Кто такие скептики: Кто такие скептики? | Толковый словарь
Как скептики могли поверить?! — вопросы раввину
Уважаемый Хаим-Довид!
Скептицизм свойствен людям рациональным, которые не примут никакого мнения, пока не убедятся полностью в его истинности. Сказал царь Шломо: «Простак верит всякому слову, благоразумный же обдумывает шаг свой» (Мишлей 14, 15). Скептицизм свойствен евреям, они не принимают ничего в слепой вере, но стремятся узнать и прояснить истину. В недельной главе Шмот мы видим: когда Всевышний повелел Моше прийти к евреям и передать им Его слова, Моше ответил: «Но ведь они не поверят мне и не послушают голоса моего, ибо скажут: “Не являлся тебе Господь”». Всевышний признал правоту Моше и сказал ему, как доказать евреям истинность своих слов. И в других местах в Пятикнижии мы видим, что евреи много раз просили у Всевышнего «доказательств». И Всевышний не гневался на них, а приводил доказательства и разрешал их сомнения.
Поэтому понятно: когда такие люди, ищущие надёжных доказательств каждому утверждению, открывают для себя иудаизм, приводящий рациональные доказательства, они принимают Тору — после соответствующего «тестирования» — и «верят» во всё, сказанное в ней, значительно сильнее, чем люди, пришедшие к Торе без рационалистских «разбирательств».
Но то, о чём Вы пишете, — что они являются мудрецами в собственных глазах, — это, конечно, большой недостаток. Ведь человек по-настоящему мудрый себя не переоценит, он знает, насколько легко человеку ошибиться и насколько ограничены его знания. Такое самоощущение обычно присуще людям интеллектуально ленивым, которые не хотят вдумываться: есть ли в словах собеседника что-то от истины или нет. Как сказал царь Шломо (Мишлей 26:16): «Ленивец в глазах своих мудрее семерых, отвечающих обдуманно». Таким людям действительно очень трудно принять истинность Торы и изменить свой образ жизни, потому что они не ищут истину.
Но мне кажется, Ваши знакомые, которые вернулись к тшуве, не были «мудрецами в глазах своих», а только производили такое впечатление из-за своего скептицизма.
С уважением, Реувен Куклин
Читайте: Иудаизм — вера или знание?
Скептики посрамлены. Опять
Смена губернатора в крае проходит по увлекательному сценарию.
И открывает окно возможностей. Обозреватель Business Class подводит итоги недели
Ведь политический кризис в крае после смены губернатора далеко не разрешен, как бы того ни хотелось. Слишком много противоречий: ситуация требует перезагрузки, но нужно обеспечить преемственность. Все ждут консолидации элит, но это значит, что сближаться с одной из существующих групп нельзя, а это резко обостряет кадровый голод. Не позволят же, право, ради успокоения Прикамья совсем обескровить правительство Москвы. Необходимо и управлять «разобранным» краевым правительством, и решать рутинные вопросы, и объезжать города и веси, знакомясь с обстановкой и повышая узнаваемость, без которой в выборах участвовать как минимум некомфортно. Следует провести кампанию с минимальными рисками, гарантируя нужный результат, при этом сделав их интересными.
И кстати: если предыдущее краевое правительство от назначения Романа Панова до последней пертурбации поставило рекорд по количеству заведенных дел, то действующее (по крайней мере – его отдельные составляющие) – по скоротечности пребывания в должности.
В сложившемся положении даже простые вопросы не имеют определенных решений. Например: как врио губернатора станет кандидатом от «Единой России»? Кто из двух названных участников политического процесса будет нести персональную ответственность за успех намеченных выборов? По ходу пьесы эти вопросы, конечно, снимутся, но пока пищи для ума предостаточно.
Тем временем поступают новые вводные, например, инициированная проверка ФАС тарифной политики в Пермском крае. Антимонопольное ведомство набрало такой вес, что сообщение об отмене итогов какого-нибудь «судьбоносного» конкурса (например, на реконструкцию галереи) уже не вызывает удивления. А вот энергия, с которой один из руководителей ведомства Дмитрий Махонин атакует суровую действительность через СМИ, беспрецедентна. Мало кто из федеральных чиновников уделяет Прикамью такой последовательный и критичный интерес. Упомянутая ревизия работу краевому правительству точно не упростит – и это в той ситуации, когда чиновники и без того будут стараться совершать как можно меньше действий, которые можно хоть как-то истолковать, ведь задачу «пересидеть смутные времена» еще никто не отменял.
С другой стороны, наверное, происходящее можно и нужно воспринимать как пусть не окно, но хотя бы форточку возможностей: те, кто решится «не пересиживать», могут круто изменить свою судьбу.
Осталось выяснить – есть ли еще такие безумцы или молодцы.
понятие, принципы, исторические факты, представители
Скептицизм – философия, которая по своим принципам является противоположной догматизму. Очевидно, это направление философской науки и было создано ввиду того, что у некоторых античных ученых накопилось немало претензий к уже существующим на тот момент течениям.
Один из первых представителей скептицизма, Эмпирик, в своем философском труде пояснял, что в данном направлении, по существу, основные инструменты мышления — это сравнение данных разума и данных чувств, а также противопоставление этих данных друг другу. Скептики ставили под сомнение само качество мышления, особенно сомнение в существовании и достоверности догм — истин, которые должны приниматься как данность и не должны требовать для себя каких бы то ни было доказательств.
Однако скептицизм как направление философской науки отнюдь не рассматривает сомнение как основополагающий принцип — он и использует его лишь в качестве полемического оружия против сторонников догм.
Философия скептицизма же исповедует такой принцип, как явление. Кроме этого, следует четко различать скептицизм обыденный (житейский), научный и философский.
В житейском плане скептицизм можно объяснить, как психологическое состояние человека, его ситуационную неуверенность, сомнение в чем-то. Человек-скептик всегда воздерживается высказывать категорические суждения.
Скептицизм научный – это четкая и последовательно выстроенная оппозиция тем ученым, которые в своих суждениях не опирались на эмпирические доказательства. В частности, это касается аксиом — теорем, не требующих доказательств.
Скептицизм в философии — это направление, последователи которого, как уже отмечалось выше, выражают сомнения в существовании достоверного знания. При умеренной же его форме скептики ограничивается лишь познанием фактов и проявляет сдержанность в отношении всех гипотез и теорий. Для них философия, в том числе и та, которой они следуют, это нечто вроде наукообразной поэзии, но никак не науки в чистом виде.
Именно с этим связано знаменитое утверждение: «Философия – это не наука!»
Скептицизм в философии: как развивалось направление
История скептицизма представляет собой убыль, истощение постепенного характера. Зародилось это направление в Древней Греции, в средние века играло совсем незначительную роль, а заново возродилось в эпоху реформации (во времена восстановления греческой философии), когда скептицизм переродился в более мягкие формы новой философии, такие как субъективизм и позитивизм.
Скептицизм в философии: представители
Основателем греческой школы скептиков считается Пиррон, который, согласно некоторым мнениям, вообще учился в Индии. Кроме того, античный скептицизм в качестве ответной реакции на метафизический догматизм представлен такими философами как Аркесилай (средняя академия) и так называемыми «поздними» скептиками Агриппой, Секстом Эмпириком, Энесидемом. В частности, Энесидем в свое время указал десять тропов (принципов) скептизизма. Шесть первых – это различие людей, состояний индивида, живых существ, органов чувств, положений, мест, расстояний, явлений и их связей.
Четыре последние принципа – это смешанное существование воспринимаемого объекта с другими, относительность в целом, зависимость от некоторого числа восприятий, зависимость от законов, нравов, уровня образования, религиозных и философских взглядов.
Важнейшими представителями скептицизма Средневевековья и Нового времени являются Д. Юм и М. Монтель.
Скептицизм в философии: критика
Критикой скептицизма, в частности, занимались Льюис Вон и Теодор Шик, которые писали, раз скептики так не уверены в том, что знание требует для себя уверенности, то как они могу знать, что это действительно так. Логично, что они этого знать не могут. Этот вопрос дал серьезный повод сомневаться в том утверждении скептицизма, что знание непременно требует уверенности. По законам логики, в скептицизме можно не только сомневаться, но и оспорить его в целом. Но поскольку наша реальность состоит далеко не только из логических законов (есть в нашей жизни место неразрешимым и необъяснимым парадоксам), подобную критику предпочитали выслушивать с осторожностью, ведь «не бывает абсолютных скептиков, поэтому вовсе необязательно, что скептик станет сомневаться в вещах очевидных».
Читать «Однажды – значит никогда. Как перестать откладывать мечты на потом» — Хорн Сэм — Страница 12
Так случилось и со мной.
В одном из этих счастливых совпадений (речь о них пойдет в главе 10), на другой день после просмотра интервью с Джеймсом Тейлором, я узнала, что на следующий неделе у него будет концерт в этом районе. Купив два билета, я позвонила Ли Селф, своей подруге, чтобы узнать, не захочет ли она поехать со мной. Она тут же согласилась, и мы отправились в приятное путешествие в Херши, штат Пенсильвания, и обратно.
Ли организует курсы лидерства для руководителей высшего звена. Я пересказала ей совет, заботливо данный мне накануне, о том, что опасно надолго оставлять работу: «Как думаешь, мне стоит держать свое приключение в секрете?»
Она ответила: «Сэм, отдай должное своим клиентам. Я думаю, они будут рады за тебя. Это ты научила меня, что люди не станут запрыгивать в наш грузовик с оркестром, если он будет стоять в гараже. Пока ты не закрываешь свой бизнес навсегда, даешь лекции и консультируешь, думаю, они поддержат тебя и захотят быть в курсе всех событий».
Ли была права. В следующей информационной рассылке клиентам я объявила «Год у воды», и мы с Шери были потрясены в хорошем смысле этого слова щедрыми предложениями. «У меня есть паровой катер в Саусалито. Вы можете остаться там». «Приезжайте на остров Уидби. Будем писать и наблюдать за орлами».
Я всегда буду благодарна Джеймсу Тейлору и Ли Селф за напоминание о том, что люди, которые желают нам добра, обычно рады, когда мы стараемся изменить жизнь к лучшему.
С тех пор, если какой-то скептик назойливо указывает на все неувязки в моих планах и мечтах, я спрашиваю себя: «Каковы его намерения? Действительно ли он защищает мои интересы или у него есть скрытые мотивы, касающиеся больше его, чем меня?»
Вновь и вновь появляются настоящие друзья, внося свой вклад и делая все возможное для того, чтобы наши мечты сбылись.
Мы узнаем подробнее о том, как найти людей, за чьей спиной ничего не страшно. Кстати, в лайфхаке 6 будет подробнее рассказано о таком сотрудничестве.
А пока давайте вернемся к тому, что вы можете сделать, если кто-то пытается отговорить вас мечтать.
Что делать, когда кто-то бросает тень сомнения на солнечную поляну вашей мечты
«Иногда люди пытаются уничтожить вас именно потому, что видят, насколько вы сильны. Не потому, что не смогли разглядеть в вас потенциал, а как раз наоборот; так они решили вас нейтрализовать».
Белл Хукс
Женщина из Австралии по имени Венди однажды спросила меня: «Вы слышали о синдроме высокого мака? Это когда кто-то ставит под сомнение тебя, твои таланты и умения исключительно из чувства зависти, ревности к вашему успеху. Они не хотят, чтобы вы были в чем-то лучше. В моей жизни есть такие люди. Каждый раз, когда мне в голову приходит что-то новое, интересное, он разносит все в пух и прах, а потом говорит: “Это для твоего же блага”. Хотела бы я знать, действительно ли он заботится о моих интересах или же это просто его тараканы не дают мне жить?»
Я ответила Венди: «Есть десять вопросов, которые вы можете задать, чтобы прояснить, говорят ли вам что-то для вашего же блага или преследуют свои цели.
Ответы на эти вопросы помогут вам определить, кто перед вами. 95 % людей хотят сотрудничества и хотят беспроигрышную сделку. 5 % хотят контролировать и побеждать. Эти 5 % выбивают тебя из колеи, потому что видят в твоем счастье угрозу для себя. Они боятся, что, если у тебя все получится, они станут тебе не нужны. Им плевать, что это нечестно, они относятся к тебе как к своей собственности. Если, ответив на вопросы, вы поймете, что этот человек явно пытается вами манипулировать, было бы разумно отдалиться от него и не позволять вмешиваться в вашу жизнь.
Блицопрос, проясняющий, кто такие скептики и как с ними общаться
«Когда кто-то наконец показал тебе свое истинное лицо, можешь ему на этот раз поверить».
Майя Энджелоу
Пожалуйста, подумайте о человеке в вашей жизни, который, как вам кажется, ставит препятствия на вашем пути всякий раз, когда вы делитесь с ним чем-то важным. Что этот человек делает или говорит такого, что отбивает у вас охоту или заставляет сомневаться в себе? Теперь спросите у себя:
1.
Этот человек понимает, что то, что он делает, подрывает вашу решительность? Он просто высказывает свое мнение или это целенаправленные действия по разрушению вашей уверенности?
2. Этот человек от природы такой дотошный и осторожный? Считает ли он себя обязанным заботиться о вас, оберегать от опасностей и неоправданного риска?
3. Это произошло в первый раз или случается постоянно? Пытается ли тот человек все время вас сдерживать или это зависит от конкретной ситуации?
4. Вы описали ему свои чувства? Как он себя вел во время разговора? Действительно ли он слушал или перебивал, стараясь обесценить то, что вы говорите?
5. Может, вы сами его не слушаете? Могут ли его опасения быть обоснованными; возможно, стоит принять их во внимание? Нужно ли давать ему возможность высказать свое мнение?
6. Могут ли быть у этих людей смягчающие обстоятельства, которые вы не принимаете во внимание? Не продиктовано ли подобное поведение страхом или желанием защититься? Конечно, это не оправдание, но тем не менее…
7.
Есть ли объективная третья сторона, которая может помочь во всем разобраться? Кто-то эмоционально не вовлеченный, кто сможет дать вам мудрый совет?
8. Проиграйте в голове такой сценарий: что случится, если вы прислушаетесь и не сделаете того, что хотите. Возможно ли, что в долгосрочной перспективе вы поблагодарите его за мудрый совет? Или вы почувствуете себя проигравшим и опустошенным, как будто вы оставили мечту, которая была значима для вас?
9. Теперь опишите ваши чувства, каковы бы они были, если бы вы продолжили воплощать свои планы. Оглянитесь назад и пересмотрите свое решение, продумайте его более тщательно. Возможно, вы останетесь удовлетворены и не пожалеете, что прислушались к своему внутреннему голосу.
10. Стоит ли пытаться вести честный диалог с этим человеком или же он намертво привязан к своей точке зрения? Будет ли от этого какая-то польза? Может быть, есть смысл оставить все как есть и искать себе союзников в другом месте?
Элис Уокер сказала: «Человек, отрицающий ваше право на развитие, не может быть вашим другом».
Какие выводы вы сделали после того, как задали себе эти вопросы? Этот человек старается способствовать вашему росту или видит в этом угрозу для себя?
