox. Сайт не оптимизирован для Internet Explorer (IE).
Разница между «любовью» и «любовью» — объяснение
Многие носители английского языка и не носители английского языка избегают изучения грамматики, потому что это связано с техникой и сложностью. Следовательно, вы не одиноки в этой борьбе.
Если вы спросите носителя языка о разнице между «любовью» и «любит», то в основном получите объяснение, связанное с согласованием подлежащего и глагола.
Но это нечто большее, чем кажется на первый взгляд.
В статье, которую вы сегодня видите, исчерпывающе обсуждается все, что вам нужно знать о грамматических нюансах между «love» и «loves» — с большим количеством полезной бонусной информации ближе к концу!
Итак, без лишних слов, приступим.
В чем разница между «любовью» и «любит»?»
«Любовь» и «любовь» различаются по форме и функциям. «Любовь» может быть как существительным, так и глаголом; следовательно, оно может появляться либо в подлежащей, либо в сказуемой части предложения. Глагол «любовь» используется после подлежащих во множественном числе, таких как «мы» или «они», а «любит» используется после подлежащих в единственном числе, таких как «он» или «она».
Грамматическая дискуссия между «любовью» и «любит»
Грамматика английского языка может сбивать с толку в том смысле, что «правила» могут показаться слишком техническими или слишком скучными, чтобы их могли понять как местные, так и не местные жители.
Для туземцев изучение грамматики может быть утомительным, неуместным и излишним, потому что они сами уже знают язык наизусть.
С другой стороны, иностранцы также могут испытывать трудности с грамматикой, потому что грамматика их родного языка может слишком отличаться от английской.
Хотя аборигены могут автоматически определить разницу между «любовью» и «любовью», они могут не знать, как подробно объяснить грамматические тонкости — если только они не являются лингвистами или энтузиастами.
Для этого в нашем сегодняшнем посте обсуждается все, что вам нужно знать о словах «любовь» и «любовь», а также другие вопросы, тесно связанные с этими двумя словами, такие как словосочетания.
Начнем с грамматических замечаний о «любви» и «любви», уделив больше внимания синтаксису и морфологии.
Часть речи: «Любовь» vs. «Любит»
Слово «любовь» само по себе и без контекста, как правило, является существительным, хотя преднамеренно ставить перед ним инфинитив «to» получается это в глагол.
«Loves», с другой стороны, может быть идентифицировано как глагол только в том случае, если это слово не используется в контексте и никакие другие лингвистические элементы не стоят перед ним или после него.
«Любовь» — неисчисляемое абстрактное существительное, которое может употребляться только в форме единственного числа.
Для этого глагол, который должен следовать за ним, должен автоматически соответствовать правилам для подлежащих в единственном числе.
Например, мы должны сказать «любовь есть», а не «любовь есть», если нам нужно построить предложение в форме простого настоящего времени, за которым следует любое дополнение, которое вы хотите добавить.
Примеры:
Любовь слепа.
Любовь — это не игра.
В любви нет определенных правил.
Между тем, глагол «любит» используется после подлежащих в единственном числе, таких как «Энн», «он», «кот» или «мой кузен».
Грамматика английского языка предписывает добавлять суффикс «-s» или «-es» для предметов в единственном числе, что является одним из основных уроков, которые мы изучаем в школе.
Из-за этого мы не можем использовать подлежащие во множественном числе, такие как «они», «мы» или «я и Карл» перед глаголом «любит»; в противном случае наша структура предложения становится неправильной.
Вот как правильно использовать глагол «любит»:
Примеры:
Она любит пилатес.
Ее мама любит садоводство.
Моя тетя любит готовить, собак и детей.
Кстати, запятые в последнем примере выше имеют решающее значение для того, чтобы сделать подлежащее «моя тетя» ни каннибалом, ни собакоедом. Итак, правильно расставляй запятые в письме, хорошо?
Время глагола: «Love» vs. «Loves»
Если мы собираемся конкретно сравнить «love» и «loves» как глаголы по отдельности, основное различие между ними можно объяснить, используя правила, относящиеся к временам .
«Любовь» — это переходный глагол в английском языке, поэтому после него требуется прямое дополнение. Непереходные глаголы противоположны переходным глаголам, что означает, что им не нужно воздействовать на прямые объекты, чтобы выполнять свою работу.
Слово «любовь» употребляется строго после подлежащего во множественном числе в предложениях, построенных в простом настоящем времени, тогда как слово «любит» употребляется строго после подлежащего в форме единственного числа.