Если вы пришли к выводу, что его цель – удержать вас под контролем, можете последовать примеру Гертруды Штайн, которая сказала: «Позвольте мне слушать себя, а не их», и продолжить ваше движение к мечте, невзирая на все отговорки.
А пока давайте продолжим и посмотрим, что еще вы, возможно, захотите предпринять, чтобы повысить качество жизни, получив то, что вы хотите и заслуживаете.
7
Проехали, махните рукой, отпустите ситуацию
«Самые важные вещи в жизни – вовсе не вещи».
Энн Ландерс
Вы смотрели блестящее обличающее видео Джорджа Карлина о мусоре, выложенное на YouTube? Пролетая над городом, он смотрит вниз и видит тысячи зданий, внутри каждого – горы барахла. На его покупку, чистку, перемещение, ремонт и прочее человек тратит кучу времени, денег и энергии. Джордж подмечает: «Дом – это просто место, где хранятся ваши вещи, пока вы уходите, чтобы добыть еще больше вещей.
Если вам нужно купить еще вещей, чтобы хранить остальные вещи, может, у вас их слишком много?»
Как гласит поговорка: «Сначала мы владеем нашим имуществом, потом оно владеет нами».
Способствует ли ваша собственность повышению качества жизни или это просто куча барахла, которое, возможно, вам больше никогда не пригодится?
Американцы на Луне: почему многие в это не верят
Неправильные тени, Джеймс Бонд и тайный фотограф — почему половина россиян и 10% жителей США не верят в полет на Луну
Прогресс науки и техники не исключает конспирологическую картину мира. Даже наоборот, чем сложнее становится мир, тем выше спрос на упрощенные модели его объяснения. Тема космоса здесь не исключение. Многое из того, что имеет к ней отношение, окутано кривотолками, домыслами и мифами.
Мы отобрали самые заманчивые теории заговора о космосе со времен его освоения.
Они работают по тем же принципам, что и любая другая конспирология — эксплуатируют несовершенства человеческого мышления. Как именно это происходит, мы кратко разбираем для каждой из теорий. Читайте также:
Первый человек на Луне
Спойлер: астронавты Нил Армстронг и Базз Олдрин были на Луне
20 июля 1969 года космонавты Нил Армстронг и Базз Олдрин стали первыми людьми, ступившими на поверхность Луны. Миллионы людей по всему миру наблюдали за миссией «Аполлон-11» в прямом эфире.
Место прилунения «Аполлона-11», заснятое запущенным NASA искусственным спутником Луны Lunar Reconnaissance Orbiter в 2009 году
(Фото: wikipedia.
org)
Эндрю Чайкин, писатель и научный журналист, в книге «A Man on the Moon» замечает, что почти сразу поползли слухи, дескать, у США просто не было достаточных технологий, необходимых для доставки людей на Луну и обратно.
Были и более осторожные скептики. Они считали, что запуск «Аполлона-11», возможно, и был, но риск неудачи был слишком велик. Когда прямой эфир смотрит весь мир, на кону престиж страны. Поэтому NASA и правительство якобы решили подготовить план «Б» и снять «высадку» заранее на Земле.
Главный тезис «лунных скептиков» такой: то, что увидели миллионы людей в прямом эфире, было срежиссированной съемкой на одной из голливудских студий. Звучала даже фамилия Стэнли Кубрика, известного режиссера и автора фильма «Космическая одиссея 2001», который вышел годом ранее, в 1968-м.
Забавно, что Голливуд тоже не остался в стороне.
В одной из серий бондианы — «Бриллианты навсегда» 1971 года — Джеймс Бонд угоняет луноход и сбегает, проезжая сквозь декорации, в которых идет запись как будто бы той самой высадки на Луну.
Эпизод из фильма «Бриллианты навсегда»
Аргументы в пользу «лунной аферы» на слуху уже больше полувека:
- американский флаг на видео будто бы покачивается на ветру, чего не может быть в безвоздушном пространстве Луны;
- на фотографиях, сделанных астронавтами, не видно звезд;
- тени падают неправильно, как будто Солнце — не единственный источник света;
- астронавты должны были умереть от запредельного уровня радиации;
- непонятно, кто снимал Нила Армстронга, который первым выходил из лунного модуля.
На каждый из этих вопросов, как и на многие другие по этой теме, разумеется, уже давно есть ответы. Они есть в виде пятиминутных видео, подробных разборов, в том числе от ученых-астрономов, и целых докладов со ссылками на всевозможные материалы.
разбор пяти «наиболее популярных теорий заговора» относительно высадки на Луне
Впрочем, самое краткое и емкое возражение против «Лунной аферы» дал Нил Деграсс Тайсон, известный астрофизик и популяризатор науки:
«Вы хотя бы задумывались, чего стоит подделать высадку на Луну? Все чертежи для ракеты и ее запуска, сотни тысяч человеко-часов хорошо задокументированной инженерной работы — все это нужно сфабриковать.
Как мне кажется, гораздо легче просто слетать на Луну»
И наконец, участниками такого заговора должны были быть не только правительство США и десятки тысяч сотрудников NASA, работавших над проектом, но и их главный стратегический противник — СССР. Но «лунных скептиков» не смущает и это. Они так и пишут: СССР вступил в «лунный сговор» с американцами. Ведь те могли обнародовать его собственные «космические секреты», в том числе про «фантомных космонавтов», якобы побывавших в космосе до Гагарина.
Почему в это верят
- Эхо холодной войны
Тема «лунного заговора» изначально возникла в контексте технологической гонки СССР и США, которую СССР в итоге проиграл. Поэтому неудивительно, что у россиян она до сих пор завязана на отношения между странами — чем они хуже, тем меньше хочется верить в заслуги давнего оппонента.
За последние 20 лет число россиян, которые не верят, что американцы были на Луне, выросло почти вдвое. В 2000 году их было 28%, в 2011-м — 40% (при этом только 41% считали, что высадка была), в 2018-м — 57%, в 2020-м — 49%.
В 2018 году «Лунный заговор» стал шестой по частоте упоминания в российских СМИ теорией заговора.
- Недоверие к элитам
В США цифры гораздо скромнее. Но все же недоверие к облеченным властью достаточно сильно, чтобы некоторые ставили под сомнение даже предмет национальной гордости. Опрос Gallup 1999 года показывал, что в «лунную аферу» верили 6% американцев и 5% не имели четкого мнения.
В 2001 году на канале Fox показали фильм «Conspiracy Theory: Did We Land on the Moon?», в котором закадровый голос актера из сериала «Секретные материалы» озвучивал конспирологические аргументы. Фильм посмотрели 15 млн зрителей, после чего, по словам представителей Fox, доля сомневающихся в реальности лунной высадки выросла до 20%.
Тот самый фильм канала Fox 2001 года
В 2019 один из американских провайдеров спутникового интернета решил провести свой опрос.
По их данным, доля «лунных скептиков» в США — 10%. Что любопытно, 75% из них считают, что пришельцы на Землю как раз таки уже высаживались.
Как работает конспирология
Конспирологическая теория, она же теория заговора, представляет события в мире как результат действия неких сил, как правило, таинственных и очень влиятельных. Заговорами объясняют и просто резонансные события, например теракты, и глобальные процессы вроде управления миром. В конспирологической картине мира все наполнено умыслом (обычно недобрым) и есть некий кукловод, который дергает за ниточки ради собственной выгоды. Почему так происходит, мы подробно разбирали в материале «Почему люди верят в теории заговора».
Сторонники теорий заговора все чаще называют себя не конспирологами, а скептиками. Их философия — сомневайся во всем. Во всем, кроме собственных мыслительных установок.
Исследование: люди выбрасывают в атмосферу в десятки раз больше СО2, чем вулканы
Автор фото, Getty Images
Человечество выбрасывает в атмосферу Земли в десятки раз больше углекислого газа и других углеродных соединений, чем все вулканы нашей планеты, несмотря на то, что 99,8% углерода на нашей планете находится под землей, выяснили ученые.
Это опровергает популярный у скептиков аргумент, что вулканы выбрасывают в атмосферу не меньше углекислого газа, чем люди.
Целью десятилетнего исследования ученых из Вашингтонского центра изучения углеродных залежей (Deep Carbon Observatory) было установить общее количество углерода на нашей планете и понять, являются ли нынешние высокие выбросы углерода в атмосферу действительно чем-то экстраординарным в истории нашей планеты.
Общее количество углерода, находящегося на поверхности и в атмосфере нашей планеты, ученые оценили примерно в 43 500 гигатонн. По их данным, это лишь 0,2% от общего количества углерода на Земле — 1,85 млрд гигатонн. Основная масса углерода — 99,8% — находится под поверхностью Земли.
Как показало исследование, вулканы и другие вулканически активные образования, такие как трещины в земной коре, выделяют в атмосферу примерно 0,3-0,4 гигатонн углерода в год. Человечество же выделяет углекислый газ в 40-100 раз больше.
«Скептики могут считать, что вулканы конкурируют с человечеством в области выбросов углекислого газа, но это совсем не так», — комментирует исследование профессор вулканологии и петрологии кембриджского Куинс-колледжа Мари Эдмондс.
Аргумент о вулканах действительно популярен у тех, кто не доверяет многочисленным исследованиям об изменении климата на нашей планете. Он регулярно входит в «хит-парады» подобных аргументов.
Углеродные катастрофы
В далеком прошлом происходили события, приводившие к выбросу углерода в атмосферу примерно в тех же количествах, что в наши дни, считают исследователи. Однако все эти события были катастрофическими. Углеродными катастрофами ученые считают, например, очень крупные извержения вулканов.
Одно из таких событий — падение метеорита, сформировавшего Чиксулубский кратер 66 млн лет назад. По оценкам ученых, вследствие удара в атмосферу выделилось от 425 до 1 400 гигатонн углекислого газа.
Сопоставимые объемы выделяются и в наши дни в результате деятельности человека.
Автор фото, Science Photo Library
Подпись к фото,Астероид, упавший на Землю 65 млн лет назад, существенно изменил климат на нашей планете
«Объемы углекислого газа, выделенные в результате деятельности человека за последние 10-12 лет, эквивалентны катастрофическому росту уровня CO2, который происходил в прошлом», — говорит Эдмондс.
Выделение углекислого газа — часть естественного цикла в жизни нашей планеты, и нынешние уровни углерода в атмосфере, вероятно, снизятся естественным образом, однако это займет столько времени, что для человечества это уже, вероятно, не будет иметь никакого значения, говорит профессор Селина Суарес из Университета Арканзаса.
«Сейчас мы достигли уровня углеродной катастрофы, что немного отрезвляет», — добавляет она.
10 мифов о коронавирусе
Мифы — попытки человечества объяснить непонятное. О COVID-19 сегодня почти ничего неизвестно, это — новая инфекция, перед которой люди оказались бессильны.
Не удивительно, что вокруг коронавируса так много дезинформации. Чему верить, а чему нет? Разберемся вместе.
Скептики утверждают, что обычный сезонный грипп ежегодно убивает больше людей, чем COVID-19 и ситуация вокруг новой кронавирусной инфекции слишком раздута. Так ли это?
Согласно последним данным, которые привел глава Всемирной организации здравоохранения Тедрос Гебрейесус, летальность от коронавируса составляет около 3,4, в то время, когда жертв сезонного гриппа ежегодно бывает не более 1%. При этом точная смертность нового заболевания COVID-19 станет известна после того, когда пандемия пойдет на спад, поскольку она вычисляется, как отношение числа погибших и выздоровевших от вируса.
Новый коронавирус пугает тем, что он не изучен. Сложно предсказать, как будет развиваться течение болезни в каждом отдельном случае. По словам главы Минздрава РФ Михаила Мурашко, вирус коварен, вызывает много осложнений, и очень часто на фоне улучшения состояния пациентов и достаточно хорошего регрессирования симптомов может появиться новая волна.
К тому же, отмечается, что COVID-19 очень заразный, потому что у человечества нет к нему иммунитета. И если от сезонного гриппа можно привиться, чтобы не заболеть, то вакцины от нового коронавируса пока не существует. Над ее изобретением сегодня работают ученые всего мира.
Миф второй. Коронавируса не существует, нас обманывают.В интернете появились очередные фейки о том, что новая коронавирусная инфекция является выдумкой и частью заговора.
Однако цифры говорят об обратном. Сегодня в стационарах с внебольничной пневмонией находятся 40 тысяч человек, к аппаратам ИВЛ подключены от 1000 до 1300 человек, под лечение больных COVID-19 перепрофилировано 116 тысяч коек, более 1,3 миллиона медицинских сотрудников, работающих в стационарах и амбулаториях, прошли подготовку для лечения пациентов с коронавирусной инфекцией. Об этом рассказал министр здравоохранения Михаил Мурашко в интервью на канале Россия 24.
Он также напомнил, что сегодня временно приостановлено оказание плановой помощи пациентам в больницах, потому что многие стационары перепрофилированы под госпитали для больных COVID-19.
Не существует специальных продуктов или диет, которые могли бы укрепить иммунитет и защитить от вируса, считает сенатор и практикующий хирург Юрий Архаров.
По его словам, имбирь, лимон, чеснок — это яркие вкусы, но польза от витаминов, которые в них содержатся такая же, как от других овощей и фруктов. В лимоне, например, есть витамин С, который сам по себе не снижает риск заражения вирусом и не предотвращает осложнения, а в больших количествах — вообще не усваивается организмом. Архаров считает, что питание должно быть сбалансированным, содержать белки, жиры, простые и сложные углеводы. Особенно важно, по его словам, в рацион включать витамин Д, который обычно синтезируется в организме под действием солнечного света и отвечает за иммунитет.
«Большинство из нас лишены этого витамина, поскольку вынуждены находиться в квартире, соблюдая режим самоизоляции. Нужно стараться употреблять продукты, в которых он содержится.
Например, печень трески или любую жирную рыбу», — сказал он.
В последнее время в средствах массовой информации появляются материалы о том, что коронавирус меньше затрагивает курильщиков. Однако главный внештатный специалист психиатр-нарколог Минздрава России профессор Евгений Брюн утверждает, что нет подтвержденных данных о том, что никотин защищает от коронавируса. Напротив, есть проверенная научная информация о серьезном снижении иммунитета у курильщиков.
«Можно предположить, что подобные информационно-научные «вбросы» организовываются заинтересованными лицами и производителями. Употребление табачной продукции любыми способами опасно! А в период пандемии COVID-19 — смертельно! Считаю, что разговоры о том, что курильщики легче переносят covid-19, не имеют оснований», — сказал Евгений Брюн.
Миф пятый. Прививка БЦЖ усиливает иммунитет к коронавирусу.Старая добрая вакцина против туберкулеза появилась в СССР в 1921 году.
Сегодня в соцсетях обсуждают её чудодейственные свойства против коронавируса: якобы, прививка БЦЖ может усиливать иммунитет к COVID-19. Кандидат медицинских наук врач-терапевт Сергей Маляренко пояснил, что пока нет доказательств о влиянии советской вакцины на течение нового заболевания. «Требуются серьезные клинические исследования, чтобы можно было что-то утверждать», — сказал он.
Однако Маляренко обратил внимание, что до пандемии проводились исследования вакцины БЦЖ. Оказалось, что люди с этой прививкой меньше страдают инфекционными заболеваниями легких, у них реже развивается пневмония, есть определенный неспецифический иммунитет к другим инфекционным болезням.
Кстати, в России, где БЦЖ делают практически всем, летальность от коронавируса составляет менее 1%. Больше всего жертв от осложнений COVID-19 в США и Европе, где против туберкулеза используются другие вакцины.Впрочем, возможно это связано с организацией лечения больных.
Миф шестой. COVID-19 можно переболеть только один раз.
Вопреки этому утверждению Всемирная организация здравоохранения опубликовала данные о том, что человек, который переболел СOVID-19 может заболеть еще раз. Это значит, что стойкого иммунитета к новой коронавирусной инфекции нет. Ранее в интервью «РГ» заведующий лабораторией молекулярной вирусологии ФГБУ НИИ гриппа им. А.А. Смородинцева Минздрава России Андрей Комиссаров рассказал, что существует много разных видов коронавирусов, они не опасные и все — сезонные, то есть болеем мы ими 3-4 раза в год. Он предположил, что вирус SARS-CoV-2, который вызывает заболевание COVID-19, тоже может стать сезонным.
О том, что человек справился с инфекцией, говорит наличие в крови иммуноглобулина памяти — g, пояснила «РГ» кандидат медицинских наук врач-педиатр Татьяна Левченко. «Эти антитела, действительно, дают иммунитет и значительно снижают вероятность повторного заражения, но, сколько они могут находиться в кровотоке — мы не знаем», — сказала она. Левченко допускает, если иммунитет к новой коронавирусной инфекции окажется нестойким, то в дальнейшем для предотвращения новых эпидемий COVID-19 будет проводиться ежегодная вакцинация населения, как от гриппа.
Буквально на днях Министерство здравоохранения РФ опубликовало данные по заболеванию коронавирусом среди детей. Ведомство сообщило, что в России среди заболевших дети составляют 7,6 %. Большинство из них заразились после контакта с инфицированными. У детей заболевание часто протекает в легкой форме или даже бессимптомно, но они могут быть вирусоносителями.
Миф восьмой. Новым коронавирусом можно заразить домашних животных.Известно более 40 видов коронавирусов, и только 7 из них циркулируют среди людей, включая новый COVID-19. Остальными болеют животные и птицы. Об этом написано в Большой медицинской энциклопедии. Причем, человеческие коронавирусы не передаются животным, пояснил профессор РАН вирусолог Виталий Зверев в интервью Борису Лившицу на канале Youtube. «Есть коронавирусы птиц, свиней, коров. В вирусологии не бывает мистики. Возможно, кошка заболела, но нужно разобраться, чем она заболела», — сказал он, подчеркнув, что домашние животные не могут заразиться от человека COVID-19 и стать переносчиками новой коронавирусной инфекции.
Маску должен носить не только больной человек, но также здоровый, считает сенатор и заслуженный педиатр России Татьяна Кусайко. Она пояснила, что маска нужна здоровому для профилактики, а заболевший с ее помощью ограничит распространение вируса.
С ней солидарны и другие врачи. Так, по словам фельдшера скорой помощи Евгения Комарова, медицинская маска работает как барьер, только носить её нужно правильно. Менять одноразовую маску необходимо каждые два часа, а больному человеку — еще чаще. По мнению медиков, эффективнее всего носить маски в местах большого скопления людей: торговых центрах, общественном транспорте, поликлиниках. Нет необходимости ходить в них постоянно.
Миф десятый. Вы сразу узнаете, когда заболеете коронавирусом.Как сообщили в Роспотребнадзоре, самостоятельно диагностировать у себя коронавирус не получится: его симптомы очень схожи с симптомами простуды или гриппа.
Чаще всего заболевание начинается со слабости и недомогания, повышения температуры и сухого кашля. У некоторых людей могут отмечаться боли и ломота в мышцах и суставах, заложенность носа, насморк, фарингит или диарея. Чаще всего, эти симптомы развиваются постепенно и проявляются довольно слабо. К тому почти в 80% случаев заболевание протекают легко, сопровождаясь легким недомоганием и невысокой температурой, или вообще бессимптомно.
Древний скептицизм — Классика — Oxford Bibliographies
Введение
Хотя идеи, которые можно условно назвать скептическими, можно найти с самого начала греческой философии, скептицизм как организованный метод мышления в греко-римской античности появился в постаристотелевский период . Есть две различные традиции или направления скептической мысли: пирронианская и академическая. Отличительной чертой древнего греко-римского скептицизма в обеих традициях является приостановление суждений, вызванное сопоставлением одинаково убедительных противоположных взглядов по любому вопросу.
В версии пирронистов, но не в академической, утверждается, что это имеет практическую пользу: атараксия, или спокойствие. Однако в обеих традициях скептицизм понимается не просто как тема теоретических размышлений, но как нечто, с чем нужно жить. Пирронианская традиция утверждала, что ее вдохновил Пиррон из Элиды ( ок. 360–270 гг. До н. Э.), Которого обычно считают первым греческим скептиком. Однако точную природу мышления Пиррона очень трудно реконструировать, учитывая скудность доказательств.Прямое влияние Пиррона, похоже, было недолгим. Но вскоре после Пиррона в Академии возникло другое скептическое движение — школа, основанная Платоном. Первым руководителем Академии, который скептически отнесся к школе, был Аркесилай Питанский (316 / 5–241 / 0 г. до н. Э.). Влиял ли на него Пиррон — спорный вопрос. Но некоторые аспекты деятельности Сократа, как его изображает Платон, могут показаться поощряющими скептицизм, и, как говорят, Аркесилай признал это влияние.Скептическая Академия просуществовала примерно два столетия, ее другой важной фигурой были Карнеады Киренские (214–129 / 8 гг.
До н. Э.). К началу I века до н.э. скептицизм в отношении Академии, кажется, значительно уменьшился, и именно на этом этапе сама Академия как учреждение подошла к концу. Но в ответ на это смягчение скептического отношения появилось новое скептическое движение, возглавленное Эенезидемом Кносским (дата неизвестна, но действовавшим в начале I века до н. Э.), Отвергнувшее Академию и вместо этого отождествившее себя с Пирроном.Это более позднее пирроническое движение продолжалось примерно три столетия. Мы знаем имена некоторых пирронистов. Но единственные полные работы пирронистов, которые у нас есть, — это обширные сохранившиеся сочинения Секста Эмпирика (вероятно, конец II или начало III века н.э.). Поскольку оксфордские библиографии Пиррона из Элиды и Академии уже существуют, эта библиография в некоторой степени ориентирована на более позднюю пирронистскую традицию, восходящую к Эенезидему.
Общие обзоры
Этот раздел включает в себя, с одной стороны, книги и статьи, которые исследуют всю область античного скептицизма, а с другой — важные сборники эссе, которые не ограничиваются каким-либо одним периодом или традицией древнего скептицизма.
Из последних некоторые также включают эссе о скептицизме за пределами античного периода; другие включают очерки о других древних философских школах, помимо скептицизма.
Пользователи без подписки не могут видеть полный контент на эта страница. Пожалуйста, подпишитесь или войдите.
Скептицизм
Скептицизм Скептицизм :Скептицизм — это философское отношение к сомнению в знании. претензии, изложенные в различных областях, и спрашивают, на чем они основаны на то, что они фактически устанавливают, и являются ли они несомненными или обязательно верно.Таким образом, скептики оспаривают предполагаемое основание принятых допущений в метафизике, науке, морали и манеры, и особенно в религии.
Скептическое философское отношение заметно на протяжении всего курса.
западной философии; еще в V веке до нашей эры элеаты
школа мыслителей отрицала, что реальность может быть описана в терминах
обычный опыт. Свидетельства скептического мышления появляются даже
ранее в незападной философии, в частности в Упанишадах,
философские тексты позднего ведийского периода (ок.
1000-с. 600 г. до н.э.) в
Индия.
Пиррон из Элиды (ок. 360 — ок. 272 г. до н. Э.), Считается основателем греческого
Скептицизм, искал душевного покоя, избегая обязательств ни перед чем.
особый взгляд; его подход породил в I веке до н.э.
Пирронизм, сторонники которого стремились достичь эпохи (приостановление
суждения), систематически противопоставляя различные виды знания
претензии. Один из его более поздних лидеров, Секст Эмпирик (2-й или 3-й
век до н.э.), оспаривал утверждения философов-догматиков о знании
больше, чем очевидно.Его целью было состояние атараксии,
при этом лицо, желающее приостановить судебное решение, будет освобождено от
разочарование от незнания реальности и жить без догм,
в соответствии с внешностью, обычаями и природными наклонностями. В
Пирронианцы критиковали академический скептицизм, впервые развившийся в
Платоновская академия в Греции в III веке до нашей эры; академики утверждали
что ничего нельзя знать, и что только разумные или вероятные
могут быть установлены стандарты знаний.
Академический скептицизм сохранился в Европе до средневековья и был рассмотрен и опровергнут св.Августин, обращение которого в Христианство убедило его, что вера может привести к пониманию. Среди исламских философов также возникла антирациональная Скептицизм, поощрявший принятие религиозных истин Вера.
Современный скептицизм восходит к XVI веку, когда общепринятые
Западная картина мира была радикально изменена новым открытием.
древних знаний, новой науки и путешествий
исследования, а также Реформацией, которая проявила
фундаментальные разногласия между католиками и протестантами по поводу
основы и критерии религиозного знания.Видное место среди
современные философы-скептики — это Мишель де Монтень, который в XVII в.
век выступал против науки и всех других дисциплин и поощрял
принятие того, что открывает Бог. Его мнение было опровергнуто в
часть Пьера Гассенди, который по-прежнему сомневался в знании
реальность, но отстаивал науку как полезную и информативную. Рени
Декарт также опроверг скептицизм Монтеня, утверждая, что
сомневаясь во всех убеждениях, которые могут быть ложными, человек может
открыть одну поистине бесспорную истину: «Я мыслю, следовательно, я существую»
(cogito ergo sum), и что из этой истины можно установить
существование Бога и существование внешнего мира, который
Заявление Декарта можно познать с помощью математических принципов.
В
конец 17 века Пьер Байль использовал скептические аргументы
призывать к отказу от рациональной деятельности в пользу погони за
совесть.
В 18 веке Дэвид Хьюм собрал некоторые из самых важных и стойкие скептические аргументы. Он утверждал, что сама основа современная наука, метод индукции — по которому закономерности наблюдаемые в прошлом оправдывают предсказание, что они будут продолжить — основано на единообразии природы, само по себе неоправданное метафизическое предположение.Юм также стремился демонстрируют, что понятие причинности, идентичности личности, и существование внешнего мира не имело никаких оснований. В качестве опровержения Иммануил Кант утверждал, что для того, чтобы иметь и описать даже простейший опыт, определенные универсальные и необходимые условия должны преобладают.
В XIX веке Сорен Кьеркегор разработал религиозные
Экзистенциалисты думают, исходя из иррационального скептицизма, утверждая, что
уверенность можно получить, только совершив неоправданный «прыжок в
Вера.
«Нерелигиозные писатели-экзистенциалисты, такие как Альбер Камю в
двадцатого века, заявили, что рациональные и научные
исследование мира показывает, что он непонятен и абсурден,
но человеку необходимо бороться с этим
абсурд. В ХХ веке были замечены и другие формы скептицизма.
выраженный среди логических позитивистов и философов-лингвистов.
Выдержка из Британской энциклопедии без разрешения.
Скептицизм — Введение в философию: эпистемология
Дэниел Мэсси
По завершении этой главы читатели смогут:
- Различайте глобальный скептицизм и скептицизм внешнего мира масштабом их сомнений.
- Объясните роль скептических гипотез в аргументах в пользу скептицизма внешнего мира.
- Построить исходных скептических гипотез, основанных на обсуждаемых.
- Проанализируйте мурские и контекстуалистические ответы на скептицизм, признайте , насколько муровские ответы вызывающи, в то время как контекстуалистские ответы уступчивы.
Скептицизм и его масштабы
Скептики , как мы будем использовать этот термин, отрицают знание.Скептику не нужно отрицать, что свободная воля реальна или что Бог существует, но будет отрицать , что кто-либо знает , так ли это на самом деле.
Скептики самые разные. У некоторых есть ограниченные цели. Некоторые отрицают только то, что мы знаем, что хорошо, а что плохо. Другие отрицают только то, что мы знаем о будущем. Но некоторые скептики более амбициозны и шире используют сеть скептиков. Глобальные скептики отрицают, что у нас вообще может быть какое-либо знание, и могут даже отрицать то, что мы знаем, верен ли скептицизм.Такой радикальный скептицизм не может не вызвать насмешек. Это кажется нереальным, непрактичным и, возможно, даже самооправданным. Фактически, очень немногие философы были глобальными скептиками. Но даже антискептики были очарованы этой точкой зрения, рассматривая ее (и потенциальные опровержения ее) как способ лучше понять, что такое вообще знание.
Наше внимание будет сосредоточено на одном конкретном виде скептицизма — таком, который не соответствует глобальному скептицизму, но при этом отрицает, что мы знаем многое из того, что мы думаем, что знаем, — наряду с одним особенно выдающимся стилем аргументации в его пользу. Затем мы рассмотрим два важных ответа на эту форму скептицизма.
Скептицизм внешнего мира
Вы, вероятно, верите во множество вещей — в то, что в настоящее время находитесь на поверхности Земли или около нее; что вы человек; что есть растения, животные и другие люди; и что их жизни аналогично разворачивались в непосредственной близости от Земли.У этих ничем не примечательных убеждений есть кое-что общее: вы верите в них, основываясь на чувственном опыте. Вероятно, вы видели, слышали или чувствовали собак, людей и даже планеты.
На основе такого опыта вы поверили во многие вещи о таких объектах. Вы знаете об их существовании на собственном опыте, но их существование не ослабевает, даже когда вы их не переживаете. С философской точки зрения, это внешних объектов, , объектов, которые существуют во внешнем мире , (мире, внешнем по отношению к нашему разуму).Скептик, которого мы будем рассматривать, отрицает, что мы можем знать какие-либо такие объекты, потому что все доступные свидетельства чувственного опыта совместимы с такими объектами, которые не существуют . Эта форма скептицизма называется скептицизмом внешнего мира (далее для краткости «скептицизм»).
Начнем с того факта, что переживания объекта совместимы с несуществованием этого объекта. Мы часто сталкиваемся с вещами, которых не существует. По крайней мере, наши сны состоят из переживаний с объектами, многие из которых не существуют.Мне может присниться щенок, и мне будет грустно, когда я проснусь, что все мои переживания, связанные с щенком, были плодом моего сна.
Сам по себе опыт не означает, что вещи, которые мы переживаем, существуют.
Теперь рассмотрим следующую возможность. В течение нескольких лет у вас был опыт, и все они совершенно последовательны. Когда у вас был опыт общения со щенками, вы, по крайней мере, иногда снова сталкивались с теми же самыми щенками, которые выросли и развились в соответствии с тем, что они были настоящими животными.Все ваши переживания идеально сочетаются друг с другом, и ничто в этих переживаниях не предполагает ничего, кроме того, что они являются переживаниями внешних объектов. Но что гарантирует, что это будет так? Какие гарантии, что вам не приснится долгая, совершенно связная мечта, а не та жизнь, которую вы ведете сами? Французский философ Рене Декарт (1596–1650), как известно, отчаялся найти доказательства, которые могли бы отличить бодрствование от такого сна ([1641] 1985, Первая медитация).Мы будем называть эту и другие подобные гипотезы скептическими гипотезами .