В частности, мы используем слово «любовь» после множественных подлежащих, таких как «они», «мы» или «дети»; «любит» используется после подлежащих в единственном числе, таких как «он», «она» или «Стейси», а также «я» и «ты», что является исключением из правила.
Пример 1 (люблю):
Я и моя сестра любим кикбоксинг и дзюдо.
Пример 2 (любит):
Кианна любит играть на гитаре.
Простое настоящее используется, когда речь идет об общих знаниях или убеждениях, а также о привычных или привычных действиях, в которых последние могут также означать повторяющиеся вещи.
Общие истины — это концепции и идеи, которые доказали свою нефальсифицируемость, как солнце, восходящее на востоке, или языки, являющиеся динамическими, а не статичными сущностями.
Принимая во внимание, что обычаи или привычки включают завтрак в семь или приход домой с работы в шесть вечера.
Выражение такого рода идей на английском языке предполагает знание того, как строить простые предложения в настоящем времени на основе строгих синтаксических правил.
Тем не менее, мы должны быть особенно осторожны в использовании правильной формы глагола в зависимости от числа подлежащего, чтобы не вызвать неправильного толкования у аудитории.
Грамматические сокращения: «Loves» и «Love’s»
Путаница в отношении того, следует ли использовать «loves» или «love’s», возникает из-за грамматического понятия, называемого «глагольными сокращениями», особенно в отношении последнего слова. .
«Любит» опять-таки строго используется для предложений, содержащих подлежащее в единственном числе, как в этом примере:
Пример:
Валери, моя лучшая подруга, любит смотреть фильмы-слэшеры.
Между прочим, словосочетание «мой лучший друг» в приведенном выше примере — это то, что мы называем аппозитивным словосочетанием — особым видом словосочетания, которое пост-идентифицирует подлежащее «Валери».
Между тем, «любовь» — это результат сокращения или сочетания существительного «любовь» и связующего или вспомогательного глагола «есть» — что чаще всего делается в обычной письменной и устной речи.
В грамматике сокращение — это удобное соединение двух слов: существительного «любовь» и основного вспомогательного глагола «есть» в контексте сегодняшней темы.
Например, вы можете использовать «love’s», чтобы сократить «love is», как в примере ниже:
Пример:
« Love’s слепой». точно такой же, как « Любовь слепа».
Сокращенная форма «love’s» может также использоваться для того, чтобы подчеркнуть идею отрицания, отмеченную наречием «not», которое должно стоять после вспомогательного глагола «is».
Пример:
« Любовь не жадность». точно такое же, как « Любовь не жадная».
Акцент на идее отрицания уменьшается, если и когда «есть» и «не» сокращаются вместо «любовь» и «есть», потому что слово «не» становится менее слышимым и читаемым.
Пример:
» Любовь не легко.» более выразительно, чем « Любовь не легко.
Последний возможный, но наименее вероятный способ употребления слова «любовь» — это когда слово «любовь» именуется или употребляется как имя человека.
На этот раз задействованная грамматическая конструкция имеет дело с притяжательными существительными или более технически известна как родительный падеж в языковых исследованиях.
Родительный падеж описывает идею собственности, которая представлена с помощью апострофа и суффикса «-s», например, «глаза Пола» или «кожа Синди».
Пример:
« Цвет волос Лав — пепельно-русый». то же самое, что и «Цвет волос Любви — пепельно-русый».
В приведенном выше примере слово «Любовь» относится к имени человека, который покрасил волосы в пепельную блондинку.
Тем не менее, мы можем сделать вывод, что более полным способом сказать «цвет волос Любви» в контексте данного примера будет «цвет волос Любви».
Сочетания «Love» и «Loves»
Теперь, когда мы поняли грамматические нюансы между «love» и «loves», а также сокращенную форму «love’s», давайте перейдем к фразовому уровню, включающему словосочетания.
Словосочетание — это грамматическая конструкция, используемая для обозначения привычных или общепринятых способов использования слов вместе для образования стандартных грамматических фраз.
Знание и понимание концепции словосочетаний важно для создания стандартизированных выражений, которые можно более эффективно использовать при обучении языкам.
Ниже перечислены некоторые фразы, которые чаще всего путают со словом «любовь». способ педантично различать «любовь к» и «любовь к», потому что значение, которое обозначают эти два выражения, почти всегда одно и то же.
Но, судя по корпусам онлайн-текстов или коллекциям письменных текстов, «любовь к» используется несколько чаще, чем «любовь к».
Тем не менее, использование «любви к» с годами также сокращается, в то время как «любовь к» используется в более устойчивой тенденции.