Скептик утверждает, что если вы не можете исключить такие возможности (возможности, поддерживаемые скептическими гипотезами), что если вы не можете быть абсолютно уверены в том, что вы знаете, то вы не можете знать, что внешний мир существует.
Правильно сформулированная скептическая гипотеза обманчива. Вы можете предположить, что если бы ваша жизнь до этого момента была сном, вы бы не чувствовали боли и продолжали мечтать, зная, что боль обычно будит спящего человека.Но этот предполагаемый факт о привычках сна людей сам по себе «усвоил» на собственном опыте. И сам опыт подвергается сомнению. Насколько вам известно, этот факт о привычках сна людей вовсе не факт, а просто еще один плод вашей мечты. Скептик утверждает, что, поскольку опыт является нашим единственным доступным источником свидетельств и поскольку опыт не может отличить бодрствование от сна, мы не можем знать, что мы бодрствуем.То есть мы не можем знать, что внешний мир существует. Обращение к фактам о внешнем мире, «изученным» на собственном опыте, бессильно помочь (Страуд 1984, 8).
Давайте представим этот скептический аргумент следующим образом:
Ничто из имеющегося опыта не может исключить возможность того, что ваша жизнь была долгой и совершенно последовательной мечтой.
Следовательно, вы не знаете, что внешний мир существует.
Это обычный скептический аргумент.Были выдвинуты и другие аргументы в пользу скептицизма, и ошеломляющее разнообразие ответов на этот аргумент (и другие скептические аргументы) можно найти на протяжении всей истории философии. Теперь мы обратим наше внимание на два таких ответа недавних философов.
Скептические гипотезы — это сценарии, совместимые со всеми возможными доказательствами, но несовместимые с нашими обычными убеждениями. Возможность того, что все наши переживания были результатом долгого, совершенно связного сна, является одной из скептических гипотез, но другие возникали на протяжении всей истории философии и даже в популярной культуре.
«Сон бабочки» Чжуанцзы, автор — Айк-но Тайга, Wikimedia Commons. Эта работа находится в открытом доступе.Мечта Чжуанцзы о бабочке.
Китайскому даосскому философу Чжуан Чжоу, также известному как Чжуанцзы (ок. 369–286 до н. Э.), Снилось, что он был бабочкой. Проснувшись, он рассмотрел возможность того, что вместо этого он на самом деле был бабочкой, во сне которой он был Чжуанцзы (2013, 18). Похоже, что нет доступных доказательств, позволяющих провести различие между тем, что он был человеком, мечтающим о бабочке, и тем, что он был бабочкой, когда он видел во сне человека.
Злой демон.
Еще одна скептическая гипотеза, рассмотренная Декартом ([1641] 1985, Первая медитация). Здесь злой демон с божественными силами использует эти силы, чтобы обмануть вас во всех ваших убеждениях. Что вы могли знать, если почти всемогущее существо хотело, чтобы вы ничего не знали?
Хилари Патнэм через Wikimedia Commons. Лицензия: CC BY-SA 2.5Мозг в чане.
Скептическая гипотеза, сформулированная современным американским философом Гилбертом Харманом (1973) и популяризированная американским философом Хилари Патнэм (1926–2016).В этом сценарии вы — бестелесный мозг, подвешенный в питательном веществе внутри чана, в то время как мощные компьютеры, контролируемые учеными, дают вам опыт обычной человеческой жизни (Putnam, 1981). Научно-фантастический фильм 1999 года « Матрица » адаптировал сценарий «мозг в бочке», в котором главному герою удалось (благодаря вмешательству других) сбежать.
Мур против скептицизма
Один важный ответ на этот стиль аргументации принадлежит британскому философу Дж.Э. Мур (1873–1958), известный своим здравым подходом к философским проблемам. Среди его многих философских достижений было то, что он дал несколько убедительных ответов на скептицизм, основанный на обращении к здравому смыслу. Мы рассмотрим две формы этого Мурского ответа на скептицизм.
В своем «Доказательстве внешнего мира» Мур утверждает, что может продемонстрировать (вопреки скептическому мнению) существование внешнего мира — доказать, что мир обычных объектов и людей существует вне нашего опыта.Он приводит два таких «доказательства», чтобы проиллюстрировать свой общий подход. Поднимая руку, он утверждает, что знает, что у него есть рука. Поднимая другую руку, он утверждает, что также знает, что у него есть вторая рука. Поскольку руки являются обычными объектами, существующими за пределами нашего опыта, Мур делает вывод, что он доказал существование по крайней мере двух внешних объектов. Наши знания внешнего мира защищены! (Мур [1939] 1963, 144).
Джордж Эдвард Мур в 1914 году, Рэй Стрейчи, урожденная Рэйчел Пирсолл Конн Костелло, через Wikimedia Commons.Эта работа находится в открытом доступе.Это может показаться обманом. Скептик требует от нас доказать, что мы не спим, что вся наша жизнь не была длинным, но совершенно последовательным набором переживаний, не соответствующих ничему, кроме них. Мур, подняв руки вверх и заявляя, что знает, что у него есть руки, похоже, полностью игнорирует вызов, брошенный ему скептической гипотезой, и поэтому упускает из виду главное. Тем не менее, Мур был , а не , не упуская сути.Его цель — опровергнуть иногда невысказанное предположение в аргументе скептика. Снова рассмотрим нашу формулировку скептического аргумента. Мур не оспаривает предпосылку (P), а вместо этого оспаривает вывод от предпосылки (P) к заключению (C). Скептический аргумент в том виде, как он представлен, предполагает, что предполагает, что , если вы не можете доказать, что ваша жизнь не была долгой, совершенно последовательной мечтой, , то , вы не знаете всех тех вещей, которые вы обычно принимаете, чтобы знать, на основе ваш опыт.То есть предполагается, что если вы не можете окончательно исключить возможность того, что ваша жизнь — это сон, то вы не знаете, что вы бодрствуете или что что-то помимо вашего опыта действительно существует.
Мур делает следующие утверждения: (а) он может, знать, что внешние объекты существуют , даже если он не может окончательно исключить возможность того, что ему снится; (б) что наша обычная практика принятия себя и других к знаниям не требует , чтобы мы встречали такие скептические вызовы; и (c) что обычные стандарты — единственные, которые имеют значение, и поэтому они являются стандартами доказательств, используемых всякий раз, когда мы сталкиваемся с сомнениями (Moore [1939] 1963, 145).Мур отстаивает фаллибилизм в отношении знания , точку зрения, согласно которой вы можете что-то знать, несмотря на возможность ошибаться. Фаллибилисты не принимают требования о том, что скептические гипотезы должны быть окончательно отклонены до того, как мы узнаем о существовании внешнего мира. Этого может хватить, если нам удастся установить, что они невероятные .
Еще раз рассмотрим утверждение Мура о том, что у него есть рука. Он поднимает руку и утверждает, что это достаточное доказательство его существования.Он знает, что у него есть рука, потому что вот она. Кто-то может усомниться в том, что у него есть рука. Некоторые из таких сомнений могут быть разумными или, по крайней мере, понятными. Если бы кто-то сомневался, что у Мура была рука, потому что свет в комнате был тусклым и, возможно, Мур поднял небольшую статую, а не свою руку, то Мур согласился бы ответить на это сомнение. Он не мог рассчитывать на то, что знает, что у него есть рука, если он не может показать, что то, что он держал, было не маленькой статуей. Но есть четкие способы провести такое различие.Он может более внимательно рассмотреть свою руку при лучшем освещении. Он может дотронуться до своей руки и посмотреть, ощущается ли она плотью или камнем. Есть несколько способов ответить на это сомнение и таким образом сохранить за собой право на знание (Мур [1939] 1963, 145).
Но в случае сомнений скептика такие ответы невозможны. Это задумано скептиком. Скептическая гипотеза описана так, что невозможно отличить ее от бодрствования. Конечно, многие философы пытались найти такое различие.Однако ответ Мура состоит в том, чтобы просто отрицать, что такое сомнение требует ответа, и отрицать то, что мы должны уметь отличать гипотезу сновидения от обычной гипотезы. Мы можем знать, что существует внешний мир, потому что мы можем знать, что у нас есть руки. Мы можем знать, что у нас есть руки, потому что мы можем произвести их, когда и если наше право на знание их существования окажется под вопросом. Мы не можем доказать , что они существуют в строгом смысле этого слова, которого требует скептик, но нет очевидных причин думать, что мы должны это делать, чтобы считать их знанием (Мур [1939] 1963, 148).Следует учитывать фаллибилизм.
Мур также известен еще одним ответом на скептицизм (Moore [1959] 1963). Здесь он рассматривает то, что делает скептический аргумент: он представляет ряд утверждений, которые (по мнению скептика) заставляют нас принять скептический вывод. Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, Мур заимствует пример у британского философа Бертрана Рассела (1872–1970):
Бертран Рассел в 1957 году Анефо через Wikimedia Commons. Эта работа находится в открытом доступе.- Не сразу знаю, существует ли карандаш.
- Его существование не следует дедуктивно (то есть с уверенностью) из чего-либо известного непосредственно.
- Моя вера в это основывается на «аналогическом или индуктивном» (недедуктивном) рассуждении.
- То, что так основано, не является «определенным знанием».
- Следовательно, я не знаю, существует ли карандаш.
Этот аргумент хорошо известен. Предпосылки (1) — (4) говорят нам, что наши знания о карандаше не могут быть основаны непосредственно на опыте или выводе из чего-либо известного на основе опыта, поскольку мы можем видеть во сне все наши опыты с карандашом.В лучшем случае оно основано на каком-то другом (недедуктивном) типе рассуждений, и убеждения, основанные на этих других типах рассуждений, не считаются «определенным знанием». Следовательно, мы не можем, , знать, , что карандаш существует.
Мур отмечает, что этот аргумент не подтверждает вывод в смысле демонстрации того, что принятие его является разумным ходом. Аргументы обычно вынуждают нас выбирать между или , принимающим посылки (и, следовательно, заключением), или , отвергающим вывод (отклоняя одно или несколько посылок).Таким образом, выбор стоит между принятием некоторого количества философских утверждений (заданных предпосылками) или принятием нашего обычного утверждения о знании (т. Е. Отклонением вывода). Мур утверждает, что с этой точки зрения разумным выбором является отклонение вывода, следовательно, отказ от одной или нескольких предпосылок и сохранение наших обычных притязаний на знание.
В самом деле, это преуменьшает неспособность аргумента сделать принятие вывода разумным.Возможно, вы не сможете идентифицировать точно, , что не так с помещениями, или вывести какие-либо веские аргументы против какого-либо из них в частности, и все же вы можете разумно утверждать, что некоторая предпосылка — I- не знаю-какой является ложным, вместо того чтобы принять вывод о том, что вы не знаете, что карандаши существуют. Вполне разумно считать, что карандаши существуют, более разумным, чем утверждать, что все без исключения предпосылки (1) — (4), набор спорных философских утверждений, верны.Если Мур прав, то скептический аргумент может лишь противопоставить ряд философски мотивированных предпосылок нашим обычным, здравым претензиям на знание, но он никогда не может объявить победу. Всегда будет более разумным полагать, что мы знаем, что карандаши и другие внешние объекты существуют, чем принимать сложные, заумные, противоречивые предпосылки скептических аргументов.
Во втором ответе Мура на скептический аргумент используется общая методика аргументации, которой очень полезно научиться.Возьмем любые предложения p и q . Рассмотрим распространенную форму аргумента, которую логики (и философы в целом) называют modus ponens (латинское слово означает «мода, которая утверждает»):
Modus ponens
Если p , то q .
p
Следовательно, q .
Это (дедуктивно) допустимая форма аргумента. Логики используют термин «действительный» иначе, чем в повседневной жизни. Сказать, что аргумент действителен (в логическом смысле), означает следующее: из предположения, что все посылки истинны, с уверенностью следует, что вывод также верен.Примените эту идею к modus ponens : предполагая, что p истинно, и что если p , то q , то с уверенностью следует, что q истинно.
Однако можно преобразовать modus ponens в другую (дедуктивно) допустимую форму аргумента, поменяв местами позиции p и q во второй и третьей строках, а затем отрицая их обе (оставив «если-то Помещение нетронутым). Логики называют эту форму modus tollens (от латинского «режим, который отрицает»):
. Modus tollens
Если p , то q .
Not — q
Следовательно, not — p .
Итак, при обнаружении любого аргумента modus ponens , логически приемлемым вариантом является противопоставление ему соответствующего аргумента modus tollens . Как часто говорят философы, вы всегда можете « modus tollens a modus ponens ». Конечно, только один из двух аргументов может быть «правильным» в логическом смысле (то есть действительный плюс истинные посылки — особенности, которые в совокупности гарантируют истинный вывод).Поскольку оба аргумента действительны и разделяют посылку («Если p , то q »), выбор того, какой аргумент принять (если любой из них), сводится к посылке, по которой они различаются ( p vs. not — q ). Решающим фактором в таком случае является то, является ли p или нет — q более правдоподобным предложением, чтобы взять его за отправную точку. Вот где в игру вступает стратегия «здравого смысла» Мура.
Пробное упражнение: попробуйте переформулировать аргумент скептика в форме modus ponens .Затем посмотрите, сможете ли вы поместить второй ответ Мура в соответствующую форму modus tollens . После этого определите предпосылки, по которым эти два аргумента различаются, а затем подумайте, какой из них вы считаете более правдоподобным и почему.
Уступка контекстуалистов
Ответ Мура вызывающий. Он пытается подорвать скептицизм, отвергая ключевую предпосылку, неявно использованную в скептическом аргументе, и даже подрывая силу таких аргументов, чтобы когда-либо было разумным принять их заключение.Однако многие философы сочли ответы Мура неубедительными. Канадский философ Барри Страуд (1935–2019) отмечает, что большая часть из обычных практик принятия себя и других к познанию вещей требует, чтобы те, кто что-то знает, были способны исключить противоположные возможности (1984, 18). Например, если я знаю, что желтая птица, которую я вижу за окном, — канарейка, то я должен знать, что это не щегол. Вот как мы обычно относимся к притязаниям на знания. Тот, кто утверждает, что знает, что желтая птица за окном — канарейка, но также признает, что это может быть щегол, не будет считаться тем, кто знает , что эта птица — канарейка.Точно так же, когда Мур говорит, что знает, что у него есть рука, но также признает, что не может исключить возможность того, что ему снится, многие философы также считают его сбитым с толку. В обычном случае мы требуем, чтобы мы могли исключить альтернативы, совместимые с нашими текущими доказательствами. Почему должно быть иначе, если альтернативой является скептическая гипотеза?
Ответ contextualist пытается разделить разницу. Этот ответ допускает, что по нашим обычным стандартам знания гипотезу сновидения не следует исключать.В обычной жизни мы можем прекрасно знать, что существуют столы, стулья, деревья, другие люди и даже руки Дж. Э. Мура. Но в то же время, когда возникают скептические сомнения, например, на уроках философии или во время чтения книги по философии, стандарты в игре смещаются на и становятся более требовательными. Более того, они становятся достаточно требовательными, чтобы оправдывать скептицизм. Мы можем знать внешний мир, но только до тех пор, пока какой-нибудь скептик не изменит стандарты доказательств и тем самым не лишит нас этого знания.Это контекстуалистский ответ на скептицизм. Он признает, что скептицизм верен, когда мы действуем в соответствии со стандартами, которые заставят нас отказаться от скептических гипотез, но неверен, когда мы действуем в соответствии с более слабыми стандартами повседневной жизни.
Дэвид Келлог Льюис через Wikimedia Commons. Лицензия: CC BY-SA 4.0Контекстуалисты различаются по своему пониманию того, когда и как меняются стандарты знания, и даже того, что означает изменение стандартов знания.Мы обратим наше внимание только на один способ разработки контекстуализма, который мы находим в работе американского философа Дэвида Льюиса (1941–2001). По его мнению, стандарты игры — это стандарты разговора; сдвиги в этих стандартах связаны с изменениями в разговоре. Мысль о том, что беседы могут устанавливать эпистемические стандарты, может показаться странной, но прежде чем углубляться в детали взглядов Льюиса, рассмотрим простой пример, не связанный со знанием. Эми, глядя на слоненка, стоящего рядом с собакой, может сказать: «Слоненок большой.Она будет права. По сравнению с собакой слоненок большой. Но если бы она снова сказала: «Слоненок большой», стоя рядом со взрослым слоником, она ошиблась бы. По сравнению со взрослым слоником слоненок не большой. Считается ли слоненок «большим» или нет, зависит от контекста, в котором он делает это заявление.
Конечно, по мере продвижения разговора, то, что мы должны сказать о слоненке, тоже может измениться. Если Эми находится в зоопарке, и ее подруга говорит: «Слоненок маленький», указывая и на детеныша, и на взрослого слоненка, то ее подруга говорит правду.Как только друг перенесет разговор на взрослого слона, Эми будет глупо повторять: «Слоненок большой». Разговор изменил то, что необходимо для того, чтобы предложение «Слоненок большой» считалось истинным, и с учетом этого изменения последующие утверждения, что «Слоненок большой», будут ложными, даже если ранее такие утверждения были правдой. (Мы вскоре вернемся к этому примеру Ричарда Фельдмана.)
В чем-то похожим образом Льюис полагает, что истинность приписывания знания меняется в зависимости от изменений в разговоре.В разговоре говорящий может приписывать знания себе или другому человеку (включая кого-то, кто не участвует в разговоре). Учитывая состояние разговора, будет совершенно правильно, если игнорирует широкий спектр возможностей во время разговора (Lewis 1996, 544). Если мы с вами разговариваем о безопасности питьевой воды в нашем родном городе, мы должным образом игнорируем многие возможности, даже если мы должны уделять внимание другим. Если я утверждаю, что знаю, что вода безопасна для питья, я должен уметь исключить явных (то есть легко заметных) возможностей, включая вероятность того, что вода содержит небезопасные количества свинца.Однако мы также предполагаем, что ряд возможностей ложен, например, возможность того, что фтор в питьевую воду нашего родного города мог быть добавлен тайной кликой инопланетян, намеревающейся украсть жидкости нашего организма. Тем не менее, мое высказывание «Я знаю, что питьевая вода безопасна» будет выражать правду, если мои свидетельства исключают очевидные в разговоре возможности, противоречащие этому утверждению. Я должен уметь исключить, среди прочего, возможность небезопасного содержания свинца в этой воде.Мне не нужно исключать возможность заговора пришельцев.
Но именно , какие возможностей мы можем игнорировать в разговоре? Идея Льюиса состоит в том, что диапазон возможностей, которые можно игнорировать, изменяется по мере развития разговора в соответствии с множеством разговорных правил. Ради изложения я рассмотрю только одно такое правило:
.Правило убеждений запрещает собеседникам игнорировать любую возможность, в которую верят один или несколько из этих партнеров.(Льюис 1996, 555–6)
Это плохой собеседник, который просто игнорирует то, во что верят ее собеседники. Итак, хотя мы с вами можем игнорировать возможность того, что инопланетяне добавили фтор в питьевую воду нашего родного города, если бы к нашему разговору присоединился другой человек — кто-то, кто верил именно в это, — тогда мы больше не смогли бы игнорировать эту возможность. Теперь нам нужно будет исключить эту возможность, используя имеющиеся доказательства, чтобы знать, что питьевая вода в нашем городе безопасна.Как только наш заговорщически настроенный друг присоединится к беседе, наши знания могут рассеяться , если мы не сможем опровергнуть его надуманные теории .
По мнению Льюиса, основной контекстуалистический ответ на скептицизм является здравым. Во многих разговорах скептические гипотезы будут игнорироваться должным образом. Предположим, мы пытаемся определить, безопасна ли питьевая вода в нашем родном городе. В этом случае мы можем должным образом игнорировать возможность того, что наш город и остальной внешний мир — всего лишь плод долгой, совершенно связной мечты.Затем мы можем принять решение, что вода безопасна для питья (или небезопасна для питья), не обращая внимания на эту надуманную возможность. Тем не менее, если бы к разговору присоединился скептически настроенный эпистемолог, серьезно относившийся к скептическим гипотезам, мы больше не смогли бы должным образом игнорировать эту возможность, и, следовательно, мы больше не могли бы знать, что наш родной город и остальной внешний мир существует. Или, по крайней мере, мы не могли бы знать такие вещи, если бы не использовали имеющиеся свидетельства для устранения различных скептических гипотез, которые, согласно правилу убеждений, стали важной частью нашего разговора.Мы уже видели, насколько это может быть сложно. В результате скептицизм может быть оправдан, но только в том случае, если мы отнесемся к нему серьезно. Большую часть жизни мы не принимаем всерьез ни скептицизм, ни поддерживающие скептические гипотезы. Более того, в отсутствие каких-либо сдвигов в нашем разговоре вполне естественно, что мы не принимаем их всерьез. Наши знания о внешнем мире безопасны и без таких сдвигов (Lewis 1996, 561).
Одно возражение против этого подхода указывает на то, как контекстуализм трактует слово «знать» (Feldman 2003, 152–5).Контекстуалистский ответ на скептицизм утверждает, что в контекстах, где скептицизм не является проблемой, правильное использование слова «знать» не требует от нас отказа от скептических гипотез. Однако, как только скептически настроенный собеседник оспаривает наше право на знание, стандарты изменились, и мы должны отреагировать. Но Ричард Фельдман отмечает, что это отличается от других слов, использование которых варьируется от контекста к контексту. Вернемся к примеру со слоненком. Если Эми назовет слоненка большим , сравнивая его с собакой, Эми не увидит необходимости пересматривать свои взгляды, когда кто-то заметит, что слоненок невелик по сравнению со взрослым слоником.Любой, кто попросит ее отказаться от своей точки зрения на этом основании, ошибется. Детские слоны большие по сравнению с собаками , но не большие по сравнению со взрослыми слонами . Последний факт не бросает вызов первому. Но скептик действительно оспаривает наши обычные утверждения о знаниях. Я не могу просто отклонить скептический вызов, даже если он представлен в ответ на мои обычные контекстные утверждения о знании. Скептик утверждает, что я ошибаюсь, и поэтому должен ответить. Человек, который утверждает, что Эми ошибается в отношении размеров слоненка, сбит с толку, и его можно смело игнорировать.Контекстуализм требует, чтобы слово «знать» работало так же, как слово «большой», но не совсем ясно, как это работает.
Заключение
Пиррон из Элиды Джироламо Ольгиати через Wikimedia Commons. Эта работа находится в открытом доступе.Как мы видели, скептицизм — серьезный вызов, хотя есть и значительные отклики. В заключение стоит вспомнить, что есть и другие аргументы с обеих сторон скептицизма внешнего мира, не говоря уже о многих других формах скептицизма, выходящих за рамки данной главы.Также стоит отметить, что, хотя скептицизм имеет пессимистический оттенок, те, кто считает себя скептиками того или иного сорта, как правило, находят в нем значительную ценность. Например, древнегреческий философ Пиррон из Элиды (около 360–270 гг. До н.э.) защищал глобальный скептицизм как лекарство от догматической уверенности, которую он обнаружил в корне жизненных недугов. Сократ, хотя (возможно) и не был (глобальным) скептиком, но разделял убеждение, что истинная мудрость заключается в признании того, чего человек не знает (Платон [ок.390 г. до н.э.] 2009 г.). В современную эпоху Рассел разделяет те же чувства, когда пишет об «освобождении от сомнения», доставленном через средство философии ([1912] 2013). Итак, давайте закончим отрывком из Рассела, который связывает саму цель философии с ценностью сомнения и совершенствованием себя.
На самом деле ценность философии следует искать в самой ее неопределенности. Человек, не имеющий философской настойки, проходит всю жизнь в плену предрассудков, проистекающих из здравого смысла, привычных верований его эпохи или его нации, а также убеждений, которые выросли в его сознании без сотрудничества или согласия с его стороны. умышленная причина.Для такого человека мир стремится стать определенным, конечным, очевидным; общие объекты не вызывают вопросов, а незнакомые возможности презрительно отвергаются. Напротив, как только мы начинаем философствовать, мы обнаруживаем, как мы видели в первых главах, что даже самые повседневные вещи приводят к проблемам, на которые можно дать лишь очень неполные ответы. Философия, хотя и не может с уверенностью сказать нам, каков истинный ответ на сомнения, которые она вызывает, способна предложить множество возможностей, которые расширяют наши мысли и освобождают их от тирании обычаев.Таким образом, уменьшая наше чувство уверенности в том, что есть вещи, это значительно увеличивает наши знания о том, какими они могут быть; он устраняет несколько высокомерный догматизм тех, кто никогда не бывал в области освобождения от сомнений, и поддерживает наше чувство удивления, показывая знакомые вещи в незнакомом аспекте. (Глава XV)
— Бертран Рассел
«Ценность философии»
В Проблемы философии
- Как отмечалось во введении к этой главе, некоторые философы думают, что глобальный скептицизм опровергает сам себя.Что такое самооправдавшая точка зрения? Почему это обвинение может вызывать глобальный скептицизм? Как могут отреагировать мировые скептики?
- Просмотрите теории эпистемического обоснования, обсуждаемые в главе 2 (например, когерентизм, умеренный фундаментализм и объяснительный подход). Учитывая роль оправдания в знании (см. Главу 1, как каждая теория может дать информацию о реакции человека на скептицизм внешнего мира? Обеспечивает ли какая-либо такая теория адекватный ответ на скептический вызов? Почему или почему нет?
- Считаете ли вы, что мурская трактовка скептицизма удовлетворительна? Почему или почему нет?
- Считаете ли вы, что ответ контекстуалистов на скептицизм удовлетворителен? Почему или почему нет?
- Вернитесь к проблеме лотереи из блока 2 главы 1.Некоторые философы предложили контекстуализм как решение этой проблемы. Как могло бы выглядеть такое решение?
Дополнительная литература
Бобро, Марк. 2018. «Размышления Декарта 1–3». В Философия 1000 слов: вводная антология . https://1000wordphilosophy.com/2018/08/04/descartes-meditations-1-3/.
Комесана, Хуан и Питер Кляйны. 2019. «Скептицизм». В году Стэнфордская энциклопедия философии под редакцией Эдварда Н. Залта.https://plato.stanford.edu/archives/win2019/entries/skepticism/.
ДеРоуз, Кейт и Тед А. Варфилд, ред. 1999. Скептицизм: современный читатель . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
Хики, Лэнс П. «Мозг в споре с чаном». В Интернет-энциклопедия философии . https://www.iep.utm.edu/brainvat/.
Список литературы
Чепмен, Эндрю. 2014. «Скептицизм внешнего мира». Философия из 1000 слов: вводная антология .https://1000wordphilosophy.com/2014/02/06/external-world-skepticism/.
Декарт, Рене. (1641) 1985. «Размышления о первой философии». В «Философские сочинения Декарта », переведенные Джоном Коттингемом, Робертом Штутхоффом и Дугальдом Мердоком, 1–62. Том 2. Кембридж: Издательство Кембриджского университета.
Фельдман, Ричард. 2003. Эпистемология . Нью-Джерси: Прентис-Холл.
Харман, Гилберт. 1973. Мысль . Издательство Принстонского университета.
Льюис, Дэвид. 1996. «Неуловимое знание». Австралазийский философский журнал 74 (4): 549–67.
Мур, Джордж Эдвард. [1939] 1963. «Доказательство внешнего мира». В Philosophical Papers , 127–50. Нью-Йорк: Книги Кольера.
———. [1959] 1963. «Четыре формы скептицизма». В Philosophical Papers , 196–226. Нью-Йорк: Книги Кольера.
Платон. (ок. 390 г. до н. э.) 2009 г. Извинения . Перевод Бенджамина Джоветта. Архив интернет-классики.http://classics.mit.edu/Plato/apology.html.
Патнэм, Хилари. 1981. Причина, правда и история . Кембридж: Издательство Кембриджского университета.
Рассел, Бертран. (1912) 2013. Проблемы философии . Урбана, Иллинойс: Проект Гутенберг. https://www.gutenberg.org/files/5827/5827-h/5827-h.htm.