С точки зрения синтаксических и семантических отношений «любовь к» обычно появляется перед неодушевленными объектами, как показано ниже:
Пример:
Любовь Ионы к музыке привела ее к музыке 6 9 многие места.
С другой стороны, «любовь к» часто используется перед одушевленными объектами, например, в следующем примере:
Пример:
Любовь Элизабет к своим детям безусловна.
Если говорить только о предлогах «к» и «для», грамматические правила гласят, что «из» часто используется для обозначения принадлежности, а «для» обозначает цель или направление.
Следовательно, мы также можем предположить, что «любовь к» может быть более вероятно использована для выражения притяжательной формы существительных, таких как «любовь к Лизе».
Пример:
любовь Лизы (или любовь Лизы) несравнима.
Тем не менее, «любовь к» может быть использована перед бенефициаром или получателем в предложении, например, в следующем примере:
Пример:
Народная любовь к 6 королю будет править.
«Влюбленность» и «любовь»: знать, когда что использовать
Простой ответ на вопрос о том, когда следует использовать слова «любовь» или «влюблен», состоит в том, что «любовь» — довольно гибкое слово, а «влюбленность» — устоявшееся выражение.
Так как «любовь» может быть как существительным, так и глаголом, то оно может появляться либо в подлежащей, либо в сказуемой части предложения.
Существительные могут использоваться как в качестве подлежащих, так и в качестве дополнений, а глаголы должны стоять между подлежащим и дополнением. Это делает грамматически возможными следующие предложения:
Примеры:
(тема) Любовь неуловима для некоторых.
(глагол) Они любят тебя несмотря ни на что.
(объект предлога) Она делает все это из-за любви .
Между тем, «влюблен» — устойчивое выражение, производное от слова «любовь»; оно используется для описания состояния глубокой привязанности к кому-либо или страсти к чему-либо.
«Влюблен» обычно функционирует как наречная фраза, которая постмодифицирует глагол, как в примере ниже:
Пример:
Она влюблена в тебя.
Предложение над мясом также можно формально структурировать следующим образом: «Она испытывает к вам любовь» или «Вы испытываете к вам романтическое влечение».
«Влюблен в тебя» и «влюблен в тебя»: определение более естественного варианта
В целом выражение «влюблен в тебя» используется чаще и, следовательно, более естественно и грамматически правильно, чем «влюблен в тебя».
Вот как «влюблен в тебя» работает в контексте:
Пример:
(грамматически и естественно) Сэм влюблен в тебя .
(неграмотно и неестественно) Сэм влюблен в тебя .
Хотя эти два выражения могут отличаться только использованием предлогов «with» и «to», «in love to you», вероятно, заставит носителей английского языка съежиться, услышав это.
Это может быть связано с тем, что «влюбленный в тебя» может иметь этот «объективирующий» эффект на предложный объект «вы» — местоимение, которое в основном используется для одушевленных существ, а не для неодушевленных.
Короче говоря, вы должны избегать без разбора использования «влюблен в вас» и придерживаться «влюблен в вас», чтобы предотвратить неправильные представления и неверные толкования.
Часто задаваемые вопросы о словах «любовь» и «любовь»
Является ли «любовь» существительным в единственном или во множественном числе?
«Любовь» — это существительное в единственном числе, но, в частности, «любовь» — это неисчисляемое абстрактное существительное. Абстрактные существительные в английском языке рассматриваются как единственное число.
Должны ли мы говорить, что она «любит» или «любит» вас?
Основываясь на правилах английского простого настоящего времени, мы должны сказать «She loves you», потому что после подлежащего в единственном числе следует форма глагола в единственном числе или форма, которая нуждается в суффиксе «-s» или «-».
Эс.”
Должны ли мы говорить, что мама и папа «любят» или «любят» вас?
Грамматически правильной структурой в английском языке является «Мама и папа любят тебя», потому что подлежащее состоит из двух сущностей, что означает множественное число.
Заключение
Стремление проверить особенности и нюансы грамматики — это хорошо, потому что это демонстрирует постоянную потребность в мельчайших деталях понять, как работают языки.
Тем не менее, чтение языковых блогов, подобных этому, — полезное и похвальное занятие, которым лучше заниматься регулярно для более полного понимания.
Пока это все. Увидимся в следующий раз для более интересных грамматических дискуссий!
Марсель Изели
Привет, лингвисты! Это я, Марсель. Я гордый владелец linguaholic.com. Языки всегда были моей страстью, и я изучал лингвистику, компьютерную лингвистику и китаеведение в Цюрихском университете. Ребята, мне очень приятно поделиться со всеми вами тем, что я знаю о языках и лингвистике в целом.