Страуд, Барри. 1984. Философское значение скептицизма . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
Чжуанцзы. 2013. Полное собрание сочинений Чжуанцзы .Перевод Бертона Уотсона. Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета.
| Резюме | Картезианские скептики приглашают нас объяснить, как знание (или обоснованное убеждение) о внешнем мире возможно с учетом проблемы, заключающейся в том, что мы не можем знать (или обоснованно поверить) в опровержения скептических гипотез, таких как мечта или мозг. в-в-в. Источником проблемы является книга Рене Декарта «Размышления о первой философии » и, в частности, книга «Первая медитация ». Например, Декарт рассматривает гипотезу о существовании могущественного злого демона, который делает его представления о мире ложными, в то же время заставляя его думать, что они истинны. Проблема, которую ставит Декарт, заключается в следующем: как мы можем узнать, что гипотеза злого демона ложна? Скептицизм внешнего мира — это мнение о том, что знание (или обоснованное убеждение) о внешнем мире невозможно. Скептик внешнего мира — это декартовский скептик , если они апеллируют к скептическим гипотезам, чтобы показать, что мы не можем ничего знать (или по праву верить) о внешнем мире.Декартовский скептический аргумент часто представляется следующим образом: (1) Если вы знаете, что утверждение P внешнего мира истинно, то вы знаете, что скептическая гипотеза SH ложна. Но (2) вы не знаете, что SH ложно. Следовательно, (3) вы не знаете, что P. Ответы на декартовский скептический аргумент можно разделить на те, которые утверждают, что посылка 1 ошибочна, и те, которые утверждают, что посылка 2 ошибочна. Mooreans отвергает предпосылку 2, утверждая, что мы можем знать опровержения скептических гипотез посредством компетентных выводов из наших обычных знаний о внешнем мире.Различные теоретики по-разному пытались поддержать точку зрения Мура (например, догматики, релайабилисты, ориентированные на знания и дизъюнктивисты). Теоретики относительных альтернатив утверждают, что скептические гипотезы не являются релевантными альтернативами нашим обычным знаниям. Многие теоретики соответствующей альтернативы отвергают принцип замкнутости и, следовательно, предпосылку 2. Контекстуалисты утверждают, что условия истинности наших приписываний знания чувствительны к контексту, допуская, что в обычных контекстах приписывание «S знает, что P» может быть правдой, даже если в скептическом контексте приписывание «S знает, что P» ложно. Некоторые философы утверждают, что существует прагматических причин с по , поддерживающих наши обычные убеждения, даже если они в некотором роде эпистемически ошибочны, согласно картезианским скептикам. Веридикалисты утверждали, что некоторые скептические гипотезы, такие как BIV или гипотеза симуляции, совместимы с истинностью наших обычных убеждений. |
Вера и правда: скептическое прочтение Платона | Отзывы | Философские обзоры Нотр-Дама
Эта книга — не столько скептическое прочтение Платона, сколько скептическое прочтение древнегреческой философии.Книга очень амбициозна как по объему своей темы, так и по широте и глубине аргументов, которые она предлагает в защиту своего всеобъемлющего тезиса. Фогт представляет эллинистический пирронизм как кульминацию эпистемологических позиций, занятых древнегреческими философами от Сократа до эллинистических стоиков и эпикурейцев. Пирроновский скептицизм является не только кульминацией более ранних философских тенденций, но и, по ее мнению, убедительным и убедительным эпистемологическим ответом на более ранние и другие эллинистические философии.Фогт тщательно обосновывает свое чтение, начиная с диалогов Сократа, переходя к среднему, а затем к Платону, а затем к эллинистической философии. Эта стратегия ведет к интересному и философски обоснованному исследованию различных текстов. Это также приводит ко многим противоречивым текстовым интерпретациям. Наконец, даже если Фогт прав в отношении того, как Секст читал историю древнегреческой эпистемологии, ее подход поднимает вопрос о том, правильно ли он это понял.
Во введении Фогт делается утверждение, которое является центральным для ее интерпретации древнегреческой эпистемологии: докса (переведенная ею как «вера») — это несовершенная когнитивная установка, которая никоим образом не может рассматриваться как компонент или следствие знания.Она приписывает эту концепцию веры Сократу и считает, что это объясняет его осторожность в отношении принятия лжи. Его нежелание следует рассматривать как предостережение от принятия убеждений, которые являются несовершенными утверждениями истины (19). Первая глава продолжает развивать эту тему, утверждая, что Платон отождествляет невежество с самовозвеличивающими способами мышления в Апологиях , Ion и Philebus . Фогт интерпретирует признание Сократа невежества в Апологии как утверждение, что «вещи, которых я не знаю, являются прекрасными / великими вещами» (38).Сократ знает обыденные вещи, включая предположения о неправильности конкретных действий, но это не делает его «экспертом в чем-либо». Это действительно позволяет ему обладать человеческой мудростью, о которой он заявляет (41). Хотя это и решает загадку знаний, как ее называет Фогт, это достигается путем введения различия между видами знания, а именно. экспертные и неспециализированные знания. Помимо загадки, которую она пытается решить, в сократовских диалогах, похоже, мало текстовых свидетельств этого различия.В Ion недостаток понимания рапсодом Ионом не в том, что это невежество, а в том, что это самовозвеличивающее невежество. Точно так же, согласно Фогту, цель Платона в Philebus — невежество, заслуживающее порицания, потому что оно является самовозвеличивающим.
Вторая глава обращается к различию между верой и знанием в Republic В. Фогт выступает против интерпретации Файном отношения между восприятием и знанием.Она защищает чтение, согласно которому Платон различает три типа верований, а именно. верования об объектах веры, убеждения без знания о понятных объектах и убеждения со знаниями об интеллектуальных объектах (51). В последнем случае вера по-прежнему отличается от знания, потому что она лишь недостаточно знакомит нас со своим постижимым объектом. Этот тип веры подразумевается в использовании Платоном сравнений, утверждает она, и позволяет Платону позволить убеждениям играть роль в исследовании, сохраняя при этом жесткое различие между верой и знанием.
В третьей главе Фогт обсуждает Theaetetus и находит там доказательства другой важной части своей интерпретации: для Древних не существует двух видов верований, а именно истинных и ложных; есть только один вид, а именно вера как несовершенная когнитивная установка. Платон поддерживает двоякую точку зрения ради аргументации, когда он рассматривает, является ли знание истинной верой, утверждает она, но его обращение с делом присяжных ясно дает понять, что он отвергает двоякую точку зрения.По словам Фогта, «опровержение DEF II, следовательно, основывается на том, что истинное убеждение не известно как истинное познающему, у которого оно есть» (91). Даже если это будет дано, трудно понять, почему эта точка зрения будет противоречить двоякой точке зрения. Несомненно, отказ от определения знания как истинного убеждения действительно указывает на требование, что для знания необходимо нечто иное, чем просто истина.
С четвертой по восьмую главы посвящены в основном эллинистическому пирронизму. Согласно Фогту, философу, столкнувшемуся с противоречивыми внешними проявлениями, возможны два ответа, а именно:релятивизм и скептицизм. Скептицизм Секста, утверждает она, «оживляет сократовскую интуицию: если есть противоречивые видимости или если никто не может что-то понять, нужно продолжать исследования» (97). Протагорейский релятивизм отвергается пирронистами в пользу скептицизма. Рациональная реакция на разногласия (противоречивые видимости) — приостановить суждение.
В пятой главе Фогт излагает свой отчет о скептическом расследовании. Вопреки тому, что обвиняли многие критики, пирронианец может проводить исследования, руководствуясь эпистемическими нормами, отвечающими ценности истины.Все три эллинистические философские школы привержены эпистемической ценности, согласно которой лучше вообще не формировать никаких убеждений, чем то, которое могло бы быть ложным (133–38). Поскольку догматики разделяют эту ценность со скептиками, пирронианин может исследовать в соответствии с ней, не принимая во внимание что-либо.
В шестой главе продолжается развитие тезиса о том, что скептикам не обязательно придерживаться каких-либо убеждений. Фогт исследует то, что она называет концептуальным обвинением против скептицизма: мышление включает концепции, а концепции включают убеждения, но скептики отрицают, что у них есть какие-либо убеждения.Более того, скептическое исследование включает в себя мысли и, казалось бы, концепции (представления о том, как обстоят дела). Фогт описывает свою защиту скептиков, отмечая, что «многое из того, что скептики говорят о себе, заложено в концептуальные рамки их собеседников» (143). У стоиков и эпикурейцев есть развитое представление о предубеждениях. Скептики имеют право использовать концепции, потому что они принимают это представление о предубеждениях. Согласно стоикам и эпикурейцам, предубеждения возникают естественным образом и не требуют активного согласия (156).Это остроумная защита Секста. Однако он рискует сделать непонятным пирронский скептицизм, за исключением рамок, предусмотренных эллинистическими догматиками.
В восьмой главе в защиту скептицизма добавлен аргумент о том, что, согласно стоикам, верования никогда не бывают истинными. Это потому, что убеждения — слабые и изменчивые уступки, тогда как знание — твердое согласие. Фогт черпает свои доказательства этого анализа из текстов, описывающих характер и состояние ума мудреца-стоика.Мудрец никогда не соглашается ни с чем не познавательным. Мудрец обладает знанием; стоики отождествляют знание с истиной, которая носит всеобъемлющий и исчерпывающий характер; знание — это не просто обладание одним или несколькими истинными познаниями. Мне кажется, все это можно допустить, не допуская, что верования стоиков не являются ни истинными, ни ложными, что является центральным в чтении Фогта. Она признает, что, поскольку для стоиков пропозициональное содержание убеждения, выраженное в высказывании, истинно или ложно, странно отрицать истинность убеждения, но она настаивает на том, что это их позиция.Как слабое согласие с впечатлением, вера регулируется нормами, отличными от несения истины. (182).
В последней главе резюмируется цель книги: наметить «основные ингредиенты смеси философских идей, относящихся к пирронизму», от сократовской мудрости до стоической концепции веры (184). Фогт продолжает утверждать, что, столкнувшись с противоречивой внешностью, философ поступил бы правильно, если бы принял скептическое исследование, которое не ограничивается утверждением истины.
Книга Фогта очень амбициозна. Это провокация и, безусловно, заслуживает серьезного изучения. Его величайшая сила — ясная концепция скептической эпистемологии, которую Фогт отстаивает повсюду. По ее словам, знание и вера — это два разных типа когнитивных установок. Первый утверждает истину, тогда как второй утверждает неполноценную истину. Обладание знанием полностью не зависит от наличия убеждений, т. Е. Из «я знаю, что p» не следует, что «я верю, что p».Напротив, если я верю, что p, я не знаю, что p. Когда познающий не уверен, обладает ли он знаниями или только убеждением, он должен отложить суждение и продолжить исследование. Следствием этой концепции веры и знания является то, что существует не два типа верований, истинные верования и ложные, а только один вид: дефектная когнитивная установка. Анализ Фогт является систематическим и сложным, поскольку она защищает интерпретации конкретных текстов, которые становятся частью мозаики ее анализа античной эпистемологии.Даже для читателя, который ставит под сомнение отдельные части анализа Фогта, попытка развить тезис этой книги стоит затраченных усилий. Человек уходит от Убеждения и Истины с более глубоким пониманием древней эпистемологии, даже если это понимание отличается от понимания Фогта.
Я считаю, что есть причины с осторожностью приписывать эпистемологические установки, определенные Фогтом, многим древнегреческим философам. У меня есть несколько опасений.Один из них касается ее взгляда на то, что убеждения не только неполноценны, но также играют роль в концептуальном мышлении. Эту картину сложно описать так, чтобы это соответствовало утверждению, что вера такова, что она не может быть компонентом знания. Конечно, проблема могла заключаться в проблеме древних эпистемологов, которые разделяли эту картину формирования понятий и убеждений. Но я склонен, ради милосердия, искать концепцию роли концепций в мышлении и вере, которая была бы последовательной и для которой есть текстовая поддержка.Согласно Фогту, мир действует на познающий, вызывая у нее различные впечатления (убеждения). Предположим, идет снег, и у познающего создается впечатление, что снег холодный. Какая же связь между представлением о снеге и представлением о холода? О картине Фогта мы не можем сказать, что понятие снега содержит (влечет за собой) понятие холода. Взаимосвязанные отношения сохраняются в сфере несения истины, но убеждения не имеют ценности истины. Возможно, эта загадка поставит под сомнение версию Фогта о роли веры в скептических исследованиях.Если убеждениям недостает истинностных ценностей, очень трудно понять, как на них могут быть основаны какие-либо логические выводы, даже те, которые приводят к приостановке суждений. Кажется, что пошло не так, как надо, так это смешение присвоения истинностных ценностей с обоснованием присвоения. Если они хранятся отдельно, то скептик может рассуждать на основе убеждений, которые он считает истинными ради аргументации, не принимая на себя обязательств в отношении того, что эти убеждения действительно истинны, потому что они обоснованы и заведомо истинны.
Еще более проблематичной, на мой взгляд, является позиция, которую Фогт приписывает стоикам, чтобы поддержать свое утверждение о том, что концептуальное мышление не связано с верованиями, несущими истину. Для стоиков рациональное впечатление — это впечатление, связанное с познанием лектона (сэйбл). Предложения полны лекта (Сказать). Рациональное впечатление — это впечатление, которое относит познающий к lekton ; то есть рациональное впечатление имеет пропозициональное содержание.Фогт не отрицает этого, но вместо этого настаивает на том, что, пока лектон является объектом мысли, он является пропозициональным, но не соответствует истине; это не тот объект, который может быть истинным или ложным. Только когда произносится лектон , он становится носителем истины (176). Тогда что мы должны сказать о lekton that p, который не является истинным как объект мысли, но становится истинным или ложным, когда говорящий утверждает это p? Если мы говорим, что это одно и то же предложение p, в обоих случаях мы сталкиваемся с проблемой осмысления понятия предложения, в котором одно и то же предложение иногда является носителем истины, а иногда — нет.Если мы говорим, что пропозиция о том, что p трансформируется в высказывании, то, строго говоря, были бы задействованы две пропозиции p ‘и p «, и происхождение p’ в мире, производящем впечатление p ‘на познающий, больше не будет придерживаться p «. Насколько я могу судить, почти нет доказательств того, что эту очень проблематичную версию можно отнести к стоикам.
Связанная с этим трудность — отрицание Фогтом того, что убеждения истинны или ложны. Она поддерживает этот вывод, ссылаясь на доказательства того, что некоторые древние мыслители проводили различие между знанием и верой и считали, что знание трансформирует веру.Но этот вывод вроде бы сделан слишком быстро. Эпистемолог, который считает, что знание — это обоснованное истинное убеждение, может допустить, что добавление обоснования к убеждению превращает его в знание. Это полностью совместимо с истинностью убеждения и с нашим утверждением, что знание влечет за собой веру. Мало оснований полагать, что древние философы не могли бы увидеть эту точку зрения и, следовательно, мало оснований приписывать им мнение о том, что верования не являются ни истинными, ни ложными, если бы они делали различие между знанием и верой.Показательным примером является отказ Платона от определения знания как истинной веры в Theaetetus в пользу определения знания как истинной веры с учётом ( logos ). Хотя последнее определение также в конечном итоге отвергается, переход Платона от второго к третьему определению предполагает, что его не беспокоит утверждение о том, что верования истинны или ложны, или то, что знание подразумевает веру.
В заключение на заслуженной положительной ноте: интерпретация Фогт пирроновского скептицизма и ее интерпретация понимания Секстом его философских предшественников и современников детализированы и убедительны.Ее чтение истории древней эпистемологии является пирронианским, и в этом заключаются как сильные, так и слабые стороны ее наводящей на размышления книги. Современные скептики, без сомнения, найдут в сочувственном изложении Фогтом скептической мысли древних греков многое из того, что имеет отношение к современным дискуссиям.
Скептики | Отзывы | Философские обзоры Нотр-Дама
Хотя название может предполагать иное, ни одно из эссе в Скептики не посвящено древнему скептицизму.Действительно, ни одна из частей не является исторической как таковой . Каждая из семнадцати статей, собранных здесь, напрямую связана с глобальными эпистемологическими скептическими аргументами или проблемами.
1. Коллекция в целом
Все эссе, кроме двух, новые. Перепечатка работ Хилари Патнэм «Мозги в чане» [1981] и Дэвида Льюиса «Неуловимые знания» [1996], по-видимому, была вызвана внутренними проблемами коллекции: две из оригинальных статей представляют собой ответы, которые точно соответствуют перепечатанным статьям.Энтони Брюкнер подробно обсуждает статью Патнэма, а Роберт Фогелин дает нам ответ на статью Льюиса. Оба полезны.
Из оставшихся тринадцати статей большинство написано людьми, которые много писали о знаниях, эпистемическом обосновании или самом скептицизме. Это, конечно, не плохо, но документы обычных подозреваемых, как правило, либо повторяют предыдущие работы, либо незначительные изменения — ответы или небольшие изменения — в их позициях. Статьи первого типа менее полезны для исследователя, а статьи второго типа менее полезны для студента.Хотя более половины документов в этом сборнике относятся к одному из этих двух типов, некоторые из обычных подозреваемых дали нам несколько хороших бумаг. Вклады Фреда Дрецке и Кейта Лерера, например, пересчитывают (по-новому) их соответствующие позиции и представляют собой десятилетия важной работы в области эпистемологии.
Самая впечатляющая особенность коллекции в целом — это диапазон представленных позиций. Когерентизм (Лерер), фундаментализм (Гилберт Харман, Питер Кляйн), контекстуализм (Льюис, Дрецке), отслеживание истины (Эрнест Соса, Стивен Лупер), Витгенштейновские ответы (в хорошей дискуссии) Мари МакГинн), кантовских ответов (А.К. Грейлинг) и экстернализм — как семантический (Патнэм), так и эпистемологический (Джеймс ван Клив, Дрецке) — являются основными темами статей. Кроме того, мы находим одного пораженца, Ричарда Фоули, который утверждает, что есть определенные скептические выводы, с которыми мы можем и должны согласиться. В последней статье сборника Дэвид Блур защищает социальные исследования науки от обвинений в скептицизме и релятивизме.
Контекстуализм, возможно, доминирующее положение в нынешних дискуссиях о скептицизме, подвергается здоровой критике со стороны трех авторов (Макгинна, Соса и Лупера).Хотя фундаментализму уделяется достаточно внимания, ему посвящены две довольно дурацкие статьи. Харман защищает то, что он называет «общим фундаментализмом», утверждая, что все убеждений оправданы просто потому, что они придерживаются; Кляйн, который называет свою позицию «инфинитизмом», считает, что убеждение может быть должным образом оправдано только «бесконечным набором неповторяющихся причин» (стр. 86). Эти две статьи напоминают нам, что вызов скептицизма, по мнению некоторых, требует отчаянных мер.
К счастью, не все авторы этого сборника разделяют это мнение. В самом деле, книга «Скептики », возможно, более ярко, чем любая другая книга на рынке, показывает, насколько все еще широко распространены ответы на скептицизм. На одном конце спектра у нас есть такие, как Харман и ван Клив, которые настолько убеждены в том, что скептицизм ошибочен, что они защищают свои соответствующие эпистемологические позиции, показывая, что они избегают скептицизма .Однако через несколько страниц мы видим Льюиса, защищающего скептицизм — дружественный контекстуализм и Фоли, защищающий скептицизм как таковой .
Две статьи, о которых я пока не упомянул, являются наиболее интересными из новых произведений в коллекции. Каждый из них по-своему идет по пути, неизведанному в недавних дискуссиях о скептицизме. В оставшейся части этого обзора я рассмотрю каждый из них по очереди.
2. Николс, Стич и Вайнберг: скептицизм и ценность знаний
Скептические аргументы утверждают, что наша интуиция показывает (i) что то-то и то-то является требованием для знания или обоснованного убеждения, но (ii) что то-то не может иметься в той или иной области исследования; следовательно, заключает скептик, никто не может иметь знаний или обоснованных убеждений в этой области исследования.В своем вкладе в этот том «Мета-скептицизм: размышления в этно-эпистемологии» Шон Николс, Стивен Стич и Джонатан М. Вайнберг утверждают, что аргумент скептика будет подорван, если окажется, что не у всех одинаковы интуиция перед лицом скептических сценариев. Затем они приводят свидетельства того, что интуиции и действительно различаются, и приходят к выводу, что либо универсальная поддержка, либо универсальный масштаб скептического вызова отпадают.
Сами авторы собрали ряд эмпирических данных, которые предполагают, что эпистемические реакции на воображаемые ситуации различаются у людей с разным социально-экономическим, культурным или образовательным прошлым.Человек, который (i) из незападной культуры, (ii) имеет низкий социально-экономический статус, или (iii) мало или совсем не философствовал, имеет меньше склонности, чем ее коррелят, отказывать в знании кому-то в скептических сценариях. . Из этих свидетельств авторы делают вывод о скептических вызовах, написав, что если «защита многих предпосылок, используемых в аргументах в пользу скептицизма, будет основываться на явном или неявном апелляции к интуиции, то мы можем … сделать вывод, что апелляция эти скептические аргументы будут гораздо более локальными, чем предполагают многие философы ».[243]
К этому выводу авторы ожидают следующего ответа: «людей, которые по-разному реагируют на… исследования скептической интуиции… следует рассматривать как имеющих разные эпистемологические концепции» [244]. Те, кто имеет иную интуицию от скептика или эпистемолога, отвечают: работают с разными представлениями о знании и обосновании. В ответ авторы заканчивают свою статью вызовом: «Без каких-либо оснований полагать, что то, что белые, западные философы с высоким социально-экономическим статусом называют« знанием », является более ценным, желательным или полезным, чем любые другие товары, которые другие группы называют «знанием», поэтому трудно понять, почему нам должно быть до этого дело, если мы не можем его получить.’[245]. Что же такого прекрасного, спрашивают они, в этой концепции знания, что мы тратим так много времени, защищая ее от скептицизма?
Стоит заметить, что этот вопрос может быть поставлен и затронут без каких-либо эмпирических данных авторов, предполагающих плюрализм эпистемических концепций. Даже если бы эпистемические концепции скептика были повсеместно поддержаны и использовались, кто может сказать, что мы должны их соблюдать? Зачем придерживаться имеющихся у нас эпистемологических концепций и продолжать беспокоиться о скептицизме? Мы можем в любой момент изменить наши эпистемологические концепции, чтобы избежать скептических аргументов; действительно, мы могли бы заменить их на по любой причине — в недавней статье Салли Хасланджер обсуждает изменение наших эпистемологических концепций с целью уменьшения сексизма в атрибуции знания [ Philosophical Perspectives , Vol.13 (1999)]. Сама возможность принятия новых эпистемологических концепций поднимает вопрос, которым Николс, Стич и Вайнберг заканчивают свою статью: что такого ценного в концепции, которой занимаются эпистемологи?
Если бы было чем-то особенным в состоянии, которое западные философы называют «знанием», то скептический вывод о том, что этого знания невозможно достичь, был бы значительным. Действительно, этот вывод был бы значительным, даже если никто из не использует эту концепцию.Если состояние — это ценное состояние, которое нужно достичь, то было бы примечательным открытием, что у нас не могло бы быть его, даже если бы никто никогда не использовал понятие такого состояния вне философского дискурса. Таким образом, хотя их эмпирические результаты интригуют, проблема, с которой Николс, Стич и Вайнберг заканчивают свою статью, никоим образом не зависит от этих результатов.
Николс, Стич и Вайнберг не дают нам повода думать, что то, что философ называет знанием, не имеет ценности. Соответственно, мы можем и должны воспринимать их вопрос как открытый вызов, а не как критику.Скептик должен сказать нам, почему состояние, которое, по его словам, мы не можем достичь, будет стоить , если будет достигнуто . Эпистемологи, которые тратят так много времени на борьбу со скептиком, должны делать то же самое; почему имеет значение, можем ли мы иметь то, чего скептик говорит нам, что мы не можем иметь? В последние несколько лет горстка эпистемологов обратили внимание на ценность знания. Но, насколько мне известно, их работа не связана с проблемой, поставленной Николсом, Стичем и Вайнбергом.Они не ответили на вопрос: «Какова ценность знания как состояния, при котором, по мнению скептиков, у нас не может быть ?» Как только они это сделают, и только когда они это сделают, мы придем к тому, чтобы увидеть, имеет ли оно значение и почему. если скептик был прав.
Возможно, что более важно, ответ на вызов, поставленный Николсом, Стичем и Вайнбергом, опишет параметры наших ответов скептику. Приемлемым ответом скептику будет тот, который либо показывает, что мы действительно можем достичь эпистемического состояния, которого стоит достичь, либо скептик не показывает, что мы не можем достичь этого состояния.В любом случае необходимо описать это состояние и его ценность. Нам нужно знать, что такого ценного в том, что мы якобы спасаем, и нам нужно знать, от чего мы можем и чего не можем отказаться в наших попытках спасти нашу эпистемическую жизнь. Сам диапазон ответов на скептицизм в The Skeptics — некоторые из которых заявляют, что мы должны жить со скептицизмом, некоторые из которых заявляют, что его следует избегать любой ценой — показывает, что этот вопрос может быть наиболее актуальным в эпистемологии. Хотя у нас явно есть выбор перестать беспокоиться о состоянии, которое «белые западные философы с высоким социально-экономическим статусом называют« знанием », мы сделаем все возможное, чтобы сначала выяснить, будет ли это отказом от ребенка вместо вода в ванне.
3. Айерс: привлекательность и неприемлемость скептицизма
Удивительно, что реальная неприемлемость глобальных скептических аргументов вызвала так мало дискуссий. Мы не можем принять выводы большинства глобальных скептических аргументов; то, что это так, подтверждается тем фактом, что скептический вызов, в котором говорится, что у нас нет причин верить чему-либо, не уменьшает и не ослабляет убеждения, на которые направлены аргументы. Это верно, в частности, даже среди самых стойких защитников скептицизма; Барри Страуд однажды написал: «Я согласен — действительно настаиваю, — что философский скептицизм — это не то, о чем мы должны серьезно думать о принятии или принятии (что бы это ни значило)» [ Journal of Philosophy (1984)].
Декарт отмечает в конце Первой медитации , что «Мои привычные мнения продолжают возвращаться, и, несмотря на мои желания, они отражают мою веру…», но в конечном итоге он ничего не делает из этого. Юм, а позднее П.Ф. Стросон уделяет много внимания неприемлемости скептицизма, утверждая, что он что-то показывает в наших убеждениях. Если на наши убеждения не влияют скептические аргументы, утверждают Хьюм и Стросон, то они должны поддерживаться чем-то иным, кроме причин; они должны быть определены «естественно».Однако каждый автор не принимает во внимание то, что неэффективность скептических вызовов может происходить не из убеждений, на которые нацелены скептические вызовы, а из самого вызова. Глобальные скептические вызовы могут иметь какое-то свойство, определяющее их неприемлемость, и это свойство может, в свою очередь, рассеивать нашу потребность беспокоиться о них.
В своем вкладе в этот том «Что мы должны сказать картезианскому скептику?» Майкл Айерс исследует этот путь, сосредоточив внимание на диапазоне скептических аргументов.Айерс утверждает, что то, что он называет скептическими «гипотезами» (например, что я — мозг в чане, что злой демон существует), «надуманно». Под этим он не подразумевает, что они просто невероятны; скорее, скептические гипотезы нацелены на столь многие наши убеждения, что мы неизбежно остаемся без какой-либо основы, на которой можно было бы судить о том, вероятны они или нет. Он пишет, что скептический вызов «не оставляет нам системы убеждений или совокупности знаний … на основании которых эти гипотезы можно было бы судить … как эпистемические возможности …» Если бы мы были, на невозможное , чтобы принять вывод глобального скептический аргумент: «любая гипотеза должна казаться такой же разумной, как и любая другая, или, что, возможно, одно и то же, никакая гипотеза не может быть объяснением чего-либо».Таким образом, огромное количество скептических вызовов подрывает их собственную способность быть оцененными; они сами устраняют все «кажущиеся причины серьезного отношения к гипотезе [от которой они зависят]». [18]
Этот путь со скептиком довольно быстр, но у него есть хорошие возможности. В частности, это позволяет нам объяснить неприемлемость скептических вызовов без необходимости отрицать их очевидную неопровержимость . «Скептически настроенные» контекстуалисты, такие как Льюис и Кейт ДеРоуз, пытаются ответить на скептицизм, объясняя очевидную безошибочность скептических аргументов.Они утверждают, грубо говоря, что, хотя (i) скептические вызовы эпистемически допустимы, (ii) постановка скептического вызова меняет эпистемологический контекст. Первая часть их позиции (i) объясняет неотразимость скептицизма: скептические аргументы не нарушают никаких эпистемических правил. Вторая часть, (ii), позволяет скептически настроенному контекстуалисту утверждать, что, хотя у нас есть знания в большинстве контекстов, мы теряем их, когда возникает скептический вызов (например, в комнате для семинаров по философии).Но эта позиция не может объяснить, почему, даже в контексте самого скептика, мы не принимаем скептические аргументы близко к сердцу. Допустимая эпистемическая проблема должна, по крайней мере, потенциально повлиять на наши убеждения. Однако даже в их надлежащем контексте и всерьез скептические вызовы не влияют на наши убеждения. Даже в комнате для семинаров по философии я по-прежнему искренне верю, что нахожусь в комнате для семинаров по философии.
ПозицияАйерса, напротив, может объяснить как привлекательность, так и отсутствие ответа на скептические вызовы.Подобно контекстуалисту, Айерс может допустить, что скептические вызовы, за исключением их масштабов, являются допустимыми эпистемическими ходами; они поднимают альтернативы, которые мы не можем исключить, и перед лицом таких альтернатив разумно утверждать, что у нас нет знаний. Таким образом, их безответственность. Однако скептические вызовы недопустимы в силу их масштабности. Они сразу урезают столько знаний, что не оставляют нам ничего, по чему мы могли бы оценить их силу. Следовательно, они не могут повлиять на наши убеждения; эпистемический вызов, который я не могу оценить, будет инертным в моей системе убеждений.Если бы этот ход был удачным, то он позволил бы нам отодвинуть скептицизм в сторону и объявить его , по сути, безответным вызовом. Это откроет нам дверь, чтобы продолжить и исследовать источник и авторитет нашего восприятия и. priori знаний, как это делает сам Айерс в основной части своей статьи.
Философов-скептиков — Философская агора
ТЕМЫ НА ЭТОЙ СТРАНИЦЕ:
ФИЛОСОФЫ СКЕПТИКИ
Скептическая школа философии была основана греческим философом Пирроном в IV-III веках до н.э. и процветала в течение нескольких столетий вместе со стоицизмом, эпикуреанством и новым платонизмом, каждый из которых рассматривал философию как практическую деятельность и способ самовыражения. жизнь.Основной целью философов-скептиков было достижение АТАРАКСИИ, то есть состояния внутреннего покоя, умиротворения, отсутствия возмущения. Это не просто кратковременный опыт, а общее состояние ума, которое необходимо развивать с помощью повторяющихся техник и упражнений. Для скептиков суждения («догмы», мнения, интерпретации) являются основной причиной беспокойства и беспокойства, и их следует избегать — но не всех из них. Скептики проводят различие между переживаниями и суждениями, другими словами, между феноменальным и интеллектуальным: прямые переживания очевидны (например: «Теперь я чувствую боль») и не подлежат сомнению, в то время как суждения неочевидны, и их следует избегать.Благодаря приостановке суждений — ЭПОХЕ — наш ум обретает покой. С этой целью скептики разработали список аргументов, призванных опровергнуть любое утверждение и показать, что его противоположность столь же очевидна. (Например, фраза «Сейчас жарко» основана на чувствительности человека, а для других животных сейчас холодно.)
1. SEXTUS EMPIRICUS — СПОКОЙСТВИЕ ПРИ ПРИОСТАНОВЛЕНИИ ПРИНЯТИЯ ПРИНЯТИЯ |
Секст Эмпирик (2–3 вв.), Философ и врач, принадлежавший к древней эллинистической философской школе, называемой скептицизмом, также называемой пирронизмом, поскольку она была основана Пирроном около 500 лет назад.В медицине он принадлежал к так называемой школе «эмпиризма» (одной из трех основных медицинских школ того времени), и поэтому Секста называют «Эмпириком».
Труды Секста — наш главный источник знаний о древней школе скептицизма. Но о его жизни почти ничего не известно, даже где и когда именно он жил. Следующий текст немного адаптирован из его книги Outlines of Pyrrhonism .
ГЛАВА 4: Что такое скептицизм?
Скептицизм — это попытка развить способность или ментальную установку, при которой мы противопоставляем видимость суждениям множеством разных способов и, создавая равновесие между противоположными причинами (или вещами), мы достигаем состояния приостановки суждения ( Epoché), а затем состояние покоя (Ataraxia).
ГЛАВА 6: Происхождение скептицизма
Происхождение Скептицизма — надежда достичь Атараксии. Талантливые люди были обеспокоены противоречиями вещей, и они сомневались, что истинно, а что ложно, и исследовали это, надеясь прийти к решению и достичь Атараксии. Фундаментальный принцип скептической системы — противопоставить каждому утверждению противоположное утверждение равной силы. Мы верим, что в результате мы в конечном итоге достигнем состояния, в котором перестанем догматизировать.
ГЛАВА 10: Скептики отрицают внешность?
Те, кто говорят, что скептики отрицают явления — то, как вещи появляются — кажутся игнорирующими наши учения. Потому что, как я сказал ранее, мы не отрицаем, что у нас есть определенный опыт, который мы вынуждены принять. Однако, когда мы спрашиваем, действительно ли объект является таким, каким он кажется, мы принимаем, что он выглядит таким-то и таким-то, и сомневаемся не в самом появлении, а скорее в суждении о нем.Это отличается от сомнений в самой внешности.
Например, нам кажется, что мед сладкий. Мы принимаем это, потому что ощущаем сладость. Однако мы сомневаемся, сладок ли он по своей сути, и это не вопрос внешнего вида, а вопрос о внешнем виде. […]
ГЛАВА 12: В чем цель скептицизма?
[…] Когда скептик начал философствовать о внешностях, чтобы понять, какие из них истинны, а какие ложны, чтобы найти Атараксию, он столкнулся с противоречиями между эквивалентными соображениями.А поскольку он не мог судить, он приостановил свое решение. И пока он был отстранен таким образом, Атараксия пришла, как будто случайно, по вопросам общественного мнения. Потому что тот, кто считает, что что-то хорошее или плохое по своей природе, всегда обеспокоен. Когда у него нет того, что кажется ему хорошим, он думает, что его мучают плохие по своей природе вещи, и он преследует тех, которые он считает хорошими. Однако когда он их приобретает, он еще более взволнован из-за своего иррационального и неумеренного возбуждения.А поскольку он боится, что его удача изменится, он делает все, что в его силах, чтобы не потерять то, что кажется ему хорошим. С другой стороны, человек, который ничего не судит о том, что хорошо или что плохо, не пытается избежать чего-либо или преследовать что-либо с такой страстью, и в результате его никто не беспокоит.
То, что случилось со Скептиком, похоже на историю о том, что случилось с художником Апеллесом. Говорят, однажды, когда он рисовал лошадь, он хотел нарисовать пену у ее рта.Но ему это так не удалось, что он бросил на картину губку, которой вытирал краски. А след губки производил впечатление конской пены.
Тем не менее, мы не считаем Скептика полностью спокойным, потому что его беспокоят неизбежные переживания. Мы допускаем, что иногда ему холодно и хочется пить, и что он страдает по-разному. Но даже в этом случае, в то время как обычные люди страдают двумя способами — как из-за самого опыта, так и из-за мысли о том, что эти состояния плохи по своей природе, — Скептик убегает с меньшим дискомфортом.Потому что он отвергает дополнительное убеждение, что эти условия плохи по своей природе. Поэтому мы говорим, что в вопросах мнений целью Скептика является спокойствие (Атараксия), а в неизбежных вещах его цель — умеренность чувств.
2. ПИРРО — ВНЕШНИЙ ВИД ПРОТИВ РЕАЛЬНОСТИ |
Пиррон (около 360–270 гг. До н.э.) был основателем философской школы скептиков, которая несколько веков процветала в древнем мире.Поскольку он не оставил нам сочинений, мы должны полагаться на отчеты более поздних авторов, таких как Диоген Лаэрт (III век нашей эры), более поздний биограф греческих философов
В приведенном ниже тексте Диоген Лаэрт рассказывает нам о жизни Пиррона, а затем объясняет философские взгляды, которых придерживался он и его ученики. Согласно этому описанию, скептики сосредоточили свое внимание на различии между тем, как вещи появляются и какими они есть, другими словами, между феноменом и реальностью, между нашим опытом и причинами этого опыта.Согласно Пиррону и его ученикам, мы не можем отрицать наш опыт, но мы не должны принимать какую-либо теорию (или «догму») о том, что лежит за пределами нашего опыта. В этом отношении скептики считали себя отличными от «философов-догматиков» — другими словами, всех других философов, которые верили в определенные догмы о мире.
Пиррон из Элиды был сыном Плейстарха. […] Он присоединился к Анаксарху и сопровождал его в его путешествиях повсюду, так что он проводил время с индийскими гимнософистами («голыми философами») и с волхвами.В результате он принял философию агностицизма и приостановки суждений. Он отрицал, что что-либо было честным или бесчестным, справедливым или несправедливым. И он считал, что на самом деле нет ничего, кроме обычаев и условностей, управляющих человеческими действиями, потому что ни одна вещь сама по себе не более того, чем это.
Он вел жизнь в соответствии с этим учением, не прилагая особых усилий ни для чего, не принимая никаких мер предосторожности, но сталкиваясь со всеми рисками, когда они приходят, будь то повозки, скалы, собаки или что-то еще, и ничего не оставляя на усмотрение органов чувств.Но его охраняли друзья, которые (как говорит нам Антигон из Кариста) всегда следовали за ним. Однако Аэнесидем говорит, что только его философия была основана на приостановке суждений и что в повседневном поведении ему не хватало осторожности. Он дожил до девяноста лет.
[…] Пиррон удалялся от мира и жил в одиночестве и лишь изредка показывался своим родственникам. Он сделал это, потому что слышал, как один индеец упрекает Анаксарха, говоря ему, что он никогда не сможет научить других тому, что хорошо, пока он стремился служить царям при их дворе.[…] Когда собака бросилась на него и напугала его, он ответил своему критику, что полностью избавиться от человеческой слабости непросто.
[…] Его последователей называли пирронейцами по имени своего учителя, а также апоретиками, скептиками, эфектиками и даже зететиками из-за их принципов (если их можно назвать принципами). Зетики или искатели — потому что они всегда искали истину. Скептики — потому что они всегда искали решение и никогда его не находили.Эфектики или сомневающиеся — из-за состояния ума, которое они имели в своем запросе: ожидание суждения. И, наконец, апоретики или недоумевающие — потому что не только они, но и философы-догматики часто недоумевали.
[…]
Скептики постоянно отвергали догмы всех философских школ, но сами они не декларировали никаких догм. И хотя они представляли и объясняли догмы других, сами они не определили ничего определенного.
[…]
Это была та интерпретация, которую они давали: хотя вещи кажутся такими-то и такими-то, на самом деле они не таковы, а только кажутся таковыми. И они сказали бы, что их интересовали не мысли, поскольку мысли, очевидно, просто мысли, а то, что связано с ощущениями. […] Они сначала покажут причины веры во что-то, а затем теми же методами разрушат веру в это. […] Они покажут, что вероятности с обеих сторон равны.
[…]
Философы-догматики утверждают, что скептики отбрасывают саму жизнь, потому что они отвергают все, из чего состоит жизнь. Скептики отвечают, что это ложь, потому что они не отрицают, что мы видим, они только говорят, что не знают, как мы видим. «Мы признаем то, как вещи появляются», — говорят они, — «не признавая, что они действительно такие, какими кажутся». Например, мы воспринимаем горящий огонь, но откладываем суждение о том, является ли горение его природой.Мы видим, что человек движется и что он погибает, но не знаем, как это происходит. Мы только возражаем против признания неизвестной субстанции, стоящей за внешним видом.
[…]
Для них цель — приостановление суждения, которое приносит с собой умиротворение, как его тень, — так заявляют Тимон и Энесидем.
Потому что в вопросах, в которых мы можем решать, мы не выберем это и не будем этого избегать. А вещей, которые не нам решать, но которые происходят по необходимости, таких как голод, жажда и боль, мы не можем избежать, потому что они не могут быть устранены силой разума.Догматики утверждают, что если у вас есть такое настроение, вы были бы готовы убить и съесть своего собственного отца, если вам прикажут это сделать; и Скептик отвечает, что он сможет приостановить свое суждение, когда проблема будет достигнута, но не в вопросах жизни и принятии мер предосторожности. Поэтому мы можем выбирать что-то или избегать этого по привычке и следовать правилам и обычаям.
По мнению некоторых авторитетов, цель скептиков — бесчувственность; по мнению других, кротость.
3. КАРНАДЫ — НАДЕРЖИВАЕМЫЕ, НО НЕ ИСТИНА |
Платон основал свою Академию в Афинах в 387 г. до н.э., но менее чем через столетие, в третьем веке до н.э., в Академии доминировали философы-скептики, и оставалась таковой до тех пор, пока не была разрушена в 86 г. Афин.
Академические скептики отвергли возможность знания и спорили с философами-стоиками, которые считали, что обладают знаниями о жизни и вселенной, основанными на впечатлениях (восприятиях, переживаниях), которые являются «каталептическими» или очевидно истинными.Главный аргумент скептиков против них заключался в том, что «каталептических» впечатлений не существует, потому что мы не можем различить впечатления, которые являются истинными, и впечатлениями, которые кажутся похожими, но на самом деле ложными (галлюцинация, имитация, игра света и т. Д.) . Например, если вы воспринимаете собаку, у вас есть восприятие собаки, которое вы не можете отличить от иллюзии собаки. Таким образом, вы никогда не можете быть уверены, истинно ваше восприятие или ложно.
Стоики ответили своими контраргументами, одним из которых было то, что этот радикальный скептицизм противоречит реальной жизни.Вы не сможете прожить жизнь, если не принимаете большую часть своего опыта как правду и как основу для своих решений и поведения. Например, когда мы видим хлеб на тарелке, мы едим его, когда мы видим, что собака нападает на нас, мы убегаем, а когда мы видим друзей, мы говорим с ними, не сомневаясь в своем восприятии.
Несколько мыслителей-скептиков предложили различные ответы на этот аргумент. Одним из них был Карнеад из Кирены (214–129 до н.э.), который был главой Платонической академии во втором веке до нашей эры.Карнеад не оставил никаких трудов, но его взгляды были записаны римским философом и политиком Марком Туллием Цицероном (106-43 гг. До н.э.).
Приведенный ниже текст адаптирован (некоторые мелкие детали игнорируются) из книги Цицерона Об академическом скептицизме , которая структурирована как диалог между несколькими людьми, в том числе самим Цицероном, который, казалось, поддерживал умеренную форму скептицизма. Здесь Карнеад (цитируемый его учеником Клитомахом, которого цитирует Цицерон) отвечает на этот вопрос, проводя различие между двумя видами впечатлений (восприятий): очевидными истинными и «убедительными».Очевидно, истинного впечатления не существует — следовательно, знание невозможно, однако некоторые впечатления «убедительны» в том смысле, что на них можно положиться как на рабочие гипотезы. Они практически полезны, хотя и не представляют собой настоящих знаний. «Эта идея неудивительна, — объясняет Карнеадс, — потому что на самом деле ее используют все». В повседневной жизни мы часто полагаемся на гипотезы, которые не являются достоверными: например, мы берем лодку, даже если мы не совсем уверены, что она доберется до места назначения.
[Цицерон разговаривает с военным генералом Лукуллом:]
Карнеадс считает, что есть две категории впечатлений. Первый — это различие между впечатлениями, которые явно истинны, и впечатлениями, которые не являются, второй — между впечатлениями, которые убедительны, и впечатлениями, которые не являются таковыми. […] Хотя очевидных истинных впечатлений нет, многие из них мы можем на законных основаниях одобрить. Было бы противно природе, если бы не было убедительных впечатлений, и результатом было бы полное нарушение жизни, как вы, Лукулл, заметили.
Итак, многие перцептивные впечатления заслуживают нашего одобрения, если мы помним, что для каждого из них существует ложное впечатление, которое ничем не отличается от него. Таким образом, мудрый человек будет использовать все, что кажется ему убедительным, если ничто не противоречит его убедительности, и вся структура его жизни будет управляться таким образом. В конце концов, мудрый человек, которого вы имеете в виду, во многих случаях следует убедительным впечатлениям, которые не очевидны, но правдивы.
В самом деле, если бы он их не одобрил, вся его жизнь была бы подорвана. Вот один пример: когда мудрец садится в лодку, знает ли он наверняка, что прибудет? Как он мог быть уверен? Тем не менее, если он отправится отсюда в Путеолы, что на расстоянии тридцати стадий [= около 5,5 км], на испытанном судне, с хорошим штурманом и в такую безветренную погоду, у него будет убедительное впечатление, что он прибудет туда благополучно. Поэтому он будет размышлять о том, что делать или не делать на основе впечатлений такого типа.[…]
Таким образом, все, что без проблем производит на него убедительное впечатление, побудит его к действию. Он не сделан из камня или дерева — у него есть тело и разум, и он мотивирован думать и воспринимать. Итак, у него много истинных впечатлений, но в этих впечатлениях нет того отличительного и особенного признака очевидной истины, который вам нужен. Таким образом, с точки зрения Карнеадса, мудрый человек не согласен с тем, что это истинное впечатление, потому что может произойти ложное впечатление, точно такое же, как и истинное.
[…]
Тем не менее, Лукулл, мы, безусловно, должны попытаться разобраться с возражениями, которые вы нам постоянно махаете: «Вы действительно говорите, что ничего не понимаете? Вы хотите сказать, что ничего не слышите? Что тебе ничего не понятно? Чуть раньше я объяснил, как Карнеад разрешил эти возражения. А теперь послушайте, как его ученик Клитомах рассматривает эти темы в книге, которую он написал для поэта Гая Луцилия […]: «Академики считают, что между вещами есть несходства, так что некоторые из них вызывают убедительное впечатление, а некоторые не надо.Тем не менее, это не означает, что одни впечатления явно верны, а другие нет, потому что многие ложные впечатления также убедительны, а что-то ложное — это не то, что вы можете знать. Итак, говорит он, люди, утверждающие, что академики лишают их чувств, полностью ошибаются. Академики никогда не утверждали, что нет цвета, аромата или звука. Они утверждали, что такие вещи не имеют отличительного признака истины или достоверности ».
